Ёсида Канэёси 3 страница

Во время годов Гэнъо после обряда поставления государя на престол во дворце Сэйсёдо должно было состояться представление. Это было уже после того, как похитили знаменитую лютню «Тайна». Фудзивара Канэсуэ, прозванный Хризантемовым Министром за свою любовь к этим цветам, уже занял своё место, держа в руках лютню «Скакун». И тут один колок вдруг отвалился. Тогда Канэсуэ достал из-за пазухи рисовый клей и поставил колок на место. Пока подносили приношения божествам, клей высох, и всё обошлось.

Потом выяснилось, что одна придворная дама затаила злобу против Канэсуэ. Осматривая лютню, она оторвала колок, а потом снова поставила его на место.

Годы Гэнъо — 1319–1321.

Услышав имя человека, я тут же уверенно представляю себе, каков он лицом, но только никогда не бывало, чтобы я оказался прав. Когда мне доводится услышать рассказ о делах минувших, мне представляются дома нынешние, а вместо людей тех времён мне видятся люди моего времени. Интересно, один ли я таков…

А вот ещё. Не раз со мной бывало так: расскажет ли человек какую-то историю, увижу ли я сам что-нибудь или подумаю, а у меня вдруг такое чувство, что всё это однажды уже было. Было-то было, а вот когда — сказать не могу. Про себя-то я это точно знаю, а вот как с другими быть…

Режет глаз:

когда в комнате слишком много вещей;

когда в тушечнице слишком много кистей;

когда в храме слишком много образов будд;

когда в саду слишком много камней и деревьев;

когда в доме слишком много детей;

когда при встрече слишком много болтают;

когда пишут Будде молитву, а там только о собственных достоинствах и говорится.

А вот вид книг в повозке и мусора горы глаза не утомляют.

Людские рассказы полны лжи. Это, наверное, оттого, что правда скучна.

Даже если человек видел всё своими глазами, всё равно он привирает, а уж если время прошло и речь о месте далёком, то тогда уж несут, что хотят. Когда же россказни на бумагу положат, тогда и не возразишь. Глупцы и невежи говорят о людях, достигших высот в каких-нибудь умениях, как если бы это были боги, но человек сведущий верить им не обязан. Послушай про то, что видел сам, и обнаружишь большую разницу.

Когда рассказчика понесло и он уже позабыл про слушателей, сразу понятно, что он заврался. Понятно это и в том случае, когда человек сам сомневается в правдивости истории — хмыкает и утверждает, что просто передаёт то, что ему люди рассказали. И получается, что не он лжец, а другие.

Иная ложь опасна: рассказ ведётся уверенно, но кое-какие подробности опущены, где-то человек вроде бы не совсем уверен, но концы с концами всё равно сходятся у него на славу.

Люди снисходительны, когда человек подвирает, чтобы превознести себя.

Когда все остальные с таким удовольствием слушают небылицы, а сам ты не решаешься положить конец россказням и сказать «не может такого быть! », тогда и тебя самого запишут в свидетели, и ложь превратится в истину.

В общем, лжи в этом мире много. Самое лучшее — сделать вид, что чудеса — дело обычное.

А что уж там несут люди простые — диву даёшься. Но человек благородный удивительного вам не расскажет.

В то же время замечу, что следует верить в чудеса, сотворённые буддами и богами, а также теми, в ком они воплотились.

Нельзя верить небылицам, что люди рассказывают, но говорить им «немыслимо» — проку нет. В общем, так: делай вид, что веришь, а о своих сомнениях помалкивай и над лгуном в открытую не потешайся.

Сбиваются вместе — словно муравьи, спешат на восток и запад, бегут на север и юг… Высокие и низкие, старые и молодые… Им есть куда идти, им есть куда возвращаться. Ложатся спать вечером, встают утром.

Так чем они занимают себя? Желания не оставляют их: желание жить и желание богатеть. Напитывая тело, чего ожидают они? Придёт время — придут старость и смерть. Сей час близок, его наступления не отсрочишь. Ждать его и предаваться радостям? Человек заблудший не страшится его — гонится за славой и выгодой, не думает о том, что ждёт его за поворотом. Человек же глупый предаётся печали, ибо желает жизни вечной и не ведает, что ничто не вечно.

