ХЛЕБА РОССИИ 9 страница

Ну а вообще-то " надо быть слепым, - писал в ответе Вавилов, - чтобы отрицать ту огромную работу, которую в кратчайшее время в трудных условиях произвел коллектив Института, и приходится удивляться тому легкомыслию, с которым относится к этой работе корреспондент"...

Слепы и легкомысленны были многие. И, кажется, прозревать не собирались. Но становились все яростнее, все непримиримое. Им еще не сказали: смотрите, внимательнее смотрите вокруг, не может такого быть, чтобы рядом не было врагов народа.

Дух подозрительности всё сгущался. Он проникал в самые глухие углы, побуждал к действию. И вот уже не только чекисты, но и дети ищут " врагов народа". Вот уже бесштанный парнишечка, лежа на. печи в деревенском доме, настороженно прислушивается к разговору отца-сельсоветчика с односельчанами. Прислушивается с тайной мыслью " изобличить подкулачника". Вот городские ребята, дети слесаря-ударника, валят под трамвай своего школьного товарища, только за то, что он сын интеллигента-врача, а значит - классовый враг.

Последний этот пример привел в письме к Максиму Горькому историк-писатель Анатолий Виноградов. И прокомментировал:

" Это значит, что в этой семье разбушевались далеко не человеческие стихии".

Оказывается, находились люди, которые не задним числом, а тогда же, в самом начале тридцатых годов, понимали: не в одной семье разбушевались эти пагубные стихии, они бушуют, набирая силу, по всей стране, во всех слоях общества. И люди эти не молчали, не таились в страхе, а пытались хотя бы в письме к авторитетному человеку высказать свою тревогу: грядет страшное бедствие, огромная масса, людей действует по капризу напуганного воображения. Человека, лишают всего, втаптывают в грязь, " ставят на правеж" и обижаются (даже возмущаются! ), если он не кончает самоубийством. " Позволительно ли заражать воздух таким огромным количеством ненужных несчастий? " Этот вопрос тоже из того времени. Вопрос, оставшийся тогда, без ответа.

СМУТНОЕ ВРЕМЯ

Однако вернемся в Каменную степь, где тоже назревали важные события. На этот раз посетим не Степную станцию, а " Докучаевку", заведовал которой Григорий Михайлович Тумин. Ему явно не везло: с уходом в Москву Чаянова опытная работа в губернии пошла на убыль, что отразилось и на " Докучаевко". Воронежское губземуправление, которому она подчинялась, с каждым годом сокращало бюджет и штат станции. Да и тех специалистов, которые еще оставались, приходилось оплачивать как временно наемных.

Как же Тумин завидовал Говорову и Собеневскому! Они делают дело, работают, а ему со своими " временно наемными" остается лишь мечтать о работе. Завидуя, просил: объедините нас со Степной станцией. Писал Вавилову: " Только такой выведет " Докучаевку" из нелепого круга, в котором она оказалась".

Однако на все ходатайства Наркомзем отвечал: объединение " Докучаевки" со Степной опытной станцией " не вызывается необходимостью".

И всё же Тумин не только мечтал о работе, но и работал. Он проанализировал все накопленные за эти годы данные и пришел к окончательному выводу: эффективное действие лесных полос в степи огромно, они страхуют посевы от климатических невзгод и значительно изменяют микроклимат прилегающих пространств. И этот эффект, подтверждаемый цифрами, достижим даже в небольшом оазисе - в Каменной степи под защитой лесных полос находится малая площадь, около 900 гектаров.

Тумин предлагал:

" Опыт с лесными полосами надо развертывать не на сотнях, а на тысячах гектаров, даже лучше на десятках тысяч гектаров. И при этом оазис от 500 до 1000 га надо считать малым, оазис в несколько десятков тысяч гектаров - большим оазисом".

Он но любил топтаться на месте: одна задача решена, надо приступать к другой. Какой процент земли необходимо отдавать под лесные полосы? Над этим вопросом ученые бьются и сегодня, однако определить правильную норму так пока и не смогли -мнения расходятся, что вносит путаницу и в практику.

Мне кажется, эти споры мог бы примирить Тумин. Приступая к исследованию этого труднейшего для науки вопроса, он четко определил цели, чего не делали его предшественники, упускают из виду и его последователи.

