Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





 Марселла 11 страница



     — Выходи, Уайт, и умри как мужчина, а не как грязная мышь, прячущаяся в грязной норе, — позвал Пеппоне, звуча уже так, будто он победил.

     Он не знал меня, если думал, что победа будет легкой. Я слишком много сражался в своей жизни. Я бы надрал ему задницу до самого Нью-Йорка.

     — Почему бы тебе не засунуть свою пушку в свою грязную дырку и не нажать на курок, мудила? Я не трус, стреляющий в союзника! — крикнул я в ответ.

     Он насмехался.

     — Ты никогда не станешь нашим союзником, Уайт. Ты и все остальные грязные байкеры годятся только для одного: истекать кровью у наших ног.

     — Тебе очень нравится слово «грязный», да?

     Я пытался попасть в него, но всякий раз, когда я пытался заглянуть за руль, пуля летела в меня с двух сторон.

     — Ты никогда не должен был прикасаться к итальянке. Любой мужчина, который это делает, умирает. Ты не станешь губителем Фамильи.

     Прежде чем я успел что-то ответить, на меня упала тень. Димо направил на меня пистолет, его губы растянулись в уродливую улыбку. Я рывком поднялся на ноги и ударил каблуком ботинка по его яйцам, испытывая тошнотворное удовлетворение от выражения агонии на его лице. Он вскрикнул, и пуля вонзилась в колесо над моей головой. Он упал на колени с ярко-красной головой, задыхаясь и сжимая яйца одной рукой. Другая все еще держала пистолет, но он был не в состоянии целиться во что-либо.

     Я хотел только одного — убить этого ублюдка, но не мог этого сделать. Мне нужны были ответы на вопросы о том, кто хочет моей смерти. В основном, если за этим стоят Амо или Лука. У меня было предчувствие, что это они. То, что Марселла поцеловала меня на вечеринке, стало последней каплей, и теперь Лука хотел убрать меня с дороги как можно быстрее. Иначе зачем бы он отправил меня на опасное задание сразу после вечеринки?

     — Тебе повезло, что мне нужны ответы, — прорычал я, выстрелив в руку Димо, державшую пистолет, и он выронил его.

     Я ударил его ногой в лицо, и он повалился назад, потеряв сознание. Из его носа капала кровь, а пальцы все еще сжимали яйца.

     Раздался выстрел.

     Я встал на колени и снова выглянул из-за руля. Пеппоне использовал время, занимая более выгодную позицию. Пуля промахнулась, пройдя над головой на пару сантиметров. Я поднялся на ноги и начал бежать, стараясь укрыться за старой фермерской утварью. Резкая боль пронзила мой затылок, и я пригнулся еще больше, пока наполовину не упал в сарай. Моя рука подлетела к затылку и оказалась вся в крови. Должно быть, это был Пеппоне, если я правильно определил направление пули.

     Теперь я оказался запертым в этом чертовом сарае.

 

Глава 18

Мэддокс

 

     Я подкрался ближе к двери и рискнул заглянуть. Пуля впилась в старое дерево сарая. Я упал назад с чередой проклятий и приземлился на старое сено. Пыль поднялась вверх, покрывая глаза и рот, затрудняя дыхание и зрение. Проклятье!

     Я протер глаза и выплюнул пыль. Теперь я понял, почему этот ублюдок Пеппоне настоял на том, чтобы я отдал ему свой телефон. Он хотел помешать мне позвать на помощь. Но кому я мог позвонить? Я не был уверен, кому можно доверять в Фамилье. И я бы перерезал себе горло, прежде чем звонить Марселле и подвергать ее опасности. Хотя она могла бы убедить своего старика спасти меня.

     У меня не было союзников.

     Люди, которых я когда-то называл братьями, либо хотели моей смерти, либо были мертвы, либо не стали бы рисковать жизнью ради меня — не после того, что я сделал.

     Возможно, Грей помог бы мне, если бы я позвал его, но он находился слишком далеко, а даже если и был рядом... Однажды я уже рисковал его жизнью, и больше не стану.

     А Лука или любой другой Витиелло?

     Размышления о Луке могли привести меня в слепую ярость, поэтому я отбросил все мысли о нем. Я выясню, кто хочет моей смерти, позже.

Сначала мне нужно выжить, а это достаточно сложно.

