|
|||
ШЭНЬСИ-ШАНЬСИ 12 страницаНа квадратных каменных плитах, вдоль стены, под навесом стояли деревянные изображения святых, мудрецов, героев. Были здесь и драконы, и лошади с крыльями. Были резные павлины, были буйволы, отдельно от фигур небожителей и священных животных стоял резной паланкин. Слева Бодхи увидел стволы и корни бамбука. Справа — чаны и кувшины с краской и клеем.
Цзянси Когда они прошли через колонны, украшенные сплетающимися узорами цветов, в длинном, полутемном переходе царевич узнал плотно закрытые сосуды с лаком. Лаки — это тайна из тайн мастеров резьбы по дереву. Черный, красный, серый, желтый, серебристый, белый, синий — они наносились на изделие слоями. И мгновения, когда они сушились, были главными. Некоторые слои наносились спустя многие года. А мастер Ли весело размахивал руками: — Мы идем в мою мастерскую, которую я назвал Долиной Лотосов. Сейчас, путник Да-Мо, ты все увидишь. Мастерская резчика по дереву мастера Ли была просторной и светлой, уютной и удивительной. В ней пахло стружками и детством. В ней пахло лаками и инструментами. В ней пахло вином и сладостями. Это был мир кропотливого, радостного труда, мир Сокровенной Красоты. Стены мастерской были выложены из белых бамбуковых стволов и линий желтого камыша. По углам вздымались ввысь красный, зеленый, синий и белый волшебные драконы. У восточной стены смотрели на людей фигуры мудрого Кун-Цзы, улыбающегося Лао-Цзы, танцующего Будды. На южной стороне расположились добрые Божества — Шоу Син — Бог долголетия, сидящий на олене, с веткой персика и Цай Шэнь — Бог богатства, окруженный с двух сторон жабой и рыбой. У его ног лежал знаменитый кувшин со свитком, умножающим богатства вдвое. На западной стороне стояла только одна фигура. Это была мудрая и красивая мать-правительница Запада — Си-ванму. Хозяйка мировой горы Кун-Лунь. Увидев у нее клыки и хвост леопарда, Бодхи посмотрел на мастера. Старик Ли улыбнулся, вздохнул и сказал только одно слово: — Женщина! Мастер Ли был веселым человеком. Мастер Ли был великим мастером. Его фигурки лошадей, птиц, тигров, его павлины, цветы, сплетенные рыбы дышали жизнью. Дышали своим миром. Своим солнцем. В центре комнаты был расстелен красный узорчатый ковер, который окружали восемь фигур Бессмертных. Мастер пригласил Бодхи сесть на ковер и взмахнул рукой. Мгновенно появились три улыбающиеся, красивые девушки. Одна несла медный таз и полотенце для омовения рук. Вторая — скатерть и поднос с фруктами. Третья торжественно держала перед собой кувшин с вином и две серебряные чаши. Смеющиеся девушки исчезли так же незаметно, как и появились. Мастер Ли разливал холодное, вкусное, крепкое вино из Гуандуна по чашам: — Сегодня, уважаемый гость, — Золотой Четверг! День беседы с Вечностью. День радости, мудрости, доброты. День, когда мы вернем в деревянные фигуры Бессмертных их Дух. Мастер Ли высоко поднял чашу с вином: — Мир тебе, Хань Чжун-Ли! Пью за тебя первую чашу, рожденный из чудесного света, победивший тысячу армий, познавший горечь поражения и сияние Просветления, умеющий делать из меда золото. Друг бедных, друг обездоленных и потерявших надежду! Пью за тебя, Чжун-Ли! За твой веер, что возвращает к жизни умерших! Старик выпил и посмотрел на Бодхи. Царевич тоже выпил, хотел положить чашу, но мастер Ли уже наливал вторую: — Вторую чарку я пью за тебя, Чжан-Го! Где твой волшебный складной мул? Где твоя цитра? Я знаю, что ты умеешь воскресать! Пью за тебя, никогда не рожденный и дарующий молодым детей!