" Мы думаем, - писал Тумин, - что от процента площади под лесными полосами, при прочих равных условиях, зависит характер влияния лесных полос: либо они несут только охранную работу, либо также и активную".

Отсюда и обратная связь: от выбора желаемого нами характера влияния лесных полос зависит и процент занимаемой ими площади.

Мне хочется подробнее вникнуть в суть теоретических суждений Тумина, потому что именно тут я вижу причину многих разногласий, существующих и поныне.

При охранной работе, считал Тумин, полосы защищают межполосные пространства от сдувания снега, от выдувания почвы и посевов, от повышенного испарения влаги за счет погашения силы ветра.

К защитным функциям лесных полос прибавляется работа по увеличению влажности воздуха и по изменению почв на межполосных пространствах. В этом случае лесные полосы выполняют мелиоративное назначение - улучшают всю среду обитания и являются более совершенной системой в борьбе с суховеями и с вымерзанием озимых.

Исходя из этого, Тумин поделил полосы на защитные и мелиоративные. По первой прикидке, пока еще чисто теоретической (" предположительно", как выразился Тумин), защитную работу можно получить, заняв полосами небольшую площадь, не выше 3-4 процентов. Мелиоративную же работу можно ожидать, заняв в малых оазисах около 10-12, в средних 8-10, и в больших около 6-8 процентов площади.

Эти величины фигурируют в научных спорах и сегодня. Одни отстаивают 3-4 процента и считают эту площадь полос вполне достаточной. Другие, опровергая доводы первых, требуют отдавать под полосы от 6-8 до 10 процентов пашни. При этом ни те, ни другие даже не упоминают, какую роль должны будут выполнять планируемые лесные полосы (защитную или мелиоративную) и какой по величине оазис намечается создать. Спор получается отвлеченным.

Хозяйственники, конечно, полностью на стороне минималистов даже в тех случаях, когда поля нуждаются не в защите, а именно в мелиоративной работе полос. Когда же ожидаемых результатов не получают, то сильно разочаровываются.

К сожалению, Тумин не успел научно обосновать свои " предположительные" выводы.

Осенью 19ЗО года страну охватил ужас и гнев. Органы НКВД раскрыли сразу три крупные вредительские организации: Промпартию. Трудовую крестьянскую партию и Союзное бюро меньшевиков.

Москва еще не видела на своих улицах таких шествий: двигались и двигались мимо Дома союзов не праздничные колонны, не было в них и улыбающихся лиц.

- Расстрелять контрреволюционную сволочь! - горланили рты, повторяя начертанные на плакатах слова. Над головами, над гневным людским потоком плыли эти плакаты: " Расстрелять"...

Да, такое было впервые - массы вышли на улицы, чтобы потребовать мести, массы вынесли приговор.

Не знаю, многие ли из тех, кто шел в этой массе, дожили до 1987 года. Не знаю, что пережили они, когда узнали, что ни одной из этих вредительских организаций в действительности не существовало, их выдумали.

Мне, родившемуся позже этих шествий и процессов, явившихся лишь прелюдией к еще более массовым репрессиям, было страшно смотреть кинокадры, запечатлевшие ту миллионную массу, читать газеты тех лет. Все и всюду видели врагов народа. Хотя им еще не сказали: смотрите, смотрите внимательнее вокруг...

" Главарями" кулацко-эсеровской организации, как называли Трудовую крестьянскую партию, были наречены профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии Н. Д. Кондратьев и А. В. Чаянов. В качестве членов " банды" арестовали более тысячи человек. В их число попали и наши знакомые: Сократ Константинович Чаянов, двоюродный брат " главаря", и Григорий Михайлович Тумин, ни с кем в родственных отношениях не состоявший.

Арестовали Тумина в декабре 1930 года. Ничего серьезного предъявить ему не смогли, но все же для профилактики выслали в Вятку. Полагали, должно быть, что обошлись с ним мягко: в Вятке ему даже предоставили кафедру почвоведения в сельскохозяйственном институте.

Однако для него, лучшего знатока черноземов, это отлучение от родимой почвы было полным крахом: его лишили имени ученого почвоведа, всех его трудов и заслуг. И тем самым ограбили науку и отечество.