     В какую-то безумную секунду я подумал о том, чтобы позвать Гроула, но он был человеком Луки и, вероятно, закончит работу, только если за этим стоит Лука.

     Но сидеть в этом сарае, как индюк перед Днем благодарения, в ожидании быть зарезанным? Нет шансов.

     Если бы они хотели моей смерти, им пришлось бы бороться за мою жизнь. Я бы точно не стал облегчать им задачу. Я вернусь к Марселле, как и обещал, и буду трахать ее сладкую киску всю ночь.

     Я позволил своему взгляду блуждать по сараю и нашел очертания байка под желтовато-белым чехлом. Я снял пыльный чехол и обнаружил под ним старый мотоцикл. У него даже была коляска. Это мой шанс выбраться из этого сарая без пули в голове — если, конечно, он еще работает. У него не было никаких явных повреждений, кроме того, что он старый. Я установил мотоцикл, который скрипел так, будто мог развалиться. Этот малыш давно не был на ходу.           

     — Давай, будь хорошей девочкой, — пробормотал я.

     Мне потребовалось ужасно много времени, чтобы замкнуть эту чертову штуку. Последний раз я делал что-то подобное в подростковом возрасте, когда Эрл не разрешил мне покататься на одном из байков клуба.

     Я разбил байк, сломал запястье, а Эрл сломал мне пару ребер во время избиения, которое я получил в наказание.

     Мне потребовалось пять попыток, чтобы завести двигатель, затем мотоцикл многообещающе завибрировал подо мной. Уровень топлива был опасно низким, но я не собирался набирать километры на этой штуке. Мне нужно было только выбраться отсюда живым. Несмотря на то, что я ненавидел шлемы, я взял грязный предмет и надел его. Я сомневался, что он сдержит пулю, но он мог бы защитить меня от более серьезных ранений. От него пахло застарелым потом, а от пыли, скопившейся внутри, у меня безумно чесался нос. Может, я разобью эту штуку во время приступа чихания и так умру.

     Я покачал головой с сардонической усмешкой. Черт, Марселла, что ты со мной сделала?

     А потом я нажал на газ, и мотоцикл рванул вперед. Он заглох и затрясся, словно пытаясь сбросить меня, но когда я протаранил двери сарая, распахнув их и чуть не потеряв равновесие, я не мог не усмехнуться. Это напомнило мне мои дикие подростковые дни. Действительно, безумие.

     Моя улыбка померкла в тот момент, когда пули снова полетели в мою сторону.

     Я низко склонился над рулем и еще больше разогнался, бросившись прямо на Кочевника, прятавшегося за тачкой, который направлял свой пистолет прямо на меня. Увидев, что я несусь на него, он принял роковое решение повернуться и бежать, вместо того чтобы стрелять. Как и ожидалось, он был слишком медленным и, следовательно, самой легкой мишенью. Коляска столкнулась с его голенями. От удара я чуть не перевернулся, но мне удалось быстро восстановить контроль над мотоциклом.

     Кочевник катался по земле со сломанными ногами. Несколько выстрелов попали в его голову и верхнюю часть тела, прежде чем я смог решить, сохранять ли его в живых для допроса — если я выживу в этом дерьмовом шоу. Итальянские предатели быстро с ним расправились. Одним врагом меньше, чтобы беспокоиться. Я ничего не мог сделать с байкерами, прятавшимися в доме и стрелявшими из окон. Сейчас они не были моей самой насущной проблемой.

     Я сделал разворот и помчался в ту сторону, где все еще прятались Пеппоне и Опущенно-Глазый. Вскоре я начал ехать зигзагообразным курсом, избегая пуль, летящих в меня. Мне не очень хотелось умирать от рук этих идиотов.

     Опущенно-глазый вскочил на ноги и выскочил из-за дуба. Я погнался за ним и быстро догнал его, переехав. Он вскрикнул и упал на землю, но не двигался. Может, он ударился головой. Это не так приятно, как убить его пулей, но я должен просто принять это.

     Я снова повернулся, направляясь к Пеппоне, но его уже не было там, где я видел его в последний раз. Краем глаза я заметил движение.

     Я попытался дернуть руль. Слишком поздно. Пеппоне бросился на меня, схватил за куртку и сорвал с байка. Я упал на землю, воздух покинул мои легкие, а ребра звенели от боли. Наверное, опять сломаны.