Не могу понять человека, который жалуется на скуку. Наоборот — как хорошо, когда пребываешь в одиночестве — не с кем поговорить и нечего делать.

Когда живёшь в миру, сердце с лёгкостью поддаётся соблазнам; когда тебя окружают люди, говоришь и слушаешь в расчёте на них, душа твоя не принадлежит тебе. Смеёшься вместе с ними, ссоришься, временами злишься, временами радуешься. Ничего постоянного. Занят подсчётами, то найдёшь, то потеряешь. Опутанный заблуждениями, опьяняешь себя, и тогда являются сны. Спешить, бежать и забывать про душу — все люди таковы.

Даже если не успел познать Путь, отдались от мира и погрузи тело в покой, забудь про дела и утишь своё сердце. Вот это и называют счастьем. В «Великом созерцании» говорится: «Порви с ежедневностью, людьми, искусствами и учением».

«Великое созерцание» («Мака сикан», кит. «Мокэ чжигуань») — основополагающий текст буддийской школы Тэндай, датируется VII веком.

Когда множество людей собирается в богатом и известном доме по случаю печальному или же радостному, бродячему монаху не следует являться туда и проситься войти. Что бы ни случилось, монах не должен мешаться с людьми.

В этом мире есть много о чём посудачить, но странно мне, когда человек сторонний суёт свой нос в чужие дела, вступает в разговоры, слушает, выведывает. В особенности неприятно узнать о бродячем монахе, которому случилось очутиться возле какого-то селения, и он приступает к расспросам, как будто бы ему есть дело до случившегося, а потом разносит сплетни сам, да в таких подробностях, что только диву даёшься.

Тоже неприятно: как только появляется какая-нибудь модная новинка, люди тут же начинают судачить о ней и превозносить. Приятен человек, который не знает про неё до тех пор, пока она не состарилась.

Вот к компании присоединился новый человек, а другие начинают поминать о том и о тех, что известно только им, говорят намёками, обмениваются понимающими взглядами и смешками, так что новичку приходится только догадываться, о чём это они говорят. Так поступают только люди самодовольные и невоспитанные.

Хорошо, когда человек не выдаёт себя знатоком. Разве воспитанный человек станет говорить об известном ему предмете с видом знатока? Только мужлан делает вид, что ему всё известно. Даже если его знания и вправду приводят собеседника в замешательство, его самодовольный вид всё равно огорчителен. Достоин восхищения знаток немногословный, тот, кто не откроет рта, пока его не спросили.

Каждому нравится заниматься тем, чем ему не положено. Монах упражняется с оружием, воин, притворяясь, что не умеет натянуть лук, гордится своими познаниями в учении Будды, сочиняет цепочки стихов, занимается музыкой. Так-то оно так, но только люди всё равно думают о тех, кто предаётся сторонним занятиям, с презрением — даже если человек не преуспел в своём исконном деле.

Не только монахи, но и люди благородные, придворные и самые высокопоставленные часто увлекаются оружием. Но только для того, чтобы прослыть храбрецом, недостаточно одержать сто побед в ста битвах. Удача на твоей стороне — вот ты и победил. Когда же остался безоружным, когда у тебя кончились стрелы, но ты не сдался врагу и покорно принял смерть — вот тогда твоё имя покроется славой. Пока жив, нечего гордиться своими подвигами. Воинское дело ближе к зверям, чем к людям. Если не родился в военном доме, от игры с оружием проку не жди.

Когда рисунок и надпись на ширме или раздвижных перегородках выполнены дурно, ты огорчаешься не столько за художника, сколько за вкус хозяина. Отсутствие благородного сердца сказывается и на вещах. Не скажу, что всякая твоя вещь должна быть без изъяна. Я имею в виду тот случай, когда стараются обставить дом безупречно, но на самом деле сделано всё так, что глазам больно от безвкусия. Вещи какие-то диковинные, с украшениями многими и ненужными, что производит впечатление суетности. Вещам следует выглядеть старыми и безыскусными, они должны быть недорогими, но добротными.

Люди полагают, что тонкий шёлк не годится для того, чтобы обёртывать свитки — рвётся легко. В ответ на это суждение Тонъа сказал: «Шёлк хорош, когда края истреплются, а свиток — когда с валика перламутр осыпется». Это замечание свидетельствует о превосходном вкусе.

