ШЭНЬСИ-ШАНЬСИ 7 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 22Следующая ⇒

Бодхи этого не знал.

А сейчас в деревенских храмах, в домах, у алтарей предков,

читались молитвы и возжигались благовония в честь путника,

который пришел из мокрой ночи, имени которого никто не знал,

пути которого никто не ведал.

И поняли жители земель Чжоу-Хэ только одно:

есть в мире справедливость, есть сила добра, есть Доброта.

Проходя через деревни, Бодхи видел ухоженные поля риса и пшеницы. Видел крестьян, поющих во время работы.

Все в Поднебесной было для него ново — люди, одежда, пища.

На рынках, мостах, площадях царевич внимательно смотрел на лица людей, читая в них сущность Чжун-Го — любовь к семье, детям, родителям, почитание старших, уважение к матерям.

Вера в предков, уходящих на Небо, и чувство долга перед ними.

Вера в Духов земли, неба, гор, рек и лесов.

Вера в силу знаний.

Вера в божественное предопределение.

В город Санъань царевич вошел через южные ворота — и сразу попал в круговорот свадебной кутерьмы.

Под грохот барабанов, гонгов, литавр,

под звон флейт, свирелей, хлопушек

навстречу ему шла пышная свадебная процессия.

Перед красным паланкином шли два человека с факелами.

За паланкином шествовали говорившие добрые пожелания, музыканты, родственники и друзья жениха с красными зонтами в руках.

Слева и справа от невесты, сидящей за шторами паланкина, радостные люди пели песни, взрывали хлопушки, разбрасывали на головы прохожих рис и зерно.

Хубэй

Бодхи заметил, что если деревня и поля встречали его тишиной, то город всегда открывал ему свои ворота с грохотом, криками, бегом в разные стороны тысяч и тысяч людей.

Монах в желтых одеяниях,

с четками в руках, с лицом цвета коры кокосовой пальмы,

с хриплым голосом лесного разбойника, сидя на мосту, монотонно читал сутры.

Показав царевичу дорогу к монастырю, он продолжил свое чтение под шелест волн Желтой реки.

Свадьба цвета жизни и огня свернула в сторону площади, где в центре вращалось водяное колесо, приносящее счастье. Красный цвет— цвет радости Неба! Цвет огня, крови, мироздания, цвет плодородия, надежды, вечной жизни. Красный цвет — это Феникс, возрождающийся из пепла. Это Любовь! Красота! Счастье! Красный цвет — это Солнце!

Царевич шел по узкой улочке, вымощенной белым камнем, вдоль высоких глинобитных стен.

Это был квартал ремесленников.

Квартал кузнецов, жестянщиков, гончаров, литейщиков.

Со всех сторон, со всех дворов

раздавался звон, шипение, бульканье, шум гончарного круга.

Мимо него проходили, пробегали, неслись

носильщики с громадными тюками за спиной,

водоносы с кожаными бурдюками, полными воды,

подмастерья с ворохом металлических листов,

грузчики с тележками белой глины.

Впереди раздавался шум большого рынка.

Впереди был выход из лабиринта глиняных улочек.

Внезапно Бодхи прыгнул в сторону.

С черепичной крыши на него летел воин с мечом в руках.

Развернувшись, Бодхи нанес ему удар ногой в голову и рубящий

удар в шею.

Второго наемника он швырнул на горячие камни ударом железного кулака в грудь.

Царевич сжался. Тело стало пружиной. Тело стало оружием.

Впереди появились еще два врага с мечами.

Хубэй

На земле мелькнула тень третьего, идущего по крыше дома.

Бодхи прыгнул вверх и, пробежав по стене, нанес стоящим перед ним убийцам, двойной удар ногами в головы — удар, ломающий камни.

Вырвав из-за пояса падающего кинжал, он метнул его из-под руки назад-вверх по диагонали.

Хватаясь за горло, истекая кровью, рухнул со стены умирающий воин.

