Примечания 3 страница

– Да ну? – удивился Александр, поведя бровью. – Бореем клянусь, что когда я сюда заходил, то видел в ларьке неподалёку три полные стопки.

– Не ссорьтесь, не ссорьтесь, друзья! – взмолилась Сноустрим. – Право, у меня была пара где-то на кухне. Я сейчас принесу.

С этими словами она умчалась и вновь хлопнула дверью.

Оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что его никто не видит, Габриэль сказал:

– Ну и странная у тебя подруга. Да и сам ты… Странноватый.

– Ничего подобного! – обидчиво воскликнул Кемерскай, но поняв, что это было слишком громко, тут же немного сжался. – Ничего подобного. – повторил он уже тише и спокойнее. – Можешь собираться, мы скоро уходим.

– Какая жалость, а я так хотел провести здесь ночь. – надменно сказал Габриэль, из-под бровей смотря на Александра.

– Вот! – Неожиданно распахнув дверь, воскликнула кобылка. – Можете завернуть сюда.

С этими словами она положила на стол перед друзьями две относительно чистые газеты.

– Премного благодарен. – ответил вновь вежливо Кемерскай и, косо поглядывая на друга, завернул в один из листов пирог. Почти тут же это сделал и Оствинд.

– Ну а теперь, к сожалению, нам уже пора. – после минутного молчания сказал Александр. – Надеюсь, что мы ещё увидимся.

– Обязательно увидимся. Я постараюсь потом снова навестить Грифонию, обязательно. – радостно проговорила Сноустрим.

– Ну, я пока выйду, а то тут стало как-то... душновато. – невзначай пробурчал Оствинд. – До новых встреч и спасибо за знакомство. – сказал он, протягивая лапу кобылке.

– Мне тоже было очень приятно. – застенчиво ответила она и в ответ подала копыто.

Габриэль вновь вышел на улицу, снова попав в ободряющие объятия весенней ночи.

Спустя пару минут прощания и объятий, которых Габриэль уже не видел, на улицу вышел и Кемерскай.

– Пошли к реке. – сказал он отрывисто, и, даже не дожидаясь ответа от Габриэля, быстро зашагал в знакомом направлении. Габби, само собой, ускоренным темпом поспешил за другом.

Ночь опустилась на Гриффенхейм, вечный город. Багровое пылающее солнце лениво закатилось за горизонт, озаряя всё пространство неба и земли вокруг неописуемо ярким, но вместе с тем мягким, оранжевым светом. Последние лучи его, отразившись от куполов храмов, окон, глаз наблюдателей за сей прекрасным событием, пропали в кромешной тьме, затерялись в ночном воздухе. На место их пришли загадочные, ласково-голубые, немного белеющие, лучи полуночных светил. Небо, усыпанное мириадами звёзд, не позволяло оторвать взгляд засмотревшемуся путнику, а тонкий месяц, ставший с заходом солнца в несколько раз ярче, бросал приглушённый, таинственный свет.

Габриэль и Кемерскай уже вышли за черту города, пройдя несколько жилых и торговых кварталов. Они шли вдоль реки на запад, навстречу зашедшему солнцу. Габриэль думал, что если прибавить шаг, то можно было бы догнать солнце и ещё раз полюбоваться закатом. Александр же не думал ни о чём. Он шел как на автомате. Лицо его, ставшее вдруг неподвижным и бесчувственным, смиренно смотрело под лапы, лишь изредка поворачиваясь, чтобы проводить взглядом проезжающие мимо экипажи и проходящих мимо существ.

– Я и забыл, насколько далеко находится то место. – Решив разбавить гнетущую тишину, проговорил Оствинд. Голос его дрожал. Габриэль как будто прощупывал тишину, подбирал звуки, что смогут вписаться в неё, не нарушив вечной гармонии.

– А помнишь, как ты его нашёл? – Добавил он, когда после неловкого молчания понял, что ответа на первое его высказывание не последует

В этот раз Кемерскай лишь слегка повернул в сторону друга голову, фыркнул, и безмолвно пошёл дальше, ещё больше озадачив Габриэля.

