Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Послесловие 25 страница



Томас был вынужден подумать об Алене Буле.

 

— Это так? На войне? — тихо спросил он. — Я слышал только рассказы о горе и долге.

Бастьен качал головой.

 

— Я не страдал. Напротив, на войне у меня впервые в моей жизни был шанс. Там речь идёт только о победителе и побеждённых. И здесь я был впервые победителем. Если замечаешь, что превосходишь противника, тогда это как опьянение. Лишь лава в венах, и ты находишься далеко от всего. Только сам в себе. Ты можешь всё, ты –

 

всё. Это безумие.

 

Томас вздрогнул от взгляда Бастьена: выражение его лица резко


 

изменилось. Он выглядел почти... очарованно. Томас слышал о солдатах, которые любили свое ремесло. Должно быть, его друг один из них.

— Как ты можешь так говорить об убийстве? Это ужасно и бесчеловечно.

Бастьен засмеялся.

 

— Неужели? Тогда представь, что Адриен мог бы сделать с Изабеллой, и скажи это снова. Более того, Бог стоял рядом со мной на поле боя, в противном случае я был бы мёртв, поэтому вероятно то, что происходит на войне, правильно. Прекрати говорить, как бумажный задира, Ауврай. Ты точно знаешь, о чём я говорю, потому что ты больше похож на меня, чем ты признаешь. Страдание, одиночество и предательство – это была твоя жизнь. И будем честными: ты когда-

 

нибудь хотел иметь власть? Силу, которая позволяла бы не оскорблять тебя, но и давать настоящий отпор? Власть отстаивающая тебя всегда и везде?

Беда была в том, что где-то в нем самом этот вопрос нашёл отклик. «Как часто я представлял ребёнком, как пихаю Армана в пучину? »

— Может быть, — неохотно признался он.

 

Бастьен кивал.

 

— Ну вот. Тогда мы, в любом случае, понимаем друг друга. Если не победишь ты, Адриен победит тебя. У тебя есть выбор. И теперь отдыхай, нам понадобятся наши силы.

***

 

Изабелла не могла поверить, что, в конце концов, задремала в этой чёрной пещере. Но она на самом деле уснула от усталости, присев напротив скалы. Её затылок онемел, руки и плечи затекли, а запястья ныли. Небольшой свободы действий, которую она выиграла, не хватало,


 

чтобы совсем снять путы. Собаки реагировали на каждое движение. Но когда сейчас она бесконечно осторожно распрямилась, они оставались странно молчаливыми. Всплески были повсюду, девушка также внимательно прислушивалась, но не услышала рычания и никаких движений. «Наконец они спят! »

 

Теперь Изабелла бодрствовала. В лихорадочной поспешности она начала ослаблять оковы, выворачивалась, поднимала локти, и на самом деле ей удалось через некоторое время расширить одну из петель. Она дёргала до тех пор, пока, наконец, не смогла вытащить одну руку из петли. Так быстро, как смогла, Изабелла стащила с глаз повязку и открыла глаза. Эйфория, от которой ее бросало то в жар, то в озноб, стихла сразу же и заставила застыть, оставив одно отчаяние и горький привкус разочарования. «Как мне здесь что-то выяснить? » Снова только чернота, ещё насыщеннее, чем мрак её кошмаров. Никогда раньше ей так не хотелось укрыться в руках Томаса.

 

Девушка с трудом поднялась на ноги, почувствовала отвесные стены, которые не предполагали никакой опоры для лазанья. Но натолкнулась на маленький ручеёк, который стекал сверху по стене. Изабелла поймала его и жадно пила. Это невыразимо хорошо, отведать влагу и утолить жажду. Затем она искала дальше. Изабелла оказалась в ловушке в тупике тоннеля. Итак, ей нужно было избежать собак. Уже при мысли, чтобы подойти к ним, ей стало дурно от страха. Слишком хорошо она помнила покойницу, которую охраняли драгуны.

