Призраки прошлого

963 год. Аргайлшир. Шотландия.

В камине уютно потрескивают сосновые поленья. Тепло, идущее от огня, постепенно прогревает стылый воздух спальни, отгоняя затянувшуюся в этом году зиму прочь, за каменные стены замка. И лишь приглушенное завывание ветра за окном напоминает о том, что снаружи бушует метель.

Когда-то Салазар любил зиму. Ледяные порывы ветра, скованная снегом и льдом природа, колкий морозный воздух, обжигающий легкие… Все это казалось правильным и привычным, отзываясь глубоко в душе звенящей пустотой. Позволяя почувствовать себя своим среди уснувшей ледяным сном жизни…

Так было раньше.

Взгляд рассеянно скользит по свитку пергамента, но смысл, заложенный в чернильных строчках, ускользает, растворяясь в тихом треске пламени и едва уловимом звуке шагов за спиной. На губах невольно появляется тень улыбки.

Все изменилось. Зимний холод растаял без следа под натиском ярких весенних красок.

По-кошачьи мягкие, почти бесшумные шаги совсем рядом. И вот уже на плечи ложатся сильные, горячие ладони. Замирают на миг, а затем начинают осторожно разминать затекшие мышцы.

Салазар откидывает голову назад, блаженно прикрывая глаза. С губ срывается чуть слышный стон.

— Сильнее…

Чуткие пальцы на несколько мгновений останавливаются, а после над ухом раздается теплый смешок.

— И даже шипеть не будешь? — в низком голосе проскальзывает нотка радостного удивления. — Мол, подкрался, напал без предупреждения, от дел оторвал…

Подкрался. Салазар усмехается одним уголком губ. Это, пожалуй, наиболее точное определение. Рик всегда так… подкрадывается. Плавной, чуть хищной походкой охотящегося зверя. И нападает резко и внезапно, сразу весь, не давая опомниться, и так, что сопротивляться нет ни сил, ни желания. Впрочем, чему удивляться — лев, он и есть лев.

— Не буду. Сегодня, — он откидывает голову еще дальше назад, касаясь затылком мягкой спинки кресла, и ощущает обжигающее дыхание на своей шее, сменяющееся невесомым прикосновением губ.

— М-м, да мне повезло! — хриплый шепот заставляет кожу покрыться мурашками. — А если так?

Следующее мимолетное прикосновение к шее за ухом пускает по позвоночнику горячую волну. Пергамент с тихим шелестом падает на пол.

Салазар не обманывается этой осторожной легкостью. В первые моменты Рик только изучает, проверяет его настроение, приглашает… но стоит принять это приглашение, как он мгновенно отпускает себя, обрушиваясь всем своим жаром, страстью и силой, жадно и голодно, заставляя забыть обо всем и потеряться в этом красочном вихре.

И, видит Мерлин, он, Салазар Слизерин, холодный и неприступный, как скалы северного моря, готов отдать очень многое за возможность вот так теряться в этом безумии, запуская пальцы в гриву рыжевато-каштановых волос, глядя в стремительно темнеющие изумрудные глаза и слыша на выдохе свое имя.

— Зар…

***

31 июля, 1980. Флоренция. Италия.

Салазар проснулся в холодном поту.

Затуманенный ночным видением взгляд несколько мгновений хаотично метался по залитой солнцем спальне прежде, чем он вспомнил, кто он, где он и что с ним.

— Дьявол… — в голове прояснилось, и глаза вновь устало закрылись.

Салазар откинулся на подушку, прижав ладонь ко влажному лбу. Обрывки сна-воспоминания все еще мелькали под веками, словно издеваясь над ним.

Неужели опять? Как давно эти призрачные отголоски прошлого уже не мучили его? Двадцать лет? Тридцать? А до этого… до этого, кажется, он спал спокойно целый век. Впрочем, какая разница?

Он коротко застонал и, решительно отбросив измятую простынь, отправился в ванную. Контрастный душ — лучшее средство для прочистки мозгов.

Тело действовало на автомате, щелкая выключателем, отодвигая дверцу душевой кабины, настраивая температуру воды, а перед глазами все еще стояла полутемная спальня, наполненная огненными бликами, теплом и запахом свежей хвои.

Как же давно это было… Слишком давно для человеческой памяти. Он должен был забыть обо всем еще столетия назад, мозг просто не способен хранить такой объем информации… Но он помнил. До секунды, до мельчайших деталей. Множество дней и ночей, наполненных огнем и солнцем, свежим горным ветром и запахом листвы.