     В уголке моего глаза мелькнуло лезвие. Я перекатился, поднимая ноги для защиты, когда Пеппоне набросился на меня с ножом. Я не был уверен, что случилось с его пистолетом, но с ножом он тоже умел обращаться. Я нанес отчаянный удар ногой по его руке с ножом, но он отпрыгнул назад, глядя на меня, как на таракана, которого он хотел раздавить своим сапогом.

     Я поднялся и встал лицом к лицу с ним, без оружия. Я потерял пистолет и нож, падая с мотоцикла.

     Пеппоне снова бросился на меня, полоснул по предплечью, пронзив жгучей болью. Я стиснул зубы от боли и обхватил рукой его запястье, затем рывком прижал его к себе и ударил головой.

     Боль пронзила мне виски, но Пеппоне действительно начал раскачиваться. Я воспользовался моментом его дезориентации и пнул по яйцам. Он упал на колени, и я ударил его коленом в подбородок, вырубая.

     Тяжело дыша и истекая кровью из раны на голове и руке, я проклинал Фамилью и свое глупое сердце, которое привело меня в гущу врагов. Все ради девушки.

     Но какой девушки, черт побери!

     Пуля пробила дыру в дереве рядом со мной, разбросав повсюду кору и оборвав мой гнев. Я пригнулся и спрятался за стволом. Я ощупал лицо на предмет ран от коры, но оно было покрыто кровью, пылью и сеном, так что обнаружить возможные порезы было невозможно.

     Пеппоне находился в безопасности от пуль, лёжа на земле. Не то чтобы мне было все равно, если бы они изрешетили его, как гребаный швейцарский сыр, но мне нужны были ответы. После этого я все равно могу убить ублюдка.

     Я искал на земле свой пистолет, даже встал на колени, и когда наконец нашел его, то мог бы закричать от триумфа. Я схватил его и подкрался ближе к дому. Сейчас было двое против одного, если я правильно посчитал Кочевников. Теперь, когда мои итальянские «друзья» были мертвы или без сознания, я был один против байкеров. Хотя я был один с самого начала.

     Я не мог поверить, что был настолько глуп, что доверился этим ублюдкам. Хотя «доверился» не то слово. Я не совсем доверял им. Я доверял их страху перед их Капо. Конечно, я думал, что Капо принял меня. А может, и нет. Возможно, это была его уловка, но сейчас не время ломать над этим голову. Сначала я должен разобраться со своими противниками.

     Я подкрался ближе к дому, но последние несколько шагов от сарая до двери были без защиты. Единственным вариантом было дотащить Пеппоне до машины и вернуться в Нью-Йорк, не уничтожив двух Кочевников.

     Но это не вариант. Они представляли опасность для Марселлы, и я не допустил бы этого, даже если бы меня убили, защищая ее.

     Я бежал быстрее, чем когда-либо в своей жизни, и со всей силы бросился к двери. Оказавшись внутри, я сразу же начал стрелять, пока у меня не кончились патроны и я не спрятался в узкой ванной. К счастью, прошло еще несколько минут, прежде чем выстрелы Кочевников прекратились. У них либо закончились патроны, либо они просто перезаряжались. Выяснить это можно было только одним способом.

     С боевым кличем я вскочил и бросился на кухню, где прятался один из противников. Он атаковал меня осколком от разбитого окна, но я больше не ощущал боли.

     Через тридцать минут я вышел из дома с победой, убив обоих противников, но с порезом на руке.

     Измученный, страдающий и кипящий от боли, я вернулся туда, где оставил итальянских друзей. Один из них точно был мертв, но Пеппоне шевелился. Я наклонился над ним, направив пистолет, который взял у одного из байкеров, ему в голову. Его глаза затрепетали и, наконец, открылись, а затем сразу же скосились, когда он сфокусировался на стволе.

     — Привет, солнышко, — прорычал я с холодной улыбкой. — Думаю, нам нужно поговорить.

     — Отвали, — прорычал он.

     Я надавил ногой на его грудину, перехватив его дыхание.

     — Что это было? — спросил я, сузив глаза.

     — Я не стану с тобой разговаривать, грязный байкер.

     Я закатил глаза.

     — Грязный байкер, это единственное оскорбление, которое твой крошечный мозг может придумать? Хочешь, чтобы я проявил изобретательность, вытягивая из тебя информацию?

     — Ничто из того, что ты можешь сделать, не заставит меня говорить.