 

«Святая Богоматерь, помоги мне! — умоляла она. — «Не позволяй мне так закончить! »

 

Молча, пальцами ног, она на ощупь разведывала впереди каждую выемку в скале. Потом одна из собак со стоном перевернулась. Шерсть коснулась подъёма ее ноги, вес перекатился на ногу. Девушке пришлось


 

прижать руку ко рту, чтобы не закричать. «Все время они были ко мне так близко? »Собака снова задвигалась. Изабелла могла чувствовать, как играют мышцы под её шкурой. Она покрылась потом. «Господи, заставь ее спать дальше! »Но молитву не услышали. Когти царапнули, когда животное вскочило и бросилось с глухим, пыхтящим рычанием на своей веревке. Однако Изабелла уже убежала и снова прижалась спиной к стене своей тюремной камеры.

 

***

 

Томас проснулся от сердцебиения и открыл глаза. Юноша вообразил, что мертвецы нашёптывали ему кое-что, что он не понимал. Когда Томас переворачивался на другой бок на своем жёстком топчане, то замечал, что был один. Первое, смутное предчувствие света проникало в комнату, это было еще перед восходом солнца, никакие птицы не пели. Винтовка Бастьена отсутствовала, только оружие Томаса прислонялось к сундуку.

 

Он вскочил и осмотрелся. Огонь был засыпан тёмно-серым песком. Но корзины и сумка из меха были еще здесь! И теперь Томас услышал, что Бастьен был снаружи: шаги были перед домом. Он вздохнул. «Неужели я действительно поверил, что он оставил меня? »

Томас вскочил и схватил свою куртку, потом нашёл свою сумку с порохом и боеприпасами и сел на сундук, чтобы зарядить ружьё. Когда он наклонился вперед, ему бросилось в глаза то, что между сундуком и стеной была щель. Там лежал предмет, покрытый сухой корочкой грязи. Томас слышал грохот, когда вчера Бастьен принёс огниво. Наверное, этот предмет упал тогда за сундук? Томас передвинулся и, упираясь руками, заглянул туда. Ботинок. Но не сабо, которые носили крестьяне. Несмотря на корку грязи, он смог рассмотреть, что это был кожаный дамский ботинок. Но только когда юноша ударил им по сундуку, и грязь


 

упала, он понял. «Чёрный зашнурованный ботинок с красным каблуком! »Точно такой же один Изабелла потеряла, когда упала слошади. Томас напрасно искал его на каштановой поляне. Он наморщил лоб. Бастьен нашёл его на поляне. Но почему взял его с собой?

 

Томас снова осторожно отложил ботинок и повернулся с неприятным чувством, что здесь что-то не так. Он пристально смотрел на корзины. «Не будь смешным», — сказал он себе. — «Бастьен не имеет с ним ничего общего. Это не логично и, кроме того, он никогда не сделал бы Изабелле ничего такого». На том же самом дыханииюноша поднялся. Казалось, что ноги сами по себе понесли его к корзинам. Томас открыл первую, и нашел там только смятую ткань коричневого цвета, вероятно, в которую Бастьен заворачивал товары. Он устыдился того, что ему стало легче. «Чего ты ожидал, идиот? » — укорил он себя. — «Что тебе навстречу выпрыгнет собака? » Однако он также раскрыл сумку из меха и быстро заглянул внутрь. Там была одежда. Грубые перчатки, толстый материал и... шкура? Серого цвета и жёсткая, пересечённая чёрными полосами – шкура кабана. Ничего необычного. Ему пришлось заставить себя посмотреть также в другую корзину. Опять же, только сваленная ткань на дне корзины. Однако на краю лежал плоский мешок ткани странной формы. Она была пришита к ткани пояса. Насколько он знал, только дамы носили такие пояса-мешки под юбками.

 

Теперь сердце всё-таки забилось быстрее. Он погладил её и почувствовал что-то угловатое и плоское. Томас быстро взглянул через плечо и затем достал сумку. Она была открыта, водопад листков рассыпался, к счастью, в корзинку, а не на землю. Они были сложены, минимум штук двадцать, без адресов и печатей. Томас схватил один из документов и развернул его. И хотя еще было сумрачно, он сразу узнал


 

почерк.

 

 

«Я так часто проклинала тебя, но потом поймала себя на том, что проклинаю только затем, чтобы иметь повод думать о тебе. Я говорю себе, что ненавижу тебя за то, что ты узнал о моей семье, но ты сказал правду, ничего больше. Мне бесконечно не хватает Мари, но по тебе, Томас, я скучаю еще больше».