Минут через двадцать дорога под их лапами стала заметно хуже. Величественные каменные многоэтажные здания сменились старыми, иногда даже деревянными, низкими домиками. Пропали и фонари, так, что единственными источниками света оставались только месяц, звёзды, да редкое свечение из окон домов.

Совсем скоро и это скрылось из глаз, ведь друзья вышли за черту города. Звуки никогда не спящего города всё приглушеннее и тише доносились до их ушей, пока не были перебиты звуком природы. Теперь, наконец, шум спокойного потока реки стал громче лязга заводов и грохота машин, он смог их перекричать и восторжествовать. Как по волшебству, отовсюду стали доносится доселе незаметные несмолкаемые звуки мира: спокойный шелест лесов, шепот витающего в выси ветра, щёлкающая перекличка ночных птиц. Пару раз вдалеке пугающе крикнула сова.

Минут через десять Габриэль и Александр дошли, наконец, до желанного места. Уклон реки, вдоль которой они шли, стал куда больше, и берег её теперь превращался в некое подобие небольшого обрыва, не превышающего на данном участке и пятнадцати метров в высоту. Двое грифонов подошли прямо к его краю. Там рос одинокий клён, корни которого уже чутка свисали с размытого берега. Тем не менее, дерево всё ещё стояло, и с наступлением весенней поры на уже старых его ветках начали распускаться зеленовато-красные почки.

Перед глазами двух грифонов раскинулся Грифкинг. Это величественная река, крупнейшая во всей Грифонии, берущая своё начало в мрачных горах Виттенленда, набирающая сил в Речных Землях, уходящая к орденам Хеллквилла и Лонгсворда, текущая сквозь весь Герцланд и, наконец, впадающая через Феофию в Апранский Океан, образуя в том месте огромную дельту, издревле наполненную важными торговыми городами и поселениями. Тысячелетиями она неумолимо проделывала этот путь. Веками в ней величественно отражались берега, облака, звёзды. В ней находила своё отражение сама история Грифонии.

Сверкающая белёсая дорожка, переливаясь на спокойной глади воды, вела прямо к луне, всё так же смиренно наблюдавшей за миром с небес. К удивлению друзей, даже в столь позднее время вдалеке, еле заметными чёрными точками, можно было разглядеть несколько рыбацких лодок, а в тех, что поближе, и самих сидящих в них грифонов, долгими часами безуспешно ждущих клёва.

В холодном ночном воздухе витал свежий запах реки. Он лёгким ветерком ударял в лицо, бил в ноздри, проникал везде, под каждое перышко; от него нельзя было укрыться или спрятаться.

– Ну, вот мы и на месте. – снова первым заговорил Габриэль, но в этот раз ещё более робко, так как реакция его друга была непредсказуемой.

– Что же ты хотел мне сказать? – продолжил Оствинд, стараясь расшевелить Кемерская.

– Сказать… ах да, точно. – как будто проснувшись, воскликнул Александр. – Чуть совсем не забыл. – немного подумав, он продолжил. – Давай лучше начнёшь ты. Всё-таки, у тебя при нашей встрече было такое приподнятое настроение. Наверное, случилось что-то хорошее.

– Ну, скажу сразу напрямую – у меня совсем скоро вылупится первенец. – протараторил застенчиво он, поглядывая на друга. Тот, в свою очередь, бросил на него живой, горящий, но вместе с тем полный некоторой тоски и сожаления взгляд. Но Александр ничего не говорил, а лишь смотрел на друга. Это очень удивило Габриэля. Он ожидал любую реакцию, но не такую.

– Что-то не так? – спросил он, испугавшись.

– Да нет, ничего. – хмуро отвечал Кемерскай. – Рад за тебя, конечно.

