|
|||
Крестики-нолики 6 страница- Есть, сейчас выжму, - сообщил он и через пару минут вернулся в комнату. Иван сидел рядом с Маркизой, заглядывая ей через плечо. Одна его рука лежала на ее талии, а второй он держал руку Макса. - Правда, красиво получилось? – спросил басист, поднимая глаза на Марка, за-стывшего со стаканом в руках. - Да, идеально, - буркнул он в ответ, - держи… - Марк протянул девушке стакан, и она, окунув вату в лимонный сок, щедро промокнула свежие порезы. - Это зачем? – спросил Максим, морщась. - Щиплет… - Края порезов стянутся быстрее, и шрам получится тонкий и ровный. Да и дезин-фицирует хорошо. Проверено… - закрыв ранки влажной салфеткой, она оторвала кусок скотча и закрепила ее на коже. – Вот и все… Снимай с него остальной скотч, Марк, и по-ехали домой. Меня рубит жестко… Тут и без нас разберутся. – Она посмотрела на Макса, - Вам же есть, о чем поговорить? – тот кивнул, с трудом садясь на диване. – А это я забе-ру, - она собрала инструменты в лоток, а Марк слепил из собранного по студии скотча большой комок, сдирая его куски с подлокотников кресла и одежды Максима. - Вроде все убрал… Бутылки пусть валяются, или тоже прихватим? - Оставь… - Маркиза в последний раз окинула взглядом комнату, ноутбук на столике, парней на диване, открыла дверь и перешагнула порог.
Глава 9 То, что отдал — твоё «Нет обещаниям, я верю, что буду с тобой, Мои возвращения стоят твоих ожиданий» /гр. Обе-Рек «Поток»/
Было тяжело. Тяжело играть спокойствие, когда внутри ураган рвал крышу во всех смыслах этого слова. Они так и не поговорили серьезно. Иван сейчас напоминал Максу любопытного ребенка, разделывающего кошку, а у детей грань между добром и злом все-гда расплывчата. И очень неприятно было выступать в этой ситуации в роли шокирован-ного родителя, зашедшего в комнату своего чада и увидевшего данный процесс познания во всей красе. Но еще неприятнее было быть той самой кошкой... Обезболивающее, что вколола Маркиза, подействовало, но ситуация настолько вы-била его из колеи, что он бы предпочел скорее чувствовать боль от пореза, чем то, что сейчас творилось с ним. Максим не знал, как себя вести, что говорить, а Иван канючил и доставал его вопросами, почему Маркиза так быстро ушла, ведь они еще не доиграли... - А что ты еще не успел? - искренне удивился Макс. - На мне порисовал... Девчон-ку напугал. - Никого я пугать не хотел, - почти обиделся Иван, - я хочу, чтобы на ней был такой же знак, как и на тебе... - Макса испугала его улыбка: немного наивная, и абсолютно ис-кренняя. - А ты уверен, что она захочет носить вторую метку? Первый её, так сказать, хозя-ин — мёртв... - Иван забрался на диван с ногами, усаживаясь по-турецки, нахмурился, прижимаясь плечом к плечу Макса, и промолчал. - А еще... у нас есть пара часов, чтобы поспать... - закинул удочку Макс. - Слышишь? - но утихомирившийся басист уже отки-нулся на подголовник дивана и сопел. - Парень уложил его на диван, набросил сверху плед, потрогал ладонью лоб, - Вот и правильно. Спи... Утро вечера... - он взял со столика пачку сигарет и тихо пошел к выходу, - уже и так утро... Оказалось, что времени на сон сжалившееся мироздание предоставило намного больше, чем Максим мог надеяться. Но себе он не мог позволить уснуть сейчас, поэтому уселся прямо на ступенях подъезда, и курил одну за другой, вспоминая бледное лицо за-дыхающейся Маркизы, похожее на восковую маску. «Интересно, Марка она доводила до Порога или нет? - внезапно задумался Максим, - и что спровоцировало Ванькин срыв? » А потом зазвонил мобильный, и Макс полез в карман накинутой поверх истерзан-ной рубашки куртки. «Юрка. Тебе еще что надо? » - устало скинул звонок Максим, но через минут десять мобильный снова завибрировал в кармане. На этот раз высветился номер клавишника. - Что?! - буркнул в трубку вокалист таким голосом, что Дмитрий даже растерялся. - Э... Макс? Ты в порядке? Я не вовремя? - Бывало и лучше, конечно, - взял себя в руки Максим, - Что у вас всех в такую рань стряслось? Расписание не менялось вроде... Юрка только названивал... - Ну, так поздравить тебя хотел! Твою цацу тут уже по сети вовсю обсуждают. - Не понял... Какую цацу? - Проснись, Макс! Клип твой! Зайди в сеть. Посчитай просмотры, - хихикнул Дмитрий, - Ты что, вчера его по-пьяни выложил и забыл? - продолжал смеяться Иванов. «Клип. Точно». - Ты проставляешься, конспиратор! - сообщил ему клавишник. - Юрке тоже понравилось. И... отличный видеоряд. Хотя я даже не знаю, как ты уговорил