 

Он с трудом дышал, и ему пришлось опереться на стену. Томас не знал, как долго смотрел на бумагу с чувством бесконечного падения. «Этого не может быть, это не Бастьен! » Было странно, что он всё ещё пытался найти оправдания и извинения. Но одновременно в его голове кружилась тысяча воспоминаний. Сцены в таверне, спор между сыновьями Хастель, вспыльчивость Бастьена, его обиженная вспыльчивость и частое отсутствие, если он разъезжал с мулами. «Есть ли лучшее объяснение того, почему он проходил вблизи мест преступлений и отсутствовал днями? »Заботился ли он тогда о своихбестиях? Кормил ли он собак в эти дни между нападениями кроликами

 

и другой мелкой дичью, которую ловил в засадах?

 

К двери приближались шаги. Томас засунул письма в рубашку,

 

захлопнул корзину и вернулся назад. Как раз, когда он схватил свою винтовку, появился Бастьен.

— Ты уже не спишь, Ауврай! Тогда мы можем выдвигаться.

 

Безобидная ухмылка Бастьена нанесла ему холодный удар. Он не знал, что разочарование может гореть в груди, как боль, так сильно, что перехватывало и затрудняло дыхание. «Люди видят только то, что позволяет им видеть их сердце! »Только теперь он понял эту горькуюфразу Терезы Хастель во всем его значении.

 

— Где ты сейчас был? — его голос был грубый, к горлу подступил


 

комок.

 

Бастьен пожал плечами.

 

— Я услышал хождение вокруг дома. Я там быстро проверил, но это была лишь лиса.

 

Следующая мысль поразила Томаса как удар. «Он забрал своих бестий? »

 

— Что случилось? — спросил озабоченно Бастьен. — Ты побелел так, как будто тебе приглянулся мел. Наверное, подумал, что я оставил тебя здесь? Не волнуйся, это не мой стиль, Ауврай, — приветливость в его голосе была невыносимой.

 

«Твой стиль? » — подумал Томас с дрожью. Его взгляд невольно скользнул к ножу, который висел в кожаном чехле на поясе Бастьена. «Он разрезал им бедным людям горло? » Только сейчас ему стало дурно.

То, что все еще стало хуже: это не озверевший человек-волк, не чудовище, как полагал Ален Буле. Это был друг, с которым он смеялся

и которому доверял, жизнь которого он понимал так хорошо, как будто бы вытерпел ту же боль. «Смотреть глазами зверя», — подумал он. — «Мечтай дальше, Ауврай».

— Ничего не произошло, — Томас удивился, что мог спокойно ответить.

— Хорошо, тогда пошли! — Бастьен повернулся назад и покинул домик. Томас схватил винтовку. Оставалось небольшое время на размышление. Но одно было ясно: он не мог совершать ту же ошибку как с Адриеном и преследовать цель только с Бастьеном. Впервые он видел Бастьена как того, кем он был много лет: солдатом, который мог бороться и прицеливаться точно. Даже с парализованной рукой он превосходил Томаса, если дело дойдёт до крайности, и если перед домом его не поджидают животные.


 

Дрожащими руками Томас подготовил оружие к стрельбе, позволяя пороху струиться из мешочка в ствол, и уплотняя пороховой заряд, туго набивая зернышки пороха шомполом, затем взвел затвор. Он начал нерешительно двигаться, шагнул на порог, ожидая, что одна из собак прыгнет ему навстречу.

 

К его бескрайнему облегчению, там все еще был только Бастьен. Ни разу не повернувшись, он медленно шел по дороге, которая вела вдоль крутого склона выше. И только теперь, когда медленно отпустил первый шок, Томаса неожиданно захлестнула ярость. Бастьен по-прежнему поворачивался к нему спиной.

 

Томас как будто смотрел сам на себя со стороны, когда поднимал ружье. В своей другой жизни он не подумал бы даже мечтать о том, чтобы кого-то обидеть. Но здесь была совсем другая жизнь, острее и

более жестокая, чем он мог себе представить. «Победители и проигравшие», —с горечью подумал он. — «Ранить его в ноги, и он не сможет уйти, и ты одолеешь его. И будь быстрым, он достаточно близко, что даже ты поразишь его! »

 

Бастьен остановился и медленно повернулся. Теперь в его улыбке больше не было ничего приветливого. Томас как будто увидел перед собой незнакомца, только случайно напоминающего Бастьена. И, как ни странно, он тоже выглядел разочарованным.

