ХЛЕБА РОССИИ 6 страница

- И по части жалованья, и по части пайков, разумеется, - уточнил Кобранов.

- Разумеется, Николай Петрович.

- Вот это уже дело, - поддержал Кобранов. - Взять на содержание каких-то семь-восемь человек для Сократа Константиновича и его управления не проблема.

- Надо подумать, - всё так же улыбаясь, ответил Чаянов. С Николаем Петровичем Кобрановым мы уже встречались. Да, это он, будучи лесничим Мариупольского опытного лесничества, (бывшего Велико-Анадольского участка докучаевской экспедиции), осматривал летом 1912 года все лесные полосы в Каменной степи, а потом, по поручению Лесного департамента, многие годы участвовал в заседаниях совета, Каменно-степной опытной станции. В 1920 году принимал участие в работе съезда, ботаников, на котором выступил с докладом по экологии дуба в степных насаждениях. В момент поездки с Вавиловым он был профессором Воронежского сельскохозяйственного института и членом совета, при областном управлении по опытному делу, возглавлял которое Чаянов.

" Дорогой, по возвращении из Каменной степи, - писал Вавилов Мальцеву, - мы о многом договорились, и они определенно мне сказали, что известный процент сумм, поступающих в Областное управление, будет предоставлен Степной станции, поэтому Вы смело можете обращаться к ним за материальной поддержкой и было бы очень хорошо не откладывать этого".

Мальцев не стал откладывать: надо действовать, пока, не передумали.

И снова, в качестве инкассатора, замелькал на дорогах между Каменной степью и Воронежем, между Воронежем и Петроградом уже знакомый нам Кожухов, Иван Васильевич Кожухов - теперь я знаю имя и отчество этого человека. По пути, выполняя просьбу Вавилова, он заезжал в Козлов к Мичурину: завозил семена дикого риса, о которых Николай Иванович извещал в письме Ивана Владимировича и просил высеять их в речной ил. Из Козлова Кожухов должен был еще куда-то заехать, так как какой-то Иванов пообещал Вавилову добыть лошадь, и теперь Кожухову поручалось эту лошадь во что бы то ни стало заполучить.

Возвращение Кожухова, в Каменную степь всякий раз было событием: побывал в Петрограде, привез деньги, новости и письмо от Вавилова.

Мальцев брал деньги, письмо и шел к себе - он любил читать, считать, думать в одиночестве. Вавилов сообщал, что Степной станции он передает половину всей суммы, полученной Отделом за август - 100 миллионов рублей. Столько же обещают и в сентябре. Этого, конечно, мало, но ничего не поделаешь, надо энергичнее и немедленно тормошить Чаянова и Кобранова.

И еще извещал Вавилов: на днях прибывает большая партия семян - из Америки 200 пудов гороха, из Аляски такое же количество фасоли, 100 пудов американского пырея, 50 пудов суданской травы. Большая часть этих семян будет тут же отправлена в Каменную степь. " Пускать их на продовольствие, конечно, нельзя, во-первых, по договору, а во-вторых, и по существу дела. Но это обстоятельство позволяет выделить больше продовольственных семян из Воронежа, если Вы найдете это возможным... "

Мальцев положил перед собой большие листы бумаги - он всегда писал только на больших листах, чтобы просторнее было его размашистой руке - и начал излагать свои мысли.

Сначала, надо отчитаться: осенью высеяли 679 образцов озимых культур. 20 десятин заняли под хозяйственный посев - для хлеба. Сколько намолотили? Ну, об этом он промолчит. Они там ближе к власти - перебьются, а тут надо работать, надо за работу платить.

Да, расходы он перечислит: за вспашку зяби нужно платить 400 пудов зерна, за обмолот ржи уже ушло 300 пудов, на уплату поденщикам, за сбор опытных посевов и прочее - 250 пудов, на выплату старых долго 186 пудов, на обсеменение двадцати хозяйственных десятин потрачено 120 пудов. Сколько остается? Остается один пшик.

За присылку ста миллионов спасибо, конечно, однако только за ремонт жилья - крыши все протекают - нужно отдать сейчас не менее миллиарда рублей. А хлеб по нынешнему, слава богу, урожайному году идет не дороже 800 тысяч за пуд. Бесценок, гроши - нет никакого смысла продавать его сейчас, к весне хоть немного да подорожает. Мальцев давно уже привык жить и станцию содержать своим натуральным хозяйством.

