Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Послесловие 17 страница



 

— В следующий раз я буду терпеливее, мадемуазель, если вы будете сами собой.

Половицы скрипели под шагами Томаса. Как только они затихли, Изабелла поднялась, и почувствовала на своих плечах руки брата.

— Я рад, что ты почти полностью отказалась от траурной одежды.

 

Я уже почти забыл, какая у меня прекрасная сестра!

 

Его слова звучали искренне и нежно, но Изабелла чувствовала существующую между ними дистанцию. В зеркале над камином она увидела принцессу-лебедь и молодого вельможу.

«По-прежнему два незнакомца».


 

— От тебя, конечно, не ускользнуло то, что сегодня до полудня прибыл Эрик?

Изабелла напряглась.

 

— Мне это известно.

 

— Он задаётся вопросом, почему ты его ещё не поприветствовала.

 

Ты знаешь, он очень беспокоится о тебе. Я обещал ему, что ты поужинаешь с ним и со мной, и после этого с ним погуляешь.

Руки на её плечах стали еще тяжелее, чтобы выдерживать это дольше, также как и его надоедливую болтовню. «А Эрик уже назвал цену за молчание».

Она вывернулась из рук брата и повернулась.

 

— Жан-Жозеф, почему ты даёшь ему такие обещания? Я знаю, что ты поимеешь большой куш от тёти Эрика. Но я не думаю о том, чтобы протянуть такому распутнику даже мизинец!

Жан-Жозеф резко втянул носом воздух. Он сделал повелительный знак компаньонке. Женщина торопливо схватила свою шкатулку и поспешила прочь.

— Господи, как ты можешь так пренебрежительно отзываться о де Морангьез перед слугами? — выкрикнул он, как только двери закрылись. — А я уже, в конце концов, поверил, что ты образумилась и поняла, как должны вести себя д’Апхер!

— Что это может значить?

 

— Наша мать никогда бы не произнесла ни одного бранного слова перед прислугой. И она никогда бы не имела ничего общего с крестьянами и не говорила бы на их языке как ты недавно, когда речь шла о мертвеце на поле. И перед всеми людьми!

Теперь он был в своём вспыльчивом состоянии, совсем как сын Аристида д’Апхера. Её укололо это сходство. И хотя девушка была так


 

зла на него, невольно она чувствовала себя очень близкой ему.

 

«Вероятно, мы найдем общий язык», — подумала она. — «Однажды».

 

— Я действую так, как учил меня мой отец, — спокойно ответила она. — Он никогда не прятался за фальшивыми словами, и не боялся подать руку крестьянину. Только поэтому они ему доверяли. И только поэтому он был таким хорошим полководцем на войне. Его солдаты любили его и следовали за ним до самой смерти. Сейчас ты хочешь отказать ему в том, что он был д’Апхер, только потому, что он иначе относился к простым людям, чем ты считаешь правильным? Это было бы очень самонадеянно, ты так не считаешь?

 

Жан-Жозеф покраснел и вздохнул, потом выпрямился. Это было жутко, как быстро мужчина превратился обратно из разъяренного брата во властного вельможу.

— Я не говорю о нём ничего. У него были причины так действовать. Но теперь я хозяин в нашем доме и также несу ответственность за тебя. И хочу, чтобы ты была любезной с Эриком.

Завтра он уходит со мной обратно на охоту. Сегодня он пришёл только из-за тебя. Не разочаровывай его! Это... важно.

Наконец она поняла, чего он от этого хотел. Внезапно ей стало холодно, несмотря на летнюю жару.

— То есть Эрик выразил свою заинтересованность в этой связи?

 

— Пожалуй, это не тайна, что он над этим думает.

 

— Папа никогда не отдал бы меня этому мужчине! Никогда! —

 

теперь ей было безразлично, что она кричала.

 

— Я не говорю, что действительно это сделаю! — вскричал Жан-

 

Жозеф. — Веришь ты в это или нет: я уважаю желания нашего отца, даже если я никогда его не понимал – конечно же, не в отношении к тебе и свобод, которые он тебе оставил. Но в нынешней ситуации мы


 

должны вести себя дипломатично!

 

Сегодня он тоже избегал смотреть на её шею, хотя шрам был хорошо скрыт. Вместо этого брат разглядывал Изабеллу тем взглядом, который она ненавидела: как будто он пытался оценить поведение своенравного животного.