— Я так и полагал, что ты не мог не оставить свои пальцы на моих вещах!

Он не сделал ни одного движения, чтобы схватить ружье, которое висело на ремне через плечо. Но его взгляд был ледяным.

— Стреляй, если посмеешь! — сказал он. — Но тогда ты никогда не узнаешь, где она.

Томас никогда еще не ненавидел кого-то так страстно и внезапно.


 

Его палец дернулся на спусковом крючке и в первый раз он испытал на собственной шкуре, что может действительно заставить людей нажать на спусковой крючок. Ему понадобилось безграничное усилие, чтобы опустить ствол.

Бастьен сочувственно улыбнулся.

 

— Ты – трус, — сказал он.

 

— Это ты трус, — прошипел Томас. — Ты убиваешь именно как одиночка. Ты научился этому на войне? Ты нападал в деревнях на слабых и беззащитных, чтобы почувствовать себя сильным?

Искра досады сверкала в глазах Бастьена, но Томас не думал прекращать.

— Здесь это были не солдаты, а беззащитные девочки и мальчики,

 

маленькие дети, которых ты убил! — кричал он. — Как ты мог с ними так поступить! При этом ты должен подумать, о твоих маленьких сестрах и о Мари.

Бастьен медленно качал головой.

 

— Одно не имеет ничего общего с другим, — отвечал он хриплым,

 

сдавленным голосом. — Дети пастухи и пастушки, они просто оказались рядом в нужное время. Они были частью целого, и все подошло.

— Что изменилось?

 

— Это то, что я сказал тебе вчера. Лава в крови, и все станет по-

 

другому.

 

Томас пренебрежительно рассмеялся.

 

— Власть, да? Если ты так зол на свою судьбу и мир, почему бы тебе не поднять руку на тех, кто сделал твою жизнь трудной? Они, по крайней мере, были бы достойными противниками!

Бастьен скрестил руки.


 

— Пьер и Антуан? Или мой так называемый отец? Я делаю это достаточно часто, можешь мне поверить. Но моя мать любит их. Я не смог бы причинить ей боль. Это, конечно, разбило бы ей сердце.

— Ах, так ты любишь свою мать? И ты убиваешь других людей?

 

— теперь Томас почти кричал.

 

Бастьен гневно поджал губы и покачал головой.

 

— Я действительно думал, что ты бы это понял. Это...  охота!

 

Иногда я беру одного из зверей из укрытия и затем брожу вокруг в поисках. Если я ничего не нахожу, то я отпускаю собаку бегать и сам по себе охочусь на барсука или оленя. Но, возможно, я смогу увидеть ребенка на пастбище. Он не знает и не видит меня, но я вижу ребенка, из своего укрытия я наблюдаю за ним. И затем что-то во мне происходит. Все получает новый смысл. Я – лишь худший кошмар, Я – Каухемар, так я назывался на поле боя.

 

«И кто дал тебе имя? » — думал Томас. — «Женщины и дети, деревни которых ты ограбил с наемниками? »Давно не было ему зябкоот отвращения и ужаса. Он чувствовал, как его руки становились тяжелыми под весом винтовки, но не опускал оружие ни на миллиметр.

 

— Все остальное перестанет существовать, — продолжал Бастьен.

 

— Я больше не инвалид Бастьен, которым меня все считают, а буду тем,

 

кто я действительно — могущественный. Я господствую над жизнью и смертью. Только жертва этого не знает. Иногда я смотрю на неё довольно долго, прежде чем начинаю.

Томас сглотнул и продвинул палец плотнее на спусковой крючок.

 

— И тогда наступает мгновение, в которое я решаю отпустить собаку. Мой немой знак и она бросается. Я смотрю, как она сбивает с ног добычу. И тогда, когда добыча лежит на земле, ничего больше не задерживает меня. Это мой мир, Томас. Мир Каухемара!


 

Его глаза светились тёмным очарование. Томас как будто видел в них злодеяния, театр теней, бесчисленное количество жизней, которые уничтожил Каухемар.

— Это волшебное чувство, — продолжил Бастьен почти благоговейно.

— Но это люди, которых ты убиваешь! Люди, а не добыча!

 

Бастьен засмеялся, и на этот раз это был разочарованный смех, почти сострадательный.