     В общем-то, такое смелое заявление меня бы не обеспокоило, но учитывая, что это был один из людей Луки, шансы на то, что он готов выдержать пытки, были немаленькими. Эрл был творческим человеком и обычно заботился о допросах.

     — Если ты так упорно держишь язык за зубами, я должен предположить, что разговор может привести к неприятностям, а это значит, что ты защищаешь своего Капо, я прав?

     — Лука не имеет к этому никакого отношения. Мы сделали это для него и для Фамильи.

     Я не был уверен, действительно ли я ему поверил. Из-за дуба послышался стон. Опущенно-Глазый медленно просыпался, в отличие от Димо, который выглядел на удивление мертвым.

       Найдя в машине веревку, я связал их и поместил в багажник грузовика, прежде чем вернуться в Нью-Йорк. Я кипел. Теперь, когда адреналин улегся, остался только гнев. Я не хотел, чтобы мне пришлось жить, оглядываясь через плечо, не нападут ли на меня снова солдаты Фамильи. Чем ближе я подъезжал к Нью-Йорку, тем больше злился. Когда я наконец остановился перед Сферой, то был вне себя от ярости. Я жаждал крови.

     Если за этим убийством стоит Лука, я покончу с ним. Я больше не буду пытаться притворяться хорошим. Если Марселла действительно любит меня, она будет на моей стороне и будет рада, что я убил человека, который не хотел, чтобы мы были вместе.

 

Марселла

 

     Я не могла сосредоточиться на страницах передо мной, не могла сосредоточиться весь день и вечер. Я отправила Мэддоксу два сообщения и даже позвонила ему, но его телефон был разряжен. Я начинала нервничать.

     — Ты все еще ничего не слышал о миссии? — спросила я Маттео в сотый раз.

     Я знала, что они обнаружили укрытие Кочевников и планирует нападение сегодня.

     — Нет. Но, возможно, у твоего отца будут новости, когда он вернется из туалета. — Маттео усмехнулся, увидев мое кислое лицо. — Не волнуйся так. Он вернется целым и невредимым.

     Я действительно не понимала, что он находит смешным. Его юмор был мне сегодня не по вкусу.

     — Я ничего не могу поделать. Я до сих пор не уверена на сто процентов, что папа не предпочел бы, чтобы с Мэддоксом произошел несчастный случай, чтобы я была с кем-то другим.

     — Твой отец, конечно, не самый большой поклонник Мэддокса, но он хочет, чтобы ты была счастлива, — сказал Маттео.

     Он спокойно проверял цифры продаж лекарств на своем ноутбуке, пока я в четвертый раз читала один и тот же отрывок о наших должниках и процентных ставках. Мой мозг казался затуманенным.

     Дверь открылась, и папа вернулся из туалета.

     — Что-нибудь?

     Папа поднял брови.

     — Она волнуется из-за Уайта, — сказал Маттео.

     Папа покачал головой.

     — А что, если что-то пойдет не так? — спросила я в сотый раз, даже если звучала как заезженная пластинка.

     Я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме беспокойства за Мэддокса. Это была его первая официальная миссия, может, поэтому я так нервничала. Надо будет спросить у мамы, Джианны и тети Лили, как им удавалось сохранять спокойствие, когда их мужья находились на опасном задании.

     — Во время миссии у него не всегда будет время проверять свой телефон, — сказал Маттео с оттенком веселья, но во взгляде папы отразился намек на беспокойство, что, в свою очередь, умножило мою собственную дрожь.

     Рев двигателя заставил меня вздрогнуть. Я вскочила с дивана, уронив папку, и поспешила на улицу, не дожидаясь, пока меня догонят. Мои глаза расширились, когда я увидела Мэддокса в переулке, выходящего из фургона, покрытого кровью, пылью и землей. Он выглядел так, словно выкопал себя из собственной могилы.

     Я поспешила к нему, стараясь не выглядеть слишком взволнованной. Я не понимала, как мама могла заниматься этим десятилетиями, особенно теперь, когда ей приходилось беспокоиться о папе и Амо. Возможно, со временем стало легче, но сейчас я боялась остаться дома, пока Мэддокс снова рисковал своей жизнью.

     — Байкеры тебя сильно потрепали, — обеспокоенно сказала я.

     Мэддокс крепко поцеловал меня, а затем покачал головой, выглядя абсолютно разъяренным.