• В молчании Бодхи смотрел на третью чашу с вином, наполненную до краев, а старик уже начинал новый тост: — Я вижу тебя, богатырь Люй Дун-Бинь! Вижу твой волшебный меч! С тобой идут тигр и дракон! Нет тебе равных в Поднебесной! Ты — самый сильный и великодушный! За твоего Учителя Чжун-Ли Цюаня я выпил, теперь пью за достойного ученика! Перед стариком Ли стоял пустой кувшин. Бодхи посмотрел на фигурки — еще оставалось пять Бессмертных! Ли взмахнул рукой — и пустой кувшин полетел в сторону, а на его месте стоял второй: — Выпьем теперь за моего любимца Ли Те-Гуайя! Ты есть воплощенная добродетель! Ты есть великий лекарь, маг и чародей! Ты есть железный посох и железная рука! Ты есть преданность родителям! О! Ли Те-Гуай! О, хромой Ли! Кто может измерить глубину океана твоей любви к матери! Кто сможет понять боль твоего сострадания к людям! Старик Ли вскочил с места и, взяв в углу корзину с яблоками, грушами, виноградом, положил ее у ног пятой скульптуры: — Путник, налей мне вина и налей себе! Мы чествуем самого Хань-Сян-Цзы, великого даоса. Человека верующего! Человека видящего! Прошлое! Настоящее! Будущее! Рожденный в весеннем саду, ты даешь жизнь цветам, кустам, деревьям! В корнях — твои знания, в стволе — твоя вера, в ветвях — твое сострадание, в листве — твоя доброта! Когда звонят твои колокольчики, Хань-Сян-Цзы, жизнь закипает в деревьях и в Душе! Пью до дна! Пью с верой в радость пробуждения!
Цзянси Бодхи выпил и молча стал наливать шестую чашу. Когда он взглянул на мастера Ли, то увидел его в маске и с колесом в руке. Из-под маски сначала раздалось пение, затем — хрип, затем — голос великого столяра: — Есть люди, которые обладают даром Неба! Они могут открывать людям новые миры! Они дают людям веру! Надежду! Любовь! Дают силу в мгновения усталости разума. Гонят прочь тень-тоску предательства. Веселят, когда в Душе танцует метель. Это актеры! Бродяги Вселенной! Люди, отдавшие Душу людям! Выпьем за Цао Го-Цзю! Бессмертного, видящего суть сутей вещей и явлений! Видящего жизнь — темную, развратную и светлую! Жизнь рабов и свободных! Старик снял маску и швырнул ее в угол: — Пью за тебя, Го-Цзю! Бессмертного, которого так любят актеры! Бессмертного, прошедшего ад пороков и вышедшего из колодца зла к звездам добродетели! Появился третий кувшин. И вновь запенились чаши. Старик Ли улыбался. Руки его не дрожали, а вот лицо стало розовым, словно у младенца: — Смотри, путник Да-Мо! Вот Лань Цай-Хэ, Бессмертный с флейтой! Странный человек. Странная жизнь. Странные поступки, желания, песни и музыка! Странное все — но!., Этот пьяница все свое богатство раздал бедным! Всегда пьяный, как мы сейчас, Лань Цай-Хэ летает на облаках и поет свои песни. Гибкий, словно бамбук. Нежный, словно хризантема. С флейтой в руках, он внушает любовь людям! А мы выпьем за другое! Мы, мастера дерева, любим тебя, Лань Цай-Хэ, за то, что ты никогда не повторяешься!