Считают, что неприглядны книги, когда они размера разного, но вот настоятель Кою хорошо сказал: «Тот, кто ставит всё рядком ровным, уважения недостоин. Неровное — лучше».

Во всяком деле так — упорядоченность нехороша. Начал что-то делать, да так и оставил — оно и смотреться будет хорошо, и думать станешь, что жизнь продолжается. Один человек рассказывал мне, что и при строительстве государева дворца обязательно оставляют недоделки. В сочинениях прежних мудрецов пропусков тоже немало.

Ничто не мешало левому министру Сайондзи Кинихира подняться до главного министра, но он сказал: «Ну и зачем это мне? Хватит того, что я левым министром стал». Сказав, ушёл в монахи. Его поступок произвёл большое впечатление на левого министра Фудзивара Санэясу, и он тоже не захотел стать главным министром. Говорят, что вознёсшемуся до небес дракону остаётся только упасть. Полная луна идёт на ущерб, цветение сменяется увяданием. И так во всём: когда идти уже некуда, остаётся лишь умирать.

Когда Фасянь-саньдзан добрался до Индии, случилось ему увидеть веер, сработанный в Китае. Он затосковал по дому, слёг и пожелал отведать китайской еды. Услышав эту историю, один человек заметил: «Тем самым он показал иноземцам, насколько он слаб духом». На что настоятель Кою ответил: «А по-моему, это весьма трогательно». Такое тонкое высказывание редко от монаха услышишь.

Если в человеке нет прямодушия, значит, не может он не быть обманщиком. Впрочем, среди обманщиков случаются и такие люди, которые были прямодушны от рождения. Часто случается так: сам человек не прямодушен, а завидует тем, кто добродетелен и мудр. Отъявленные глупцы, завидя мудрого человека, начинают с ненавистью поносить его: «Ты отказываешься от малых выгод, потому что хочешь выгод великих. И прославиться ты хочешь обманом и лукавством». Сердцу глупца не понять мудреца, вот он и злословит; будучи неспособен от дурости своей избавиться, он не хочет оставить малую выгоду, добытую обманом. Поумнеть хоть на время он не может.

Станешь подражать безумцу и носиться по улицам — значит, ты и есть безумец. Станешь подражать злодею и убивать — значит, ты и есть злодей. Будешь учиться у чудесного скакуна — станешь похож на него; будешь учиться у государя Шуня — станешь его учеником. С сердцем кривым станешь учиться мудрости — мудрым и станешь.

Средний государственный советник Тайра Корэцугу был искусен в сложении китайских стихов. Жизнь свою жил по слову Будды, сутры возглашал. Проживал же вместе с Энъи, которого все знали как «монаха из храма Миидэра». После того как в годы Бумпо храм сгорел, Корэцугу сказал ему: «Раньше я тебя звал „монахом из храма“, а теперь буду звать „монахом без храма“». Хорошо сказано.

Годы Бумпо — 1317–1319.

Когда поишь вином простолюдина, следует быть настороже.

У некоего человека из Удзи имелся шурин и близкий друг по имени Гугакубо — монах, который вёл затворническую жизнь в столице. В один прекрасный день он прислал за монахом лошадь. Перед отправлением Гугакубо сказал: «Путь предстоит далёкий. Надо бы угостить провожатого». Провожатому подливали и подливали, а он всё опрокидывал и опрокидывал. Когда отправились в путь, он прицепил к поясу меч и выглядел столь внушительно, что Гугакубо чувствовал себя в полной безопасности.

Когда добрались до Кобата, к ним присоединились было монахи из города Нара, которых сопровождало множество воинов. Но слуга как закричит: «По горам едем, ночь на дворе. Не знаю, что вы за люди. А ну-ка пошли прочь! » С этими словами он обнажил меч, но только и эти путники тоже за мечи взялись и луки натянули. Гугакубо хлопнул в ладоши и произнёс: «Этот человек напился до бесчувствия! Будьте снисходительны, простите его! » Путники продолжали браниться, но пошли своей дорогой. Провожатый повернулся к монаху и сердито сказал: «Ты очень меня обидел, монах. Я совсем не пьяный. Я обнажил свой меч, чтобы обрести славу, а ты всё мне испортил». С этими словами он набросился на Гугакубо с мечом. После этого он закричал: «Спасите! Разбойники! » Тут набежали местные жители, и тогда провожатый закричал: «Вот это я он, разбойник-то! » Размахивая мечом направо и налево, он обратил людей в бегство, но их было много, и они, в конце концов, ранили его, повалили и повязали.

