Примечания 30 страница

– Рискну, пожалуй.

Ножки стула, на котором сидела Мириам, чиркнули по полу, и вампирша ураганом пронеслась по комнате.

– Черт! – вырвалось у Сары.

– Она даже по вампирским меркам шустрая, – объяснил Маркус.

Мэтью помог мне сесть прямо. От этого легкого усилия голова чуть не лопнула. Я закрыла глаза, открыла опять, увидела тревогу на лице Мэтью.

– Все хорошо, mon coeur?

– Просто я потрясена немного.

Мэтью нащупал пульс на моем запястье.

– Извини, Мэтью, – пробормотал Маркус. – Я не знал, что Мириам так себя поведет.

– Тебе есть за что извиняться, – согласился его отец, не поднимая головы. – Говори, зачем приехали. Быстро! – На лбу у Мэтью вздулась знакомая жилка.

– Мириам…

– Я не с Мириам говорю, а с тобой.

– В чем дело, Диана? – Сара, которую обнимал за плечи Маркус, выглядела порядком ошарашенной.

– Мириам думает, что на рисунке изображены мы с Мэтью. А еще там изображена одна из стадий создания философского камня, – осторожно начала я. – На латыни она называется conjunctio, то есть брак. Следующая стадия – это conceptio.

– Conceptio? Это то, о чем я думаю?

– Возможно. По-латыни это «зачатие», – перевел Мэтью.

– В буквальном смысле? – вытаращила глаза Сара, но я уже думала о другом.

– Лист с conceptio тоже удален из книги. Conjunctio у нас, а оно у кого-то другого.

В этот самый момент появилась Мириам с пачкой листков:

– Кому?

Взгляд, который метнул на нее Мэтью, я предпочла бы никогда больше не видеть. Мириам, сделавшись из белой жемчужно-серой, торопливо вручила ему результаты.

– Ты перепутала анализы, Мириам, – тут же заявил он. – Этот мужской.

– Все верно, – сказал Маркус. – Она химера, Мэтью.

– Что такое «химера»? – спросила Эм.

Мифическое чудовище, вспомнила я. Львиные голова и шея, козье туловище, драконий хвост. Я посмотрела – хвоста у меня вроде бы не было.

– Особь, в чьих клетках содержится два или больше генетических профиля. – Мэтью недоверчиво уставился на первую страницу анализа.

– Быть не может. – У меня гулко стукнуло сердце.

– Такое встречается, хоть и редко, – мрачно сказал Мэтью, обняв меня.

– Моя версия – СИБ, – сказала Мириам, не обращая внимания на предостерегающе нахмурившегося Маркуса. – Для анализа взяли ее волосы – их много было на одеяле, которое мы увезли в Олд-Лодж.

– Синдром исчезающего близнеца, – объяснил Маркус. – Скажите, Сара: у Ребекки были проблемы на ранних сроках беременности? Кровотечение, угроза выкидыша?

– Вроде бы нет… Впрочем, они со Стивеном тогда были в Африке. Сюда вернулись уже в конце ее первого триместра.

Никто никогда не говорил, что родители зачали меня в Африке.

– Ребекка ничего бы не поняла, – сурово заметил Мэтью. – Большинство женщин еще не знают, что беременны, когда у них случается СИБ.

– Значит, у меня был близнец и мама его потеряла?

– Да. Брат. Жизнеспособный зародыш в таких случаях поглощает кровь и ткани другого, нежизнеспособного. Происходит это совсем рано – от исчезнувшего близнеца не остается, как правило, никаких следов. Не проявились ли в этом анализе какие-нибудь способности, которых не показал предыдущий?

– Да, есть кое-что. Перемещения во времени, трансформация, ясновидение – к Диане все это перешло почти целиком.

– Это мой брат должен был путешествовать во времени, а не я…

Бабушка фосфоресцирующим облачком проплыла по комнате, тронула меня за плечо и села за дальний конец стола.

– Колдовской огонь, вероятно, тоже его наследие, – кивнул Маркус. – В волосах из всех видов стихийной магии обнаружился только огонь.

