|
|||
— То есть это было импульсивное решение?— То есть это было импульсивное решение? — Нет, почему? Я был к этому готов. Примерно за год до этого мои коллеги решили записать в регламенте, как нужно писать особые мнения. — Норма лично под вас? — Очень похоже на это. И после обсуждения вот этого вопроса, как писать особые мнения, я просто ушел из зала и пришел с заявлением, положил его на стол Зорькину, сказал: «Я ухожу». Ну как можно указывать, как их писать? Да это тогда вообще надо было сказать, что никто особого мнения иметь не должен. Мне в ответ сказали: «Мы ничего не видели, ничего не знаем, забери назад свое заявление». Тогда еще боялись, что это будет слишком скандально. У меня был очень близкий приятель Арсений Рогинский, с которым я все время советовался. Сначала я говорил [ему]: «Я никак не могу повлиять на эти решения». «Тогда ты ходи и пиши особые мнения», — сказал он мне. Потом, когда уже это все исчерпалось, я к нему опять пришел: «Больше я не могу существовать в этом». «Тогда уходи», — сказал он. — И вы послушались? — Да. — А чем закончилась история с регламентом? Не стали его принимать? — Стали. Там какие-то слова вставили позже в регламент. Так что они там существуют. — К моменту ухода вы уже не видели смысла в работе в КС, в своих особых мнениях? — Да. Наверное, так. Несколько причин, в том числе и эта. Зорькин прав: и со здоровьем тоже была проблема (Зорькин заявлял, что Кононов покидает КС по состоянию здоровья — прим. «Медузы»). Хотя она была не такая серьезная, как это пытались представить. «Власти, наверное, по фигу, чего они там в суде думают: все равно решат, как надо» — Был какой-то момент, когда вы впервые почувствовали, что независимость Конституционного суда находится под угрозой? — Наверное, с самого начала.
|
|||
|