Раздался свист летящих, режущих металл дисков.

Бодхи, уклонившись от ядовитого оружия, поднял с земли меч.

Впереди стоял, вращая мечами, предводитель отряда наемных убийц Аракан.

Обученный в пещерах Гималаев жрецами темноты, он не знал жалости к людям, к животным, к себе.

Он был из мира Тантры.

Мира колдовства, крови, жертвоприношений.

Аракан был солдатом Черного Неба.

Он знал одно: слово Учителя — закон! Слово гор — закон!

Человека в красном надо убить.

Он враг Учения. Враг Учителя. Враг.

Они стояли друг против друга. Два меча. Два цвета. Черный цвет. Красный цвет. Ярость и спокойствие. Волна и камень. Буря и зеркало.

Аракан взметнулся вверх и быстрыми прыжками, отталкиваясь ногами от стен, побежал на царевича.

Бодхи стоял боком в асане Лучника, держа руки в мудре Манипура.

Аракан нанес два обманных удара мечом на Север и на Юг.

Бодхи шагнул назад, соизмеряя дистанцию боя.

Аракан подпрыгнул вверх и, вращаясь, сделал резкий выпад вперед и нанес два невидимых удара мечом и кинжалом.

Бодхи сделал еще один шаг назад.

Аракан присел на ногах единорога. Глаза его сузились и, взлетая, он нанес четыре страшных удара мечом-молнией.

Пятый удар был ударом царевича.

Уклоняясь в сторону, он перекинул меч с правой руки в левую и боковым рассекающим взмахом перебил врагу ребра, разрезая надвое печень.

Хубэй

Наемный убийца сделал два шага вперед. Ноги его подкосились.

Он упал на колени, хватая руками воздух. Попытался посмотреть на небо, но не смог.

Лицом вниз он рухнул на горящие маревом камни улочки жестянщиков.

Раздался шум. Раздались крики.

С крыши одного из домов истошно кричал старик.

Вслед ему вторили продавец лапши и зеленщик с тележкой.

Заскрипели ворота. Зашумели жители улицы.

Вдалеке послышался тяжелый топот дневной стражи города.

Еще истошней завопил старец.

Бодхи швырнул меч на мостовую, взбежал по стене на крышу дома и побежал в сторону шумящей главной улицы Санъяна.

Он летел над дворами, над развешанным бельем.

Над стенами. Над харчевней.

Он прыгал через разлетающихся кур, гусей, уток.

Через громадные котлы.

Через головы людей, сидящих во дворах и пьющих чай.

Пробежав по крыше конюшни, царевич прыгнул вниз, на камни площади, и через мгновение растворился в хаосе шумевшего торгового люда.

В монастыре царили чистота и порядок.

Внутри высоких белых стен был разбит прекрасный сад.

Вдоль ровных дорожек из мелкого камня стояли скульптуры Будды Шакьямуни, Будды Майтрейи, Будды Амитабы, Богини Гуань-Инь.

В четырех сторонах от главного храма находились кельи для монахов, здание библиотеки, священная пагода, священный водоем.

Монахи, сидевшие на скамьях и читавшие свитки под деревьями, монахи, заучивающие сутры у водоема, с удивлением смотрели на

царевича.

Босой, в красном хитоне, в плаще, покрытом пылью дорог, с посохом странствий в руках он выглядел странно среди аккуратного порядка монастыря Дао-Аня.

Учитель Дао-Ань — первый патриарх буддизма в Поднебесной — создал первый образцовый Устав для монахов, первый каталог священных писаний.

Он первый преклонил колени перед Буддой будущего Майтрейей.

Хубэй

Буддой

Бодхи встал с камня, увидев, как к нему приближаются настоятель и два монаха.

— Мир вам, верующие в будущее.

— Мир Вам, путник.