– Думаете, что мать не знала о несостоявшемся сыне? – Я провела пальцем по серым, черным, белым полоскам на странице.

– Конечно знала, – уверенно заявила Мириам. – Ты родилась в день богини, и она тебя назвала Дианой.

– Ну и что же?

Я вздрогнула, стараясь не вспоминать, как в тунике и сандалиях скакала верхом через лес. И как ощутила лук и стрелу у себя в руках при вспышке колдовского огня.

– У богини луны был близнец, Аполлон. «И Солнце-царь, по воле Льва одной, брак заключит с сестрой своей Луной», – многозначительно процитировала Мириам.

– Вижу, тебе знакома «Охота на Зеленого Льва»^[68].

– Следующие строчки я тоже помню: «И волей Льва от царственной четы родится плод чудесной красоты».

– О чем она толкует? – сердито осведомилась Сара.

Мириам хотела ответить, но Мэтью покачал головой, и она промолчала.

– Царь-солнце и царица-луна – философские сера и ртуть – женятся и зачинают ребенка, – стала объяснять я. – В алхимическом толковании это гермафродит, символ смешения двух субстанций.

– Другими словами, Мэтью, – перебила Мириам, – в «Ашмоле-782» говорится не только о происхождении, эволюции и вымирании видов. О воспроизводстве там тоже написано.

– Чепуха, – нахмурилась я.

– Называй это как хочешь, Диана, – мне лично все ясно. У вампиров и колдунов, как и у других смешанных пар, все-таки могут быть дети, – торжествующе произнесла Мириам, словно бросая вызов Мэтью.

– Но вампиры биологически не способны к деторождению, – заспорила Эм. – Это известный факт, как и то, что браки между разными видами невозможны.

– Виды меняются, приспосабливаясь к новым условиям, – заметил Маркус. – Этому способствует могущественный инстинкт продолжения рода.

– Послушать вас, так мы все скоро вымрем, – нахмурилась Сара.

– Вполне возможно. – Мэтью положил мой анализ рядом с прочими лежащими на столе документами. – Сила колдунов идет на убыль, и детей у них рождается все меньше. Вампирам все труднее обращать теплокровных, нестабильность даймонов сильно выросла.

– Но как все это связано с детьми, которых будто бы могут иметь вампиры и колдуны? – не сдавалась Эм. – Если перемены и происходят, почему они должны начаться с Дианы и Мэтью?

– Мириам тоже задавала себе этот вопрос, наблюдая за ними в библиотеке, – сказал Маркус.

– Вампиры часто проявляют протекционизм по отношению к своим партнерам и жертвам, но охотничий инстинкт оказывается сильнее желания защищать. В случае с Мэтью все было наоборот: его стремление защищать Диану с каждым днем только крепло. Вскоре он к тому же начал, скажем, на вампирский лад распускать перья, чтобы отвлечь от нее внимание, – пояснила Мириам.

– Хищники все это делают только ради потомства, – вставил Маркус.

– Эмили права, – резко возразил Мэтью. – У вампиров и колдунов слишком много различий – никаких детей у нас с Дианой не может быть.

– Нельзя утверждать это с абсолютной уверенностью. – Маркус, поставив локти на стол, с хрустом переплел пальцы. – Вспомни о жабах-чесночницах.

– Жабы-чесночницы? – Сара взяла в руки рисунок. – Так кто же у нас Диана – лев, жаба или невеста?

– Невеста – и, может быть, единорог тоже. – Маркус осторожно забрал у Сары картинку. – Самка жабы-чесночницы в определенных ситуациях спаривается с самцами других, хотя и родственных видов жаб. Ее потомство в таких случаях развивается быстрее и обладает повышенной выживаемостью.

– Вампиры и колдуны – не жабы, – холодно возразил Мэтью. – И результаты такого спаривания не во всем положительны.

– Почему ты так упорствуешь? – нетерпеливо вмешалась Мириам. – Межвидовое скрещивание – следующий этап эволюции.