Цзянси За твои извилистый Путь! За твою вечную гармонию! Мастер Ли подошел к восьмой деревянной скульптуре и низко ей поклонился: — Теперь, путник, будь внимательным! У нас новые гости. Достань с полки еще две чаши и налей в них вина. Заходите! Ли зазвонил в серебряный колокольчик, и в мастерскую вбежали две девушки. Красивые, с гибкими телами, они смеялись и спокойно сели рядом с царевичем и мастером. Так же спокойно и радостно они подняли полные чаши с искрящимся бордовым вином. Мастер Ли выпрямился: — Знай, путник, восьмая Бессмертная — женщина! Сама госпожа Хэ Синь-Гу! А куда в этом мире без женщины? Мы пьем, Да-Мо, за красавиц! За соль мира! За матерей, сестер, жен! А еще за спутниц! Пью за тебя, Хэ Синь-Гу — персиковая красавица! Посмотри на нее, путник! В детстве она ничего не ела и готовила свое тело к бессмертию! Дни и ночи она работала! Верила, и, наконец, к ней пришел небесный посланник. Он дал ей персик, и она поняла сущность мира! Мы любим тебя, Хэ Синь-Гу! И пьем в честь твоей добродетели! Мастер и девушки, выпив из чаш, стали водить хоровод вокруг статуи, и на мгновение Бодхи показалось, что красавица Хэ улыбнулась. До прихода розовой зари, до прихода прохладной алмазной росы длилась встреча путника и мастера. Девушки приносили вкусные яства, девушки несли вино. Играла цитра. Читались стихи. Цзянси Мастер Ли был веселым человеком. Его почитали мудрецы, герои, ученые люди. * Его любили женщины. А он любил деревья, реку, горы, осень и вино. У него были три красавицы-жены. Он воспитал двенадцать детей. В середине торжества старик Ли поднял руку: — Да! Об одном я жалею, Да-Мо. Жаль, что в Ваших руках посох, а не резец. А чего жалеть?! Сейчас я Вам кое-что покажу! И мастер Ли показал, что может резец в руках человека, обладающего даром. Притихли девушки. Внимательно следил Бодхи за руками старика. Мгновенно изменился сам мастер. За время двух чаш вина мастер Ли из простого полена осины вырезал фигуру прекрасной девушки с кувшином вина в руках. Девушка улыбалась. И шел от нее свет чистоты. Свет юности. Свет нежности. Свет любви. Бодхи молча протянул радостному старику полную чашу вина. Налил себе. Налил девушкам. — За твое сострадание! Доброту! За твою любовь к жизни, мастер Ли! Все выпили до дна и запели. Потом выпили еще и стали танцевать. Мастер Ли сидел на ковре в асане Любви. Он улыбался. А за его спиной улыбались Будда! Лао-Цзы! Кун-Цзы! Улыбалась вся Вселенная! По дороге ехала открытая повозка. В повозке сидели две женщины. Одна — юная, красивая, смущенная. Вторая — пышная, румяная, солидная. Повозку тащил громадный, черный, лохматый вол. Возницей был старик с дергающимися плечами и головой.
Цзянси Слева от повозки шел монах. Справа на лошади ехал молодой воин. За повозкой шли крестьянин с женой, с корзинами и узелками. Последним шел Бодхи. Старик Ли дал ему в дорогу кувшинчик своего знаменитого вина, и временами царевич пробовал его на вкус. Пышная женщина ела сладкое пирожное с рисом. — Все мужчины — дураки! — сказала она и посмотрела вокруг. Возница дернулся. Вол захрипел. Девушка умоляюще посмотрела на свою тетю. — Да! Все мужчины — дураки! Олухи и прохвосты! Вот монах! Толстый, лысый, розовый. Идет — и все бу-бу-бу да бу-бу-бу! Это он Будду вспоминает. Не пашет, не жнет, а все туда же: о Будда! Помоги! Освободи! — Тетушка Хо, не надо так говорить, -— красавица покраснела. — А этот воин? Какой он воин? Где его битва? Смотрит на тебя и все думает, как бы завалить тебя на спину! Девушка взмолилась. Юноша на лошади покраснел: — Не хо-хо... чу я этого делать, женщина! Не хо... чу! — Хочешь! По глазам твоим бесстыжим вижу! Только об этом и мечтаешь. Все вы только об этом думаете. Знаю я вас, прохвостов. — Тетушка Хо! — девушка закрыла глаза руками. Пышная тетушка теперь смотрела на крестьянина: — Смотри, племянница, на этого рисовода с женой. Рядом супруга, а он зыркает на тебя своими барсучьими глазками. Сам худой, длинный, ноги колесом, плешивый, а все туда же. Точно, жена его по ночам бегает к мельнику! А сам он бегает к хозяйке харчевни! По глазам видно — бегает! Крестьянин остолбенел. Стал размахивать руками, пытаясь глотнуть воздуха. Но тетя Хо смотрела на него в упор: '— Что, плешивый черт? Правда глаза колет? Неожиданно монах проговорил: — Это хорошие люди. Зачем Вы так? — Молчи, монах! Ты и этот кривоногий — одна банда. Вы рождены одной женщиной и облиты одним вином! А главарь ваш — вот этот! Женщина ткнула толстым пальцем в сторону Бодхи. Цзянси Девушка всхлипнула: — Зачем Вы так? — Смотри на него, племянница! Ведь