Ваньку на эту жесть... А вообще... только он бы и согласился, - снова сдавленный смешок в трубку. И где бабло достал на монтаж, куркуль?! Дмитрий все говорил и говорил, а Максим думал о том, что ему важен только один зритель. Тот, что сейчас сопит в две дырочки на диване... - Извини, Дим, у меня тут еще звонок на линии. Проставлюсь, не вопрос, - Макс сбросил оба вызова и стал подниматься обратно в студию. Иван по-прежнему спал, и он сел в кресло перед пультом, надевая наушники, что-бы не беспокоить басиста. Логин... Пароль... Как и говорил Дмитрий — куча вопросов и сообщений, но Макса хватило только на что, чтобы нажать воспроизведение, и слушать свой собственный голос. Знакомые кадры. Он помнил, сколько пришлось ехать по бездорожью, чтобы от-снять материал, сколько раз дублировать сцены, стоило только Леди или Маркизе покри-вить личико... А теперь, глядя, как девушка в кадре отпускает в небо птицу, подбрасывая ее на ладонях, и слушая строки песни, он оттянул рубашку, разглядывая залепленную скотчем грудь. «Вот ты и прилетел, Макс. Метка игрока. Навсегда... И теперь что, Ванька? - спра-шивал он и сам же отвечал, - Если рядом с тобой есть та, что стирает границы, должен быть и тот, кто останется неизменным. Константа среди этого хаоса эмоций... Если есть та, что помогает взлететь, я буду тем, кто поймает, когда крылья устанут тебя держать... Всё просто. До невозможности просто. Ведь у той, которой помогаешь взлететь ты, тоже есть свой ловец... Навсегда. Даже если птица, падающая с небес, не белый голубь, а чер-ный ворон». На диване заворочался Иван, поджимая колени к груди и тут же распрямляясь, раз-водя в стороны руки, потягиваясь. Макс заметил это, только когда за спиной раздался стеклянный звон, и пустая бутылка, подкатываясь, толкнулась прямо в курью лапу кресла на колесиках. Парень обернулся, встречаясь с сонным взглядом басиста. - Как спалось? - спросил вокалист. - Выспался хоть? - Да, как заново родился, - буркнул Иван, - с девственно чистой памятью... - он ог-лядел бутылки под столом, - А неплохо мы вчера... - Что последнее ты помнишь? - и басист задумался. - Маркизу в электричке... Бли-ин... Я же её…- он выглядел расстроенным, - вот я вчера наломал... Нужно ехать, извиняться... - парень поджал губы, а Макс только хмык-нул, качая головой, и поднялся с кресла, как обычно, цепляя ногой провод и выдергивая джек из гнезда...
Из динамиков лилась до боли знакомая мелодия. Иван мгновенно узнал свои басо-вые партии, подчеркнутые барабанными сбивками, гитарный риф, выстраданный Смир-новым, нежный перебор клавиш, но голос… такого голоса Иван еще никогда не слышал у Макса. Чистый, яркий, он резко сменялся хрипом, переходящим почти в рык, и потом снова в звонкий, переливчатый фальцет. Парень так и остался неподвижно сидеть на ди-ване, вслушиваясь в слова, ловя каждую ноту рефрена…
Мы — Братья-Ветр`а. Братья-Ветр`а. То ураган, то бриз. Гладят плечо листья костр`а, Пепел роняя вниз. Лучше стена, лучше волна, Лучше уж сотни миль, Да, между нами лучше – война. Лучше, чем мертвый штиль… Макс щелкнул клавишей - и все стихло. - Это ведь та самая?.. - поглядывая на монитор, спросил Иван. Поставь с начала, пожалуйста... - Это клип, Ваня. И далеко не всё в нём тебе понравится, - тяжело выдохнув, сказал Макс. - Кли-ип?! Офигеть! Макс, так не честно! Музыку писали вместе, а на съемку позвать... - тут же разошелся басист. - Не позвал... Может, мне хотелось тоже глаза с экрана помозолить... - обиженный голос Ивана звучал в тишине студии неожиданно громко. - Уж поверь — помозолил ты там достаточно, - тихо произнес Макс. - Этот клип был снят для тебя... а текст был написан в соавторстве с Маркизой... Вчера вечером я загрузил его в сеть. - Максим кивком головы пригласил Ивана к монитору, отодвинул крес-ло, подождал, пока парень умостится за столом, снова щелкнул клавишей, разворачивая окошко плеера. - И... так было нужно... Ты поймешь. Иван насторожился, слушая вступление и всматриваясь в первые кадры клипа, где по разбитой колесами дороге куда-то в степь уходил путник, волоча за гриф тот самый бас, который он угробил, вытаскивая из машины Илью. Исцарапанная дека волочилась в пыли, в струнах путалась сухая трава, а над головой - свинцово-серое, с кляксами облаков небо, сливающееся с мягким полукругом горизонта…
Уходишь, мой друг. Я выбор свой сделал тоже... Нельзя удержать того, кто всегда в пути. По линиям рук, Узнал я, что сердце гложет, На память набросив прощальных минут сатин.