– Генетические суперкомбинации – например, рождение ребенка у вампира и колдуньи – ведут к ускоренному эволюционному развитию, – сказал Маркус. – Все виды совершают такие скачки. Да что я тебе рассказываю, ты сам пришел к таким выводам.

– Вы оба упускаете из виду высокую смертность, сопутствующую таким комбинациям. И если вы задумали провести эксперимент на Диане, забудьте об этом сразу, – с обманчивой мягкостью произнес Мэтью.

– Она химера, и группа крови у нее четвертая с отрицательным резусом – это уменьшает вероятность отторжения полувампирского плода. Она универсальный реципиент и уже имела опыт поглощения чужой ДНК. Возможно, ее, как жабу-чесночницу, привел к тебе инстинкт выживания.

– Чертовски много предположений, Маркус.

– Диана не такая, как другие колдуны, Мэтью. Ты еще не видел ее мтДНК – посмотри.

Мэтью с тихим шипением стал рыться в бумагах. Нужный ему листок был весь покрыт разноцветными кольцами. «Неизвестный клан» – красными чернилами надписала вверху Мириам, добавив к этому напоминающий воротца знак.

– Зная, что ты будешь оспаривать результаты, я приложила материал для сравнения, – пояснила она.

– Что такое «клан»? – Я всматривалась в Мэтью, пытаясь понять, какие он испытывает чувства.

– Генетическая родословная. Митохондриальная ДНК всех обследованных нами колдунов неизменно приводит нас к одной из четырех женщин, ваших общих родоначальниц.

– Всех, кроме тебя, – вставил Маркус. – Вы с Сарой происходите от кого-то другого.

– Что это за знак? – показала я на воротца.

– Хей, еврейская цифра пять. Насколько стар этот клан? – спросил Мэтью у Мириам.

– Его древность не вызывает сомнений, какой бы митохондриальной теории ты ни придерживался.

– Старше, чем клан Гимель?

Я знала, что так называется еврейская цифра 3.

– Старше. Предвидя твой следующий вопрос, здесь есть два варианта. Либо клан Хей – еще одна линия, ведущая к мито-Лилит… – Сара хотела что-то спросить, но я покачала головой, – либо он происходит от сестры мито-Лилит. Во втором случае прародительница Дианы является матерью клана, но не колдовским эквивалентом мито-Евы. В обоих случаях существует вероятность, что клан Хей, если Диана не оставит потомства, угаснет в нынешнем поколении.

– Может быть, нарисуешь? – Я пододвинула к Мэтью коричневый пакет, в котором хранилось послание моей матери.

Без графического изображения понять это все было трудно.

Мэтью начертил две диаграммы – одна как змея, другая – как таблица спортивного турнира.

– Вот семь известных нам дочерей митохондриальной Евы – для краткости мито-Евы. – Он показал на «змею». – Ученые считают их ближайшими общими прародительницами всего человеческого населения Западной Европы. Все эти женщины, ДНК которых была зарегистрирована в разные исторические периоды в разных регионах земли, происходят, в свою очередь, от общей праматери.

– То есть мито-Евы, – сказала я.

– Верно. – Мэтью перешел к «турнирной таблице». – А это сведения, которые мы сумели собрать по женским линиям колдовских родов. Таких линий, или кланов, всего четыре. Номера мы присваивали по мере обнаружения, хотя родоначальница первого открытого нами клана, Алеф, жила немного позже других.

– Насколько позже? – спросила Эм.

– Около семи тысяч лет назад.

– Семь тысяч! – ахнула Сара. – Мы, Бишопы, прослеживаем свою женскую родословную всего лишь до тысяча шестьсот семнадцатого года.

– Клан Гимель, к примеру, зародился сорок тысяч лет назад, – продолжал Мэтью. – Если клан Хей, как говорит Мириам, еще старше, то ваш род следует считать очень древним.

– Вот черт! – поразилась Сара. – А кто такая Лилит?