Удивительно, как же хорошо понял его Вавилов. Прочитал он этот отчет и тут же настрочил Чаянову:

" Дорогой Сократ Константинович.

Получил извещение от А. И. Мальцева, что их финансовые дела крайне плохи. Хлеб стоит очень дешево, продавать его в настоящее время - значит остаться к весне без ресурсов... ". А дальше снова, изложил все те покорнейшие просьбы, которые Чаянов, по возвращении из Каменной степи, обещал исполнить.

И тут же пишет большое, какие еще никогда и никому не писал, послание Мальцеву. И отправляет его с нарочным. Нарочному Вавилов поручает произвести в Каменной степи опытные посевы озимой пшеницы. Так они договорились с Мальцевым: чтобы не увеличивать штат Стенной станции и повысить качество испытаний, все опытные посевы отныне должны будут выполнять ученые специалисты Отдела, - нечего им сидеть в Петрограде на голодном пайке. Пусть каждый приезжает на лето сюда и занимается здесь своими культурами: высевает, изучает, обобщает наблюдения. В помощь этим специалистам можно будет присылать студентов-практикантов из сельскохозяйственных вузов - им тоже полезно приобщиться к исследовательской работе, сначала под присмотром специалиста, а потом и самостоятельно. Рождалась совершенно новая система постановки опытов, какой еще не было нигде. Она начнет действовать с весны 1923 года, а сейчас, для пробы, посылался только один человек - посеять озимые.

Поздновато, правда, сеять, уже наступил октябрь. Сам Вавилов не был уверен в выполнимости этого задания, а всё же посылал. На то была другая причина.

" Очень хорошо было бы, - писал он Мальцеву, раскрывая и эту причину, - если бы Вы могли послать некоторые количества, продовольственного материала в Петроград, это было бы огромным подспорьем и позволило бы поставить на ноги Детскосельскую станцию. Новгородскую станцию, да и нужно для самого Отдела".

Вавилов не приказывал Мальцеву, не распоряжался его хозяйством. Он помощи просил у него, как у своего заместителя: им в Петрограде нечего есть, расплачиваться нечем. А уж какое количество да и вообще есть ли возможность выделить часть хлеба - это " решите Вы сами".

Вот за этим решением, с деньгами на отправку зерна в Петроград, и ехал нарочный.

Степная опытная станция была первенцем у Отдела прикладной ботаники. Старшей сестрой в увеличивающемся семействе опытных станций. Ну а старшей в семье положено выхаживать младших, помогать им, тем более когда об этом просит глава семьи, похваливший её: " Вообще Воронежская станция выдержала экзамен на 5".

Это за опытные посевы, за ту огромную работу, выполненную не только без кредитов, но и почти без жалованья. Отдел дал лишь крохи, да и те начали поступать, только к концу сезона.

Этой " пятеркой" на таком экзамене она заслужила самое почетное место на выставочных стендах Отдела. И ей отдали это место. Так в коридоре Отдела, появились ее фотографии, образцы, снопики. А при первой же возможности возобновить издание " Трудов", Вавилов написал Мальцеву: " Покорнейшая просьба к Вам составить страничек на 6 описание Воронежской станции; её главные задания, история, организация и итоги её деятельности в сжатом и ярком очерке. Словом, напишите его, когда будете в хорошем настроении".

Стенды эти с фотографиями станций и сегодня можно видеть на этажах Всесоюзного института растениеводства, у входа в кабинет-музей Вавилова. Есть на стендах фотографии всех станций, всех, кроме Степной. Старшая даже не без вести пропала, а будто и не было её вовсе.

Постоял я у этих стендов с чувством растерянности и обиды, да и снова, пошел в архивы - искать следы деятельности Степной опытной станции. Здесь, в ВИРе, никто ничего поведать мне о ней не мог. Как и в Каменной степи - о славном прошлом своем.

И сколько раз я говорил " спасибо" Вавилову за его " покорнейшую просьбу", и Мальцеву, который выполнил её, написал очерк, изложив в нем историю Степной опытной станции с 1911 по 1921 год. Написал живо и ярко - явно был в хорошем настроении, как и советовал ему Вавилов. Спасибо Мальцеву за этот рассказ, без которого не было бы почти никакой возможности восстановить прошлое.