это ужас какой-то! Лохматый, бородатый, в каких-то красных тряпках, и видно — горький пьяница. А лицо какое! С таким ночью по лесу не ходи — точно главарь разбойников! — Тетя, не хочу я ходить с ним ночью по лесу. — А такой и не спросит. И ножичек у него, наверное, есть. Точно есть! Прячет за пазухой. А семьи у него нет. Это тоже точно — кто же за него пойдет? Вот у этого плешивого жена есть — хоть и убогая, но жена! А этот все пропил. Еще улыбается, разбойник! И куда наш правитель смотрит? Впрочем, он тоже — мужчина! Значит, одного поля ягода! — Тетушка Хо, это — странник, а это — монах, а это — крестьяне, а это — солдат. Не надо... — Много ты понимаешь, племянница. Все они — мужчины, и этим все сказано. Ничто не спасет их от ада. — А мой жених? Он ведь хороший! — Осел твой жених! — Почему же, тетушка? — Во-первых, он женится на красавице. Во-вторых, он мужчина. — А в третьих? — Этого достаточно, чтобы понять, что он — идиот. Юноша, не смейте смотреть на мою грудь! Молодой воин закачал головой от возмущения, пришпорил лошадь и, поднимая облака пыли, бросился вперед по дороге. — Ну вот, тетушка, юноша обиделся. — Пусть! На таких воду возят. Насмотрелась я на них. Было у меня три мужа, и все почему-то рано умерли. Монах поперхнулся. Вол остановился. Крестьянин ткнулся головой в угол телеги, а Бодхи выпил большой глоток вина. Пышная женщина Хо грозно посмотрела на возницу: — А ты что остановился, юродивый? Что за человек! Седая голова, большая семья, а ума — с горошинку. 7 Горы Дзэн Чжэцзян Трогай поскорей, дерганный, нам до обеда нужно быть на смотринах. Уж больно хочется мне поскорей посмотреть на своих будущих родственников. Наверное, все плуты и прохвосты, и рожи у них лошадиные, как у этого возницы. Смотрите, люди добрые, какие у него уши! Большие и разные! Осел да и только! И не смотри на меня, словно Ткач, сгорающий от безумной любви к красавице Пастушке! Трогай быстрей, прибитый весенним градом! Возле большого, старого вяза, у корней которого бежал теплый, прозрачный ручей, дорога разбегалась в разные стороны. Монах пошел к храму. Крестьяне остановились, чтобы отдохнуть. Бодхи пошел в сторону гор. Повозка свернула на деревенскую дорогу. Последнее, что услышал Бодхи, были слова тетушки Хо: — Ну наконец-то доехали! — А прошло-то всего семь лет. Торопись, осел! Запомни мои слова, племянница: все мужчины дураки! Царевич остановился. Отпил из тыквы-горлянки большой глоток вина. Выдохнул и сказал только одно слово: — Женщина!
чжэцзян От озера Поянху путь царевича лежал через Красный Хребет к горам Хуаньшань, но вначале он должен был увидеть четвертого Посвященного в тайну ваджры Будды, о котором говорил хранитель печати Триады из города Фучжоу. Надо найти обладателя четвертого символа — цветка лотоса, означающего Совершенство Будды. Бодхи шел с Юга на Восток к морю. Земля Чжэцзян была в основном низменной, и чем ближе подходил царевич к городу Цзиньхуа, тем равнины становились длиннее, а горные кряжи, прорезанные речными долинами, оставались позади. Чжэцзян И в горах, и в долинах Чжэцзяна все зависело от ветров, идущих с Тихого океана. Муссоны несли с собой влагу. Влага давала два урожая риса в год и счастье. Муссоны несли с собой ветер. Ветер превращался в тайфуны, и на земле наступал ад. Был душный полдень. Царевич шел вторые сутки, не останавливаясь. По краям извилистой дороги цвели поля пшеницы, бобов, бататов и риса. Красная духота сменилась отчаянной смесью жары и предчувствия. Бодхи смотрел на хлопковые поля, уходящие за горизонт к темно-фиолетовым горам. И вдруг внезапно потемнело. С океана повеяло солью. Раздался рывок — и по небу стремительно с Востока на Запад понеслись облака, словно дикие лошади, и закричали птицы. Раздался грохот. Желтая линия, словно след от летящего ножа, осветила вспышкой поля, и хлынул дождь. Забили, засверкали струи. Бодхи пронзила догадка, и он побежал через рытвины, камни, прыжком через овраги, сквозь кусты, деревья. В нем снова проснулся зверь, и этот зверь предчувствовал. Прыгая по лужам и вздымая фонтаны грязи, Бодхи вбежал в деревню. Предчувствие несло его на площадь перед храмом. Вспыхнула молния и озарила привязанную к дереву женщину. По ее лицу текла кровь и капли дождя. Озверелые мужчины швыряли в нее камнями, мокрые, злые. Ненависть жгла их сердца. Бодхи, словно раненый тигр, стал быстро вращаться, сбивая с ног людей, ломая им руки и ноги, раздирая шеи и головы. В ужасе стали разбегаться люди. Гнев поразил Бодхи, он бросился и рывком разорвал путы, успев подхватить падающее тело.
