|
|||
— Но при этом почти никто из судей открыто против этого не выступал. Чем это объясняется?— Но при этом почти никто из судей открыто против этого не выступал. Чем это объясняется? — Кто-то боится, кому-то неудобно, кто-то не может это сформулировать, кому-то просто наплевать. — Менялся ли вес председателя в суде? Изначально это был просто первый среди равных. — Знаете, когда-то, когда мы только начинали, он действительно был первый среди равных. И я к нему не как к начальнику относился. Я приносил ему лист бумаги: «Прошу оформить мне отпуск с такого-то числа по такое-то вот…» То есть не он решал этот вопрос, да? Потом все это поменялось. Это, наверное, во всех судах так происходило, — когда председателя использовали в качестве такого начальника для управления судейским коллективом. «Зависимость опутывает, оплетает всякими привилегиями. Это для любой власти свойственно» — Вы сказали, что не было давления — было скорее неуважение. То есть у судей была возможность принимать решения независимо, не склоняясь на сторону государства? — Конечно-конечно. Я помню, когда переезжали в Питер [в 2008 году], нам все время немецкий Конституционный суд приводили в пример — что вот, он находится не в столице, а в Карлсруэ. Но они сами так захотели, так исторически сложилось! Мы с ними дружили, и я тогда их спросил: «Ну вот если бы вам сказали взять и переехать оттуда в Берлин? » На меня посмотрели такими круглыми глазами и говорят: «Это вообще невозможно, чтобы нам кто-нибудь диктовал, куда нам ехать». Я говорю: «Ну хорошо. Вот нас завтра выселяют в Питер. А если бы у вас это происходило, сколько времени бы вам нужно было, чтобы переехать? » Они говорят: «Лет 10, не меньше! » Так что вот, для сравнения, отношение. — Но получается, что проблема не только в отношении государства, но и в том, что судьи позволили с собой так обращаться? — Ну, наверное, да. Конечно. Позволили.
|
|||
|