Еще была зима, еще завывали метели, а на дороге между Таловой и Каменной степью все чаще попадались подводы с мешками семенного зерна. Мало кто знал, какие это драгоценные семена, и какой они уже проделали путь через моря и континенты. Собранные экспедициями во многих странах мира, эти семена сначала, были доставлены в Петроград, а оттуда на Степную станцию - для испытания и размножения.

Перед началом посевной Мальцев с помощниками своими рассортирует поступившую коллекцию: около 12 тысяч образцов различных культур! И все их надо высеять? Такого объема работ, подобных сравнительных испытаний не знал еще ни один институт мира, имеющий в своем штате сотни человек.

Только-только зазвенела с городских крыш мартовская капель, как в кабинетах Отдела раздался вавиловский клич:

- По обычаю, елок сложившемуся в течение всего двадцатого столетия, напоминаю вам, что весной люди торопятся к севу!..

Да, это был клич, но и распоряжение. Вот в такие формы он, руководитель научного учреждения, облекал свои официальные приказы. И никогда не вызывали они усмешки или непонимания. Не вызывали ни у кого и нареканий. До поры, до времени.

Через несколько дней все кабинеты опустели - специалисты уехали в Каменную степь. К ним подключились ученые из Саратова и Воронежа. Воронежцы прислали на практику студентов - в помощь.

Вавилов охотно последовал бы за ними, но не пускали дела:

готовился к давно задуманной экспедиции в Афганистан, учил персидский язык. Так было, так будет всегда - в какую бы страну он ни отправлялся, подготовку к поездке начинал с изучения языка того народа, с которым предстояло общаться. Без общения, без познания языковой культуры не мыслил изучения земледельческой культуры и сортового богатства возделываемых в стране растений.

С нетерпением ждал из Каменной степи вестей. Тревожился:

как там? А оттуда, - ни строчки, вот идолы. Сам написал:

" Дорогой Александр Иванович. Посылаю Вам завтра 2 миллиарда дополнительно из мартовских кредитов как доказательство, что мы помним о Вас"...

Мальцев - Вавилову. 15. 4. 1923 года:

" Отношение к нам Тумина и вообще соседей - самое предупредительное. Всем импонирует то, что ставим большие опыты, что приехало много служащих и т. д. Посетители так надоели мне, что я уже никого не принимаю... Все просят семян, особенно огородных, бахчевых и проч. Кому даю, а кого - гоню...

На мою долю приходится около 50 разных культур. Мог бы посеять и больше, но не оказалось семян " революционного" красного подсолнечника, нет дикой конопли, бобов и гладкоостного ячменя.

Обнаружилось еще, что у нас на участке нет часов. Все приехали без часов, а я свои разбил дорогой".

В дороге он был зимой - ездил в Петроград обсудить организацию предстоящих сравнительных посевов, каких еще не знала наука. К ним надо было подготовиться всерьез, написать тысячи и тысячи этикеток, пронумеровать каждый высеваемый образец, для каждого заготовить свою этикетку и колышек с четким номером на нем. Все пронумерованные образцы занести в журналы полевых наблюдений с указанием сорта, и страны, из которой он поступил.

Прочитав письмо, Вавилов велел снять со стены в кабинете часы и отправить их с оказией в Каменную степь. Через несколько дней они были на месте. Мальцев распорядился повесить их в лаборатории. Теперь сторож не ошибался - ровно в шесть часов утра бил в подвешенный на столбе вагонный буфер: пора на работу.

Мальцев - Вавилову 27. 4. 1923 года:

" Только на севе у нас ежедневно работало 50 рабочих поденщиков. Мордвинкина (Ваш опыт) заняла страшно большую площадь, не говоря уже об Орлове. Барышни высчитали, что ему, чтобы только обойти свой посев, нужно пробежать такое же расстояние, как до Таловой.

Вашего " голого" проса - Афганского - вышло на целую четверть десятины. Между прочим, 20 человек в течение 2-х дней перебирали его руками по зернышку, так как оно было сильно засорено красным просом...

Посев получается совершенно небывалый как по количеству, так и по разнообразию материала.