Салазар запрокинул голову, подставляя лицо под прохладные упругие струи воды.

Чертова память. Чертова не слабеющая веками память, растравливающая душу и не дающая зарубцеваться старым ранам. Честное слово, иногда он завидовал магглам с их Альцгеймером и старческим склерозом.

Пушистое полотенце скользнуло в руку, резкий поворот крана оборвал поток холодной воды. Интенсивно растерев тело и пройдясь по заметно отросшим в последнее время волосам, Салазар глянул в слегка запотевшее зеркало.

М-да… старческим…

Из отражения на него смотрел тридцатилетний мужчина с волевым подбородком, прямым носом, высокими скулами и изучающим взглядом темно-серых глаз. Угольно-черные волосы без намека на седину спадали на лоб и плечи влажными прядями.

«Надо бы постричься», — мелькнула равнодушная мысль.

Слизерин поморщился и, встряхнувшись, отправился на кухню.

Спустя десять минут он стоял возле панорамного окна в небольшой гостиной, облаченный в тонкие штаны и футболку, со стянутыми в низкий хвост волосами и чашкой крепкого кофе в руках, и отстраненно наблюдал за просыпающимся городом.

Италия ему нравилась. Он любил проводить летние месяцы в Тоскане, с ее яркими красками, палящим солнцем и бьющей ключом жизнью. Это место очаровало его еще в эпоху Ренессанса, навсегда оставшись в сердце искусными фресками Да Винчи, смелыми проектами юного Микеланджело и вдохновляющей политикой Лоренцо де Медичи. Что забавно — все трое были магами, и при том, достаточно сильными. Однако, таланты свои предпочли развивать в мире магглов, что, в общем, было понятно, учитывая общий культурный уровень магической Италии.

Первый глоток кофе прокатился по телу теплой волной, окончательно пробуждая организм и оставляя горьковатый привкус на губах. Кофе Салазар тоже с некоторых пор полюбил. Века с четырнадцатого, кажется. Жаль, что его не научились готовить раньше, Рику бы этот напиток понравился…

Тонкая фарфоровая чашка дрогнула в руке. Слизерин прикрыл глаза и прислонился лбом к прохладному стеклу.

Это пройдет. Всегда проходит. Нужно просто смириться и переждать. Прошлое остается в прошлом, оно умирает, а жизнь продолжается. В его случае — долгая жизнь, очень-очень долгая… Но он честно живет. Как и обещал — за двоих. Не позволяет призракам отравлять свое существование и наслаждается подаренной жизнью и вечной молодостью, отпустив потерянное. Вот уже десять веков, четыре года, пять месяцев и восемнадцать дней.

Коварная память, воспользовавшись минутной слабостью, мгновенно вытолкнула на поверхность воспоминание о самой важной встрече в его жизни.

Первой встрече.

***

Это была весна 955-го. Салазару исполнилось девятнадцать, и он приехал в замок герцога Ричарда Гриффиндора, чтобы познакомиться со своей невестой, его старшей дочерью, с которой они были помолвлены едва ли не с рождения.

Юная Давина оказалась прелестна, как майская роза, прекрасно воспитана и обладала решительно всеми качествами, что так ценились в благородных девушках. Однако, как ни прискорбно, все ее достоинства были перечеркнуты одним единственным недостатком — у Давины имелся старший брат.

Годрик Рикон Гриффиндор — второй из четырех сыновей герцога и его вечная головная боль. Он появился внезапно, прямо посреди обеда, ворвался в просторный зал в охотничьем костюме, перепачканных сапогах и с луком за спиной.

Салазар, который в этот момент разговаривал с герцогом, мимолетно глянул на нежданного нарушителя спокойствия… да так и замер на полуслове, забыв, о чем говорил.

И дело было даже не в том, что Годрик был красив, как греческий бог — высокий, широкоплечий с золотящейся от загара кожей и гривой темно-медных волос, нет. Внешность была далеко не главным качеством, которое Салазар ценил в людях. Дело было в той невероятной энергии, которую Рик излучал всем своим существом. Живой, подвижный, удивительно гибкий для своего телосложения и обладающий завораживающей хищной грацией, он был похож на свежий, яркий вихрь. Он одним своим присутствием оживлял окружающий мир, наполняя его красками и теплом.

А потом Годрик посмотрел прямо на него своими искрящимися зелеными глазами, широко улыбнулся, и у сдержанного, гордого и хладнокровного Слизерина — наследника древнего магического рода — в первый момент перехватило дыхание от мощного потока чистой, позитивной энергии, обрушившейся на него.