— Вскоре дело с чудовищем будет решено, ещё через год – это только страшилка, и твои шрамы так хорошо заживут, что никто об этом и не спросит. Но в настоящий момент эта тема слишком щекотливая, чем мы могли бы испортить это для нас с де Морангьез.

Так ты обещаешь мне быть д’Апхер, которой гордилась бы наша мать?

 

— Только если ты пообещаешь мне, что не примешь ошибочное решение!

 

Мягко, но решительно мужчина снова положил ей руки на плечи и поцеловал в лоб.

— У меня нет причин для этого, — сказал он так любезно, что любая другая угроза не была слышна в его голосе. — До тех пор, пока твоё поведение не заставит меня это сделать.

«Я обманываю себя», — подумала она. — «Мы никогда не будем говорить на одном языке». Страх быть пойманной в ловушку, былпохож на чувство удушья. Но потом она вспомнила, что отец говорил ей, когда она унывала: «Безысходности нет, моя красавица. Только окольные дороги, которые нужно находить».

 

Изабелла отступила назад и опустила взгляд на свои руки. Её правый указательный палец был всё ещё чёрным от угля, как привет от Томаса. «Он снова будет в Ле Бессет. И если я буду там, то смогу лично попросить мадам де Морангьез, чтобы она замолвила слово за мужчин Хастель».

 

—   Возможно,    ты    прав,     Жан-Жозеф,    —   сказала   она


 

примирительно. — Я проведу время с Эриком. А завтра я бы хотела поехать с вами верхом на охоту. После этого я на несколько дней остановлюсь у мадам де Морангьез.

Ей снова удалось озадачить Жан-Жозефа.

 

— Ты хочешь назад в Ле Бессет? Почему?

 

— Это лучшая возможность рассеять слухи. Если люди снова увидят меня здоровой и бодрой – и даже на охоте – больше никто не будет сплетничать о том, что я была больна.

Жан-Жозеф прикусил нижнюю губу. Этот аргумент показался ему убедительным. Но потом он покачал головой.

— Это слишком опасно. В этой местности всё ещё бушует бестия.

 

— Где бы мне было безопаснее, чем в компании вас обоих? И наш отец брал меня с собой на каждую такую опасную охоту. Я стреляю лучше, чем многие охотники, — и хотя девушка снова слышала шёпот Каухемара в своей голове, она подняла подбородок и уверенно улыбнулась. — Не забывай, Жан-Жозеф: мы, д’Апхер, не прячемся! Мы смелые и стойкие перед своими кошмарами.

 

***

 

Раньше Томас смеялся над ревнивыми людьми, но с прошлой ночи он знал, что смешного здесь было мало. Вчера Изабелла его просто не замечала, вместо этого он представлял себе, что её глаза смотрели только на Эрика. Она гуляла с ним в саду, пока Томас проигрывал в каждом раунде в шахматы д’Апхеру. «Соберись», — сказал он себе. — «Она только игнорирует тебя, потому что Эрик – ищейка и мы могли бы себя выдать». Но все же даже цвет одежды Изабеллы–нежныйголубой цвет незабудки – казался ему насмешливым приветствием. Но от этого стало ещё хуже: в эту третью ночь Томас напрасно дожидался рассвета в каморке. И когда он, дрожа от усталости, пришёл со своей


 

папкой для рисунков с салон, лакей сказал ему, что д’Апхер просто отправились на охоту.

Томас явно имел тенденцию к самоистязанию, потому что когда он вошёл во двор, то чувствовал себя почти униженным взглядом Изабеллы. Она никогда ещё не была больше графиней, чем сейчас. Изабелла была одета в рыжую охотничью куртку и такую же красную шляпу. Шарф, соответствующий её белым перчаткам, окутывал щёки и шею.

 

Естественно, она не обращала внимания на Томаса. Вместо этого Изабелла болтала с де Морангьезом и двумя другими охотниками. Её белая кобыла стояла во дворе оседланная, и по какой-то причине Томас чувствовал себя из-за этого обкраденным вдвойне.

Теперь даже д’Апхер вышел во двор. Перспектива быть вовлечённым в разговор с Эриком, заставила Томаса отступить, и он вошёл в конюшню. Там стояла верховая лошадь, которую граф предоставил ему в распоряжение на время оставшегося пребывания: обычно выглядящий вороной, который прижимал уши и прыгнул на Томаса.