Чжэцзян (< тштшшшшштт№тшшш^^ Не останавливаясь, он нес тело женщины на плечах. Он чувствовал ее запах. И это был далекий-близкий запах. В красных скалах он нашел пещеру, положил тело на землю, быстро развел костер, смыл с дрожащего тела кровь и увидел глаза. Это были спокойные глаза. В самой глубине увидел Бодхи безмерное страдание и безмерную нежность. Он погладил ее волосы и зарычал. Женщина улыбнулась — она все поняла, и великое спокойствие пришло к ней. Земная жизнь уходила от нее. Начиналась ее настоящая, космическая дорога. Это была женщина Тара. Бодхи встречал их в степях, джунглях, горах, пустынях, городах. Это были особые женщины. Женщины двери Пустоты. Женщины Космоса желания. Женщины — тайны Вселенной. Они могли вернуть жизнь человеку Земли. Но они не могли защищаться на этой земле. Они отдавали свою энергию людям. Людям, которые не понимали их. И они уходили в Небо. Уходили с улыбкой прощения. Уходили под крики безумной толпы. Уходили на руках-кострах Бога Агни. Дождь лил, не уставая. Небо синее — серое — красное — набухшее. С холмов текли ручьи, реки, обвалы воды и грязи. Бодхи заложил вход в пещеру камнями. Потом замазал оранжевой глиной. И пошел по дороге с Юга на Восток под серым дождем, не оборачиваясь. Он знал время пробуждения женщины Тара и время ее возвращения на Землю. Это время было еще далеко. Бодхи подошел к реке Унцзян. Буря прошла, а дождь набирал силу. Река пузырилась и гневно шумела. Грязная, мутная, злая, она несла свои воды, колотя и сметая берега, пытаясь вырваться из ненавистных оков.
Чжэцзян В красном, пропитанном водой хитоне, царевич подошел к переправе и посмотрел на волны. На берегу столпилось много пастухов со стадами овец, коров и коз. Они смотрели, как поднимается вода, и молчали. Бодхи заметил мокрую птицу и понял молчание под дождем. У ворот буддийского монастыря, под навесом сидели торговцы горячей лапшой. Рядом несколько монахов перебирали четки. От повозки к повозке ходили люди с колесом в руках. У моста, заливаемого рекой, стояли торговцы вилами и серпами. Рядом с паланкином вельможи замерли слуги. Крестьяне под ливнем никуда не торопились. Медленно, незаметно Бодхи отвел правую ступню назад и под небольшим углом развернул ее. Правая нога слегка согнулась в колене. Ладони словно держали плоды граната и горели огнем, исходящим из чакры Манипуры. Внезапно из-за повозки раздался сигнальный крик, и к Бодхи, с мечами наперевес, метнулись со всех сторон монахи, крестьяне, торговцы и пастухи — с криками скидывая с себя балахоны и обнажая мечи и ножи, они неслись на царевича, образуя замкнутый круг. Движением, быстрым, словно укус змеи, Бодхи, пригнувшись, ударами прямой ладонью в низ живота поразил двоих и, схватив их мечи, в прыжке оказался за кругом и мгновенно проткнул насквозь еще двоих. Не ожидая атаки, он сам бросился в гущу врагов. Удары меча и ножа. Удары ноги и меча. Удары руками и ножами. Испуганные продавцы лапши видели, как под стеной ливня среди толпы, орущей и жаждущей крови, стремительно и неуловимо движется тень Бодхи, срезая, словно колосья, тела врагов. В лужах грязи и крови барахтались тела немных убийц. С двумя мечами Бодхи осматривал поле боя. Он не смотрел на лежавших. Один удар — один враг, так учил он своих воинов в Бхарате, когда уничтожал города врагов Паллавы.