У самой границы экрана рвалось на ветру красно-белое полотнище флага, и тот Макс, что по ту сторону объектива, лишь на миг встретился глазами с Иваном в кресле, и повернулся, следуя за бредущим путником. Снова хлопнул флаг, оказавшийся плащом, сползающим с тускло отсвечивающей сетки кольчуги, и в мелодию вплелись звуки дале-кого боя, вспыхивая и затихая, и бескрайняя степь сменилась сумрачным углом забро-шенного здания...
А помнишь, мой брат? - Ведь раньше всё было проще, Когда мы не кланялись идолам злой молвы... В квадратах заплат, Ветр`а драный стяг полощут, И многим не встать из объятий степной травы.
Замерев на стуле перед монитором, Иван вглядывался в бегущие перед глазами кадры с ржавым эффектом сепии: короткие вспышки, оживляющие в памяти старательно спрятанный кошмар…
Раньше... Мы могли — и мы смели. Мы ныряли в сраженья. За секунду до цели, Принимая решенья.
«Что же заставило тебя, Макс, принять это решение? Не верю… Не верю, что ты хотел, чтобы мне было сейчас так паршиво… Так было нужно? Кому?! » - чувствуя, как начинают дрожать поджилки, думал Иван, и голос Макса отвечал ему из динамиков.
Тяжела, Словно Гроб Господень, Моя любовь. И я, словно Иуда, Целую тебя, Прости. Я прощенья прошу, мой брат, Что не смог спасти, Что не смог удержать Этих режущих душу слов.
На плечо легла теплая ладонь Максима, крепко сжимая, напоминая, что он не один, а на экране беззвучно опускалась карающая рука с плетью. Снова и снова. Искаженные лица, пламя, перекидывающееся на красно-белое знамя, цепь, тянущаяся по усыпанному битым кирпичом полу: Иван почти чуял этот удушливый запах горения, перемешанный с металлическим привкусом во рту.
Ты помнишь, Как нас учили молчать под пыткой? Но пела душа, Над которой огонь не властен. Нас предали, брат, огню, Как бумаги свитки - И стали грехом молитвы, обеты - страстью.
Образы, образы... Такие пульсирующие, такие живые...
Но солнце остынет Над города впалой ссадиной. В седых ковылях растерявши мечи и ножны, Мы топчем святыни, Те, что губами гладила Горячая плоть зари в небесах тревожных...
Объектив камеры приблизил мутное, запотевшее стекло, сквозь которое неясными тенями прорисовывались две фигуры: темная и светлая. Их ладони соприкоснулись, и темная фигура осела на пол пустым полотном ткани, а из-за кадра появилась тонкая кисть руки, стирая мутную пелену со стекла, и в этом блестящем мазке четкости прямо в камеру пристально смотрел Макс.
Только... За секунду до вдоха. До прыжка за мгновенье. Нас клеймила эпоха За души откровенья...
Зелена, Как венец лавровый, Моя тоска. Нас учили, что душ зеркала Никогда не врут. Я под пытками имени звук Твоего ласкал... Но поверишь, мой Цезарь, Что я тебе — брат, Не Брут?..
«Зачем? Зачем?! » Иван снова смотрел в бескрайнюю степь сквозь стекло монитора, словно через грань между тем и этим миром: тонкая, явно женская, фигура в плаще шагнула в кадр, где под ногами расползался густой утренний туман, из которого четкими ломаными линиями торчали травинки. С головы сполз капюшон, и знакомые темные волосы заструились по спине. Девушка повернулась, ее лицо было в слезах, и черные потеки туши косо линеили белоснежность щек. «Дежавю» Она смотрела в небо, поднимая вверх руки, в которых, отсвечивая иссиня-черным пером, сидел ворон. Пальцы осторожно огладили крылья. Одно движение — и птица чер-ной точкой исчезла в небе...