— Мне нужно знать, приходил ли к вам монах Ратан из Рангпура? Настоятель посмотрел на дерево столетнего кедра:

— Год назад к нам приходил монах с Бхараты.

Он помог нам перевести некоторые сутры из «Трех корзин Истины». Затем он ушел в монастырь Шояна.

— Мир вам, почитающие Будду Майтрейю.

— Мир Вам, ищущий Истину. Поклонившись, царевич ушел.

Через зеленые хребты, многочисленные озера, ручьи, через деревни, посады, торжища, мимо пагод, храмов, священных деревьев шел царевич на Юг.

В двух полетах стрелы от озера Дунтинху, на туманном перевале встретил Бодхи двух странствующих воинов с мечами.

На небольшой площадке, усыпанной мелкими камнями, мастера меча вели поединок.

С яростными криками, с безумными лицами, вращая боевыми мечами, вращая красными глазами, бросались они друг на друга, звеня металлом. Звеня от ненависти.

Приземистый, сильный воин в зеленом халате был сильнее своего раненого противника. Он плашмя бил его по перевязанному плечу и смеялся.

Сжимая губы, отступая, падая и вставая, раненый юноша продолжал драться.

Упорство и ненависть горели в его глазах.

Боль и усталость лежали на его плечах.

Нападающий воин видел это, но продолжал бить и бить по бурой от крови повязке.

Бодхи, который, сидя, наблюдал за поединком, легко встал. Внезапно он ударом ноги в грудь отбросил к стенам скал воина в зеленом по имени Бай-Ши.

Хубэй

Взяв меч из рук оседающего на землю раненого юноши, он швырнул его к ногам покрасневшего лицом мастера Бай-Ши.

Тот вскочил и с двумя мечами бросился на Бодхи.

Пушечный удар ногой в грудь встретил его.

Второй удар швырнул на горку острого щебня. . Снова вскочил мастер меча Бай-Ши. Стал кружить. Стал думать.

Бодхи прыгнул вверх и вперед, перелетая через противника, он с разворота ударил его ногой по спине.

Воин в зеленом, воин-победитель, воин с двумя мечами подпрыгнул от боли и, раскачиваясь, прыгая стрекозой, упал лицом на камни.

Теперь в его глазах была желто-красная ненависть.

Теперь в нем клокотала пена желчи.

С воем, с воплем бросился Бай-Ши на царевича и вновь получил хлесткий круговой удар ногой в висок.

Ошарашенный, обессиленный, потерявший лицо воин тяжело рухнул на серые камни.

Бодхи посмотрел на задыхающегося Бай-Ши:

— Прежде, чем брать меч в руки, возьми в них доброту!

Юноша, пораженный искусством виденного боя, смотрел на приближающегося царевича широко раскрытыми глазами. Подойдя, царевич взмахнул клинком в воздухе:

— Что движется?

— Меч!

Бодхи ударил юношу кулаком по голове и вновь взмахнул клинком:

— Что движется?

— Рука!

Юноша получил еще один удар по голове. В третий раз засвистел клинок в руках царевича.

—- Что движется?

—- Разум!

Бодхи швырнул меч к ногам юноши и ушел вниз, к ущелью по дороге, покрытой клубами белого молочного тумана.

На мокром перевале, на небольшом выступе сидели в молчании два просветленных воина.

Мастер Бай-Ши достал из тыквы-горлянки желтую, пахнувшую медом, лечебную мазь и помог юноше залечить рану. Затем они разошлись.

Хубэй

О чем думали воин в зеленом и воин в оранжевом, знают только мокрые камни перевала, белый туман и птица, сидящая на скале. Знает еще цветок эдельвейса, но и он ничего не скажет.

Бодхи бежал к вершине холма, над которым клубились густые, черные волны дыма.

Его ноги утопали в белой пыли.

Его глаза видели безжизненные тела монахов.

Его руки сжимали посох.

Добежав, царевич увидел горящий буддийский монастырь.