– Я примерно это и предполагал услышать, – сказал он чуть позже. – И оттого мне вдвойне неприятней будет говорить…

– Не тяни, пожалуйста. Я и так уже весь день изнываю, желая узнать причину, по которой меня ищут с самого утра.

– Говоря кратко, мы уезжаем. – на удивление твёрдо и отрывисто сказал Александр.

– А куда… Стоп, а кто это «мы»?

– Помнишь, нам в прошлую пятницу разрешили пораньше разойтись? Ты тогда ушёл ещё самый первый, пожелав всем хороших выходных. Так вот, буквально через пятнадцать минут нашему командиру пришла телеграмма от генерала. Если кратко, то в ней говорилось, что корпус наш в полном составе и в обязательном порядке в понедельник отправляется в Лонгсворд. Вроде как, нашими дипломатами, отправленными неделями раньше, было подписано какое-то очень важное соглашение с Речными Землями, но не помню точно, о чём оно. То ли кто-то кому-то передал землю, скорее всего снова пустые болота, то ли устанавливается торговое соглашение, то ли ещё Борей знает что. Но факт есть факт: для того, чтобы отметить это событие, было решено провести совместный парад на границе, в нейтральной зоне.

Во время всего рассказа Александра Габриэль смиренно сидел рядом, молчал, боясь проронить хоть звук, нарушить этим звуком мелодичный, как будто поющий голос друга. С каждым произнесённым словом товарища вид Оствинда становился всё подавленней и подавленней. Он просто не могу поверить, что это всё это происходит наяву, что это не сон и что это никак уже нельзя отменить или вовсе отказаться.

– И сколько же времени займёт эта миссия? Если не точно, так уж примерно – с крошечной долькой надежды проговорил Оствинд, смотря Кемерскаю прямо в глаза.

– Если быть честным, то без понятия, друг мой. Но если брать во внимание путь до Лонгсворда туда и обратно, то не менее двух недель…

Эти слова словно молния пронзили сознание Оствинда, прошлись через всё его нутро тонкой болезненной нитью, кольнули где-то под сердцем, в виске, в животе…

Неужели всё произошло именно так? То, что он, да и не только он один, ждал многие месяцы, то, что было запланировано как большой праздник, как торжество жизни и счастья – неужели всё это суждено ему пропустить, дать уйти, затеряться в потоке времени? Неужели он пропустить рождения собственного птенца? И что же он скажет Еве? Хотя, на этот счёт Габриэль даже не сомневался. Он был уверен, что она всё поймёт и примет это как данность. Но что насчёт него? Как быть ему? Бросить всё это нельзя, ведь тогда годы обучения пройдут насмарку, будет испорчена репутация и сломана вся жизнь.

Мысли черным беспорядочным вихрем метались у него в голове, как тучи, охваченные страшной грозой. Как днём, поглощённый этими мыслями, он не видел, не слышал, не понимал, не желал понимать всё происходящее вокруг. Его глаза смотрели в пустоту, через Александра; все звуки доходили до ушей будучи приглушёнными, как будто пролетали мимо, лишь слегка касаясь их.

С Габриэлем часто такое бывало. Охваченный какой-то мыслью и идеей, он просто выпадал из реальности, а сказать точнее, впадал в себя, полностью посвящал себя этому процессу.

Борей знает, сколько бы это продолжалось, если бы Александр, не обеспокоенный состоянием друга, сидящим без движения на холодящем ветре вот уже десять минут, не толкнул бы его легонько в плечо, приведя в чувства.

– Не расстраивайся так сильно. – Сказал он. – В конце концов, это уже никак не исправить. Это нужно принять как данность. Нужно радоваться, что это всё-таки произойдёт, хоть и без твоего непосредственного присутствия.

Габриэля немного задели эти слова, но чуть-чуть поразмыслив над ними, он понял, что всё-таки Александр был прав.

– И всё-таки я понимаю твоё разочарование. – неожиданно для Оствинда сказал Кемерскай. – Конечно, неправильно, что те, кто находится выше, вот так ставят нас перед фактом, решают за нас нашу судьбу.