Чжэцзян
Внезапно Бодхи метнул один меч в паланкин вельможи, а второй — в повозку, стоящую за спиной. За свистом раздались два вздоха и хрипение. Вывалился из паланкина воин с арбалетом, рухнул с повозки в грязь воин с луком. Обоим мечи пробили грудь и вышли с другой стороны. Когда Бодхи умывал руки и лицо, из-за свежеумытых облаков выпрыгнуло солнышко. Заблеяли козы и овцы. Засмеялись пастухи и торговцы лапшой. Заулыбалась детская, ватная радуга. Торговцы лапшой робко сказали царевичу, что уберут тела наемников и следы битвы. Глаза их были хитрыми и испуганными, улыбка — непонятной, но лица были алчные. Бодхи кивнул головой — и торговцы бросились к месту боя. Вечером в Золотой Четверг Бодхи был на другом берегу успокоившейся реки. Здесь была дорога в шумный город Цзиньхуа. После бури небо решило подарить людям радость. Несколько дней стояла солнечная погода. Горы покрылись красными, желтыми, синими цветами. Долины пахли розами и акацией. В полях крестьянские девушки пели песни и водили хороводы. Наступала благодатная пора сбора урожая. Бодхи стоял в персиковом саду. Недалеко женщины и дети собирали сочные плоды в изящные бамбуковые плетеные корзины. Царевич увидел, как два почтенных старика помогают внукам собирать упавшие в траву персики. Бодхи взял один персик и стал медленно есть. В это время в сад на лошадях въехал хозяин сада со своими слугами — стражниками. Грузный, гордый, в шелковом халате вельможа на белой лошади подъехал к царевичу: — Этот сад мой. Чжэцзян Эти люди мои. И этот старик, и эта женщина, и эта девочка — все это мое! И персик мой! Бодхи посмотрел на листья деревьев: — Оставил бы что-нибудь Богу! Старик под деревом заулыбался, а вельможа стал багровым. Злоба душила его, развернувшись к слугам, он хлопнул плетью: — Хватайте бродягу! Я сам сниму с него кожу! Резким, свистящим ударом посоха Бодхи подкосил слуг, а следующим ударом сбил их с ног и отшвырнул далеко в кусты. Не успел вельможа опомниться, как получил страшный удар в живот, а затем в затылок. Страх поразил его. Впервые за всю его жизнь кто-то поднял на него руку. Держа ногу на груди хозяина сада, Бодхи ткнул его кинжалом в горло: — Сад твой! Персик твой! Жизнь твоя! —■ значит, и смерть твоя! — Не убивай меня, путник! Я все понял... Вельможа поднялся из грязи и медленно побрел в свою усадьбу. Медленно, словно пришибленные псы, за ним поплелись слуги, ведя под уздцы белую лошадь. Говорят, что реки не текут вспять. Что кошка не может лаять. Что Будда не откроет глаза. Возможно, это и правильно для людей, плывущих по реке невежества, алчности и злобы. Но хозяин персиковой усадьбы стал помогать бедным и вдовам. Никогда он не брал больше в руки плеть. Не кричал на слабых, не бил униженных. Через несколько лет вельможа стал мирянином-монахом. Бодхи сидел у водоема, напротив рыбного ряда, и приготовленной мазью из трав протирал плечо. В центре западного рынка бил природный родник. Со временем торговцы построили рядом с ним водоем, откуда все брали воду для питья, а по специальному желобу вода шла в каменные пойла для лошадей и мулов.