Пламя на глазах пожирало древнее деревянное здание, вокруг которого лежали убитые монахи.

Трещали балки, окна, перекрытия, валилась вовнутрь горящая стена, гудел раскаленный до бела колокол, хрустели, сворачивались, рассыпались древние свитки, книги, рукописи.

Под ноги царевича легли обгоревшие листы бамбука и шелка. Бодхи внимательно посмотрел на следы — и все понял. Монахи не сопротивлялись. Не кричали. Они умирали от ударов в спину. Они падали там, где работали. Они не понимали, что происходит.

Только тело одного монаха лежало в отдалении.

Его грудь пронзили две арбалетные стрелы.

Его руки сжимали кинжал.

Седой монах успел пронзить горло и сердце двум нападавшим с

мечами. Их тела лежали рядом.

Следы лошадей вели в сторону дороги с холма. В сторону густого леса, за которым шумела горная река.

Бодхи топнул ногой и побежал.

Бежал бесшумно, легко, быстро.

Бежал, не сбивая нижнего дыхания.

Через час Бодхи увидел всадников.

Лес мешал им пустить лошадей вскачь, а дорога шла у реки.

Увидев, что они сворачивают к реке, Бодхи бросился к скале, поросшей лесом.

Здесь он стал ждать.

Когда под скалой появились всадники, Бодхи с громадной высоты прыгнул на них.

Хубэй

Двоих всадников он убил при падении, а двое других подняли лошадей на дыбы.

Выхватив меч, царевич в прыжке разрубил одного, а второго, которого сбросила лошадь, добил внизу, пригвоздив мечом к земле.

Успокоив лошадей, Бодхи стал осматривать убитых.

Это были черные воины колдуна Я-Вана, похожие по одеяниям на того, кто напал на него в пещере.

После недолгих поисков Бодхи нашел то, что искал.

В суме одного из них лежала морская раковина, сделанная из нефрита.

Скинув тела наемных убийц в овраг, Бодхи, сев на одну из лошадей, трех других повел за собой, связав их узды одной веревкой.

В ближайшей деревне он спросил у старосты имена бедных семей и передал им лошадей.

Когда он уходил по извилистой дороге, идущей берегом реки, крестьяне удивленно смотрели ему вслед.

Но их радость возросла вечером, когда четыре бедных семьи обнаружили сумы, притороченные к седлам, в которых лежали мешочки с золотыми монетами.

В сгоревшем монастыре был убит один из восьми Посвященных. Это был монах.

Его символом была морская раковина, означающая Проповедь Будды.

На рассвете, на берегу великой реки царевич занимался линиями боевого искусства.

После многочасовых отработок ударов с нижней стойки Бодхи сидел в асане Лотоса и, глядя на зеленые, дышащие жизнью волны, вспоминал слова отшельника, танцующего на пяти валунах:

— Карты называют реку Ян-Цзы.

Люди Чжун-Го называют ее Чан-Цзян.

Королева рек, рожденная в чертогах тибетских гор, каждый благословенный день совершает свой тысячелетний путь с Запада на Восток. От захода к восходу. От снега к солнцу.

Она идет к своему отцу-императору океану.

«Ущелье Трех Ворот» распахивается, и ее встречает господин Сычуань, Добрый и щедрый.

Хунань

Чан-Цзян дарит ему свою благодать и идет дальше.

Два мудрых старца, два великих озера встречают ее.

Это Дунтинху и. Поянху.

Выслушав их песни, королева шествует дальше на Восток.

Ее дорога делит Поднебесную на Юг и Север.

Два брата спорят. Ругаются. Смотрят на небо. Ждут его голос. Смотрят друг на друга.

Придет время, они снова будут едины. Так же едины, как горы Тибета и воды океана, связанные янтарной нитью Чан-Цзян.

Сняв одежды, царевич вошел в прозрачные воды длинной реки.

Вода есть вода. Дар небес. Дар Богов.

