Примечание к части. Двойная жизнь
Примечание к части
Спасибо большое всем за поддержку! У автора временные финансовые трудности в связи с болезнью, поэтому продолжение может выходить с задержками. Если кто-то захочет помочь, автор будет очень благодарен. Люблю вас!
Двойная жизнь
Выпад, удар, поворот… палочка в пальцах нагревается от непрерывного потока заклятий… воздух расцвечен яркими вспышками… в венах кипит адреналин… поворот, выпад… — Ауч! — одна коварная подножка, и Гарри кубарем катится по ковру. — Так нечестно! — Да ну? — Марго нагло ухмыляется, глядя, как он собирает конечности в кучу. — А ничего, что ты с палочкой, а я без? Гарри только фыркает, откидывая со лба прядь волос. — А ничего, что у тебя фора в сто пятьдесят лет?
***
С Марго было удивительно легко. Несмотря на колоссальную разницу в возрасте, Гарри почему-то воспринимал ее почти как свою ровесницу. Да и сама Марго — хрупкая, невысокая, веселая и острая на язык — вовсе не выглядела умудренной жизнью матроной. С ней было одинаково комфортно болтать о всякой ерунде и говорить о чем-то серьезном, а можно было и просто молчать, не чувствуя при этом никакой неловкости. При этом поведение ее поначалу часто ставило Гарри в тупик. Она могла ворваться в пять утра к нему в спальню, размахивая газетой и матеря каких-то неизвестных журналистов со всеми их родственниками до седьмого колена, а могла целый день провозиться с невесть где подобранным голубем, вывихнувшим крыло. Могла хладнокровно забить до полусмерти четверых магглов, приставших к ней в темном переулке, а потом весь вечер всхлипывать над сентиментальной мелодрамой, идущей по телевизору. Даже внешность ее казалась нелогичной. Веснушки на носу, тонкие запястья, пушистая шапка светлых волос, делающая ее похожей на одуванчик — и тут же пронзительные черные глаза и страстная любовь к кожаной одежде с бесконечными цепями, шипами и заклепками. Впрочем, спустя некоторое время Гарри понял, что в случае Марго все это непостижимым образом сочетается между собой и даже создает какую-то особую гармонию, и перестал об этом думать.
***
Удар, выпад, поворот… каждая неудача только подхлестывает азарт… подсечка, выпад… — Ауч! — тренировочный шест бьет под ребра, сбивая дыхание. — Больно, между прочим! — Не ныть! — черные глаза задорно сверкают. Шест, изящно провернувшись несколько раз, возвращается в исходную позицию. — Ты вообще герой или где? Учти, будешь филонить — пожалуюсь Зару! — Кстати, а где он? — Гарри морщится, потирая ушибленный бок. — По делам уехал, — Марго округляет глаза. — Он что тебе — нянька, безвылазно тут сидеть? У него, между прочим, работа есть, и не одна, прибавь к этому миллион знакомых, приюты, магический бизнес, маггловский бизнес… — Я понял, понял! — Гарри поднимает руки с раскрытыми ладонями, а потом садится по-турецки на ковер. — Слушай, а ты давно его знаешь? Марго садится напротив, аккуратно положив рядом шест, и подпирает кулаком щеку. — Ну… лет семьдесят-восемьдесят… Познакомились случайно, в чикагском клубе, с тех пор эпизодически дружим…
***
Насколько понял Гарри, «эпизодическая дружба» заключалась в том, что примерно раз в десять лет Марго неожиданно появлялась на пороге у Салазара, некоторое время у него тусовалась, совершенно не претендуя на внимание, а затем так же неожиданно исчезала в неизвестном направлении. При этом относились они друг к другу абсолютно по-соседски. Ни о какой привязанности или, не дай Мерлин, любви там речи не шло. Марго объясняла это тем, что с такими людьми, как Салазар, нельзя долго находиться рядом. Иначе ты обязательно начинаешь к ним привязываться или еще хуже — влюбляться — и уходить от них потом очень больно. А уходить приходится, потому что люди эти всегда одиночки и полностью самодостаточны. Гарри был склонен ей верить. Тем более, что в случае с бессмертным Салазаром дело осложнялось еще и тем, что за тысячу лет он наверняка смертельно устал привязываться к людям, а потом неизбежно терять их. И в этом свете становилось понятно, почему он предпочитает общаться с долгожителями, вроде Фламеля или Марго, но в то же время становилось совершенно непонятным, почему он так заинтересовался им, Гарри? Он, конечно, как оказалось, существо живучее, но далеко не бессмертное.