А ты п`адал в мо`и лад`они р`аненой пт`ицей, Но не т`ем голубк`ом сизокр`ылым, как вс`е прив`ыкли... Ух`одишь, но п`амять согн`ет угол`ок стран`ицы, Чт`обы `я иногд`а тебе м`ог присн`иться...
Братья-Ветр`а. Братья-Ветр`а. Вьется тропа у ног. Кончится ночь, завтра с утр`а Твой отыщу порог...
- Этот клип… уже в сети? – на выдохе спросил Иван, и Макс кивнул, забывая, что парень к нему спиной. - Но зачем?! - Крайняя необходимость… - И какие же параметры у этой «крайней необходимости»? – повернулся к Максу басист, и тот выдержал его взгляд. - Если в сеть попадет оригинал диска… И тут всё стало на свои места. Ивану всё стало ясно: и странные взгляды Ларса, и секретничанье, и поведение Максима, когда они мчались на машине якобы за архивными дисками, и разговор гитариста наедине с Маркизой, после которого и было разыграно представление. Но для кого все это предназначалось, Иван понял только сейчас. «Сраная жертвенность! »
У подъезда послышался шум подъезжающих машин и голоса, просигналил домо-фон, и студию заполнили гомонящие участники группы. Посыпались поздравления и во-просы. - Макс, меня уже с утра замучили: совместный ли это проект или сольный, - протя-гивая руку, сообщил вокалисту Юрий. - Малосольный, блин, - отшутился Макс, уворачиваясь от дружеского похлопыва-ния по плечу, что не укрылось от внимательного взгляда Ивана. Последним в студии появился Ларс. Поздоровавшись со всеми, он поставил кофр с гитарой на пол, переобуваясь. - Ванька! А ты-то каков жук! - воскликнул в этот момент Иванов. - Я и не подозревал такого актерского таланта! - Тренировался... - хищно улыбнулся басист, одновременно наблюдая за подошед-шим к Максу Ильей. Они перекинулись парой дежурных фраз, и Ларс, достав из рюкзака пластиковую коробку с диском, впечатал ее Максу в грудь, отчего тот сжал челюсти и побелел. - Отличный ход. Партия сыграна, - сквозь зубы процедил гитарист, даже не подоз-ревая, насколько он близок к истине, отошел и уселся на диван, вытаскивая из-под себя скомканный плед и тут же отдергивая руку, - Атблять... - с пальцев на пол закапала кровь, - что вы тут раскидали?! - на диване блестел скальпель. Юра протянул Илье салфетку, и тот зажал ее в кулаке, а Иван, подобрав с дивана инструмент, повертел его в руке, хму-рясь. - Макс?.. Откуда это здесь? - его взгляд курсировал от блестящей железки до при-жатой к груди руки Максима. - Что вчера произошло?.. - с подозрением в голосе продол-жал спрашивать парень, шагая к вокалисту. Его пальцы легли на запястье, чувствуя на-пряженные, словно басовые струны, сухожилия, и Макс убрал руку, позволяя Ивану ото-двинуть ткань рубашки. - Это что?! - басист ковырнул ногтем скотч и замер, уставившись на запекшиеся линии «диеза» с крестом в углу. - Ничего страшного, - хмыкнул Макс, отводя глаза. - В крестики-нолики играли. Ты победил. Держи, - он протянул Ивану диск. - Порнушка? - хитро подмигнул Иванов, кивая на диск. - Не... рабочие записи материалов для клипа, - мотнул головой басист и обратился к Максиму, - после репы поедешь со мной к Маркизе? - А куда я денусь теперь? Я — твой... - шепнул ему на ухо Макс.
*** Было уже прохладно, когда Илья вышел из здания, где проходила репетиция еще одной группы, где он подвизался гитаристом. Темнеющие улицы выглядели неприветли-во, и парень, в который раз вспомнил о так нужной сейчас машине, и, заодно, Маркизу незлым, тихим словом. Заворачивая за угол, он внезапно зацепился за что-то носком бо-тинка и полетел на асфальт, на лету стараясь уберечь от падения гитару. - Твою-у ж, - протянул он, падая, и тут же почувствовал, как его руку заводят за спину до хруста, а в позвоночник упирается колено. - Ну, снова здравствуй, Инквизитор… Зажился ты, однако… - влился в ухо спокой-ный мужской голос. – Не очкуй, я просто предупреждаю. Если ты еще раз хоть посмот-ришь косо на этого сраного Изотова, Макса, или, не дай Боже, Маркизу… я тебе не только машину поцарапаю… я из тебя самого ремней нарежу… ясно? – давление на позвоночник усилилось, - я спросил, ясно? - Да… - вымученно выдавил Илья. - Ты проиграл, смирись. - Я не проиграл, Марк… Я сдался.
|
|||
|