Я смотрю на его фотопортрет, чудом сохранившийся, недавно разысканный в архивах Воронежского сельскохозяйственного института. Когда-то, в двадцатые годы, Тумин наезжал из Каменной степи читать лекции в этом институте. С той поры и осталась эта фотография, теперь она есть и в Каменной степи...

Тумин Григорий Михайлович... Бритоголовый, лобастый, широкоплечий, свисающие вниз усы. Все черты лица крупные, даже грубоватые. Этакий Тарас Бульба, занявшийся наукой, и в ней многого достигший - он был одним из лучших знатоков черноземов.

Да, безвинного человека лишили имени, а отечество и науку ограбили. И это ограбление обнаружилось на следующее же лето, когда грянула засуха и когда кому-то наверху потребовались данные о влиянии лесных полос в Каменной степи - о них вспоминали и будут вспоминать всякий раз, когда разразится недород.

Такие данные могли быть и должны были быть у сотрудников " Докучаевки". Ведь потому Наркомзем и не отдал её ботаникам, что считалась она " станцией особого назначения" - на ней и только на ней изучались условия получения устойчивых урожаев в степях.

Однако на станции никого из сотрудников не оказалось: после ареста руководителя они, как временно наемные, подались кто куда.

Собеневский, которому было поручено срочно разыскать эти данные, перевернул все бумаги в опустевших кабинетах - нет, ничего не нашел. Неужели при аресте Тумина были изъяты и научные отчеты? Ведь были же такие данные, Тумин даже публиковал их. Последний его труд о влиянии лесных полос был выпущен отдельной брошюрой как раз накануне ареста.

Собеневский кинулся в Воронеж искать разбежавшихся сотрудников " Докучаевки". Одного из них, бывшего заведующего отделом растениеводства, разыскал в сельскохозяйственном институте. У него и взял все данные по урожайности в Каменной степи с 1892 по 1930 годы.

" Такая постановка вопроса, - вспоминал Собеневский, - привела Каменно-степную сельскохозяйственную опытную станцию к краху".

Кто-то, разгневавшись, повелел немедля расформировать " Докучаевку" и передать её Степной станции. Так, под знаком беды, родилось в Каменной степи единое опытное учреждение. Собеневский в нем возглавил лесной отдел, стал хозяином над всеми лесными полосами. Он начинал их сажать, теперь ему выпало провести и первую полную инвентаризацию.

Это огромная работа - обследовать 82 лесные полосы, определить величину древесной массы (более 22 тысяч кубометров наросло в них за эти годы), выявить всё, что прижилось, что выпало, погибло. Оказалось, из 130 видов высаженных древесных и кустарниковых пород - все они были в Каменной степи экзотами -прижилось 105 видов.

Обследование и инвентаризация показали: " критический" возраст жизни миновал, но никаких признаков умирания или старения деревьев нет. Так что массовое усыхание лесных насаждений в степи, так встревожившее лесоводов в начале века, объясняется вовсе не сухостью степи, а неудачным типом посадок, применением неустойчивых в степных насаждениях древесных пород - ильмовых, ясеня, белой акации.

В это время Собеневский получает заказ на разработку ряда научных тем. Заказ пришел из Всесоюзного научно-исследовательского института лесного хозяйства и агролесомелиорации, недавно созданного в Харькове по инициативе Георгия Николаевича Высоцкого.

Читатель, конечно же, помнит этого славного лесовода докучаевской школы. Мы расстались с ним, когда он осенью 1923 года уехал из Симферополя в Белоруссию. Жизнь в Минске, по собственным его воспоминаниям, сразу изменилась к лучшему. Кафедра лесоводства, которую он занял, имела пусть и небольшую, но собственную аудиторию. И Высоцкий принялся обставлять её: по стенам были развешаны растительные " композиции" различных лесных типов, под ними - почвенные монолиты. Чертежи и карты умудрились разместить на потолке. Только площадь пола, как шутил Высоцкий, оставалась не использованной для научных демонстраций - её занимали студенты.

Ему нравилось работать в этой аудитории. Но, к его большому сожалению, в 1926 году Минский институт был переведен под Могилев в Горки, где открывалась Белорусская сельскохозяйственная академия. Однако ехать туда Высоцкий не решился из-за начавшихся недугов - хроническая болезнь печени уже несколько раз укладывала его в больницу.