Правда, со своими хозяйственными посевами запаздываем. Черкните, что нового. Ваши письма будут оживлять нас".

Удивительный вид обретали поля вокруг станции. Не поля, а географическая карта мира. Нет, и не карта, а самый натуральный земной шар. Только не пограничные столбы отделяли страну от страны, а таблички. Вот государства Западной Европы, вот в географической последовательности страны Востока, а вот и Латинская Америка, с непривычными еще названиями: " Куба", " Колумбия", " Боливия", " Венесуэла"... За каждой табличкой было поле той страны, откуда поступили семена культур, возделываемых её народом. Так же, наверное, древние племена во времена переселений уносили с собой семена тех культур и сортов, которые они возделывали в местах своего первоначального обитания. Не всё окажется ценным на новом месте, но посеять надо все, чтобы выявить ценное, подходящее для условий этой местности.

Тут, в Каменной степи, Вавилов замыслил испытать культуры всех племен и народов, сравнить сортовые ресурсы мира с отечественными.

Вавилов - Мальцеву 13. 5. 1923 года:

" Дорогой Александр Иванович.

Завтра будут Вам пересланы 5 миллиардов из выставочных. Пока не получили даже апрельских кредитов, но куда ни шло: " не с чего, так с бубен".

Теперь очень важное дело: к выставке надо готовиться всерьез. Напоминаю Вам еще раз о статье по сорным растениям, медоносам, краткий очерк станции. Необходимы также снимки. К 1-му июня хотелось бы уже иметь что-нибудь. К выставке подготовим 3 выпуска " Трудов"...

Орлова, попросите написать очерк по твердым пшеницам, Столетову - о полбах...

Затем Карташева обещала, прислать небольшую статью, странички на три, о корневой системе бахчевых. Окажите на неё воздействие. Она человек нерешительный, писать, конечно, не умеет.

Покорнейшая просьба, ко всем, сообщать о своих работах хотя бы в месяц раз. Попросите всех сообщить, что наиболее интересного сделано и подмечено, направляя письма по моему адресу.

Затем новое важное дело: с 1-го июня выходят " Известия Института опытной агрономии", которые будут выходить регулярно, ежемесячно... Им нужно каждый месяц доставлять за 2 недели данные о работах по каждому отдельному отделу, притом нам предоставляются регулярно 8-10 страниц для хроники и для коротких общих статей. Очень важно бы дать короткую заметку, странички на 3, о работах на Степной станции. Эта заметка, будет иметь большое и политическое значение. Затем пускай каждый из ответственных работников составит заметку. Скажем, Орлов о работах с пшеницей на Степной станции, Мордвинкина о работе с овсом. Пускай укажет на то, что впервые исследуются в большом количестве алжирские и тунисские формы, какой они интерес представляют. Краткая заметка на 1/2 страницы с особым заголовком будет иметь немалое значение.

Пусть Карташева составит краткую заметку о количестве посевного материала и разнообразии сортов.

Дитмир - о фасолях и горохе.

Прозорова - о нуте и просе.

Об этом очень и очень прошу всех, нам это крайне нужно, и пускай сделают это безотлагательно и регулярно каждый месяц сообщают о своей работе...

Всем привет. Нине Иннокентьевне особый.

Ваш Н. Вавилов".

Орлов - Вавилову:

" Дорогой учитель, Николай Иванович!

Парадоксы бывают не только в логике, в жизни, но и в природе. Каменная степь - это северный полюс + Сахара. Весна холодная, поздняя. Май - необыкновенно жаркий. Кругом идут дожди, а в Каменной степи ни капли.

Посеяли пшеницу 23 и 24 апреля, а всходы показались только на 10-12 день.

Приношу от имени всех приехавших глубокую благодарность Ивану Васильевичу Кожухову. Один он вынес всю технологическую сторону посева, не зная ни дня, ни ночи. Так что он заслуживает награды не только от нас, но и от Отдела. Без него мы бы были предоставлены сами себе".

Мальцев - Вавилову 13. 5. 1923 года:

" Практиканты, а их 7 человек, уже целый месяц работают, им нужно выплатить жалованье (все они, конечно, сверхпролетарии), а у меня - ни гвоздя".