 

«По крайней мере, я сегодня ещё встречу Адриена», — подумал он. Слуга, как он узнал, остался в замке Бессет и заботился о новых охотничьих собаках из Версаля.

Смех Изабеллы звучал эхом со двора, и Томас снова получил укол, когда Эрик ответил.

 

«Они считай, что обручены», — это рассказал ему Адриен. В последние дни Томас никогда не решался затрагивать эту тему, но теперь эта истина ударила его сильнее. Он положил папку на ленчик седла (прим. пер.: часть седла, которое держит седло на спине лошади и сохраняет просвет между ними)и потёр усталые глаза. «Что ты


 

вообразил? Где это должно закончиться? »

 

Томас взглянул вверх только когда услышал шелест соломы под ногами конюха. Он хотел снова потянуться за своей папкой, когда две руки обняли его за шею. Запах Изабеллы окутал его.

Томас наткнулся на ленчик седла, потом почувствовал прохладные мягкие губы на своих – её поцелуй был бурным и задыхающимся. Хотя это было неразумно и опасно, он не мог сделать ничего другого, только притянуть Изабеллу к себе и ответить на поцелуй со всей страстью.

Через несколько секунд – или вечность – она поспешно оторвалась от него. Быстрым движением Изабелла достала мундштучное оголовье (прим. пер.: оголовье – основная часть конского снаряжения, надеваемая на голову лошади и позволяющая управлять ею; то же, что узда)из своего рукава.

 

— Мой талисман, — шепнула она и подмигнула ему. — Я забыла его в конюшне. Без него я никогда не езжу на верховую охоту.

С этими словами Изабелла сунула ему в руку листок и вышла. Он растерянно смотрел ей вслед, пока на его губах ещё горел поцелуй, и сердце неистово билось. Только когда стих стук копыт, юноша прочитал сообщение.

 

«Завтра ночью в библиотеке замка Бессет! И не забывай самое главное слово на моем языке – «s’enamorar» – влюбиться».

 

Томас никогда бы не подумал, что отчаяние и счастье могут так тесно сплетаться друг с другом. Некоторое время он просто ошеломлённо стоял, счастливо улыбаясь как дурак, потом наклонился, чтобы поднять свою папку. Она соскользнула с седла, листья выпали из неё и лежали рассыпанными на соломе и пальто. Дрожащими руками Томас их подобрал и хотел снова рассортировать, когда в глаза ему


 

бросились два портрета. Они лежали бок о бок, хотя и не подходили друг другу. Снова и снова он переводил взгляд с одного на другой, и кровь отлила от его лица, когда неожиданно перед ним открылась тайна Изабеллы и Каухемара.


 

Глава 26

 

ГЛАЗ ВОЛКА

 

 

Томас прибыл в Ла-Бессер-Сен-Мари под вечер. Он никогда не был таким нервным, как сейчас, когда направлял жеребца к церкви. Оттуда вышла безмолвная процессия, окаменевшие лица выглядели пепельно-серыми даже на сентябрьском солнце. С лошади Томас мог смотреть на кладбище над головами деревенских жителей. В середине каменных и деревянных крестов громоздился свежий вал из каменистой земли – новая могила. Томас так резко осадил животное, что лошадь высоко вскинула голову. «Это не может быть бестия, я бы об этом узнал». Он спрыгнул с седла и потянул лошадь, которая пошла рысью, кпастору.

 

— Умер больной мельник?

 

Священник подавленно качал головой:

 

— Это Мари Хастель.

 

Томас только лишь почувствовал, как ситуация ускользает из его рук. «Боже, пожалуйста, нет! » Люди остановились и пристально смотрели на него. На глаза юноши навернулись слёзы, и в нём пронзительно звучал голос: «Меня там не было! »

— Бестия? — пробормотал он.

 

Несколько человек перекрестились.

 

— Нет, нет, — старый крестьянин подошёл к Томасу и положил свою руку ему на плечо. — Это был несчастный случай.

— Что? Как это произошло? — закричал Томас.