Чжэцзян Вокруг Ьодхи сновали торговцы и покупатели. Голосили курицы в корзинах. Поднималась столбами пыль. Ревели ослы. Чавкали верблюды. И вечный, базарный гул осиным роем висел над площадью. Царевич смотрел на прозрачную воду родника и вспоминал бурное утро, когда вместе с караваном из Согдианы, вместе с повозками, везущими зелень, мясо, рыбу и молоко, вошел в город Цзиньхуа. ... утреннее солнце. Входящий караван из Согда. Пыль. Крики погонщиков и внезапный запах гари и дыма. ... треск горящего деревянного дома. Мечутся люди. Кричат. Плачут. Клубы черного дыма оставляют тень змеи на белой пыли. ... пожарные потушили дома у западной стены, и горела только пагода. В воздухе летают хлопья пепла и пуха. ... на третьем ярусе пагоды кричит женщина с ребенком. Внизу, в толпе люди держат мужа и какую-то женщину, и снова — крики! крики! крики! ... Бодхи видит трехэтажное здание, стоящее под углом к пагоде. Бег по лестницам, коридорам на крышу. ... разбег. Прыжок. Бодхи на третьем ярусе. Порыв ветра. Женщина с ребенком рядом. Они плачут. Бодхи смотрит по сторонам. Лицо женщины обожжено. ... внутри пагоды рушится винтовая горящая лестница. Словно фонтан, огонь идет снизу вверх и в стороны. ... кричат внизу пожарные, мечутся стражники и чиновники. Бодхи хватает женщину за пояс, подхватывает ребенка. Пол под ногами трещит. Бодхи отталкивается плечом от балки и прыгает вниз. Кричит ребенок в воздухе. Вот второй выступ харчевни. Нога отталкивается от него. Теперь разворот в воздухе и — белая пыль. ... к ним бегут пожарные. Люди поднимают с земли женщину. Ребенка. Все живы. Снова крики. Слезы мужа. Матери. И запах гари. Все бегут в сторону. Горящая пагода медленно проваливается внутрь. ... верблюды жуют. Лошадь становится на дыбы. Кто-то в толпе кричит: Да-Мо! Горит плечо горящей болью. Бодхи уходит. За спиной гвалт. Шум. Топот людей. Бодхи сидел у водоема и смотрел на воду. Он вспоминал то, что мелькнуло, словно тень молнии, словно блик сна. Чжэцзян Зыбкое мгновение. Но Бодхи предельно успокоил дыхание. Успокоил работу сердца—и ушли в сторону картины зримого мира. Не стало криков людей и рева верблюдов и мулов. Не стало бегущих пожарных и мечущихся торговцев. Остановились на мгновение стражники, бегущие к горевшему дому. Замерла женщина на третьем ярусе пагоды. Замер ребенок. Остановились внизу люди, стоящие на улице, выводящей с западного рынка к центральному городскому саду. Бодхи прыгает с крыши на третий ярус и на мгновение видит... Царевич тряхнул головой и встал. Провел рукой по глади водоема и резко выдохнул. Он вспомнил. Внизу, за бегущими пожарными, за толпой торговцев, за столпившимися верблюдами каравана из Согда, за погонщиками, кричавшими, чтобы успокоить лошадей и мулов, четверо слуг несли паланкин. На мгновение всколыхнулась занавеска, и показалось красивое лицо женщины. На руке ее был браслет в форме цветка лотоса. Царевич видел много изображений лотоса, но тот, что был на белой, нежной руке, имел форму лотоса, которого он видел в пещерах Аджны! Бодхи сидел в уютной чайной, расположенной на берегу спокойной реки. Хозяин чайной, даосский монах-мирянин, узнал Бодхи и стал готовить для гостя зеленый чай, который в землях Чжуцзяни называли золотым. Это был ароматный, изысканный чай. У него был горьковатый вкус и аромат свежести весеннего утра, запах миндаля, плывущий с прохладных апрельских гор. В чайную, где сидел царевич, поставляли чайные листы из местечек Шифэн, Лунцзинь, Таеньшу. Это был лучший чай Поднебесной. Чайный лист вбирает в себя ароматы различных растений. Вельможи и знатные женщины всегда просили чай с лепестками жасмина, хризантемы или персика. Бодхи любил чай без добавок.
Чжэцзян Хозяин обдал кипятком фарфоровый чайник и пиалу. Щипцами положил вовнутрь чайника чайные листы и залил водой из горного ключа. Стоячая вода — плохой спутник чайных листов. Лучше всего вода из снега и росы, собранной с бамбука. И кипятить воду лучше на открытом огне, а еще лучше — это знали все мастера — углем или деревом с мест, где произрастал сам чай. Выпив несколько маленьких глотков чая, Бодхи кивнул головой — и хозяин чайной ушел довольный, что сумел приготовить ароматный напиток, который понравился Да-Мо. У хозяев чайных в Поднебесной, так же, как у лодочников с волшебного канала, у торговцев книгами, у купцов было свое тайное общество, связывающее их вместе. И поэтому еще до прихода Бодхи хозяин чайной знал, что в Гуандуне и Фуцзяни Да-Мо заказывал зеленый чай без различных трав и цветов. Бодхи сидел за пиалой чая, а вокруг него горожане обсуждали городские новости, заключали договоры, спорили и шумели за игрой в облавные шашки.
|
|||
|