Мальцев - Вавилову 17. 5. 1923 года:

" Работы - уйма, все ходят, как тени. Чтобы поддержать эту публику, я вынужден был купить вторую казенную корову.

Забрать бы нам и Докучаевскую опытную станцию"...

Эту идею - присоединить к Степной станции и " Докучаевку" - вынашивал еще Регель, даже начинал хлопотать об этом, но умер, и идея осталась неосуществленной, о чем Мальцев иногда напоминал Вавилову.

Вавилов - Орлову 18. 5. 1923 года:

" Дорогой Александр Алексеевич.

Письмо Ваше получил. Посев у Вас грандиозный. На уборку постараемся достать возможно больше средств. До конца, июня я буду в Петрограде и, следовательно, из июльских кредитов постараюсь максимум перевести в Воронеж...

Буду около I июля в Каменной Степи. Программу Вашу одобряю. По части систематики, у Вас год решающий и дальше, пока не накопится большого материала, стоит перейти в область генетики. К ней подготовляйте материал, производите возможно больше скрещиваний, используя абиссинский, суданский, китайский материалы, взявши за штандарты наши обыкновенные формы. Приготовьте возможно больше цикличных сочетаний...

План Ваш в общем одобряю. Этот год, следовательно, год окончательной систематической обработки твердых пшениц и год отправной для практической селекции в общерусском масштабе...

По существу заданий наших общих думаю, что нам с будущего года надо приступать к генетике на филогенетической и систематической основе, но придется здорово окунуться в генетику. Подковывайте языки: английский, немецкий... Всем кланяюсь. Будьте героями"...

Практическая селекция. Еще в мезолите, пятнадцать тысяч лет назад, человек увидел в дикой степи колосок, на котором зернышки сидели в один ряд. Сорвал, вышелушил на ладонь и - бросил в рот. Может быть, сделал это механически - как брал и берет человек травинку: - держит её во рту, покусывает, а сам думает о чем-то. Так же, должно быть, забывшись в думе, раскусил и зернышко, а раскусив, продолжал держать его во рту. И почувствовал приятный вкус! Тогда набрал колосьев побольше, нашелушил полную горсть зерен, съел и - сыт. И понял древний первооткрыватель: он нашел зерна жизни!

Через годы, десятилетия (а может быть, и века прошли) наш далекий предок стал примечать такие же колоски у своего жилища -выросли из оброненных им зерен. Собирал и их, а скорее всего они детишкам доставались, которым далеко в степь уходить было еще не по силенкам да и опасно. Так прошествовал над землей еще не один век, когда человек догадался набрать зерен и высеять у жилища, а поспеют - собрать.

Посеял - и словно бы проложил черту между прошлым и будущим. Он привязался к месту, к полю. У поля основал поселение. Поселение первых хлебопашцев, от которых и пошла история земледельческой культуры, неотделимой от всей человеческой культуры, от великой, трагической и прекрасной истории человечества.

То было, полагают ученые, в УП тысячелетии до нашей эры. И именно она, пшеница, стала, древнейшей культурой человечества, а хлеб - одним из величайших достижений человеческого ума.

Тогда же, на заре земледелия, человек начал отбирать для посева те колоски и зерна, что покрупнее, тем самым способствовал улучшению растений методом отбора - селекции.

Шло время, отбор приобретал все более сознательный и массовый характер - уже не один человек, а всякий, возделывающий землю, примечал такие растения, которые давали урожай в засуху, не гибли от морозов.

Непрестанный труд этот был опоэтизирован у многих народов. Из первого века до новой эры дошла до нас совершеннейшая поэма римского поэта. Вергилия " Георгики", в которой автор, ведя рассказ от первого лица, повествовал:

" Видел, что давний отбор, испытанный вящим стараньем,

Перерождает всё ж, коль людская рука ежегодно

Зерен крупнейших опять не повыберет. Волею рока

Так ухудшается все и обратным несется движеньем, -

Точно гребец, что насилу челнок свой против теченья

Правит, но ежели вдруг его руки нежданно ослабнут,

Он уж стремительно вспять увлекаем встречным теченьем".