– Первая колдунья. – Я придвинула диаграммы к себе и вспомнила, что, когда я в Оксфорде спросила Мэтью, не первого ли вампира он ищет, он ответил крайне загадочно. – По крайней мере, первая, на кого современные колдуны могут сослаться как на родоначальницу.

– Маркус обожает прерафаэлитов, а Мириам – большой знаток мифологии. Имя выбирали они, – объяснил Мэтью.

– Прерафаэлиты Лилит просто обожали. Данте Габриель Россетти описывал ее как колдунью, ставшую женой Адама еще до Евы.

Юнца ты манишь, взгляд его живой

Пустеет, бедный никнет головой,

И сердце жмет удавка золотая^[69], —

мечтательно процитировал Маркус.

– Песнь Песней, – пояснил Мэтью. – «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей»^[70].

– Это и в «Aurora Consurgens» есть, – вспомнила я. – Алхимики часто цитировали Песнь Песней.

– Не все отзываются о Лилит столь восторженно. – Сухой тон Мириам вернул нас к действительности. – В древних преданиях она описывается как порождение ночи, богиня луны и ветра, жена ангела смерти Самаэля.

– И что, у ангела с богиней рождались дети? – поинтересовалась Сара.

Сходство старых легенд и алхимических текстов с историей моей собственной любви заново поразило меня.

– Да. – Мэтью забрал у меня пачку листов и аккуратно подровнял странички.

– Вот о чем беспокоится Конгрегация! – догадалась я. – Они боятся межвидовых браков, от которых могут родиться дети смешанной крови.

– Интересно, сколько было в истории таких пар, как вы с Мэтью? – сказал Маркус.

– И сколько их сейчас, – добавила Мириам.

– Об этом анализе Конгрегация ничего, слава богу, не знает – однако и он еще не доказывает, что Диана может родить от меня ребенка.

– Зачем же тогда экономка твоей матери дала ей рецепт своего чая? – спросила Сара. – Она-то, видно, не исключает такой возможности.

Ой-ой-ой, что сейчас будет

, посочувствовала бабушка.

– Не понял. – От напрягшегося Мэтью запахло как никогда пряно.

– Я про чай, который Диана и как ее там… Марта собирали во Франции. Это контрацептивный сбор – как только Диана открыла жестянку, я сразу учуяла.

– Ты знала? – побелел от ярости Мэтью.

– Нет… – прошептала я. – Да и вреда ведь от него никакого.

– Прошу меня извинить. – Мэтью достал телефон и, не глядя на меня, вышел из комнаты.

– Сара, как ты могла? – вскричала я, как только он закрыл за собой парадную дверь.

– Он имеет право знать, и ты тоже. Нельзя пить зелье, не ведая, для чего оно служит.

– Все равно ты не должна была ему говорить.

– Верно, – заметила Мириам, – сказать должна была ты.

– А ты не вмешивайся! – Руки у меня подергивались от злости.

– Уже вмешалась, Диана. Ваши с Мэтью отношения опасны для всех в этой комнате. Независимо от того, будут у вас дети или нет, в нашей жизни произойдут необратимые перемены – а он еще и рыцарей Лазаря в это втянул. – Мириам злилась не меньше меня. – Чем больше созданий вас поддержит, тем вероятнее, что будет война.

– Не смеши. Какая еще война? – Клеймо, оставленное Сату, отозвалось на эти слова зловещим жжением. – Войны не завязываются из-за того, что вампир с колдуньей полюбили друг друга.

– То, что проделала с тобой Сату, было вызовом. И Мэтью откликнулся именно так, как они и рассчитывали: призвал к оружию братство. С тех пор как ты появилась в Бодли, он просто спятил. Я хорошо знаю, что за этим может последовать: когда он в последний раз потерял голову из-за женщины, я потеряла мужа.

В комнате стало тихо как в могиле – даже бабушка и та испугалась.

«Мэтью не убийца, – твердила я себе снова и снова. – Он убивает, чтобы есть, убивает в приступе гнева… но я, несмотря на это, люблю его. Кто же тогда я, если продолжаю любить его? »

– Успокойся, Мириам, – велел Маркус.