Габриэля насторожили эти слова.

– Грифония подобна этому дереву. – Кемерскай указал на клён, чьи корни оголялись из-за выступа берега. – Крайне шатко её положение. И что внешние, что внутренние силы легко могут нарушить равновесие, и свергнуть её в пучину хаоса и смерти. Но эти же силы могут восстановить порядок, привести её к новому величию.

Оствинд всё ещё внимательно слушал Кемерская, так и не понимая, к чему он завёл этот разговор и к чему его ведёт. Габриэля очень пугали такие слова.

– Ладно. – столь же резко переведя тему, сказал Кемерскай. – Нам завтра надо отправляться и нам всем следует отдохнуть перед дорогой. – Отправляйся домой. Я посижу здесь ещё немного.

Габриэль деликатно с ним попрощался, и, обнявшись напоследок, взмахнув крыльями, отправился в сторону города, лишь изредка оглядываясь на фигуру Кемерская, всё так же неподвижно сидящую на берегу реки и резко выделяющуюся на фоне лунного света.

Ночь укрывала Герцланд. Луна свысока сияла всё столь же холодным светом. Одинокий клён всё так же смиренно шумел. Россыпи звёзд переливались по-над Грифкингом. Вокруг светло и легко, а внутри всё равно что-то давит.

Габриэль вернулся домой поздней ночью. Он перешёл с полёта на шаг ещё метров за сто от дома. Дом, кстати, не излучал никакого света, что означало, что его обитатели уже давно спят. Оствинд прошёл по знакомой улице вдоль забора до калитки. Проверив, закрыты ли окна на фасаде дома, он быстро открыл скрипящие ворота, проскользнул в них и столь же быстро закрыл, тут же застыв, подняв уши, прислушиваясь, ожидая возможной реакции на такой довольно резкий шум. Убедившись, что после резкого возмущения тишина снова восстановилась, он с облегчением выдохнул и пошёл к крыльцу. Тихонько отворив дверь, впустив в помещение тонкий лучик холодного лунного света, Габриэль вошёл в дом, и максимально аккуратно, чтоб ненароком случайным скрипом никого не разбудить, прошёл в комнаты. Лунного света, еле проходящего сквозь занавешенные окна, было слишком мало, и он оказался в темноте. Вокруг было так тихо, что Оствинд слышал буквально каждый звук вокруг, даже своё короткое дыхание и тихие шаги лап по паркету, и даже собственное сердцебиение. В такой гробовой тишине казалось, что часы, висящие напротив окна в гостиной, звучат неестественно громко: каждый тик разносился по дому, заставляя Габриэля время от времени непроизвольно вздрагивать.

Он поднялся на второй этаж, осознавая весь риск. Немного привыкнув к темноте, Габриэль уже различал большинство предметов и без труда поднялся по лестнице. Аккуратно пройдя по коридору, он заглянул в приоткрытую дверь спальной комнаты.

Там, в углу, в специально выделенном месте, под лёгким одеялом, обняв яйцо, спала Ева^*. Габриэль, стоя у двери, мог услышать её лёгкое сопение. Видимо, за весь день, пока он отсутствовал, она изрядна устала. Только сейчас Габриэль понял, что оставил её одну в таком положении. Хотя, подумал он тут же, она вполне могла попросить помощи у родственников, и, раз всё хорошо и ничего не случилось, то не о чем и волноваться. При таком раскладе событий, она спокойно сможет прожить пару дней и без него, пока он будет в отъезде.

Не желая нарушать чуткий сон Евы, Габриэль отошёл от двери так же аккуратно и тихо, как и подошёл к ней, и, словно паря над землёй, спустился обратно на первый этаж. Он решил, что расскажет обо всём Еве наутро. В конце концов, он не любил долгих расставаний, а зная её, узнай она это сейчас, могут возникнуть непреднамеренные проблемы.