— Ты все еще не понимаешь этого, да? Естественно, я вижу людей! Все же, я – не чудовище. У меня есть уважение к людям, многие даже любезны ко мне. Но как только я становлюсь Каухемаром, все меняется. В этот момент я вступаю в другой мир. Даже шумы звенят там иначе.

— Песни тоже?

 

Бастьен пожал плечами.

 

— Собаки любят их, я успокаиваю их иногда ими, если мы с готовой добычей. Мари знала их так много и пела их как ребенок. Если

я насвистываю их, я думаю о ней. Больше всего она любила песню о Рикдин-Рикдоне, — при этих словах его голос стал мягким от горя.

 

Томас поежился. «Может ли убийца на самом деле чувствовать любовь? Скорбь? »Казалось, что так. Может быть, он поэтому пересталубивать несколько месяцев? Потому что печалился о Мари?

— Мари услышала эту песню ночью, когда умерла, — тихо сказал он. — Ты пел это своей собаке, и она увидела, так? Поэтому она должна была умереть?

Бастьен побледнел.

 

Она насвистывала песню! И этим привлекла мою собаку! — с трудом сказал он. — Я собирался отвезти ее в один из тайников. На этот


 

раз время было в обрез, охотники были совсем близко. Со мной была сука, и она не была на поводке, услышала свист и убежала от меня. Я догонял. И тогда девочка неожиданно там появилась. Сначала я подумал, это незнакомец, но потом… — Он с трудом сглотнул и умолк. Это был тот момент осознания, в который разорвалась последняя связь между Бастьеном и Томасом. Если он причинил что-то своей сестре, тогда…

 

— Где Изабелла? — кричал он. — Что ты с ней сделал?

 

Бастьен не отвечал. Молниеносно он двинул левой рукой свою винтовку вперед. Томас больше не размышлял, он рванул вверх свое ружье и со всей силы нажал на курок. Оно щелкнуло, когда кремень стукнул по запалу. Затем была тишина.

— Первое солдатское правило, — заметил Бастьен, оставаясь невозмутимым. — Оно гласит: никогда не выпускай свое оружие из рук!

 

Томас только почувствовал, как инстинктивно отталкивается и отскакивает в сторону, а затем в его ушах взорвался выстрел. Юноша споткнулся в прыжке, его ноги подкосились, он упал, покатился по каменистому склону вниз, и перевернулся. Камни и трава взметнулись вокруг словно стена. Издалека раздался второй выстрел и как будто кто-то закричал. Вьющиеся растения царапали его по рукам, а затем он так сильно ударился ребрами о ствол, что потемнело в глазах. Мир остановился, пока он задыхался. «Я должен идти! » Но еще несколько секунд он не мог передвигаться.

 

Как сквозь туман он увидел, как по траве по склону горы вниз скользит ружье. Еще один крик, а затем раздался стук копыт. Томас перевернулся на колени и встал на ноги. В его носу все еще был запах сгоревшего пороха, но, как ни странно, он нигде не чувствовал боль. Юноша ошеломленно осматривал себя. Никакого ранения, никакой


 

крови. Снова прозвучал выстрел, еще более удаленно. Теперь юноша, спотыкаясь, побежал в гору, подобрав на ходу оружие Бастьена. Оно было всё ещё заряжено. «Значит, стрелял кто-то другой».

Лошадь Томаса больше не стояла рядом с домом, вздыбленная земля свидетельствовала о том, что с места взяли галоп. Капли крови висели на траве, значит, кто-то должен был быть ранен. Вдали стучал глухой топот копыт. Томас схватил ружье крепче и побежал.

Ему не нужно было долго искать. Уже через несколько минут он увидел вдалеке, как мужчина широкими шагами спускался с изрезанной ущельями и покрытой густым лесом возвышенности.

— Адриен! — парень поднял голову и на минуту Томас мог бы поклясться, что он станет в него целиться. Но Адриен не поднял винтовку, а побежал.

— Ты застрелил его? — крикнул ему Томас. — Откуда ты появился так неожиданно...

Он не пошел дальше. Адриен оказался рядом с ним, и почти в то же момент Томас оказался на земле от удара кулака в челюсть.

— На тот случай, если ты это забудешь снова, — кричал на него Адриен. — Я могу быть мошенником, лгуном и бабником! Но убийцей до сих пор не был!