     — Это были не только байкеры. Люди твоего отца пытались убить меня и представить все так, будто это был враг.

     Я напряглась и отстранилась на несколько сантиметров от его объятий, надеясь, что ослышалась.

     — Что? Ты уверен?

     — Абсолютно уверен, если только это не тайный итальянский знак любви — стрелять пулями в своих союзников.

     Я тяжело сглотнула.

     — Ты их допросил?

     — Да, по крайней мере, тех, кто выжил. Один погиб. Они говорят, что это был их план и никто больше не принимал участия.

     — Но ты им не веришь?

        По лицу Мэддокса было ясно, что он подозревает, что в этом замешан кто-то еще, и у меня возникло чувство, что он подозревает мою семью.

     — Ты с моей семьей стал лучше ладить, верно?

     — Твой отец терпел меня, а с Амо и Маттео можно было иметь дело...

     Мэддокс замолчал, когда папа и Маттео присоединились к нам в переулке, и выражение его лица стало жестким.

     — Видишь, он цел, — с усмешкой сказал Маттео, указывая на Мэддокса.

     Я схватила Мэддокса за руки, его губы дернулись от боли, но его глаза были устремлены только на отца и Маттео.

     — Думаю, это не тот результат, на который ты надеялся, верно? — прорычал Мэддокс.

     — О чем ты говоришь? — холодно спросил отец. — И что стряслось с моими людьми?

     — Двое из них связаны в задней части фургона, а один мертв.

     Отец направился к Мэддоксу с убийственным видом, а Мэддокс, похоже, не прочь был вступить с ним в драку.

 

Глава 19

Марселла

 

     Я бы не позволила этим двум горячим головам убивать друг друга. Если они не могут вести себя как взрослые и поговорить друг с другом, прежде чем нападать, то мне придется стать посредником между ними.

     Я встала между Мэддоксом и отцом, прижав ладони к груди каждого из них. Они едва взглянули в мою сторону, слишком занятые тем, что убивали друг друга взглядами.

     Маттео тоже держал руку на пистолете, готовый вмешаться, и определенно не в пользу Мэддокса.

     — Это ты убил одного из моих людей?

     Мэддокс одарил отца страшной ухмылкой. Он напомнил мне ротвейлера, оскалившего зубы.

     — Я убил, и сделал бы это снова, если бы моя жизнь была против их жизни. Твои люди пытались всадить мне пулю в голову!

     Отец поднял телефон, но не перестал смотреть на Мэддокса.

     — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня забрал. Прямо сейчас.

     — Покажи мне моих людей, — приказал он Мэддоксу.

     — Я хочу присутствовать при твоем разговоре с ними. Я не позволю тебе придумывать ложь за моей спиной.

     — Ты не приказываешь мне, Уайт.

     — Папа, — твердо сказала я. — Мне нужно поговорить с тобой наедине. Сейчас же. Пожалуйста.

     Папа начал качать головой, но я продолжала умоляюще смотреть на него. Два вышибалы Сферы появились в переулке, и папа показал на машину.

     — Забирайте груз и доставьте их в одну из камер.

     Мэддокс щелкнул ключами, закрывая машину.

     — Никто никого не заберет, пока я не узнаю, действовали ли эти трое по твоему приказу.

     Я повернулась к нему, коснувшись его руки.

     — Дай мне поговорить с отцом, хорошо?

     Мэддокс неохотно кивнул.

     Я повернулась к папе.

     — Пап, пожалуйста.

     — Пять минут, — сказал он, бросив язвительный взгляд на Мэддокса.

     Он повел меня внутрь, а Маттео и вышибалы остались снаружи с Мэддоксом.

     Мой живот подпрыгивал от волнения. Если отец действительно пытался убить Мэддокса, я не знала, что мне делать. Это хуже, чем утечка информации об Эрле, и это достаточно плохо. Если бы отец приказал своим солдатам нажать на курок, то кровь была на его руках.

     Мне было плохо от одной мысли об этом. Я любила свою семью и не хотела разрушать ее, но я также любила Мэддокса...

     Как только мы с папой вошли в его кабинет, я почувствовала, как весь груз забот обрушился на меня одной всепоглощающей приливной волной.

     — Поклянись, что это был не ты! —

закричала я, совершенно выйдя из себя.