Перепачканный кровью конь поскакал в Удзи к своему хозяину. Исполнившись ужаса, тот отправил немало своих людей на место происшествия, где в чистом поле они нашли стонущего Гугакубо, которого и вынесли на своих руках. Жизнь ему спасли, но пьяный слуга спину ему сильно испортил — так и остался калекой.

У некоего человека имелась рукопись «Изборника японских и китайских стихов для чтения вслух». Он утверждал, что она принадлежит кисти самого Оно Тофу. Кто-то сказал ему: «Наверное, есть веские основания полагать так, но в „Изборнике“ есть стихи Фудзивара Кинто, который родился после смерти Тофу. Не странно ли это? » На что владелец рукописи ответил: «Именно по этой причине моя рукопись и является редкостью». После этого разговора он стал дорожить рукописью ещё больше.

«Изборник японских и китайских стихов для чтения вслух» («Вакан роэйсю») — антология китайских стихов, написанных китайскими и японскими поэтами, составлена в правление Итидзё (987-1011). Составителем считается Фудзивара Кинто (966-1041).

Один человек сказал: «Высоко в горах водится котяра, которая пожирает людей». Другой человек заметил: «И не только в горах. Неподалёку отсюда самые обыкновенные кошки со временем перерождаются в людоедских котяр». Монах по имени Амидабуцу из храма Гёкакудзи, который увлекался сочинением цепочек стихов, присутствовал при разговоре и решил, что ему следует быть настороже во время своих путешествий. Через какое-то время он засиделся где-то до глубокой ночи, занятый сочинением стихов. Возвращаясь домой, он дошёл до берега реки Когава. И тут — легка на помине — в ноги ему бросилась эта самая котяра. Вспрыгнув на монаха, зверь чуть не откусил ему голову. Амидабуцу настолько перепугался, что сил защищаться у него не стало. Не чуя под со бой ног, он бросился в реку и завопил: «На помощь! Котяра, котяра! » Из домов высыпали люди с факелами и увидали знакомого им монаха. «Что случилось? » — спрашивали они. Когда они вынесли Амидабуцу на берег, обнаружили, что он бросился в воду, имея при себе веер и коробочку, которые он получил в награду за сочинение стихов. Посчитав спасение за чудо, монах едва доплёлся до дому. А на самом-то деле на него бросился его пёс, который в темноте учуял хозяина.

У одного высокопреподобного монаха, который ранее был старшим государственным советником, находился в услужении мальчик по имени Отодзурумару. Он свёл знакомство с неким господином Ясура и частенько захаживал к нему. Как-то раз он вернулся от него, а его господин возьми да и спроси: «Где ты шатался? » Мальчик отвечал: «Я навещал господина Ясура». — «А этот твой господин Ясура — он монах или мирянин? » Почтительно сложив руки, мальчик произнёс: «Поскольку я ни разу не видел его головы, не могу сказать — бритая она или нет».

Странно, как это он головы-то и не приметил…

Гадательные книги хранят молчание по поводу дня «красного языка», который почитают ныне за несчастливый. Люди прежних времён неблагоприятным этот день не считали. Так что это обыкновение — происхождения недавнего. Теперь люди полагают, что дело, начатое в этот день, никогда не будет закончено, что сказанное — не сделается, полученное — утратится, задуманное — не сбудется. Довольно глупо. В этом легко убедиться, если посчитать начатые в «счастливые дни» дела, которые ни к чему хорошему не привели.

Жизнь непостоянна и изменчива: думаешь, что видишь, а на самом деле того нет. То, что начал, конца не имеет. То, что замыслил, не исполнится, а хотения не имеют предела. Сердце людское непостоянно, вещи все — одна видимость. Разве есть хоть что-то, что остаётся неизменным? Разве можно пренебрегать этим знанием? Сказано: «Дурное дело, сделанное в счастливый день, есть дело дурное. Хорошее дело, сделанное в несчастливый день, есть дело хорошее». Дела хорошие и дурные — дело рук человека, а день здесь ни при чём.