На одном дыхании он схватил Томаса за руку и потащил его обратно на ноги. У Томаса гудел череп. «Это то, что я заслужил», — думал он удрученно.

— Этот чертов ублюдок! — прошипел Адриен. — Я подстрелил его в плечо, но он все-таки смог уехать на твоей лошади. Я не успел с перезарядкой. Теперь он уже далеко.

— Откуда... откуда ты пришел?

 

— Уже забыл? — к нему вернулось плохое настроение. — Из-за


 

тебя я должен следить, чтобы они не посадили меня в тюрьму. Но я хотел лично поблагодарить тебя, — он сплюнул. — Пока поисковики рыщут повсюду, я должен был прятаться, но сразу подумал, что ты будешь искать погонщика. Когда я раньше проходил по лесу, то обнаружил его мулов, они привязаны к одной из руин вверх по склону. Вероятно, это должно было отвлекать от того, что он здесь, в доме, но я увидел твою лошадь. Когда я хотел подойти ближе, он как раз выходил из дома. С мешком пороха и ведром. Оно показалось мне испанским, но я никогда до этого и не доверял парню. И как я был прав! Он снял

 

затвор из сошки (прим. пер.:                             или подсошник; или двунога, подставка ́ ́

 

(упор) для огнестрельного оружия)с винтовкой. А потом еще иопорожнил мешок пороха и наполнил темным песком из ведра и снова отнес все обратно. Затем он вышел, зарядил свое ружье и стал ждать, ходил взад и вперед и как будто думал. Ну, остальное ты знаешь. Сначала я думал прострелить ему винтовку, прежде чем он нападет на тебя.

 

— Спасибо! — тихо сказал Томас. — Я сожалею из-за подозрений,

 

Адриен. Я думал, потому что Мари...

 

Адриен только слегка кивнул.

 

— Я мог бы поклясться, что это Эрик, — прорычал он. — Давай,

 

мы должны позвать охотников. Они располагаются немного ниже по долине. В конце концов, он истекает кровью, ищейки найдут его в любом случае.


 

Глава 37

 

КРОВЬ Д’АПХЕРА

 

 

Адриен пошел вперед, вскинул на плечо сумку из козлиной кожи Бастьена и приготовил ружье к выстрелу. При каждом шорохе они останавливались и напряженно высматривали собак Бастьена. Томасу все еще было зябко от мысли о том, что Адриен и он нашли еще в корзинах. Под тканью, которая при более близком рассмотрении, оказалась женской одеждой, были канаты, треуголка и вуаль, которую носила Изабелла, чтобы прикрывать свои шрамы на шее. Затем он вспомнил о своей первой встрече с Бастьеном – тогда, в Сог, когда погонщик мулов привез к госпиталю в одной из корзин мертвеца–наконец-то, он смог собрать воедино то, что могло тогда произойти.

 

Он связал Изабеллу и увез в одной из корзин. И, наверное, корзины были объяснением того, как могли магическим образом собаки появляться и исчезать. Ни у кого не было подозрений в отношении погонщика мулов. Пока охотники пугали в лесу волков, Бастьен могсовершенно спокойно переносить бестий в корзинах с места происшествия. «Как часто он, вероятно, провозил через деревню после убийства одну свою бестию на хребте мула? И никто не знал, что у него с собой была смерть. И я еще удивлялся, почему даже его собственная дворняга не любила и избегала его! »

 

Он мог бы надавать себе пощечин за то, что не догадался об этом раньше. «Ведь на одежде Изабеллы не было крови». Это было единственное, что позволяло ему надеяться, что Изабелла еще жива.

Он был настолько погружен в мысли, что почти натолкнулся на неровную импровизированную лестницу. Она возвышалась из невысокой скрытой каменной стены. Лесорубы оставили здесь


 

несколько своих инструментов. Томас также обнаружил стопку свеже тесанного дерева и два пустых ведра с длинными канатами.

Тем временем начали петь птицы. Адриен искал дорогу, которая вела под гору у небольшого водопада. Рядом с водопадом, который падал с маленького плато в ущелье, изрезанная ущельями скальная стена вела ее выше. Томасу бросилось в глаза белое, почти прямоугольное перо, которое прилипло к мокрому выступу.

 

— Уже не за горами, — кричал Адриен. — Поисковая команда,

 

наверное, уже снова на ногах.