***
Поворот, удар, выпад, удар, удар… — Ауч! — это уже становится традицией. Гарри вытирает тыльной стороной ладони хлынувшую из носа кровь и, заметив разом ставший голодным взгляд Марго, быстро произносит очищающее. Девушка моргает. — Кажется мне, пора нам перекусить! Через пять минут они уже уютно устраиваются за стойкой в кухне, Гарри с сэндвичем, Марго с пакетиком донорской крови. — За что обожаю Зара, так это за заботу о гостях! — Марго удовлетворенно булькает трубочкой. А Гарри рассеянно разбирает сэндвич в своей тарелке на составляющие. — Он удивительный…
***
Салазар и правда был удивительным. Очень разный, и в то же время поразительно цельный. Иногда легкомысленный и ироничный, с искрящимися глазами и стремительными движениями, а иногда серьезный, резкий и нетерпимый. Он мог шутить и вести себя, как подросток, а потом вдруг загрустить, и тогда в его глазах отражались разом все прожитые века. Мог носиться по пентхаусу, излучая активность и умудряясь делать сразу тысячу дел, а мог целый час просидеть на месте, глядя в одну точку и размышляя о чем-то… В нем как будто уживались одновременно несколько совершенно разных человек, но каждым из них невозможно было не восхищаться. И Гарри восхищался. Но это не было благоговением перед легендарным Основателем, о котором он читал в учебниках истории — Гарри вообще с трудом ассоциировал живого, молодого, подвижного Зара с той каменной статуей из подземелий — нет. Это было восхищение человеком, которого он успел узнать за эти недели. Немного странного, немного загадочного, с не самым легким характером — чего уж там! — но такого… понятного. Близкого. Почти родного. Иногда Гарри казалось, что он знает Салазара очень давно. Ему казались знакомыми его жесты, мимика, интонации. Временами он даже мог предсказать, как Салазар отреагирует на ту или иную фразу, что сделает в следующий момент, что скажет. Это было совершенно необъяснимо, поэтому в какой-то момент Гарри просто принял это как факт. Он чувствовал Салазара. Мог с полувзгляда угадать его настроение, ощутить его присутствие в доме прежде, чем увидит, даже предугадать очередной выпад в поединке, словно они тренировались вместе не несколько недель, а несколько лет. А еще Гарри иногда становилось страшно. Так страшно, как не было ни в детстве, когда дядя Вернон замахивался на него в порыве гнева, ни позже, в подземельях Хогвартса, ни даже на кладбище с воскресшим Волдемортом… Потому что Марго была права, когда говорила, что к таким людям нельзя привязываться. Потому что он точно знал, что рано или поздно вся эта история закончится, и он будет вынужден снова вернуться к своей обычной жизни, о которой теперь противно было даже думать. И потому что самое глупое, что он может сделать в своей жизни — это влюбиться в Салазара Слизерина. — Самое глупое, что ты можешь сделать в этой жизни — это влюбиться в Салазара Слизерина! — светло-серые глаза насмешливо закатываются. — Почему? — он щурится, разглядывая смеющуюся сестру. — Да потому что он жуткий сноб! И вообще, ты знаешь, что в его краях все называют его «ледяным принцем»? А знаешь, почему? Потому что у него нет сердца! Он в принципе не способен на любовь! — Ошибаешься, Давина, — на губах сама собой появляется улыбка. — Любой