В каждом месяце насчитывалось пять дней «красного языка», которые считались несчастливыми.

Упражняясь в стрельбе из лука, некий человек собирался поразить мишень, имея на руках две стрелы. Наставник сказал: «Новичок не должен иметь две стрелы. Иначе он станет натягивать тетиву, рассчитывая, что у него есть стрела в запасе. Не думай о том, поразишь мишень или нет, просто считай, что каждая стрела — последняя».

Имея всего две стрелы, ученик вряд ли собирался воспользоваться ими недолжным образом в присутствии наставника. Но тот всё равно знал, что в сердце ученика затаилось небрежение. И его предостережение — урок всем.

Человек, который изучает какое-нибудь умение, вечером думает, что завтра будет день. Утром он думает, что у него в запасе вечер. Он всё время рассчитывает на будущее. Как можно за краткий миг осознать свою сердечную лень? И почему это так трудно — помыслить и сразу же сделать?

Некий человек говорил так: «Представьте себе: вот человек, который продаёт быка. Он нашёл покупателя, который обещает назавтра принести деньги и забрать быка. Но за ночь бык умудрился сдохнуть. Выходит, что продавец проиграл, а покупатель выиграл».

Услышав эти речи, другой человек сказал: «Конечно, владелец быка понёс ущерб, но одновременно он оказался и в выигрыше. Твари не ведают, как близка смерть. Вот и бык того не знал. Но разве люди лучше? Бык взял да и сдох, а хозяин взял да и жив остался. День жизни стоит больше десяти тысяч золотых монет. Цена быка — легче гусиного пёрышка. Получается, что продавец получил десять тысяч золотых, а потерял — одну монетку. Так разве можно сказать, что он проиграл? »

Присутствующие засмеялись: «Это справедливо не только по отношению к продавцу».

Человек продолжал: «Люди, которые ненавидят смерть, любят жизнь. Радость жизни заключена в том, чтобы радоваться каждому отпущенному тебе дню. Глупцы забывают об этой радости и не устают искать другие; обладая сокровищем, они непрестанно взыскуют сокровищ иных, желаниям их нет конца. Они живут и не радуются жизни; умирая, они страшатся смерти. Что может быть глупее? Люди не радуются жизни, потому что они не боятся смерти. Не в том дело, что люди не должны бояться смерти, а в том, что они забывают про её близость. Но только тот, кто скажет: мне безразличны и жизнь и смерть, — и вправду постиг истинное».

При этих словах присутствующие засмеялись ещё пуще.

Когда главный министр Сайондзи Санэудзи направлялся во дворец, ему по пути повстречался воин из охраны бывшего государя, который имел с собой его указ. Воин почтительно спешился. Позднее Санэудзи сказал государю так: «Воин, имевший при себе государев указ, спешился при встрече со мной. Как может государев посланник поступать таким образом? » После этого воина уволили.

Указ государя следует вручать, сидя на коне. Спешиваться нельзя.

Однажды я спросил у одного знатока старинных придворных обычаев: «С какой стороны коробки следует привязывать шнуры? » Тот ответил: «Одни говорят, что слева, другие говорят, что справа. Поскольку согласия нет, можно поступать и так и эдак. К коробкам для бумаг шнур обычно привязывают справа, к коробкам для личных вещей — слева».

Есть такая трава — мэнамоми. Если тебя ужалит змея, нужно эту траву истолочь и приложить к укусу — тут же и исцелишься. Так что следует знать, как эта трава выглядит.

Не счесть примеров того, как одно, прилепившись к другому, истощает его. У тела — вши, у дома — мыши, у страны — разбойники, у людишек — богатство, у благородного мужа — сострадание, у монаха — учение Будды.

В книге «Благоуханное слово» — приводятся высказывания почтенных мудрецов. Прочитав книгу, привожу то, что легло мне на сердце.

1. Когда не знаешь — делать или не делать, лучше всё-таки не делать.