 

Томас торопился догнать его. Все же, что-то его беспокоило и заставляло снова и снова поворачиваться к водопаду, до тех пор, пока он не исчез из вида и можно было слышать только лишь шум воды.

«Вода». Бастьен использовал проточную воду, чтобы сбить ищеек со следа. Но это не было тем, что заставило его остановиться через несколько минут. «Перо». Оно было слишком прямоугольным. Почти как...

 

— Адриен? — крикнул он. — Я должен вернуться к водопаду и кое-что рассмотреть. Не жди меня! Я догоню.

Не дожидаясь ответа, Томас повернулся и снова полез в гору. Прошла вечность, пока мужчина достиг плато. Ему пришлось пройти по узкому краю, который головокружительно высоко поднимался вдоль бездны, когда он был совсем рядом с выступом. То, что юноша посчитал белым пером, все еще было приклеено на мокрой стене. И когда он подошел туда и присмотрелся, его пронзил шок: это была полоска бумаги.

 

На которой были изображены башня, белый кот и странник. Вдруг он увидел и услышал все удивительно отчетливо. И, наконец, также вспомнил то, о чем рассказал ему Бастьен, когда они еще были


 

друзьями.

 

 

«Тогда я часто ходил в горы в одиночку, к водопаду. И там я с широко открытыми глазами мечтал. И во мне был мир, который принадлежал только мне. Я начал ходить туда каждый раз, когда мог. Там я хорошо себя чувствовал, все было отлично, я был сильным и властелином моих братьев. Это место, в котором я непобедим».

 

Томас выпрямился. «Где-то здесь», — подумал он. Это должна быть пещера или укрытие. Бумага могла упасть сверху. Или Изабелла оставила её на тропинке, а ветер принес к воде. Его взгляд бродил вокруг, и он заметил еще вторую неприметную тропинку по ту сторону водопада. Она вела наверх в горы между плотно стоящими соснами.

 

***

 

Лафонт знал, что сегодня представлял собой странное зрелище: под одной рукой у него была свернутая шкура кабана, под другой пятнистая сумка из козьего меха. Снаружи перед палаткой стояли Адриен Бартанд и Жан Хастель, которые были частью поисковой партии и позволяли Лафонту суетливо это вносить. Взгляд Хастеля помрачнел, когда молодой граф прошел мимо него. Д’Апхер игнорировал седого мужчину и вошел в палатку, не удостоив того взгляда. В этот момент Лафонт обрадовался, что отнял у хозяина трактира винтовку. С тех пор как д’Апхер выслал жену трактирщика в Веле, Хастель едва ли мог скрывать свою злобу против графа.

 

Жан-Жозеф д’Апхер выглядел так, как будто этой ночью не смыкал глаз. Он был бледным, со следами беспокойства о своей сестре. Разумеется, никто точно не знал ничего подобного о господах. Возможно, ему представлялось, что д’Апхер и к тому же, дворянка, впервые могла стать жертвой бестии, гораздо больше основывалось на


 

том факте, что она была ему близка.

 

— У вас есть новости? Ее нашли? Она еще жива?

 

— Мы этого не знаем, — спокойно ответил Лафонт. — Но у нас есть не только след, но, в конце концов, это бестия. И мало времени.

Граф резко втянул носом воздух, но естественно, овладел собой. Он знаком приказал двум мужчинам перед палаткой, чтобы они удалились. Только когда мужчина смог остаться с Лафонтом с глазу на глаз, заговорил свободно.

— Кто это? — проговорил он.

 

— Бастьен Хастель.

 

Он также мог бы поручиться графу, что его сестра будет найдена мертвой. Тот стал белым как полотно и стиснул зубы. На мгновение Лафонт испугался, что граф потеряет выдержку.

— Вы уверены?

 

— У меня нет никаких сомнений, — Лафонт отложил свои собственные объяснения. Он слово в слово повторил то, что передал ему Адриен Бартанд от Томаса. — Как вы можете увидеть, мой осведомитель Жан Блан привел также вещественное доказательство. Он нашел эту шляпу в хижине Хастель в Ле Нуазэт.

 

Лафонт открыл сумку и достал помятую треуголку и вуаль.

 

— Я уверен, ее горничная подтвердит, что они принадлежат мадемуазель.

— Кто мне скажет, что мы можем доверять этому Жану Блану?



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.