Разумеется, внешне он ничем не выдал своих неожиданных эмоций, спрятав их под привычной маской холодной вежливости. Хотя на миг — только на краткий миг — ему показалось, что сидевшая рядом Давина чуть слышно хмыкнула.

Как выяснилось позже, несостоявшаяся невеста поняла все про них двоих даже раньше, чем они успели толком познакомиться. Сестра Рика вообще оказалась чудом. Внешне — идеал благородной леди, внутри она была отчаянной бунтаркой, тайком сбегающей из замка на охоту, переодевшись юношей, ненавидившей лицемерие и фальшь и обладавшая слабо выраженным даром прорицания, позволявшим ей видеть окружающих насквозь. Но все это выяснилось позже.

А тогда эта ее реакция и собственная минутная растерянность вызвали у Слизерина приступ немотивированного раздражения, который он неосознанно перенес на Годрика.

***

Салазар криво усмехнулся.

Да, первые пару лет знакомства Рик страшно раздражал его. Нет, даже не так — бесил. До судорог, до темных пятен перед глазами. Слишком шумный, слишком взбалмошный, слишком жизнерадостный… в нем всего было как будто с перебором.

Он был солнцем — горячим, ярким… и совершенно не сочетающимся с неподвижной, кристально-прозрачной зимой, царившей в душе Салазара с тех пор, как он потерял мать и двух старших братьев, зарекшись подпускать к себе кого-то слишком близко.

Потому что привязываться больно. И потому что любовь — непозволительная слабость для мага и наследника благородной фамилии. По крайней мере, тогда он был в этом уверен.

И потому Годрик, так стремительно ворвавшийся в его спокойное и размеренное существование и задевший что-то глубоко внутри, был мгновенно воспринят, как угроза. Они были слишком разными. А огонь и лед не могут сосуществовать вместе без ущерба друг для друга.

И только много позже, когда сопротивляться мощному напору Рика стало почти невозможно, пришло поразительное осознание, что он, Салазар Слизерин, вовсе не ледяная статуя, а всего лишь человек из плоти и крови. Отчаянно нуждающийся в тепле и солнце, без которых жизнь была не более, чем жалким существованием.

Ледяной панцирь лопнул с глухим треском и растаял, едва не утопив его в водовороте полузабытых эмоций, а под ним неожиданно оказалась не мертвая, холодная земля, а молодая зелень, потянувшаяся к солнцу, как к источнику жизни.

Конечно, только чудом можно было объяснить, что до этого момента они с Риком не прикончили друг друга на многочисленных дуэлях — Салазар был не из тех, кто сдается просто так, а Годрик, однажды приняв решение, шел к своей цели напролом — но так или иначе, а спустя три года они уже не могли представить себе существование друг без друга…

***

На круглом прозрачном столике завибрировала, окутавшись мягким светом, напоминалка, отвлекая от нахлынувших воспоминаний.

Салазар рассеянно тряхнул головой, залпом допил остывший кофе и решительно отставил чашку.

И правда, хватит ностальгии, пора возвращаться в реальность, где у него запланирована встреча с директором волшебного приюта, обед с двумя маггловскими бизнесменами, благотворительный концерт какой-то популярной рок-группы и вечерний стакан коньяка в баре напротив. Ах да, еще стрижка… Ее обязательно нужно куда-нибудь впихнуть.

Довольно плотное расписание, в котором, определенно, нет места некстати вернувшимся призракам прошлого.

Салазар щелчком пальцев угомонил надрывающуюся на столике напоминалку и бросил еще один задумчивый взгляд в окно.

И почему, все-таки, они вернулись именно сегодня?

***

31 июля 1980. Годрикова Лощина. Великобритания.

— Поздравляю, — пожилой колдомедик искренне улыбнулся, протягивая измученной рыжеволосой девушке завернутого в пеленку младенца. — Здоровый, красивый мальчик. Наверняка, вырастет сильным волшебником.

— Спасибо, — молодая мать устало, но счастливо, улыбнулась в ответ, глядя на своего новорожденного сына и чувствуя, как по щекам невольно текут слезы. — Но для меня главное, чтобы он вырос счастливым.

— Уверен, так оно и будет, — карие глаза лучились теплом. — Уже решили, как назовете малыша?

Девушка бережно погладила темный пушок на голове мальчика и подняла на колдомедика взгляд ярко-зеленых глаз.

— Гарри, — тихо сказала она. — Его зовут Гарри.

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