– Нет, – ощерилась она. – Это моя история, не твоя.

– Хорошо, рассказывай. – Я ухватилась за край стола.

– Мой Бертран был его лучшим другом. Смерть Элинор Сент-Леджер привела к конфликту между англичанами и французами: Иерусалим был на грани войны, а Мэтью, призвав на помощь рыцарей Лазаря, едва не разоблачил нас перед людьми. – Голос у Мириам срывался. – Сент-Леджеры требовали, чтобы убийца Элинор был наказан, а убийцей был Мэтью, Великий магистр. Мой муж, спасая его и орден, взял вину на себя, и сарацинский палач отрубил ему голову.

– Мне жаль, Мириам, очень жаль. Но я не Элинор Сент-Леджер, и здесь не Иерусалим. Это было очень давно. Мэтью с тех пор стал другим.

– Для меня это было словно вчера, и Матье де Клермон нисколько не изменился: снова желает того, что ему недоступно.

В комнате опять стало тихо. На лице Сары был написан ужас: рассказ Мириам укрепил ее худшие подозрения насчет вампиров в целом и Мэтью в частности.

– Возможно, ты останешься с ним, даже когда узнаешь самое скверное, – безжизненным голосом добавила Мириам, – но скольких еще созданий он уничтожит из-за тебя? Думаешь, Сату Ярвинен избежит участи Джиллиан Чемберлен?

– Джиллиан? – переполошилась Эм. – А что с ней такое?

Ответить Мириам не успела: я инстинктивно согнула пальцы правой руки и выставила средний с указательным в ее сторону. Она, схватившись за горло, издала булькающий звук.

Нехорошо так, Диана

! – погрозила бабушка.

Держи себя в руках

– Отстань, бабушка, – и ты, Мириам, тоже не лезь. Джиллиан мертва, Эм. Это они с Питером Ноксом прислали мне африканскую фотографию мамы с папой. Мэтью меня защищал: для него это так же естественно, как дышать. Постарайся простить его.

– Он убил ее за то, что она прислала тебе фотографию?! – побелела Эм.

– Не только, – вступился Маркус. – Она годами шпионила за Дианой. Джиллиан с Ноксом искали в оксфордской квартире Дианы образцы ДНК. Если бы им удалось узнать то, что теперь знаем мы…

«…Меня ожидала бы судьба пострашнее смерти», – мысленно закончила я. Но почему же Мэтью сам не сказал мне? Я затворила ставни позади глаз – незачем тетушкам знать, что муж не во всем со мной откровенен.

Закрыться от бабушки было труднее.

Ох, Диана

, прошептала она,

знаешь ли ты, что делаешь? Ты уверена?

– Убирайтесь из моего дома, вот что. – Capa отодвинулась от стола. – Тебя, Диана, это тоже касается.

Где-то в погребе зародилась глубинная дрожь, пробежала по половицам. Задребезжали оконные стекла, стул Сары прижал тетку к столу, хлопнула дверь.

Дом не любит, когда Сара начинает командовать

, прокомментировала бабушка.

Мой собственный стул бесцеремонно вывалил меня на пол, а незримые руки, не успела я встать, схватили и потащили вон. Дверь столовой снова захлопнулась, заперев внутри двух колдуний, двух вампиров и одно привидение. Из-за нее слышались глухие возмущенные звуки.

Из гостиной вышло какое-то незнакомое привидение и поманило меня – женщина в расшитом корсаже и пышной темной юбке до самого пола. Вся в морщинах, но бишоповские нос и подбородок ни с чем не спутаешь.

Будь осторожна, дочка

, тихо и с хрипотцой сказала она.

Ты из тех, кто стоит на перекрестке, а это место опасное

– Кто ты?

Женщина молча посмотрела на парадную дверь, и та открылась бесшумно, без привычного скрипа.