2. Тот, кто желает возродиться в раю, не должен иметь даже соусника. Нехорошо владеть вещами ценными — будь то сутра или образ Будды.

3. Лучше всего жить отшельником — ничего не иметь и ни в чём не нуждаться.

4. Пусть человек знатный станет низким, мудрец — простецом, богатый — нищим, искусный — неумёхой.

5. Для того, кто вступил на Путь Будды, самое важное — иметь досуг и отвратить сердце от мирского.

Было в той книге и другое, достойное внимания, но я того не запомнил.

«Благоуханное слово» («Итигон ходан») — сборник высказываний деятелей буддийской школы Чистой Земли (Дзёдо), составлен после 1287 года.

Главный министр Кога Мототомо был человеком красивым и богатым, в любом деле он любил показать себя. Своего сына Мототоси он сделал начальником сыскного отделения. Когда тот приступал к службе, отец решил, что сундук для бумаг в сыскном отделении выглядит безобразно, и велел сделать новый, покрасивее. Но служивые люди стали говорить: «Сундук наш очень старый, он простоял здесь несколько столетий, хотя никто не можете точности сказать, когда его здесь поставили». А при дворе ведь как принято: пришла вещь от времени в ветхость — её берут за образец, чтобы сделать новую. Так что главному министру пришлось своё распоряжение отменить.

Находясь во дворце, главный министр Кога Митимицу попросил принести ему воды. Человек принёс ему глиняную чашку, на что министр сказал ему: «Принеси деревянную». Что и было исполнено.

Во время церемонии назначения министров некий человек, которому надлежало доставить на место действа государев указ о назначении, явился туда, не получив указа от секретаря. Это было неслыханным нарушением правил, но и возвратиться за указом он уже не мог. Пока он раздумывал, что предпринять, секретарь 6-го ранга по имени Накахара Ясуцуна подговорил одну придворную даму, и она потихоньку сходила за указом. Вот это находчивость!

Когда старшего государственного советника Кога Мицутада, известного также как «послушник Мицутада», назначили распорядителем церемонии по изгнанию скверны, он обратился за указаниями к правому министру Тоин. Тот ответил: «Лучшего знатока, чем Матагоро, тебе не найти». Он имел в виду престарелого стражника Матагоро, который в точности помнил подробности разных дворцовых действ. Однажды, когда господин Коноэ уже занял своё место на какой-то церемонии, выяснилось, что он забыл свою циновку, и тогда он отправил за ней секретаря. Матагоро, который в это время зажигал светильники в зале, тоже не оплошал — успел шепнуть Мицутада, что ему следует немедленно послать за циновкой. Впечатляет.

Однажды, когда придворные бывшего государя Гоуда загадывали друг другу загадки во дворце Дайкакудзи, лекарь Тамба Тадамори присоединился к ним. Старший советник Сайондзи Кинъакира спросил его: «Тадамори, а не японец. Что это такое? » — «Кара-хэйдзи», — ответил кто-то, и все засмеялись. Тадамори рассердился и вышел вон.

Предки Тамба Тадамори были выходцами из Китая (Кара). Тёзка Тамба Тадамори — Тайра (Хэйдзи) Тадамори (1096–1153) фигурирует в «Сказании о доме Тайра» («Хэйкэ моногатари»). Хэйдзи омонимично «сосуду для уксуса».

Когда некая дама пребывала в скучном уединении вдали от людских глаз и не являлась во дворец, некий придворный при тусклом свете луны тайно отправился к ней. При его приближении громко забрехали собаки, навстречу вышла служанка, осведомилась о том, кто здесь, открыла калитку. Заброшенный вид усадьбы произвёл на мужчину гнетущее впечатление. «Как она может жить здесь? » — вопрошал он. Он подождал какое-то время на грубом дощатом настиле перед входом в дом, пока не услышал нежный молодой голосок: «Проходите, пожалуйста». Через тугую раздвижную дверь он прошёл внутрь.

Внутреннее убранство уже не выглядело таким гнетущим. Здесь было уютно: где-то в глубине теплился светильник, обстановка поражала изяществом, стойкий аромат благовоний… Всё свидетельствовало в пользу того, что живут здесь с приятностью.