лед можно растопить, было бы желание. Как там говорили древние? Дайте мне точку опоры — и я переверну мир! Давина фыркает, забавно сморщив нос. — Смотри, сам не навернись… Гарри упустил момент, когда люди из его снов обрели имена и стали его семьей. Если раньше они были лишь нечеткими призраками, обрывочными воспоминаниями, то теперь он узнавал их, запоминал и даже мог бы, наверное, нарисовать их портреты, если бы вообще умел рисовать. Давина — его младшая сестренка, его любимица — смешная девчонка, убегающая от него среди высокой травы, постепенно взрослела, превращаясь в красивую девушку. Двое младших братьев — Виллем и Кайден — сорванцы и непоседы, они тоже менялись, становясь с возрастом все более разными. Единственный старший брат — Доран — с детства был для него примером во всем, хоть порой и казался слишком серьезным, где-то даже занудным. И… родители. Совершенно непохожие на Лили и Джеймса Поттеров, но отчего-то казавшиеся во сне гораздо более знакомыми и родными. Он точно знал, что отец обожает охоту, шумные застолья и старшего сына. А мать любит всех своих детей одинаково, но очень переживает за них, особенно за Давину, которой не очень по душе роль благородной леди. Просыпаясь после этих снов, Гарри часто ощущал себя гораздо более взрослым, чем был на самом деле. Словно во снах он проживал еще одну жизнь. Совершенно другую, но от этого не менее настоящую. И в этой жизни тоже был Салазар.
***
Выпад… дыхание ровное… поворот… тело двигается четко и уверенно… удар… — Ауч! — Марго согнулась пополам, пропустив жалящее заклинание. — Слушай, а ты, оказывается, не безнадежен! — То ли еще будет, — внезапно раздался за спиной у Гарри негромкий голос, и он, обернувшись, увидел стоящего в дверях Салазара. В темных глазах мелькнуло что-то, очень похожее на гордость, и у Гарри на душе стало радостно. Но следующие слова Салазара буквально выбили у него почву из-под ног. — Но сейчас ему пора возвращаться. — Как? — из легких будто разом исчез весь воздух. Салазар развел руками. — Август почти закончился. Через несколько дней начинается учебный год, и эти несколько дней не будут легкими. Уверен, после твоего исчезновения в Англии поднялась натуральная паника, и когда ты вернешься, у многих возникнут вопросы… — Нет! — с ужасом выдохнул Гарри. — Вы же не собираетесь… — Снова забрать твои воспоминания? — Салазар слегка прищурился. — Нет. Я думаю, ты уже владеешь своим сознанием в нужной степени, чтобы сымитировать потерю памяти самостоятельно. Я прав? — Да! — уверенно отозвался Гарри. — Я понял, я все сделаю. — Отлично. Приступай. Нужно будет все тщательно проверить прежде, чем мы вернем тебя обратно, — Салазар развернулся, собираясь выйти из комнаты. — Подождите! — остановил его Гарри, следуя какому-то интуитивному порыву. — Кто такой Рик? Салазар дернулся, будто от удара, и замер. Гарри видел, как напряглась его спина под черной рубашкой. А затем он медленно обернулся. — Что? — каким-то жутким шепотом выдохнул он, вцепившись в косяк двери так, что побелели костяшки пальцев. Марго, все это время маячившая рядом, куда-то испарилась. Гарри невольно отступил на шаг, испугавшись этой внезапной перемены. Он уже жалел, что задал этот вопрос, но в душе вдруг подняло голову