     Если папа приказал своим солдатам убить Мэддокса и представить это как несчастный случай, то я не была уверена, что смогу его простить. Даже если он сделал это ради моей защиты. Существовал предел того, что я могла принять.

     — Следи за своим тоном, — твердо сказал папа, пересекая кабинет к своему столу.

     Мои глаза расширились от ярости.

     — Я не буду молчать, не тогда, когда ты, возможно пытался убить человека, которого я люблю.

     Отец опустился на кресло, выглядя измученным и сердитым. Меня не волновало, что мой тон вывел его из себя. Не после того, что я только что узнала.

     Папа молча смотрел на меня почти минуту.

     — Любишь?

     Я не могла поверить, что он пытается обсуждать мое эмоциональное состояние в такой момент.

     — Папа, — твердо сказала я.

     Он вздохнул и посмотрел на свое обручальное кольцо. Я никогда не видела его без кольца.

     — Я не участвовал в этом.

     Я посмотрела на него с сомнением.

     — Твои солдаты уважают и боятся тебя. Они выполняют твои приказы, потому что боятся последствий, и ты действительно хочешь, чтобы я поверила, что ты ничего не знал?

     — Я знаю только то, что некоторые из моих солдат недовольны моим решением оставить Мэддокса Уайта в живых, а тем более позволить ему обесчестить мою дочь.

     — Обесчестить, — повторила я дрожащим голосом.

     — Это их слова, не мои.

     — Но ты тоже так думаешь.

     — Я хочу, чтобы ты была счастлива, Марселла.

     — А Мэддокс единственный, кто делает меня счастливой!

     — Я знаю.

     Я колебалась.

     — Если ты знаешь, тогда почему пытался убить его?

     Папа вздохнул и встал, обогнув стол и обхватив меня за плечи.

     — Я не пытался. — он прижал мою ладонь к своему сердцу, затем накрыл ее своей рукой. — Клянусь своей честью и жизнью, что я не знал об их плане убить Мэддокса.

     — Поклянись жизнью мамы, — потребовала я.

     На лице отца мелькнула улыбка.

     — Ты станешь отличным дополнением к Фамилье.

     — Пап, — предупредила я, не желая отвлекаться на комплименты, какими бы лестными они ни были.

     Ничто в этом мире не значило для папы больше, чем мама. Его любовь к ней безгранична.

     — Клянусь жизнью твоей матери. Я ничего не знал о попытке убийства и не одобрил бы. Если кто-то и убьет Мэддокса Уайта, то это буду я.

     — Не смешно, — пробормотала я.

     — Я абсолютно серьезен.

     Я покачала головой.

     — Что насчет Амо или Маттео?

     — Маттео не стал бы действовать за моей спиной. А Амо смирился с Мэддоксом. Думаю, они ладят.

     Они ладили, по крайней мере, лучше, чем в начале, но папа и Амо, проворачивавшие дела за моей спиной, — это все еще обжигало. Я покачала головой, чувствуя, что меня переполняет отчаяние. Я не хотела не доверять своей семье. Слезы навернулись у меня на глазах. Папа коснулся моей щеки.

     — Принцесса, в чем дело?

     Я подняла на него взгляд.

     — Я хочу, чтобы наша семья держалась вместе. Хочу иметь возможность доверять тебе, Амо и Маттео, не хочу бояться за жизнь Мэддокса, когда он с тобой, не хочу оказаться между двух фронтов.

     Папа поцеловал меня в лоб.

     — Этого не будет, Марси. Я постепенно примиряюсь с тобой и Мэддоксом, но это нелегко. Для отца никогда не бывает легко видеть свою дочь с мужчиной, но для такого человека, как я, видеть тебя с тем, кто был моим врагом, это серьезная проблема, но я готов решить ее ради тебя и твоей мамы.

     — Мамы?

     — Она хочет, чтобы я помирился с Мэддоксом.

     Мне хотелось, чтобы мама была здесь прямо сейчас, чтобы я могла обнять ее.

     — Я была бы очень благодарна, если ты поговоришь с Мэддоксом.

     Папа кивнул.

     — Как думаешь, есть еще твои солдаты, которые хотят убить Мэддокса?

     — Я не сомневаюсь. Вражда между нами длится уже слишком долго. Она укоренилась в их мозгах, но теперь, когда я знаю о непосредственной опасности, я положу этому конец, не переживай.

 

Мэддокс

 

     — Лука никому не приказывал убивать тебя, Уайт, — сказал Маттео.