Спасающая от жажды, спасающая от огня.

Очищающая от грехов. Смывающая скверну.

Дарящая радость детям. Дарящая рис взрослым.

Великая река Чан-Цзян, перед тобой склоняют головы

миллионы и миллионы любящих тебя.

Верящих в тебя. Поющих о тебе.

Королева рек, озер, ручьев, королева гор, лесов, полей,

королева людей — народа Хань.

ХУНАНЬ

Царевич шел под звездным, летним небом

по извилистой дороге, покрытой теплой, белой пылью,

среди шума лягушек и треска сверчков.

Где-то скрипело водяное колесо.

Где-то перекликались сторожа полей.

Где-то пели ночные птицы.

Пахло ночной свежестью. Пахло листьями тута.

Пахло ароматом сухих коробочек хлопка.

На рассвете он вышел к берегам священного озера Дунтинху, в которое вливались четыре реки.

Алмазом сверкало озеро в короне сказочных берегов.

Темно-зеленые леса и синие холмы, окружающие его, сливались с цветом неба, сливались с красотой играющих золотых волн, создавая великое единение солнца, воды, воздуха.

Хунань

На лесном берегу, слушая пение птиц и вдыхая аромат цветов, ягод, деревьев и ветра, летящего с лазурных гор, царевич приступил к своим постоянным занятиям по боевому искусству.

На одном из рынков земель Гуйчжоу Бодхи, сидя у стены, слышал, как золотых дел мастер наставлял своего худого, длинного, сонного сына:

— Разлитую воду не соберешь. Рано встанешь — все поспеешь. Учись, сынок, и ты узнаешь, как мало знаешь.

Учись, родной, сейчас, потому что потерянное золото можно найти, а потерянное время — никогда.

Учись, сын мой, и станешь Мастером. А хороший Мастер не боится трудного дня.

Не бойся дорог жизни.

Учись хорошо, но никогда не спеши. Поспешность таит ошибку.

Мастер говорил, постукивая маленьким медным молоточком по серебряной чаше с причудливым узором из сплетения двух золотых драконов.

Его сын-ученик кивал головой, находясь еще в своем чарующем мире грез и волшебных снов юности.

Отец-Мастер поднял молоточек:

— Видно, что ты влюбился.

Любовь — это знак Богов. Не каждый встречает ее в своей жизни.

Но знай: женщины любят в мужчинах разум, а разум достигается учением. Каждодневным.

Учись, сынок! Стань Мастером! Стань полным!

И всегда помни: полный чайник молчит, наполовину пустой — шумит! Будь полным, сын мой, и будут тебя любить женщины, уважать старики и почитать родные и друзья.

На берегу/ среди оранжевых камней, Бодхи встретил старика-нищего в сером рубище, который слушал музыку солнечных лучей, бегущих по зеркалу Дунтинху, смотрел на сверкающие лодки рыбаков с надутыми парусами, внимал песням ветра, спорившего с пахучими, смолистыми соснами.

— Мир Вам и здоровье!

— Мир Вам, путник! По осанке, по многочисленным шрамам и рубцам царевич понял,

что нищий был когда-то воином.

Хунань

На ровном берегу, у самой кромки воды стояла высокая бамбуковая харчевня.

Бодхи угостил старого воина вином и сыром.

Старик по имени Тань-Цю поведал царевичу о былых сражениях южных и северных династий, о битвах за новые земли Юга, о вечной войне воинов Поднебесной с кочевниками Северо-Запада и морскими разбойниками Юга и Востока.

Тань-Цю рассказал о мудром полководце Сун-Цзы и его трактате о военном искусстве. Он знал многое, но печали в его глазах было больше:

— В Поднебесной говорят — возвеличивай культуру, принижай войну. Это верно. Война — печальная необходимость. Война разоряет империю, а не обогащает.

Но пока существуют государства, всегда будут войны.