 

— Ну, на самом деле, девушка ни свет, ни заря ушла из дома,

 

вероятно, потому что дворняжка убежала. Некоторые люди слышали, как та лаяла. Мари повязала ей верёвку вокруг ошейника. Ну, потом


 

она, должно быть, поскользнулась на склоне и потянула пса за собой на глубину. Он лежал со сломанной шеей рядом с промоиной. И Мари сама свалилась и ударилась головой о камень, и, вероятно, была без сознания. Утонула и погибла, бедная. Позор, сколько несчастий у семьи Хастель.

 

— Да, бедная Тереза! — бормотала женщина. — Дочь мертва,

 

мужчины в тюрьме, и Бастьен вёл себя на торжественных похоронах в церкви как безумный. Ругал священника и проклинал Бога. И потом убежал. Ну, в действительности, парня винить нельзя. Он точно знает, что братья убьют его, если когда-нибудь выйдут из тюрьмы!

***

 

Изабелла почти забыла, как любила резкий, едкий запах сожжённого пороха, который смешивался с ароматом листвы и пихтовой смолы, и вдобавок к этому, упругий стук копыт и ветер в лицо. И теперь, когда она в безрассудном темпе неслась галопом позади своры, то смогла даже на несколько секунд забыть, что там был Эрик, который ехал верхом так близко к ней, как будто бы девушка сама была охотничьей дичью. Задыхаясь, они достигли небольшого охотничьего лагеря в нескольких милях от Ле-Бессет. Их ожидали люди из замка. Телеги стояли кругом как группа фокусников на лужайке, нагруженные провизией и запасными патронами. Несколько загонщиков и охотников отдыхали рядом с привязанными лошадьми. Убитые кабаны были выложены на краю поляны.

 

Эрик осадил своего вороного рядом с Изабеллой, и при этом был к ней настолько близко, что их колени соприкасались. Всё-таки, в присутствии её брата, он не позволил бы себе следующей наглости. «По меньшей мере, до сих пор».

— Вы не забыли, как ездить верхом, — сказал он. — По-


 

настоящему жаль. Этим вы не даете мне возможность спасти вас во второй раз.

Эрик засмеялся, когда Изабелла яростно сверкнула на него глазами. Мысль о том, что он нашёл её без сознания перед Ле Бессет, раненую и беззащитную, отрезвляла сейчас девушку снова как холодный душ. Она подвела свою кобылу к Жан-Жозефу и встала рядом с его лошадью. Прежде чем Эрик смог додуматься последовать за ней, она приблизилась к мужчинам, которые загружали кабанов на телеги. Изабелла чуть не натолкнулась на темноволосого молодого человека, который как раз выходил из леса.

 

— Простите, мадемуазель, — пробормотал тот. Он опустил голову

 

и отошёл от неё.

 

— Эй, Адриен! — крикнул ему один из егерей Жан-Жозефа. —

 

Что здесь нового?

 

Изабелла прислушалась. «Адриен со шрамом! » Он был доверенным лицом Томаса и её. Она украдкой смотрела ему вслед, когда мужчина подходил к егерю. Как будто случайно, девушка подошла к мужчинам, которые сразу оба замолчали.

 

Адриен смотрел ей прямо в лицо – без робости, которую она знала от прислуги, но также и без какой-либо назойливости. «У него глаза волка», —подумала она. — «Конечно, он нравится девушкам, и знает об этом». Теперь Изабелла вспомнила, что уже видела мужчину в тотдень, когда захотела поехать с Андре к Хастель.

 

— И? — спросила она. — Что нового?

 

Адриен откашлялся.

 

— Мёртвая девушка, — сказал он грубым голосом. — В Ла-

 

Бессер-Сен-Мари.

 

***


 

Томас ожидал, что найдёт госпожу Хастель полностью сломленной, но хозяйка стояла за прилавком и измельчала травы. Когда она услышала его шаги, то коротко взглянула вверх и продолжила.

— Мне... очень жаль, — сказал он. — Я должен был быть там.

 

На её лице появилась горькая улыбка.

 

— Там должен был быть отец Мари. Садитесь.

 

Он колебался.

 

— Я готовлю еду для близняшек. Они, наконец, спят, бедняжки.

 

Ну, садитесь уже. Для вас этого тоже достаточно. Мы по-прежнему должны есть или нет? И дышать дальше.