Осенью того же года он вернулся на Украину, в пределах которой проработал большую часть своей жизни и считал её родной. Ему предложили кафедру лесоводства и лесоведения в Харьковском институте сельского и лесного хозяйства - в бывшем Новоалександрийском, который реорганизовывал и ставил на ноги Василий Васильевич Докучаев. В Харьков институт был эвакуирован из-под Варшавы в первую империалистическую войну, да так тут и остался. И всё же, пусть и совсем в ином месте, он оставался докучаевским, с бережно оберегаемыми традициями, с высокими требованиями к студентам и их наставникам. Высоцкий, прошедший докучаевскую школу в " Особой экспедиции", пришелся ко двору.

В 1930 году лесной факультет перевели в Киев. Ехать вслед за ним Высоцкий отказался. Он остался в Харькове.

" Почему я предпочел остаться в Харькове даже ценою потери широкой учебной кафедры? " - над этим вопросом, который, видимо, ему задавали многие сослуживцы, Высоцкий задумывался и при написании автобиографии. Ответил на него так: " Потому что я вообще больше следопыт, чем лектор, более исследователь, чем пропагандист. Потому что в то время открывались весьма заманчивые перспективы устройства, научно-исследовательского института за городом на Павловом поле рядом с природным лесом. Здесь имелось в виду создание особой научной части города. Говорили, что за нашим институтом сюда будут перенесены из города и другие научно-исследовательские институты, имеющие дело с природой: сельскохозяйственный, ботанический. Будет проведен трамвай, устроены громадный пруд, парки и т. п. Сразу начали крупные строительные работы для нашего института, намечено и освоено место для питомника и пр. Разъезжать мне становилось трудно, и тут я мог лично вести работы в лесу, в питомнике, в саду, на поле, оставаясь у себя дома. Наконец, а это для меня лично очень важно, я не разлучался с семьей моей единственной дочери, которая работала в нашем институте... Отделяться старику от своей семьи тяжело".

В 1931 году институт, созданный Высоцким, преобразовали из Украинского во Всесоюзный. Возвысили не за заслуги - их пока что не было. Но не было в стране и другого подобного института по лесокультурному и агролесомелиоративному делу. К тому же лишь на Украине даже в самые лихие годы не забывали сажать лесные полосы, с хозяйской настойчивостью Ломиковского продолжали работы по защите полей от суховеев и пыльных бурь. Вот тому подтверждение: с 1918 по 1929 год в Центральных черноземных областях России не было посажено ни одной полосы, а на Украине в этот же период прибавилось около четырех тысяч гектаров лесных полос.

Не затухала здесь и пропаганда. В феврале 1929 года в Харькове, при активном участии Высоцкого, состоялся съезд украинских деятелей по полосному лесоразведению, который подвел итоги сделанному и наметил план на будущее: в течение 20 лет создать еще 600 тысяч гектаров защитных полос.

В тот год после суровой и почти бесснежной зимы (в степных районах снега, не было до марта) на юге России и на Украине почти полностью вымерзли даже самые зимостойкие сорта озимых хлебов. Такой катастрофы с озимыми не случалось давно - юг страны почти полностью потерял озимые хлеба, сеять на следующий год было нечем.

В отчете из Каменной степи Собеневский докладывал Вавилову: в открытой степи озимые вымерзли, но среди лесных полос сохранились почти полностью, урожай в 2-3 раза выше, чем на открытых пространствах. И делал вывод: " Таким образом, лесные полосы СПОСОБСТВУЮТ не только сохранению урожаев в годы засухи и суховеев, но также и в годы суровых малоснежных зим, а следовательно, несомненно способствуют БОЛЬШЕЙ СТАБИЛЬНОСТИ урожая".

Такие беды, такие " тощие годы" учат многому. И не только агрономов. Именно в этот период выходит ряд правительственных декретов и постановлений о лесомелиоративных работах и упорядочении лесного хозяйства.

Кажется, постановления эти должны были обнадеживать. Однако вот известный наш ученый лесовод М. Е. Ткаченко сомневался, что " тощие годы" научат нас чему-нибудь. Проследив возникновение и распространение лесохозяйственных идей в России, он подытожил прожитый путь почти пророческой фразой: " На основании пережитого прошлого можно предвидеть, что влияние лесных посадок на. урожаи сельскохозяйственных растений будет предметом обсуждения агрономов в конце 50-х годов нашего столетия, хотя, несомненно, приемы земледелия к тому времени будут значительно изменены и усовершенствованы".