Я знала, что он когда-нибудь придет за тобой. Моя мать мне сказала

Я разрывалась между Бишопами и де Клермонами, между столовой и Мэтью. Привидение улыбнулось, видя мои терзания.

Ты всегда была странной, не такой, как все колдуны. Но будущего без него у тебя нет – он стоит на твоем пути, куда бы ты ни пошла.

Женщина исчезла, оставив слабый светящийся след. В темноте за открытой дверью мелькали руки и лицо Мэтью.

Решение мне далось без труда. Я опустила закатанные рукава, сделала шаг… и очутилась в самом конце подъездной дорожки.

Мэтью, стоя ко мне спиной, быстро и яростно говорил по-окситански – скорей всего, с Изабо.

– Мэтью, – сказала я тихо, не желая пугать его.

Он мгновенно обернулся ко мне:

– Я не слышал, как ты подошла.

– Ты и не мог. Дай мне, пожалуйста, поговорить с Изабо.

– Лучше не надо.

Наши родственники сидели, запертые в столовой, Сара грозилась вышвырнуть всех вон – неподходящий момент, чтобы ссориться вдобавок с Изабо и Мартой.

– Помнишь, что сказал Авраам Линкольн о домах?

– «Дом разделившийся ждет большая беда», – недоуменно процитировал Мэтью.

– Вот именно. Дай-ка телефон.

Он нехотя выполнил мою просьбу.

– Диана? – с нехарактерным для нее волнением воскликнула Изабо.

– Не знаю, что тебе наговорил Мэтью, но я на вас не сержусь. Ничего плохого вы мне не сделали.

– Спасибо, – выдохнула она. – Я пыталась ему сказать… мы действовали по наитию, руководствуясь тем, что смутно помнили с давних пор, когда Диана была богиней плодородия. Твой запах напомнил мне о тех временах и о жрицах, помогавшим женщинам забеременеть.

Взгляд Мэтью коснулся меня в темноте.

– И Марте тоже передай, хорошо?

– Непременно, Диана. – Изабо помолчала. – Мэтью поделился со мной результатами твоего анализа и теориями Маркуса по этому поводу. Раз уж он рассказал кому-то чужую тайну, значит она сильно поразила его, а я не знаю, от чего плакать – от горя или от радости.

– Может, от всего вместе на первых порах?

– Мои дети не впервые доводят меня до слез, – тихо засмеялась она. – Я и от горя не отрекаюсь, если оно сулит радость.

– Дома все хорошо? – неожиданно вырвалось у меня.

Взгляд Мэтью смягчился.

– Дома? – Значение этого слова и от Изабо не укрылось. – Да, все хорошо… только очень тихо после вашего отъезда.

Слезы навернулись мне на глаза. В Изабо, несмотря на все ее острые грани, чувствовалась порой настоящая материнская ласка.

– От колдунов, боюсь, шуму больше, чем от вампиров.

– А счастье громче печали. В этом доме давно уже недостает счастья. Ну что ж… Мэтью уже сказал мне все, что хотел, – будем надеяться, он хоть немного излил свой гнев. Берегите друг друга. – Изабо не сомневалась, что я выполню ее просьбу, – и в ее, и в моей семье женщины всегда защищали любимых.

– Хорошо.

Глядя на своего вампира, я нажала красную кнопку. Лунный свет, пробиваясь сквозь облака, серебрил покрытые инеем поля.

– Ты тоже подозревал, да? Потому и не хотел заниматься со мной любовью?

– Я ведь уже говорил. Любовь – это близость, а не просто удовлетворение физической потребности. – Мэтью раздражало, что он вынужден повторяться.

– Если ты не хочешь иметь от меня детей, я пойму, – сказала я не совсем чистосердечно, но твердо.

Он схватил меня за плечи:

– Господи, Диана! Как ты могла подумать, что я не хочу детей от тебя? Но это опасно – и для тебя, и для них.

– Беременность – всегда риск. Природе даже ты не можешь указывать.

– Мы понятия не имеем, какие они получатся. Может, пойдут в меня и захотят крови.

– Все младенцы – вампиры, Мэтью, все питаются материнской кровью.