Спустившись по лестнице, он повернул налево, в кухню. Он достал из шкафа спички и аккуратно зажёг пыльную керосиновую лампу, висевшую под потолком. Вся комната наполнилась мягким желтовато-оранжевым цветом и терпким запахом, бьющим в клюв. Он положил свою походную сумку, предварительно взятую ещё у входа, на стол, раскрыл её и стал думать, что может пригодиться ему в таком путешествии. На самом деле, большинство предметов первой необходимости, будь то еда, вода, форма, выделит государство. В крайнем случае, можно будет закупиться необходимым на месте, в том случае, если в такой далёкой земле как Лонгсворд вообще есть магазины.

Габриэль ещё несколько минут ходил вокруг стола и заглядывая в шкафы, собирая то, что ему нужно. Личные столовые приборы, пара салфеток, мыло – всё это могло пригодиться так или иначе. И пусть некоторые сослуживцы будут критиковать его за такую любовь к чистоте, Габриэль ничего не мог с этим поделать – так он был воспитан.

После сбора предметов быта он долго думал насчёт каких-то продуктов питания. Не то, чтобы ему не нравилась офицерская еда, просто есть пара вещей, в которых он себе не может отказать.

Приставив стул к одному из шкафов, он забрался на него и открыл самый верх. Тут хранились запасы кофе, без которого Габриэль не мог жить. Причём кофе он уважал лишь только одной компании во всей Грифонии – «Schwarzes Mä rchen». Такое кофе было довольно редким и считалось даже элитарным. Завозили его лишь раз в год, в начале осени, так что Габриэль за раз закупал довольно много, чтобы не испытывать в нём нужду до следующей поставки.

Своё «чёрное сокровище», как он сам это называл, Габриэль хранил как раз-таки в том ящике, быть может, самом труднодоступном в доме. В хорошие времена там могло находится до пятнадцати банок.

В этот раз, Габриэль решил взять с собой ещё не распакованную порцию. Стоя на стуле, он открыл шкаф, в котором, впрочем, мало что было видно при таком освещении. Он нащупал одну из банок и потащил на себя.

К сожалению, то ли из-за темноты, сковавшей глаза, то ли из-за усталости и отсутствия сна, то ли из-за банальной врождённой неуклюжести, равновесие покинуло тело Габриэля и тот начал падать. В тот момент, когда пути назад уже не было, он попытался расправить крылья, но вызвал этим лишь большую дестабилизацию, к тому же, сильно ударился ими при падении об угол стола. Конечно же, после такого падения Габриэль чуть было не вскрикнул от боли, но удержался, хотя, было уже поздно. На втором этаже послышалось какое-то движение.

Габриэль замер, готовясь к худшему. Вот скрипнула дверь спальной комнаты. Вот со стороны лестницы послышались шаги. Габриэль сжался, закрыв глаза, не зная, что ему делать…

Через пару мгновений он всё-таки открыл глаза. В проходе между комнатами стояла Ева с явно уставшим и заспанным видом. Она оглядывала грифона несколько секунд, пытаясь понять сложившуюся ситуацию.

– И что же мы это тут делаем? – спросила она немного погодя. – А также, что мы делали до этого и что делать собираемся?

Габриэль очень растерялся и не знал, что говорить, а только сидел на полу и смотрел на Еву с недоумевающим видом.

– Почему ты не пришёл спать и… Что это? Куда это ты собираешься? – Сказала она, увидев на столе раскрытую походную сумку, уже почти заполненную.

–Ну… Эээ… – заговорил наконец Оствинд. – Ну, я хотел рассказать тебе обо всём утром…

– О чём? Я требую ответов немедленно! – начала уже сердиться она.

– Ладно, нечего уже таить. – выдохнув, проговорил Габриэль. – Завтра… Точнее… – продолжил он, посмотрев на часы, которые уже перевалили за полночь. – Сегодня, с утра, мне нужно уезжать.

– Как уезжать… Куда? – раздражение, чувствовавшееся в голосе Евы, сменилось некоторым недопониманием и тихим шоком.