Тереза Хастель не была женщиной, которую надо утешать, поэтому он сделал просто то, что она сказала. Украдкой Томас осмотрелся. И сегодня каждая деталь, казалось, кричала ему о том, что так долго оставалось скрытым: маленькая чёрная Мадонна, которую также можно было увидеть на портрете графини д’Апхер и кукле близнецов, лежащей на скамейке – принцесса с вышитой улыбкой и тонкой кружевной юбкой. Довольно долго юноша обдумывал, как он должен был начать, но потом выбрал самый простой путь.

 

— Тереза, у вас проблемы? С графом д’Апхер? Из-за... его сестры?

 

Тереза прекратила измельчать травы. Её взгляд остался сосредоточенным на своих руках.

— Из-за Изабеллы? — сказала она беззвучно. — Почему они у меня должны быть?

Он спросил себя, сколько мужества стоило ей сказать правду.

 

— Из-за... настоящей Изабеллы, я думаю. Мари не ваша кровная дочь, Тереза. Она была ребёнком графской пары д’Апхер.

Рука, которая держала нож, всё ещё оставалась в воздухе, и слегка дрожала.


 

— Вы знаете, что вы сказали? — спросила Тереза едва слышно.

 

Томас откашлялся.

 

— Правду. Поэтому ваши мужчины так оберегали Мари?

 

Вероятно, у вас было задание от старого графа охранять свою дочь? Тереза посмотрела вверх, и Томас спросил себя, как он мог быть

так слеп. Даже если у Терезы были более высокие скулы и другая форма губ, то изгиб крыльев носа и форма глаз были как у Изабеллы. И с кожей, которая стала бледнее, чем бумага, Тереза была таинственным образом похожа на напудренное лицо Изабеллы.

— Я видел, что...

 

— Что ты видел? — крикнула она на него. — Что, Томас?

 

Одно мгновение у него было видение, как женщина подбегает к нему с ножом. Но та только стояла, застывшая как скульптура, опираясь рукой на стойку, а другой схватившись за рукоятку ножа.

— Фамильные портреты.

 

Так осторожно, как будто бы он находился рядом с хищником, художник схватил свою папку, которая лежала на столе и медленно её раскрыл. Тереза смотрела, как он доставал один за другим портреты и выкладывал их на столе: слева – графскую семью д’Апхер, справа Хастель. Томас только пока ещё оставил Изабеллу.

 

— Сначала мне бросилась в глаза маленькая статуя Марии с перламутровой лилией. Это та же самое, что можно увидеть на фамильном портрете, на котором изображена графиня д’Апхер много лет назад. Что-то в лице показалось мне знакомым. Но только когда сегодня я расположил рядом все портреты, то понял, что это было.

 

Тереза судорожно вздохнула, когда, наконец, опустила нож. Женщина положила его со стуком, а потом как лунатик медленно подошла к нему и опустилась на стул. Аромат тимьяна окутал Томаса.


 

Терезе потребовалось время, чтобы преодолеть себя и посмотреть на картины, которые юноша ещё утром снабдил стрелками и пояснениями.

— Есть признаки, которые переходят по наследству, — пояснил он. — Форма уха или рук у людей говорят о многом. Больше чем цвет волос и рост, — он взял портрет Жан-Жозефа д’Апхер и положил рядом

с ним изображение Мари, также как они лежали сегодня на земле в конюшне. Потом Томас добавил старого графа и графиню. — Сходство Мари с её братом не бросается в глаза, если рассматривать каждого в отдельности. Однако когда я увидел изображения рядом, мне всё стало ясно. Мари и молодой граф имеют очень похожую форму уха с бросающимся в глаза подъёмом внутреннего уха. Никто из Хастель не имеет этого признака. Как вы видите, Мари и Жан-Жозеф унаследовали эту особенность от отца, старого графа. Также похожа форма носа,

 

пропорция и положение скул. И посмотрите: у Мари форма губ графини

 

и немного острый подбородок. У неё почти прямоугольные ногти, как у старого графа и Жан-Жозефа. Но у Изабеллы руки как у вас, Тереза!

Тонкие пальцы, безымянные и средние пальцы почти одинаковой длины, ногти овальной формы. И чёрные волосы она унаследовала от Жана. Прежде чем тот поседел, он был тёмным, да? Я уверен, что вы лучше знаете другие, менее очевидные сходства.

С этими словами Томас пожил портрет Изабеллы рядом с портретом Терезы.