– Это не одно и то же, сама понимаешь. От надежды на детей я давным-давно отказался, но тобой рисковать не готов. – Он смотрел мне в глаза, будто уверяясь, что между нами все осталось по-прежнему.

«И потери ребенка я бы не вынес». Эти невысказанные слова я слышала столь же ясно, как крик совы над головой. Потерять Люка ему было больнее, чем Бланку или Элинор, – эта боль никогда его не оставит. Вместе с сыном Мэтью потерял часть себя, и восстановить ее невозможно.

– Значит, ты уже все решил? Никаких детей. – Я положила руки ему на грудь, дожидаясь следующего удара сердца.

– Я ни в чем не уверен. У нас не было времени все это обсудить.

– Ладно, буду принимать меры. Пить Мартин чай.

– Чаем ты не отделаешься. Современная медицина ушла далеко вперед от этого зелья, хотя человеческие контрацептивные средства вполне могут оказаться непригодными для колдунов и вампиров.

– Ничего, я и таблетки заодно буду пить.

– Ну а ты? – Он взял меня за подбородок, чтобы я не отводила глаза. – Ты-то хочешь рожать от меня детей?

– Я как-то не представляла себя в роли матери…

По его лицу прошла тень.

– …но нашим с тобой детям, мне кажется, судьбой предназначено родиться на свет.

Мы стояли молча – он обнял меня за талию, я прислонилась к нему головой. В воздухе буквально ощущалась выпавшая на долю Мэтью ответственность – за семью, за свое прошлое, за рыцарей Лазаря, а теперь вот и за меня.

– Ты боишься, что не сможешь их уберечь, – внезапно поняла я.

– Я и тебя уберечь не смог. – Он провел пальцами по клейму на моей спине.

– Не будем пока ничего решать. У нас и без детей есть о ком позаботиться.

Тяжесть частично легла и на мои плечи. Я всегда жила для себя, избегала традиций и семейных обязанностей и теперь чуть тосковала по былой независимости и отнюдь не горела желанием брать на себя новое бремя.

Мэтью посмотрел в сторону дома:

– Что было, когда я ушел?

– Чего только не было. Мириам поведала нам о Бертране и Джиллиан. Маркус сказал, что именно Джиллиан в паре с Ноксом проникла в мою квартиру, и возникло предположение, что мы с тобой развязали межрасовую войну.

– Dieu! Ну почему они не могут удержать язык за зубами? – Мэтью, явно сожалея, что сам не сказал мне обо всем, запустил пальцы в волосы. – Сначала я думал, что они это делают из-за рукописи, потом решил, что все дело в тебе. И будь я проклят, если что-то понимаю теперь. Мы оказались в самом центре какой-то мрачной древней тайны.

– Помнишь, Мириам говорила о других парах – таких же, как мы с тобой? Думаешь, она права?

Я смотрела на луну так, словно ждала от нее ответа, но ответил Мэтью:

– Не думаю, что мы первые среди созданий преступили этот запрет, и, уж верно, не последние. Пойдем объясняться.

На пути к дому Мэтью заметил, что объяснения, как и лекарства, нужно чем-нибудь запивать. Мы вошли с черного хода, и вампир, пока я собирала поднос, не сводил с меня глаз.

– Я что-то забыла?

Уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Нет, ma lionne, – просто пытаюсь понять, за что судьба послала мне такую воительницу, как ты. Ты внушаешь страх, даже ставя на поднос стаканы.

– Ничего я не внушаю. – Я затянула потуже свой конский хвост.

– Внушаешь, внушаешь – иначе Мириам бы так не бесилась.

Из столовой вместо шума битвы доносились тихие разговоры. Дом открыл перед нами дверь.

– Мы решили подкрепить ваши силы, – сказала я, ставя поднос на стол.

На нас уставились вампиры, колдуньи и призраки. За спиной у бабушки шелестела целая стайка Бишопов, не привыкших к вампирам в доме.

– Виски, Сара? – предложил Мэтью.