— Затворите ворота. Наверное, скоро пойдёт дождь. Экипаж господина поставьте под навес у ворот, побеспокойтесь, чтобы его людям было где отдохнуть.

— Кажется, сегодня выспимся как следует.

Говорили сдавленным шёпотом, но дом был мал — всё слышно.

Мужчина и женщина проговорили о делах недавних до первых ночных петухов. Потом заговорили о том, что будет, и тогда петухи закукарекали ещё настойчивее. Приближался рассвет, но ему не хотелось торопиться в такую рань, и он потянул время ещё. Но вот створки дверей окрасились светом, он сказал, что никогда её не забудет, и распрощался.

В то утро пятой луны деревья и весь сад утопали в великолепной зелени. Проходя мимо этой усадьбы, он и теперь вспоминает тот примечательный день, и всё оглядывается через плечо — до тех пор, пока не исчезнут из виду высокие стволы багряника.

Остатки снега смёрзлись в наст к северу от дома, торчащие оглобли повозки сверкают инеем. Утренняя луна чиста, но свет её приглушён. В галерее позабытого людьми храма сидит мужчина, внешность которого выдаёт в нём человека непростого. Он ведёт беседу с некоей женщиной, слова текут, и не слышно им конца. Женщина весьма хороша собой, благоухание, исходящее от её одежд, волнует. Доносятся обрывки слов, и хочется услышать, о чём они говорят.

Как-то раз святой Сёку с горы Коя отправился верхами в столицу. На узкой тропе он столкнулся с женщиной на лошади. Из-за нерасторопности слуги, который вёл лошадь под уздцы, святой свалился в канаву. Сёку ужасно разгневался: «Где ваша почтительность! У Будды — четыре разряда последователей. При этом монах стоит выше монахини, монахиня выше послушника, а послушник выше послушницы. Что за бесстыдство — послушница столкнула монаха в канаву! » Слуга отвечал: «Почтительно внимал вашим речам, да только понять в них ничего не умею». Сёку же взъярился ещё пуще: «Да ты в учении Будды ни хрена не понимаешь! » Но тут у святого сделалось такое лицо, будто он сболтнул лишнего, — он повернул лошадь и скрылся прочь.

Вот такой случился на дороге высокоученый диспут.

Говорят, что нет такого мужчины, который бы не затруднился с быстрым и достойным ответом на вопрос, который задаст ему женщина. Во времена правления государя Камэяма, который впоследствии принял постриг, задорные придворные дамы взяли за обыкновение спрашивать молодых людей: «А случалось ли вам слышать кукушку? » Один старший государственный советник отвечал: «Мне, человеку простому, этого дано не было». А вот министр внутренних дел Минамото Томомори ответил так: «Мне кажется, я как-то слышал кукушку в Ивакура». Тогда женщина заключила: «Кукушку всякий дурак слышал, а вот такой, кому она незнакома, — вот это человек редкостный».

Мужчину следует воспитать так, чтобы ни одна женщина не сумела посмеяться над ним. Мне доводилось слышать, что канцлер Кудзё Таданори был потому столь остроумен, что его воспитывала Фудзивара Юси, младшая жена государя Гохорикава. Левый министр Сайондзи Санэо как-то обмолвился: «Когда какая-нибудь испорченная девка взглянет на меня, я чувствую стеснение и неудобство». Если бы в этом мире не существовало женщин, какой мужчина стал бы заботиться о своих одеждах и головном уборе? Всем стало бы всё равно.

Так что же это за существа, что способны посеять в сердце мужчины такой страх? Женщины испорчены по своей природе. Они ведут себя как хотят, их желаний не счесть, как устроен мир — не ведают, сердце их с готовностью впадает в заблуждения. Женщины остры на язычок, но вдруг отказываются ответить на самый невинный вопрос. Можно было бы принять это за осмотрительность, но как тогда быть с тем, что они вдруг разражаются потоками слов по какому-нибудь самому ничтожному поводу, даже если их об этом не просят? Если кто-то подумает, что за их красивыми речами скрывается глубина, которая превосходит мужскую мудрость, то окажется неправ — женская глупость непременно вылезет наружу, да только сами они в том не признаются. Бесчестность и глупость — вот что такое женщина. Не следует следовать извивам их желаний и потакать им.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