Я не верю, что в этом мире одно царство может править всей землей. Всегда нужен противовес.

Если есть Инь, то должно быть и Ян.

Если есть черное, значит, есть где-то белое.

Война — это страшно! Война — это тень человека!

Я знаю, что сохранить жизнь человека лучше, чем построить пагоду в семь этажей.

Но если есть граница, значит, есть разделение. А любое разделение ведет к войне — безумной, глупой, жестокой, смердящей, но к войне, и тогда кто-то должен защищать Срединное государство!

Мы защищали и будем защищать его. Потому что мы — воины!

Пусть в Тянь-Ся у полководцев меньше почестей, чем у поэтов.

Пусть в Тянь-Ся говорят, что хороший человек не служит в солдатах.

Мы все равно остаемся мужчинами.

Мы всегда защитим свою Родину!

Мир тебе, путник!

— Мир тебе, воин!

Бодхи уложил захмелевшего старика на широкую деревянную скамью и, подозвав хозяина, дал ему драгоценный камень.

Увидев алмаз величиной с косточку вишни, хозяин остолбенел. Он знал толк в камнях и золоте.

— Слушай меня внимательно, хозяин.

Возьми вот этот камень, и пусть до конца своих дней старый воин Тань-Цю видит только радости жизни.

Хунань

Не отказывай ему ни в чем.

— Я все понял, господин!

Я буду следить за стариком, как за своим родным отцом. Принимая алмаз в ладони, которые била мелкая дрожь, хозяин харчевни еле дышал от безумного восторга.

— Не беспокойтесь, господин!

Мир Вам и здоровье! Счастливого пути!

— Мир тебе, человек!

Бодхи медленно шел вдоль берега прекрасного озера, светящегося серебром волн в лучах заходящего солнца.

Он не волновался за алмаз.

Он не думал о нем. Он не волновался за судьбу старого воина.

Он знал: все будет сделано так, как было сказано.

Отличительной чертой людей Поднебесной страны была Честность. В Поднебесной люди говорили: Честность —- лучшая привычка.

Земли Хунань находились к Югу от среднего течения реки Чан-Цзян и давали три урожая риса в год.

Мудрый правитель У-Ди династии Хань, думая о будущем Поднебесной, заселил эти земли поселенцами с Севера.

За столетия люди Хань, народы Тун и Яо выработали свою особую, южную культуру возделывания земли.

Люди Хунань были мудрыми земледельцами и хорошими воинами, любили свободу, верили в будущее и следовали заветам Учителя Кун-Цзы.

Их было трое, и они шли молча.

Шли вместе с Бодхи. Шли под каплями мелкого, серого дождя.

Шли от реки Чан-Цзян в сторону земель Хунани.

Все трое несли за спинами большие коричневые короба, свитые из ивовых прутьев.

Отца звали Зам-Во.

Дочь — Мэй, мать — Ю-Ва.

Зам-Во шел впереди — молчаливый, злой, с угрюмым, желтым лицом, проклиная про себя серый день, серый дождь, серый ветер, серую пыль, серые горы, серое небо.

Мэй была красивой, длинноногой девчонкой с высокой шеей и отсутствующим взглядом.

Хунань

Казалось, она спит на ходу.

Казалось, что она здесь — и не здесь.

Казалось, что она не идет, а плывет над землей.

Улыбалась только мать.

Улыбалась весенним небом, весенним, звонким ручьем.

В полдень пришли в большую деревню — и сразу же начался переполох. Увидев людей с коробами, жители с криками побежали в разные стороны.

Вскоре на площади перед даосским храмом стала собираться гудящая толпа земледельцев.

Бежали, подпрыгивая, чумазые, пузатые дети.

Важно шли старейшины деревни.

Летели загорелые девушки.

Степенно выходили из ворот домов матери семейств.

Многие прибежали с рисовых полей. Они вытирали с лиц грязь и пот, стряхивали с одежд глину и пыль.