     — У меня есть два верных солдата, связанных в кузове фургона, которые пытались убить меня, так что извини, если я не верю тебе на слово.

     — Тебе придется поверить на слово Луке и мне. Мы почти семья, в конце концов.

     Я показал ему средний палец.

     — Я не в настроении для твоих шуток.

     Маттео ухмыльнулся.

     — Я не шучу. После поцелуя на вечеринке, таблоиды и все в нашем мире ждут официального объявления о помолвке.

     Как и всегда, когда кто-то упоминал о помолвке или браке, мое сердце билось быстрее.

     Маттео усмехнулся, но у меня не было возможности спросить его, что тут смешного.

     Марселла и Лука вернулись через десять минут. Марселла выглядела так, будто плакала, и это заставило мою защитную реакцию включиться.

     — Что случилось? — спросил я, направляясь к ней и касаясь ее щеки.

     Она улыбнулась мне небольшой, но ободряющей улыбкой.

     — Ничего. Я поговорила с папой, и он действительно не имеет никакого отношения к покушению на убийство.

     — И ты думаешь, что твой отец сказал тебе правду?

     — Да, — ответила она без сомнения.

     Черт, как она могла быть настолько доверчивой к такому человеку, как Лука. Если у меня когда-нибудь будут дети, я могу только надеяться, что они будут равняться на меня, как дети Витиелло на него.

     — Папа поклялся в этом маминой жизнью. Я ему верю. А ты поверь мне.

     Ее глаза умоляли меня.

     Я прижался лбом к ее лбу.

     — Белоснежка, мое доверие к тебе однажды станет моей смертью.

     Она улыбнулась.

     — Поговори с ним.

     Я приподнял бровь. Затем посмотрел на Луку. Он выглядел чуть менее враждебно, чем раньше, что вряд ли можно было считать улучшением.

     — Как сказала Марселла, я бы хотел поговорить с тобой наедине.

     Отбросив свои подозрения, я последовал за ним по аллее, пока мы не оказались вне пределов слышимости, даже если не вне пределов видимости остальных.

     — Не могу отрицать, что я рассматривал идею избавиться от тебя с того момента, как Марселла призналась в своей связи с тобой.

     — Поверь мне, у меня были такие же фантазии в отношении тебя. Мы оба не самые большие поклонники друг друга.

     Лука ухмыльнулся.

     — Нет, не поклонники, и я не настолько наивен, чтобы верить, что это быстро изменится. Но думаю, мы сможем преодолеть наши обиды на Марселлу. Я не хочу проблем в своей семье. Для меня и моей жены семья это все.

     — Марселла упоминала об этом. Честно говоря, в это все еще трудно поверить, но это одна вещь, которой я восхищаюсь в тебе.

     Признание этого факта стоило больших усилий, но это была правда.

     Лука на мгновение выглядел удивленным, прежде чем его обычная холодная маска приняла прежний вид.

     — Я уважаю тебя за то, что ты убил своего дядю ради Марселлы. Я бы сделал то же самое, если бы моя жена попросила меня убить собственного отца.

     — Похоже, у нас одинаковые отцы, — пробормотал я.

     Лука кивнул.

     — В следующий раз, прежде чем предполагать, что я стою за покушением на твою жизнь, сначала поговори со мной.

     — Ты должен признать, что с моей стороны не совсем нелепо думать, что ты можешь стоять за покушением твоих людей на мою жизнь. В конце концов, это ведь не в первый раз, верно? И даже не второй. Не думаю, что у меня хватит пальцев, чтобы пересчитать все покушения на мою жизнь за последнее десятилетие.

     — Ты пытался убить меня столько же раз, и это старая история. Теперь ты с Марселлой.

       — Я был с Марселлой, когда ты надеялся убить меня, распространяя информацию об Эрле.

     Лицо Луки потемнело. Он был зол? Может, ему нужно попробовать немного побыть на моем месте.

     — Я сказал тебе после того случая, что больше так не поступлю. Я не приказывал своим людям убивать тебя. Я прямо сказал им, чтобы они считали тебя одним из нас и защищали тебя, как защищали бы друг друга.

     — Странный способ защитить меня.

     — Я позабочусь о том, чтобы этого больше не повторилось, можешь на это рассчитывать, — твердо сказал он, и я действительно поверил ему.

     Может, Марселла повлияла на меня.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.