привычное упрямство. — Я спросил… — Гарри сунул руки в карманы, чтобы придать себе уверенности, — кто такой Рик? Салазар шумно вдохнул. Тонкие, побелевшие крылья носа затрепетали. — Где ты слышал это имя? — его голос был обманчиво спокоен, но в глазах полыхало темное пламя. Гарри сжал руки в карманах в кулаки. Интуиция подсказывала, что сейчас нужно говорить предельно честно. Никаких полумер. — Мне снятся сны, — смотреть в глаза Салазару было почти невыносимо, но он заставлял себя не отводить взгляд. — Давно, с самого детства… Люди, которых не существует в реальности… — Какие люди? — Салазар, казалось, задержал дыхание, его взгляд обжигал. — Кто? — Мне всегда было трудно запоминать их, — Гарри напряг память. — Сначала я не мог вспомнить почти ничего, но потом, со временем… Я видел девочку, Давину, у нее серые глаза и родинка на правой щеке… Еще трое мальчишек… Старшего зовут Доран, и он постоянно сердится, потому что я тайком беру его меч… — он говорил и с каждым новым словом будто погружался в транс, яркие образы послушно вспыхивали в памяти, стоило только позвать их, — он думает, что я делаю это нарочно, чтобы досадить ему, но мне просто хочется тренироваться с настоящим мечом, а не с деревянным… А Давину родители собираются удачно выдать замуж, но ее это совсем не радует. Она не хочет быть леди и вышивать, сидя у камина, ей нравится охота, так же, как и отцу… Она иногда сбегает из замка тайком, переодевшись в одежду Виллема… Говорит, что лучше поселится в лесу и будет разбойничать на дороге, но никогда не выйдет замуж… — Она выйдет, — хриплый голос Салазара зазвучал одновременно в настоящем и прошлом. — Но не за того, кого прочат ей родители, она сбежит из дома с кузнецом из соседней деревни, они поженятся и проживут долгую, счастливую жизнь. У них будут дети. Первенца они назовут… — Рикон, — вырвалось у Гарри прежде, чем он успел это осознать. — Рикон и малышка Айрис, она назвала дочку в честь нашей матери… — А сына — в честь любимого брата, который принимал ее такой, какая она есть. Его вторым именем. — Вторым, — Гарри сфокусировал взгляд и внезапно понял, что Салазар стоит совсем рядом. — А первое… — Ты помнишь его? Гарри схватился за виски. — Не… я не знаю, я… что со мной происходит? Почему?.. — Ты вспоминаешь свою прошлую жизнь, — тихо сказал Салазар, и Гарри вскинул на него взгляд. — Прошлую… то есть, это все правда? Все эти люди, они действительно… Но как это возможно? — Это возможно. Ты ведь слышал о реинкарнации? — Салазар был напряжен, как натянутая струна. Гарри казалось, что он отчаянно хочет коснуться его, но почему-то не делает этого. — Да, — он резко кивнул. — Значит… мы уже были знакомы? Тогда, в прошлой жизни… Поэтому вы нашли меня? Поэтому решили помочь? — Я ведь говорил тебе, что однажды ты поймешь, — Салазар на мгновение прикрыл глаза. — Ты вспомнишь. Ты уже вспоминаешь. И со временем вспомнишь все. — Все? — эхом повторил Гарри. — Расскажите мне. Я хочу знать… — Нет, — твердо ответил Салазар. — Это твои воспоминания, а не мои. И только ты можешь вернуть их. — Вам важно, чтобы я вспомнил, да? — это осознание приходит внезапно. Салазар отступает на несколько шагов, словно ему трудно находиться рядом. — Ты даже не представляешь, насколько.