Правда, Вергилий жил в обществе, в котором труд земледельца признавался единственно достойным римского гражданина. На Руси во все времена хлебопашеством занимались не граждане, а души, вместе с землей, с домочадцами и скарбом своим принадлежавшие то князьям и князькам, то помещикам. Не вольными хлебопашцами были наши оратаи, а холопами, подневольно работающими на барина. Поэтому и труд на земле считался уделом черни, позорным для всех других сословий. А где нет свободы труда и почина, там нет ни любви к делу, ни высокого престижа, этого дела, нот и крепкого хозяйства. Не потому ли и самые низкие в мире урожаи были всегда, именно в России?

И все же не только нужда вела. русского пахаря в поле, но и поэзия извечного крестьянского труда. Не она ли побуждала его творить колос? Закрепощенная душа его жаждала свободы труда и почина. И он создавал шедевры - те превосходные сорта пшениц, зерно которых считалось лучшим в мире.

Не на пустом месте зарождалась и эпоха научной селекции в России. Начало ей положил Дионисий Леопольдович Рудзинский, основавший в 1903 году первую селекционную станцию при Московском сельскохозяйственном институте. Именно там практиковался, готовясь к профессорской деятельности, молодой выпускник института Николай Вавилов. Под руководством " дедушки русской селекции" он делал первые шаги по пути величайших открытий.

Нет, не мечтал Вавилов сотворить колос в два раза тяжелее. Но понимал: чтобы создать его, нужен огромный исходный материал для будущей селекционной работы. Вот он и приступил к сбору, начало которому положил Гегель, чтобы из массы в кратчайший срок отыскать и отобрать для каждой зоны страны наиболее подходящие культуры и сорта с наивысшим урожаем.

Работы прибывало с каждым днем. Надо отметить в журнале длительность различных фаз развития, зафиксировать множество морфологических и биологических признаков. А растения не. ждут, они растут и изменяются, и каждое изменение нужно вовремя заметить.

Опытные поля станции, - около 32 десятин, - разделенные на 12 тысяч делянок, казались интереснейшей книгой, на страницах которой развертывалась удивительная повесть о великом труде многих и многих поколений земледельцев, создавших такое разнообразие культур и сортов.

Однако как же трудно читать эту книгу. Усиливавшаяся жара и накапливавшаяся усталость расслабляли внимание. Живая коллекция мирового разнообразия сортов и культур начинала рассыпаться на великое множество мелких деталей - перед глазами были лишь отдельные растения с отдельными признаками: второй лист, кущение, колошение, созревание. Адская работа, хочется захлопнуть журнал, заняться любой другой работой, только чтобы к этой никогда больше не возвращаться.

Мальцев, как мог, поддерживал в них силы: молоко от двух коров распорядился давать только тем, кто в поле. Ему жалко было смотреть на них, однако ничем другим поддержать не мог - только хлебом да молоком. Иногда прикупал мяса, да всю эту изголодавшуюся в городе орду разве досыта накормишь за те скудные средства, которые выделялись на кормежку!

А все же здорово! Степная станция - единственный опорный пункт в России, где ведется культура всех важнейших возделываемых растений из всех частей мира.

Это потом будут созданы Кубанская, Харьковская и многие другие опытные станции. Отсюда, из Каменной степи, поедут специалисты ставить их на ноги. А пока - единственная в России! Вавилов, правда, уточнил: Степная станция - " крупнейшее селекционное учреждение Средней черноземной полосы". Пусть так...

Мальцев - Вавилову 30. 5. 1923 года:

" Тут разнеслась весть, что Воронежское областное управление упраздняется. На Докучаевской опытной станции в связи с этим страшное смущение. Тумин зачем-то уехал в Тамбов. На станции совершенно нет сотрудников и в перспективе ничего хорошего не предусматривается.

Я уже написал Виктору Евграфовичу Писареву, чтобы он принял меры к передаче всей Докучаевки нам. Здесь можно было бы организовать вторую центральную селекционную станцию по руководством Виктора Евграфовича. Подумайте над этим".

Вавилов - Мальцеву 6. 6. 1923 года:

" Дорогой Александр Иванович. Я собираюсь быть у Вас в конце июня.

Относительно Докучаевской станции и Ваших соображений мерекаем, но смелости, вероятно, не хватит...

Я предпочел бы, если бы Сократ предложил нам это. Сократ подумывает о Москве. Его зовут в начальники. Управления сельского хозяйства, и это, по-видимому, его начинает прельщать. Во всяком случае об этом думаем и имеем в виду... "

Вавилов - Карташевой в тот же день 6 июня:

" Дорогая Софья Алексеевна.