– В Лонгсворд, на самую границу Империи. По службе. Мне очень жаль. – продолжал тем временем Габриэль.

– В этом вовсе нет твоей вины. – Ева, на удивление, не растерялась, и, взяв себя в когти, продолжила разговор спокойно. – Я всё понимаю. Так надо.

А на сколько это? – вдруг сказала, вспомнив про яйцо, лежащее в спальне на втором этаже.

– Минимум две недели. – дрожащим голосом ответил Габриэль. – Мне вправду очень жаль, но похоже, что я пропущу рождение собственного птенца.

– Всё нормально. Когда он вылупится, я обязательно отправлю тебе письмо, где всё опишу.

– А каково тебе будет? – продолжал Габриэль. – Тебе же будет нужна помощь…

– Не беспокойся об этом и не вини себя. Я постараюсь как-то справиться сама. В крайнем случае, я позову свою сестру, Маргарет, помнишь её? Мне кажется, она с удовольствием согласится помочь.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее. – продолжил Габриэль.

Ева подошла к Габриэлю и со всей своей врождённой нежностью обняла его за шею, положив свою голову ему на плечо. Габриэль расслабился и, обняв её, закрыл глаза. В самом деле, не так уж всё было и плохо. Самое главное, что у него есть она, а у них скоро будет птенец, и когда он вернётся через полмесяца, то всё будет замечательно.

Так они простояли, слегка покачиваясь, около пяти минут, пока Ева наконец не вышла из объятий.

– Ну, тебе, видимо, надо закончить сборы, ведь утром у тебя вряд ли будет время. – сказала она почти шёпотом.

– Ах да, конечно. Можешь возвращаться в комнату. Я скоро буду. – всё ещё с некоторой дрожью в голосе говорил Габриэль.

– Ладно… – ответила Ева. – Жду тебя. Спокойной ночи.

Ева, развернувшись, пошла к выходу из комнаты, и, как бы невзначай, провела кончиком хвоста по его клюву, чем очень его смутила.

– И тебе спокойной… – смущённо проговорил Оствинд.

Когда шаги на лестнице утихли, дверь в спальню, слегка скрипнув, прикрылась, и Габриэль вновь оказался один в комнате. Он продолжил собирать вещи, но теперь несколько в ином состоянии духа. Он чувствовал, как будто сбросил гору с плеч. В самом деле, ситуация не настолько смертельная, как он себе представлял. Конечно же, как он мог сомневаться, что Ева его не поймёт. И в конце концов, они ведь никуда не исчезнут, и когда он вернётся, он вдоволь насладится жизнью.

Габриэль всё также ходил вкруг стола, размышляя, что он может положить в сумку ещё. Тишину вокруг разбавляло лишь потрескивание лампы и скрип пола и дверец шкафчиков. В конечном счёте, он решил, что не помешало бы захватить с собой спички и пару каких-нибудь горючих материалов, вдруг в Лонгсворде ещё не придумали отопление. Далее, Габриэль решил захватить с собой лечащие средства, которые он достал из домашней аптечки. Того набора, что ему выдадут, может не оказаться рядом, а в магазинах может не быть некоторых препаратов, так что он решил перестраховаться. Затем была ещё пара совсем уж незначительных предметов и под конец, когда Габриэль, прокрутив в голове ещё раз список всего, что он взял, понял, что это всё, он снял с потолка лампу, потушил её, и, подождав, когда она остынет, положил рядом с другими предметами, застегнув после этого сумку. Наконец, сборы были закончены. Габриэль был очень радом, что решился это делать именно с вечера, ведь с утра, как правильно говорила Ева, времени у него, скорее всего, просто-напросто не будет.

Он вновь оказался в тёмной комнате. Лишь тонкий лучик лунного света, пробивающийся сквозь слегка раздвинутые шторы окна, давал возможность разглядеть хоть что-то. Мирно тикали часы на стене, уверенно отбивая свой ритм. Теперь, когда Габриэль остановился, звук этот вновь стал таким же отчётливым как тогда, когда он только зашёл в дом.