***
Конечно, Гарри подозревал, что его внезапное возвращение спустя полтора месяца после такого же внезапного исчезновения вызовет вопросы. Как минимум у Дурслей. Но к такому ажиотажу он оказался не готов. Нет, поначалу все шло отлично. Дурслей вообще не оказалось дома, пришлось открывать дверь магией. Благо, Марго научила его маленьким хитростям, вроде простейших беспалочковых заклинаний, не отслеживаемых министерством. А вот потом… Уже через десять минут после его появления, на Тисовую заявился целый отряд во главе с Грюмом, потребовавшим объяснений и устроившим форменный допрос. Гарри очень натурально пугался, удивлялся и недоумевал. Мол, а я что? А я ничего! Вышел прогуляться, возвращаюсь, а тут вы… Как это месяц искали? В смысле, сейчас конец августа?!.. На слово ему, конечно, никто не поверил. А потому мальчика-который-исчез сразу схватили под белы рученьки и отволокли на Гриммо, где, как выяснилось, стихийно организовался штаб Ордена Феникса, участники которого, в лице Сириуса, семейства Уизли и Гермионы, тоже жаждали подробностей. Туда же был спешно вызван Дамблдор, явившийся под ручку со Снейпом, и допрос пошел по третьему кругу. Гарри за всей этой суетой наблюдал философски, попутно отмечая для себя некоторые интересные детали. Например, что Дамблдор, почему-то избегающий смотреть ему в глаза, был совершенно искренне напуган и обеспокоен его исчезновением. Или что Снейп, которому поручили проверить его память с помощью легилименции, даже стараться особо не стал, так, пробежался по верхам и отрапортовал начальству, мол, все воспоминания затерты, и восстановить их нет никакой возможности. Поверил ли ему Дамблдор или только сделал вид, Гарри не знал, а вот Рон не поверил точно и смертельно обиделся, что лучший друг ему не доверяет. Гарри только плечами пожал. Четвертый курс — версия 2. 0. Правда, в этот раз ему действительно было, что скрывать от друзей, но сам факт… В общем и целом, через пару дней все эти пляски с бубнами вокруг Избранного благополучно закончились, и Гарри оставили в покое. А вот у Дамблдора и его Ордена головной боли только прибавилось — кто и зачем мог похитить мальчика на целых полтора месяца, а потом подкинуть обратно, предварительно почистив память? Особенно, если учесть, что воскресший Волдеморт в кои-то веки ни при чем? А то, что Волдеморт действительно ни при чем, сомнений ни у кого не вызвало. Во-первых, Снейп — двойной шпион в фиг-знает-какой степени — еще в июле доложил, что в рядах Пожирателей еще большая паника по поводу пропажи Поттера, чем в рядах Орденцев, а, во-вторых, если бы Волдеморт обнаружил Поттера в Литтл-Уингинге, вряд ли вернул бы обратно живым и здоровым. Самого Гарри все их умозаключения интересовали мало. Его целиком захватила идея возвращения воспоминаний из прошлой жизни. Почему Салазару так важно, чтобы он все вспомнил? Кем был для него этот загадочный Рик? Другом? Любовником? Или кем-то большим? Связан ли он как-то с его бессмертием? И возможно ли, что все эти века он ждал именно его? Вопросов было гораздо больше, чем ответов, а времени на их поиск все меньше. Тем более, что несмотря на все приготовления, первое сентября подкралось по обыкновению незаметно.
***
Пятый год в Хогвартсе ознаменовался мрачными речами директора, призывающего сплотиться против всеобщей угрозы, вернувшимися кошмарами о Волдеморте и розовеющей за преподавательским столом министерской жабой Амбридж. И если первое можно было спокойно пропустить мимо ушей, а второе ослабить с помощью ментальных блоков, то с Амбридж возникли реальные проблемы. И дело было даже не в том, что она с первых дней стала цепляться к Гарри, пытаясь заставить его отказаться от своих слов о возвращении Того-Кого, с этим можно было смириться. Дело было в том, что с этим не хотели мириться все остальные. В частности, Рон, который довольно быстро забыл свои обиды, Гермиона, которая всегда за справедливость, и Джинни, которая просто из принципа. Амбридж в ответ назначила сама себя Генеральным Инспектором и запретила все, чего можно и нельзя. После этого к компании протестующих присоединились и все остальные неравнодушные, решившие почему-то, что в Хогвартсе демократия, а потому на репрессии надо отвечать протестом. Амбридж, недолго думая, расчехлила Кровавые перья и устроила в школе филиал концлагеря. И вот тут не выдержал уже Гарри. Но злость его была направлена не столько на Амбридж — ну убогая, что с нее взять? — а на директора. Мало того, что Дамблдор позволил ввести в школе — в его родной школе! — тюремные порядки, мало того, что практически самоустранился от всех школьных дел, отдав бразды правления этой психопатке с ярко-выраженными садистскими наклонностями, так он еще который месяц откровенно избегает его, Гарри, делая вид, что не замечает бесконечных попыток заговорить с ним. И в конце концов, поняв, что от директора он ничего не добьется, а Амбридж так и продолжит безнаказанно пытать учеников темными артефактами, Гарри сделал то единственное, что мог в этой ситуации. Вызвал в школу Салазара.
|