Тетя ответила ему долгим взглядом.

– Мириам говорит, что ваша связь ведет прямиком к войне. Мой отец сражался на Второй мировой.

– Мой тоже.

О своем собственном участии в войне Мэтью ничего не сказал.

– Он часто говорил, виски на ночь помогает не слишком ненавидеть себя за те приказы, которые выполнял днем.

– Полной гарантии нет, но да, помогает.

Сара приняла от него стакан.

– Мог бы ты убить своего сына, если бы он угрожал Диане?

– Не колеблясь, – кивнул Мэтью.

– Вот и он так сказал. – Сара кивнула на Маркуса. – Ему тоже дай выпить: легко ли знать, что отец способен тебя убить?

Мэтью налил Маркусу виски, Мириам – вина. Заплаканная, непохожая на себя Эм получила от меня кофе с молоком.

– Не знаю уж, как я с этим справлюсь, Диана, – прошептала она. – Маркус рассказал нам, что замышляли Джиллиан с Питером Ноксом, но как подумаешь о Барбаре Чемберлен, потерявшей дочь…

– Джиллиан Чемберлен была честолюбива, Эмили, – сказал Мэтью. – Ей хотелось одного: попасть в Конгрегацию.

– За это не убивают.

– Она свято верила в апартеид вампиров и колдунов – и Конгрегация, так и не добившаяся признаний от Стивена Проктора, поручила ей следить за Дианой. Она не успокоилась бы, пока не отдала Диану вместе с «Ашмолом-782» в руки девятерых.

– Из-за какой-то фотографии… – лепетала, вытирая глаза, Эм.

– Это была угроза. Я всего лишь дал понять Конгрегации, что не намерен стоять в стороне.

– Но Диану потом все равно похитили!

– Хватит, Эм. – Я накрыла ее руку своей.

– Так что там насчет детей? – взмахнула стаканом Сара. – Неужели вы двое пойдете на такой риск?

– Хватит! – повторила я, стукнув рукой по столу. Все, кроме Мэтью и бабушки, подскочили от неожиданности. – Воевать так воевать. Не за рукопись, не за меня, не за наше с Мэтью право иметь семью, а за общее будущее для всех созданий. – На миг я увидела это будущее в виде тысячи ярких нитей, разбегающихся в разные стороны. – Эволюцию продолжат дети от смешанных браков – не наши, так еще чьи-нибудь. Никакой виски не поможет мне уснуть и выбросить все это из головы, и никому больше не придется проходить через весь этот ад из-за любви к тому, кого любить запрещается. Я этого не позволю.

Молодец

, улыбнулась бабушка.

Вот слова настоящей Бишоп

– Мы никого не вербуем в свою армию, но знайте, что полководец в ней один – Мэтью. Не нравится – уходите.

Часы в холле начали бить полночь.

Колдовской час

, кивнула бабушка.

– Ну что, милая? – сказала Сара, глядя на Эм. – Вступим вместе с Дианой в армию Мэтью или ну ее к черту?

– Не понимаю, что вы все имеете в виду, говоря о войне. Мы будем сражаться в буквальном смысле? Вампиры и колдуны явятся сюда, к нам? – Голос Эм дрожал.

– Конгрегация полагает, что Диана может ответить на все их вопросы. Они не перестанут ее искать.

– Но нам с Мэтью не обязательно здесь оставаться, – заметила я. – Мы можем уехать прямо сейчас, еще до утра.

– Мама всегда говорила: свяжешься с Бишопами – света белого не взвидишь, – чуть улыбнулась Эм.

– Спасибо, Эм, – только и сказала Сара, хотя взгляд ее говорил о многом.

Часы пробили в последний раз и на время угомонились.

– А ты, Мириам? – спросил Мэтью. – Останешься или вернешься в Оксфорд?

– Мое место рядом с де Клермонами.

– Диана теперь тоже носит эту фамилию, – ледяным тоном заметил он.

⇐ Предыдущая 25 26 27 28 293031 32 33 34 Следующая ⇒