Через два года после высказанного " пророчества" вышло новое постановление, которым предусматривалось создать за пятилетие только " в пределах совхозного и колхозного секторов" 350 тысяч гектаров защитных полосных насаждений. Всего же намечалось посадить по оврагам и балкам, на горных склонах и на неудобных землях З миллиона гектаров леса.

Полезащитное лесоразведение впервые приобретало такой широкий размах и это давало повод сказать: действительность опередила мечту. Так и говорили... Однако...

В конце октября 1931 года Наркомзем созвал в Москвуна Всесоюзную конференцию по борьбе с засухой многих именитых представителей науки, агрономов-опытников, хозяйственников с мест.

Знаменательная конференция.

Нет, о последствиях недорода на ней говорить не будут. Это сейчас мы знаем (напомню еще раз), что в 1931 году страна наша собрала на 876 миллионов пудов зерна меньше, чем в предыдущую страду. Огромный недобор. Да к нему надо прибавить без малого 314 миллионов пудов, отнятых у своего народа, вывезенных за границу и проданных на внешнем рынке себе в убыток, лишь бы валюты заполучить. Словно для того и создавали колхозы, чтобы легче было выгребать, легче и подчистую, даже семена.

Участники конференции тоже кое-что знали, о многом догадывались, но темы этой не касались: о засухе говорить можно, о недороде помалкивали, словно все были согласны " с мерами и предначертаниями" вождя. Догадывались, какими бедами для замордованного крестьянства обернутся эти меры и предначертания, которые не допустят ни благотворительной помощи голодающим, ни иных публичных хлопот. Молчи, даже наедине с собой не произноси этого страшного слова " голод", закрой глаза, если увидишь умирающего от голода, постарайся не думать об этом, не помнить этого, иначе тебе же хуже.

И не диво ли? Умерло от голода три или даже четыре миллиона человек, а мы впервые услышим об этой трагедии лишь через пятьдесят с лишним лот. Три или даже четыре миллиона человек умирало не в недоступной, отрезанной от мира пустыне, а на миру, в центре России, на Украине, в Сибири, на Южном Урале - и словно никто не видел...

Однако я опять забежал вперед - смерть зашагает по селениям зимой 1932 года. Правда, она уже точила косу, готовила муки, а пока наблюдала, как выгребают из колхозных амбаров и сусеков даже семенное зерно.

- ' 167 б -

Так о чем же тогда говорили на конференции и чем она знаменательна?

Именно на ней академик Вильяме выступил с обоснованием травопольной системы земледелия, а агроном Лысенко, еще не имевший ученой степени, - с яровизацией не только озимых хлебов, о чем он заговорил в 1929 году, но и яровых с целью сокращения сроков их созревания.

С трибуны этой конференции впервые прозвучала идея поворота сибирских рек и " захвата" Волги.

Передо мной стенограмма совещания. Жаль, что к ней не обращались ни сторонники, ни противники переброски рек в той полемике, которая разразилась в середине 80-х годов и продолжается в наши дни. Прочитаем же её.

Выступает автор каптажа-захвата Волги инженер В. Н. Авдеев. Даже затрудняюсь, что из его доклада выбрать, так всё впечатляет... Ну вот, например:

" Ни кубометра живой воды, ни градуса, её тепла, ни тонны гумуса и ни метра высоты, в данном случае Волги, не должны пропадать в низинах соляной пучины Каспийского моря. А все - в оживление окружных пространств во всех сферах и видах их жизненных требований: на обводнение и орошение земель, на их мелиорацию - удобрение, на пути сообщения круглый год: по воде - летом и зимой - по льду, на гидроэлектроэнергию, на электрификацию, на обзаведение новых хозяйств, огромных " хлебных фабрик" на полях, там же - животноводства, в аквариумах, - колоссальных рыбных производств и т. д. Поднятие жизнедеятельности " засушливых" и вовсе сухих, а значит и нежилых огромных пространств Поволжья и юго-востока - на войну против засухи"...