Он опасался, что хозяйка расплачется, но та с неподвижным лицом рассматривала дочь, которую не видела очень много лет. Пауза так сильно затянулась, что Томас спрашивал себя, будет ли Тереза когда-нибудь снова с ним разговаривать.

— Это... меня ещё сначала запутало, что Бастьен и Мари имеют определённое сходство, — продолжил юноша через некоторое время. —


 

Но у этого тоже есть причина. Я всегда удивлялся, почему ваш муж

 

никогда не защищает своего сына, более того: он по-настоящему его

 

презирает. И его братья усвоили, что он – незаконный, иначе они едва

 

бы решились так плохо с ним играть. Когда я был с Бастьеном на

 

ночном дежурстве, он сказал несколько фраз, из-за которых я

 

задумался: «Господа получают награду и славу, а мы глотаем дерьмо.

 

Есть только победители и побеждённые. Почему на войне должно

 

быть по-другому, чем в жизни? »Только сегодня я понял, что он

 

подразумевал под этим, — Томас подвинул портрет Бастьена к графу.

 

— Бастьен – его сын, я прав? И он знает, кто его кровный отец, и поэтому парень такой озлобленный.

Томас испугался, когда женщина вскочила. Она вцепилась своими руками в его воротник, и дёргала его вверх со стула до тех пор, пока их глаза не смотрели друг на друга.

— Ты рассказал кому-нибудь об этом? — прошипела она.

 

— Нет, я...

 

— Тогда поклянись мне, что промолчишь! Поклянись мне жизнью твоей матери и самой Святой Марией! Иначе я убью тебя, Томас! Я обещаю это тебе!

— Я клянусь, — тихо сказал он. — Я никогда не сделаю ничего,

 

что могло бы навредить Бастьену или Изабелле. Но я хочу это знать.

 

— Почему? — спросила она твёрдым голосом. — Почему ты это делаешь? Чего ты хочешь этим добиться?

— Я... только хочу понять, Тереза. Потому что Бастьен – мой друг.

 

И так как... Изабелла дорога мне. Но я не могу действовать так по отношению к вам, как будто я ничего не знаю.

— Нет, — измученно сказала она. — Ты никогда не сможешь.

 

Хватка медленно ослабевала, Тереза упала на стул и закрыла лицо


 

руками.

 

— Мари всегда была для меня дочерью! Я любила её как собственного ребёнка. Вероятно, даже ещё больше.

— Я знаю. Но что произошло? Старый граф заставил вас отдать свою дочь? И почему?

Сначала он испугался, потому что думал, что женщина заплакала, но когда она опустила руки, Томас понял, что приглушенный звук был смехом.

— Заставил? Нет!

 

— Тогда вы тайком обменяли обеих девочек? Но почему?

 

Тереза взяла портрет Изабеллы и рассматривала его довольно долго, потом отложила на стол. У Томаса защемило сердце от того, что этот жест был таким заканчивающим.

— Первый раз я не работала кормилицей у д’Апхер. Я родом из деревни возле Ле-Пюи-ан-Веле, и очень рано вышла замуж. Муж умер,

когда я была беременной, несчастный случай при рубке леса. Так я обосновалась как молодая неимущая вдова у своей сестры – без надежды, без будущего. Я потеряла своего ребёнка задолго до того, как он должен был родиться. Ты можешь себе представить, какой я была разочарованной. Каждое утро я поднималась по нескончаемым ступеням к собору и молила Мадонну о доброй смерти, чтобы она забрала меня, потому что будущее казалось одной бесконечной ночью. Но там, в большом соборе, у ног чёрной Мадонны меня нашла графиня д’Апхер. Она как раз совершала паломничество в город, чтобы вымолить сына; они со старым графом уже четыре года напрасно ждали ребёнка. Она выслушала мою историю и пожалела меня. И так она взяла меня с собой в замок де Бескве. Там, в следующем году, графиня выдала меня замуж за Жана Хастель, который работал лесорубом. Тогда уже он


 

казался мне стариком, но я ничего и не должна была ожидать. Итак, я была довольна и приняла свою судьбу. Вскоре я забеременела Пьером, а графиня получила своего первого сына немного позже, чем я своего. Я служила у неё кормилицей. И жила в замке, родственница моего мужа заботилась о Пьере. Графиня была хорошей женщиной, но строгой, и очень набожной хозяйкой. Никакой лакей не произносил в её

 

присутствии имя Сироны (прим. пер.: богиня врачевания, покровительница целебных источников), и никто не осмеливался зажечь

в полях снопы колосьев, чтобы просить Граннуса (прим. пер.: одно из имен галльского Аполлона)о защите от бури. Граф был совсем другим,

 

чем она, он и графиня были как огонь и вода. Слуги шептались, что она

 

в споре ругала его безбожником, потому что он не запрещал камни матрон.