Оствинд положил сумку в прихожей на тумбочку и аккуратно пошёл в комнату. Вновь скрипучая лестница и вновь знакомая дверь. Тихонько её отворив, он вошёл в комнату. В углу, всё в том же месте, спала Ева. Он подошёл к ней и легонько коснулся клювом клюва, так, чтобы не разбудить. В ответ он получил какой-то странный вздох, но, вроде как, она не проснулась.

Габриэль разделся и наконец лёг в холодную кровать, о которой мечтал весь вечер. Он даже не успел обдумать всё то, что было с ним за сегодня, и уснул быстро, сам этого не заметя.

Ещё один день прошёл для Грифонии. Первыми ложатся спать после тяжёлого дня крестьяне Зафии и Бродфельда. Вслед за ними, меняя караул, отправляются на отдых рыцари Хеллквилла и Лонгсворда. Вся Грифония, постепенно, с востока на запад, покрывается ночью, тихой безмолвной ночью.

На следующее утро Габриэль встал несвойственно рано. Это даже сложно было назвать утром, ведь за окном всё ещё свирепо блуждала тьма, а вокруг было всё так же тихо, как тогда, как он только зашёл домой. Связано ли это с тем, что спал он хоть и хорошо, но тревожно, часто просыпаясь, или с тем, что он не устал, Габриэль не знал.

Проснувшись вновь, быть может, в пятый раз за эту короткую ночь, он увидел на настенных часах половину шестого утра и решил, что засыпать снова уже бесполезно.

Встав с кровати и потянувшись, он, взглянув на жену, решил её не будить и, аккуратно открыв дверь, старясь не скрипеть, спустился в низ. Настенные часы всё так же отмеряли свой ход, но в воздухе уже ощущалось что-то свежее и утреннее. Габриэль не знал точно, будут ли его и других кормить где-то, поэтому решил сделать себе завтрак. Из-за окна, сквозь занавеси, еле-еле пробивались лучи восходящего солнца. В это время рассветы в Грифонии уже становятся ранними. Габриэль заварил себе свой любимый кофе, достал из шкафчика пару заранее купленных сдобных булочек и сел за стол. Удивительно, но даже спустя ночь его всё ещё не покидали тревожные мысли, что преследовали офицера весь вчерашний день. Габриэль думал, что, поспав, проснётся бодрым, свежим, но состояние его осталось таким же, если же, конечно, не стало хуже.

Докончив завтрак, он вышел в главную комнаты, часы на стене которой уже перевалили за шесть. В семь уже должен был быть сбор, так что времени оставалось не так много. Габриэль некоторое время постоял в раздумье и нерешительности по среди комнаты: будить Еву или нет. Наконец, решившись, он снова поднялся на второй этаж, зашёл в столь знакомую комнату.

К его удивлению, Ева уже проснулась и уже заправляла кровать, которую Габриэль в спешке (ну или потому, что не хотел будить любимую, как он оправдывался позже) забыл заправить.

– Доброе утро. – проговорил он, заходя в двери. – Не знал, что ты уже проснулась.

– Доброе утро, дорогой. – ответила она, взглянув на Габриэля искоса, ведь её основное внимание было сосредоточено на яйце. – Мог бы меня сразу разбудить, а не играть в тихоню.

– Да, это моя ошибка. – согласился он. – Мне пора уходить, так что я хотел бы побыть ещё некоторое время с тобой.

– Если бы ты разбудил меня раньше, у нас было бы куда больше времени. – продолжала возмущаться она. – В конечном счёте, я могла бы поспать и днём.

– Ну не надо ссориться в такой момент. – просительно сказал Габриэль, и, подойдя к ней сзади, обнял. – Такой момент нельзя портить.

– В самом деле. – согласилась она.

– Ты уже позавтракал? – вдруг как вспомнив, сказала она.

– Ну конечно же, дорогая. – ласково сказал он. – Как я мог о таком забыть?