Докладчик в явном ударе, в экстазе. Забыв, должно быть, что перед ним серьезные ученые, он в упоении продолжал витийствовать:

" У нас уже в порядке вещей - каждодневно на много миллионов центнеров " недоборы" в урожаях пустомолотых колосьев обычно от " запала", захвата их засухой, в суховеях или в заморозках от холода. " Недородные" годы от засухи с 1915 года беспрерывны. А катастрофические разряды засухи, как это было в 90-х, 20-х годах, в их повторных проявлениях в текущее 30-летие грозят непоправимыми последствиями... "

До смерти запугав слушателей засухами, массовыми голодами, хмарами, мглой и суховеями, от пустынь достигающими Киева, Казани и Рязани, Кустаная и Алтая, по пути " обмолачивающими пажити" и застилающими эти города и их земли " непроницаемой для глаза завесой пыльных бурь", оратор приступил к каптажу (захвату) Волги - возведению у Камышина могучей плотины, которая поднимет уровень реки на 23 метра. И вот уже " с этого горизонта Волга самотеком сливается в необозримые пространства заволжских степей и пустынь". Не по каналам (они не нужны! ), а по " естественным логовам" переливающаяся через края река тремя неоглядными потоками, " шириной в 30 километров", устремится аж до Уральска и Лбищенска, а далее, разливаясь по низинам и соединяясь с местными истоками, доплеснется до Эмбы и до ней " впадет в Арал, обводнив по пути 40 миллионов гектаров?

Что будет с городами и селениями? А ничего. Правобережные, такие как Камышин и Саратов, " только несколько подбираются в своих низинах". Ну а левобережные, " теперь и без того крайне низко расположенные по долинам", и по этой причине " значительно заливаются, а то и вовсе покрываются водой" -их можно будет переселить на новые места, " на новые побережья Волги".

И что за красота откроется во всех без исключения городах, больших и малых селениях!

" Все станут вплотную к воде и у воды, в необычайно совершенных условиях к обзаведению в них высокосовершенных портов глубокого стана морского плавания по внутреннему проточному реке-морю... "

В Каспий оратор соглашался пропускать лишь седьмую часть волжской воды - этого вполне хватит " на непрерывное с ним, а значит и с Баку водное сообщение". 300 кубических километров воды, " вместо теперешней их пропажи в соляной морской пучине", пойдут в степи, " на потушение там земного пожара", и на мелиорацию... донных пространств отступившего Каспия.

Да, Каспийское море после отвода от него Волги понизит уровень своих " соленых пучин" на 24 метра и освободит 220 тысяч квадратных километров донных пространств до Мангышлака и Махачкалы, в устьях Куры, в Кара-Бугазе и у персидских берегов. Но главное не в этих обсохнувших территориях. Освободятся " нефтяные земли" у Баку, и тоже на многие тысячи квадратных километров. Бери, черпай нефть - " потечет бархатный поток золота".

" Не изменится ли фауна, не нарушатся ли рыбные промыслы? -задал вопрос оратор. И тут же ответил: - Ничего не нарушится, и все изменится так, как алмаз при шлифовке в бриллиант".

Ах, какой заманчивый проект. И денег автор просит не так уж много - " всего лишь до 300 миллионов рублей". И срок исполнения невелик - " З года на подготовку и 4 года на самое исполнение дела". Через 7 лет весь этот край, этот, как выразился докладчик, " отрез в миллионы квадратных километров станет беспримерным по своим достижениям во всех видах и сферах нового жизнестроительства. ". Волго-Каспийские аквариумы и вивариумы станут беспримерными в мире рыбными производствами: " в трюмы кораблей каспийская фауна - стерлядь, осетр, севрюга и т. д. - будет набиваться в свежемороженном и в живом виде, в качествах, теперь совсем и вовсе не представляемых".

Не бред ли? Поначалу я так и подумал: к трибуне прорвался больной человек, а стаскивать его оттуда было неловко - не решился на это нарком земледелия Яковлев. Однако из дальнейших выступлений выяснилось, что проект инженера Авдеева, наряду другими предложениями, уже положен Госпланом в основу дальнейших работ по этому вопросу. Да и ирригационная группа Всесоюзной конференции посчитала нужным рекомендовать этот проект для " дальнейшей технико-экономической проработки и детального изучения в плановых и земельных органах... "

Итак, не будет больше ни степей, ни пустынь, а будут цветущие " отрезы в миллионы квадратных километров". И не только в Поволжье и Казахстане, но и в Крыму, на Украине, в Сибири - там тоже есть реки, которые можно " захватить", перегородить плотинами и разлить по равнинам.