Над деревенской площадью бился громовой хохот. Смеялись дети. Светились глаза-вишенки. Старики в корчах от хохота валились на бок. В глазах женщин стояли слезы смеха. Смеялся от всей Души царевич.

Семья актеров показывала представление из жизни животных. Но за движениями льва, лисы, журавушки все узнавали людей.

Носились перед красочной ширмой звери, пели песни, танцевали, делали невероятные прыжки, вращались в вихре смешного боя — и уходил в небытие разделенный мир.

Перед глазами крестьян из капель румян, нескольких холстин и коврика возникло волшебство! Чудо чистого, хрустального мира!

Другой мир. Другой взгляд.

Зам-Во исчез, испарился, растворился.

Зрители видели смешного старого льва, затем в долю секунды они видели осла, видели крестьянина, видели деревенского старосту. Не узнал Бодхи и длинноногую, худую девочку Мэй. Теперь это была Принцесса! Капризная, вздорная и обаятельная. Голос ее завораживал, грация пленяла.

Хунань

Вместе с отцом они вели детей в прекрасный мир Волшебства и Чуда.

Исчез угрюмый-злой Зам Во. Исчезла рассеянная Мэй. Исчезла улыбающаяся Ю-Ва. Бодхи видел Принцессу, Императора, осла. Видел льва, лисицу, быка, видел захватывающую историю любви, мечты, мудрости.

До самой околицы провожали крестьяне бродячих актеров. До самой реки шли рядом с ними счастливые дети.

Их было трое, и они молчали.

Молча шли, молча обедали, молча мыли посуду.

Воистину век живи — век учись!

До города Шао-Яна оставался день пути.

На большой дороге к ним присоединился хромой нищий с красной головой и клюкой в руках.

Звали его Дун-Бун, или Хромой Бун.

Бун, несмотря на хромоту, шел быстро. Это был сильный и ловкий человек.

В черных лохмотьях, с горящими глазами-маслинами, с длинными, словно клещи, руками, он постоянно говорил, и слова его дышали желчью.

На берегу звенящей реки путники остановились.

Стоя по колено в прозрачной воде, . царевич руками поймал несколько крупных карпов и лещей.

Ю-Ва достала из своего короба казан и мешочек с приправами.

Зам-Bo быстро развел костер, и через час путники ели вкусный, ароматный рыбный суп с приправами земель Сычуани.

Люди в Чжун-Го любили хорошо поесть. Они умели готовить тысячи разных блюд из риса, мяса, рыбы и сто тысяч острых, душистых приправ, салатов и соусов к ним.

Бодхи нравилась эта вкусная и полезная пища.

Нравилось уважение народа Хань к рису, зерну, ячменю.

Когда путники собрались продолжить путь, Бодхи подошел к Зам-Во и протянул ему на ладони светящийся орех со знаками Паллавы:

Хунань

— Зам-Bo — человек, приносящий людям радость, — возьми в дар этот орех. Это для твоей дочери Мэй.

— Мир Вам, господин!

— Мир и здоровье твоей семье!

Под проливным, стучащим дождем,

под свист холодного ветра с пустыни Ша-Мо,

под раскаты дальнего грома,

на перекрестке трех дорог, покрытом грязью и соломой,

бродячие актеры пошли в сторону полей и деревни, а Бодхи и Хромой Бун направились в сторону города, стоящего на четырех холмах.

Через много лет, когда пришла осень жизни Зам-Bo и Ю-Ва, когда длинноногая Мэй стала девушкой небесной красоты и грации, лопнул в ее руках орех-талисман, подаренный царевичем на серой дороге Хубэя ее отцу.

И засмеялась звонким смехом Ю-Ва,

и всплеснул руками Зам-Во,

и обняла своих родителей Мэй.

На старой камышовой циновке,

в полутемном доме на окраине Нанкина

лежал, сверкая волшебным светом, алмаз.