— Однажды граф пришёл ко мне, чтобы увидеть своего сына. Но вдруг он рассмотрел только меня – не на грубый манер, как мужчины смотрят в тавернах на женщин, нет, он шутил со мной и говорил мне,

что я прекрасна, как фея. Я была лишь деревенской девушкой, и он был моим господином. Я боялась ему перечить и уже вскоре уступила, и на несколько недель я была даже счастлива, несмотря на грех. Я этим не горжусь – но дома у меня был только ворчливый, вспыльчивый муж, и тяжелая работа с утра до вечера. Никогда ещё мужчина не был так добр ко мне и не заставлял меня смеяться. После того как почти год спустя сын графской пары умер от кашля, который унёс тогда многих детей – я родила в замке второго сына.

 

— Бастьен!

 

Тереза кивнула, погрузившись в воспоминания.

 

— Жан рассвирепел, когда забирал меня из замка, а у меня на руках был грудной ребёнок. Граф разговаривал с ним, пока я стояла с


 

Бастьеном во дворе замка. Я так никогда и не узнала, что он сказал Жану. Должно быть, угрожал ему, потому что после этого мой муж относился ко мне по-прежнему хорошо, хотя Жан был сердит и обижен. Графиня была менее миролюбивой. Она перенесла бы внебрачного ребёнка, но смерть своего не преодолела. Она называла меня ведьмой и была убеждена, что я убила её сына. В конце она даже обвинила графа в том, что его прегрешения виноваты в этой беде, и что Бог наказал их обоих за его прегрешения. Я знала, что она наблюдает за мной. Я даже не решалась собирать травы и продавать их женщинам из-за страха, графиня бросила бы меня в тюрьму как ведьму и отравительницу, если бы об этом узнала.

 

— Конечно, происхождение Бастьена не было в деревне секретом,

 

и я думаю, что он уже тогда чувствовал неприязнь Жана, которое также разделял Пьер. Я пыталась спасти свою репутацию, ходила каждое воскресенье в церковь, и была самой набожной женщиной в деревне.

 

Только тайком я просила кельтскую покровительницу Сирону, чтобы она помогла мне. Несколькими годами позже я получила Антуана, пока графиня напрасно постилась и просила в часовне другого ребёнка. Только после того, как граф несколько недель постился в одежде паломника в часовне, Бог подарил им в следующем году Жана-Жозефа. Графиня строго наблюдала за его воспитанием, которое было полностью благочестивым. Но её муж уже вскоре снова стал жить по-старому, — Тереза улыбнулась. — Графиня, вероятно, думала, что сможет скрутить верёвку из ткани алтаря и таким образом привязать его, но это так непросто с мужчинами.

 

— Прошло ещё три года, мы жили в бедности, с горем пополам. В дождливый майский день я родила девочку. Через несколько дней после рождения меня разбудил хозяйский слуга – граф точно знал, что


 

происходило в нашей семье. Мне приказывалось спешить в замок. Поддерживаемая Жаном, с трепетом и младенцем на руках, я отправилась в путь. Жан остался снаружи, но меня проводили в каморку под крышей. Там стояла колыбель с новорожденной девочкой. Она была слаба, я увидела это с первого взгляда, её губы переливались синевой. И ко мне пришёл смертельно бледный граф. «Позаботьтесь о Изабелле»,

 

— приказал он мне. — «Тогда я никогда не поскуплюсь для Бастьена».

 

Это были первые слова, которые он сказал мне после всех этих лет. Так вопреки моему желанию я второй раз стала кормилицей для одного из его детей. На этот раз, тайно скрываясь в замке. Графиня лежала в родовой горячке, её дочь никогда не видела свою мать. И, естественно, никто не решился сказать ей, что я была той, кто держал девочку на руках.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.