Вы ждете разговора о лесных полосах? Я тоже с нетерпением листал стенограмму конференции. Листал, а сам думал: какие же нужно было найти слова, чтобы отстоять им место на земле, в этих " сферах нового жизнестроительства", где сдвигаются с места не только села, но и города, где на необозримых пространствах плещутся реки-моря.

Постойте, а не о нем ли вот эта запись? Ее сделал в своем дневнике Корней Чуковский 19 марта 1932 года:

" Безграмотный, сумасшедший, нравственно грязный инженер Авдеев - предложил начальству эффектный план: провести в Москву от Сызрани - Волгу и таким обр. " по-большевицки изменить лицо земли". Коммунистам это понравилось, и они создали строительство " Москанал"...

Это он, наверняка тот же самый Авдеев, неугомонный проектировщик, которому Волга не давала покоя: куда бы еще отвести её воды?..

И вот на трибуне Высоцкий. Корифей степного лесоводства пытается убедить слушателей...

Нет, даже мне, пересказывающему эти перипетии борьбы идей, после такого проекта как-то неловко говорить о чем-то другом, менее грандиозном. Понимаю, никакого эффекта не могло вызвать утверждение Высоцкого, что на сегодняшний день полосное лесоразведение является " единственным надежным способом, могущим изменить микроклиматические условия степи и лесостепи".

Даже не воспринимается, о чем это он? О каких лесополосах? А не лучше ли, даже если отбросить тот проект, заняться регулированием атмосферных осадков? В революционный наш век, утверждали ораторы, человек получил возможность хозяйствовать не только на земле, но и в атмосфере: может вызывать дождь, когда он нужен, прекращать его, когда не нужен, " например, во время копки свеклы, уборки урожая и т. д. " И предлагали сразу несколько проектов " регулирования влагооборота в стране".

Не воспринимается и сегодня, и не только мною. Вслушайтесь...

" Так идемте же вперед, преодолевая инерцию природы и мышления. Впереди у нас Катунь, Туруханск, Лена, каскады на притоках Сулака, на Ингури, Пяндже, Витиме, Колыме и много других ГЭС, которые придадут еще большую красоту нашей земле и почти удвоят современную выработку энергии СССР"...

Призыв этот публично высказали уже в конце 80-х годов сотрудники известного нашего института Гидропроект Л. Бернштейн и Н. Соничов.

Боюсь, и сегодня одержать победу вполне могут не " защитники", а " захватчики", потому их призыв звучит заманчивее: " Так идемте же вперед... "

После таких широкомасштабных мер борьбы с засухой лесные полосы показались всем мелочью, анахронизмом. Может быть, именно это и повлияло на Высоцкого, а может, " меры и предначертания" вождя лишили его энергии: говорил неубедительно, скучно, а потом и вовсе обился на технологию создания полос. Не речь говорил, а читал диссертацию " О лесоводстве в борьбе с засухой".

Позже, дома, в спокойной обстановке, Высоцкий напишет:

" Борьба с избытком и недостатком влаги в большей мере в нашей власти. Лишь бы была влага, а перераспределить её нам поможет лес". И напомнит, что лес - это " океан суши", который служит мощным увлажнителем воздуха. Так что перемещение влаги по территории страны происходит не только путем речного стока, но и путем переноса её ветрами-влагоносцами и воздушными течениями в виде паров и туманов, " выдыхаемых" лесом.

Да, он знает, в чем проигрывает и долго еще будет проигрывать в общественном мнении его наука - лесоводству невозможно состязаться в быстроте достижений успехов. " Лесоводство несет в своей поступи тяжелые вериги времени. Результаты опытов достаточно выясняются лишь через десятки лет... Но мы должны думать не только о сегодняшнем дне, а загадывать и наперед. Для этого надо " запастись большим устремлением, большим терпением и большим доверием к надежным и преданным своему делу работникам, следить за которыми следует неусыпно".

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