Алмаз редкой красоты, огранки, величины.

Алмаз ценою в роскошный дворец.

Алмаз, дарящий семье бродячего актера Зам-Во

крики смешных внуков, спокойствие полного дома,

счастье в глазах любимой дочери,

благодарение великих предков.

Солнце стояло в зените, словно огненный меч, висящий над головой.

Жара била в свой пылающий, желтый барабан. Зноем дышала сухая земля. Сухим было синее небо.

Пройдя рисовые поля, на которых работали крестьяне,

пройдя глубокий ров, залитый темно-зеленой водой,

пройдя дубовый подъемный мост и каменные стены сторожевых

башен,

Бодхи в сопровождении нищего Буна вошел в город — и сразу

попал в бурлящую людскую воронку.

Хунань

Сквозь сизое марево жары, пыли, чада и дыма уличных жаровен,

сквозь сплетающиеся жирные черные тени

людей, повозок, буйволов, мулов,

сквозь лежащие на земле горы

перца, чеснока, лука, дынь и арбузов,

сквозь запахи сои, пота, рыбы, шелка, тмина

шел царевич к центральной площади,

шел в волнах зыбких улиц,

расплывающихся садов, растекающихся храмов,

расплющенных рынков, разлетающихся улиц и улочек.

Возле повозок бродячего цирка он увидел разноцветное, качающееся озеро людей.

Они кричали, смеялись, зубоскалили, показывая в центр пыльного круга.

От возбуждения горожане топали ногами и хлопали друг друга по плечам и, довольные, кивали головами.

Пройдя стену орущих лиц, пройдя стену потных, черных халатов Бодхи увидел в центре жующей, хохочущей толпы человека, стоящего на коленях.

Одетый в шелковый халат, без головного убора, седой мужчина плакал, посыпая голову горячей пылью. Затем он стал ползать вокруг повозки с тяжелыми деревянными колесами, на которой была укреплена бамбуковая клетка.

Мужчина скрипел зубами и что-то бормотал, затем, вскочив, уцепился руками за живую клеть:

— Это я, Дай-Ин! Муж твой! Это я отдал тебя в рабство! Прости меня, Дай-Ин!

Хозяин повозки, крепкий, щербатый, яйцеголовый мужчина по имени Пын-Бай схватил плачущего за плечо и с силой швырнул в толпу:

•— Пошел прочь! Это моя рабыня! Это мой зверь!

Люди, платите одну монетку — и вы увидите лесного зверя! Духа болот! Танец обнаженной ведьмы на клетке!

Зверь на цепи! Он дикий, зубастый, страшный!

Платите монету — и вы почувствуете ужас гнойных болот Химару!

В ногу Пын-Бая вцепился плачущий мужчина:

— Отдайте мне мою жену!

Хунань

Я думал, она мне изменяет, и в гневе отдал ее Вам! Потом я узнал, что ошибся.

Вот деньги! Возьмите!

— Пошел прочь! Зачем мне твои медяки? Чудовище из болот дает мне золото!

Щербатый выдернул ногу и, вытащив из-за пояса плеть, несколько раз ударил ею по спине мужа, продавшего свою жену.

Заулюлюкала толпа. Развеселилась. Завизжала от радости бесплатного представления.

Избитый человек в крови и пыли шептал:

— Небо, убей меня! Раздави, сожги, испепели! Небо, уничтожь меня!

Бодхи посмотрел в сторону повозки и увидел, что из-за прутьев на него смотрит сморщенное, маленькое существо с седыми волосами, с кожей цвета коричневой пыли, с длинными, черными ногтями.

На Бодхи из-за спутанных, грязных волос смотрели горящие болью глаза.

И увидел Бодхи в ее глазах,

как хлещет плетью молодую, красивую женщину хозяин цирка Пын-Бай,

как заставляет спать с ним и как топчет ее гордость,

как продает ее тело сотням и сотням мужчин,

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