Очень интересуюсь Вашим посевом бахчевых. Посев действительно ноденовский. Вероятно, со времени Нодена еще никто не высевал такую коллекцию, как в Воронеже. Всё, что подметите интересного, немедленно сообщайте... "

Французский ботаник прошлого века Шарль Ноден, изучавший закономерности наследования признаков бахчевых культур, был для Вавилова образцом работоспособности. Вот почему он, взяв на себя " роль беспокойного будильника", писал иногда своим сотрудникам: подытоживайте скорее свои работы! И добавлял: " Надо торопиться создавать бессмертные труды! Ноден, вероятно, работал побыстрее Вас - надо его догнать и перегнать! "

Карташеву похвалил - за ноденовский посев. На бахчевом участке она высеяла в тот год коллекцию из 1300 образцов, среди которых в отчете значилось 430 арбузов, 380 дыней, 480 тыкв и несколько сортов огурцов.

Вавилов - Прозоровой в тот же день 6 июня:

" Дорогая Клавдия Григорьевна.

Меня очень интересует отличие индийских форм нуга от туркестанских и персидских. Это основной вопрос, который Вы должны решить. Если уже кое-что видно - сообщите".

Вавилов - Дитмер в тот же день 6 июня:

" Многоуважаемая Эрна Эрнестовна.

С фасолями очень важно точно установить изменчивость отдельных видов и затем решить географическую проблему о родине фасоли по её сортовому разнообразию. Посему очень важно присматриваться к формам с географической стороны, учитывать их происхождение... "

Вавилов - Мальцеву. 20. 6. 1923 года:

" Дорогой Александр Иванович.

Так как дело с Афганистаном отложено, то я собираюсь не меньше как на неделю в Воронеж...

На днях едет к Вам Говоров... Вторым буду я в Воронеже, после нас - Писарев...

Всем привет".

Мальцев - Вавилову. 28. 6. 1923 года:

" У нас после засухи начался период отчаянных дождей, которые льют непрестанно уже почти две недели. И хорошо, и мерзко. Многое исправилось, пошло в рост, но не дает полоть, всё сильно зарастает, да и сено пора готовить.

К нам началось паломничество. Уже целую неделю гостит профессор Б. А. Келлер. Вчера приезжал И. В. Якушкин.

Сеяли льны - крестьяне обратили на него внимание. Надо сеять их на больших площадях.

Будете ехать, захватите для себя небольшую подушку - у меня сгорели подушки во время пожара зимой...

А ночи такие маленькие, что уже в З часа светло.

Приезжайте, пока степь не скосили".

В Каменной степи все ждали Вавилова. Однако появился он как-то неожиданно. Даже никто не видел, на чем приехал. Глядь - стоит на пустыре у лабораторного дома: с большим портфелем, в серой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, в сером костюме и в летнем пальто нараспашку.

Закричали, зашумели: Николай Иванович приехал! Все, кто где был, посрывались с места и с выкриками, как дети, бросились к нему. Соскучились, ведь тут были почти все, кто работал с ним в Саратове.

- Идолы, - говорил он, улыбаясь, - поубегали в вольную степь, а меня-то за какую провинность бросили-покинули?.. Его тянули в тень, отдохнуть, перекусить с дороги.

- Нет уж, не подкупите. Сначала покажите, что у вас делается, а угощаться потом будем.

Сотрудники и практиканты, толпой окружив Вавилова, двинулись к опытным делянкам. Им было что показать, чем с гордостью похвалиться. Они знали: таких сравнительных посевов, такого количества сортов и культур еще не бывало нигде в мире.

Остановились на краю поля.

- Ну, герои, кто самый смелый, кто первым покажет успехи свои?

Все взгляды обратились к Мальцеву: он заведующий, ему и слово.

- Нет, братцы, так дело не пойдет, - возразил Вавилов, перехватив эти взгляды. - Заведующему за всех вас не отдуться, у него и своих забот хватает. А вот что сделал каждый из вас - это интересно. Ну, кто первый?.. Ага, Александр Алексеевич Орлов вызывается показать свои твердые пшеницы...

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