– А вещи точно все собрал? – продолжала проверять она.

– Точно. – устало отвечал он. – Мы же вчера с тобой всё проверяли. К чему такая паранойя?

– Страшно… – отвечала она. – Ты там хоть письма пиши мне, как ты там будешь…

– Обязательно. Как только прибудем в Лонгсворд, я напишу тебе письмо. – сказал Габриэль. – Но и ты про меня не забывай. В своём письме я укажу адрес, и ты потом отправишь на него своё. Расскажешь, какой чудный у нас вылупился птенец.

– Ну конечно же. Я буду ждать каждой твой весточки. Может быть, тебя спишут пораньше….

– Не переживай ты так. – продолжал Габриэль. – В самом деле, две недели - это не месяц, не два и не полгода. Крылом махнуть не успеешь, а я уже буду дома. И всё у нас будет прекрасно.

– Очень на это надеюсь. – отвечала Ева. Голос её начинал дрожать, а клюв скривился. Всем своим видом она показывала, что если прощание затянется ещё хоть на фразу, то она разрыдается.

– Ну всё, мне уже пора, – прервал наконец неловкое молчание, прерываемое всхлипами, Габриэль. – Скоро увидимся. До встречи.

С этими словами он спустился и вышел на улицу, где яркое утреннее солнце уже прорезало облака на горизонте первыми лучами. Последний раз глянув на родной дом, он пошёл вдоль по улице, в город.

VII

На площади перед офицерской академией было многогрифно. Когда Габриэль только прилетел, он мог поклясться, что никогда за всё время обучения не видел здесь только грифонов. По его скромным оценкам, здесь было не менее двухсот лиц, и это только тех, которых он успел окинуть взглядом. В большинстве своём они стояли обособленными группами по три, пять, а то и по десять существ; болтали, смеялись, курили, беседовали. Кто-то даже успевал спать прямо на балконах или лавках у входа. «Видимо, их ночь была ещё хуже моей» - подумал Габриэль. Среди всего этого многообразия молодых офицеров, аккуратно наряженных для особого дня, выделялась группа грифонов, стоящих много дальше всех остальных, у входа в академию, и постоянно что-то обсуждавших, делая пометки в бумагах. «Похоже, что к нам наведался генеральный состав. Ха, а вот и господин Эвальд. Интересно, что им тут надо…» - снова подумал Габриэль, смешиваясь с толпой.

Эвальд Шмиц был в то время довольно почитаемым генералом Империи. Воспитанный на поле боя, он давал впечатление довольно сурового грифона, которого можно и нужно бояться. Был он сер, лет пятидесяти, на лицо малоэмоционален; взгляд его из-под густых бровей всегда содержал в себе чувство некоторого не то презрения, не то превосходства, в котором он был всегда уверен. Отличавшийся плотным телосложением, он был крупнее других грифонов, чем сразу бросался в глаза и привлекал внимание (к слову, в узких кругах он говорил, что даже гордиться этим). Рядом с ним стояли его адъютанты и советники, грифоны более скромные на вид и старавшиеся не выделяться ни в чём. Можно было даже подумать, что все они как будто сжаты в присутствии Эвальда. Было ли это лицемерием и чиноприклонством или просто животным страхом – неизвестно.

Сама же военная академия, на фоне которой всё это происходило, тоже ничего особенного из себя не представляла. Белое здание, построенное, быть может, ещё во времена Гровера III, безвкусно украшенное лепниной, сильно пошарпанное (ремонт здесь проводили только во время визита важных лиц типа Эвальда, да и то только косметический) редко радовало глаз прохожего. Его заведующие оправдывались «воспитанием строгого духа и отучением от роскоши будущих военачальников», но все догадывались, что всё дело в жажде денег. Три корпуса, переходы, лётные и тренировочные площадки, классы – здесь было всё, но было оно в плачевном виде. Тем не менее, это заведение ничуть не отличалось от других, более того, считалось довольно элитным и престижным.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 Следующая ⇒