Часть первая 9 страница

«Тогда я ничего не знал о физике. Но я знал, что если какая-то страна сможет первой применить такую бомбу в ходе войны, то ей удастся легко уничтожить пару сотен тысяч людей. Это как если я сталкиваюсь с парнем в темной аллее, у него оказывается пистолет, а у меня — пушка. Если он захочет нажать на спусковой крючок, а у меня будут присутствовать угрызения совести, то он выиграет. Эйнштейн сказал совершенно правильную вещь: “Это изменило все в мире, за исключением того, как люди мыслят”. По сути дела, мы зажгли фитиль у бомбы, которая приведет к концу света. Разумеется, этот фитиль может оказаться достаточно длинным и у нас могут найтись способы прервать его горение, но если у нашей метафорической бомбы есть целая дюжина одновременно горящих фитилей, то проблема становится куда более сложной, чем до того, как мы зажгли первый из них Мне было всего четырнадцать лет, но я достаточно четко понял, что произойдет дальше, — в немалой степени так и случилось».

Через несколько недель, когда семья вернулась в Вашингтон, Уоррен перешел в десятый класс школы имени Вильсона, оставаясь пятнадцатилетним подростком, но уже став бизнесменом. Он зарабатывал так много денег на разноске газет, что смог скопить свыше 2000 долларов. Говард позволил своему сыну инвестировать эту сумму в Builders Supply Со, магазин по торговле оборудованием, который он вместе с Карлом

Фальком открыл рядом со своим продуктовым магазином в Омахе. Тем временем сам Уоррен купил за 1200 долларов ферму с участком в сорок акров в семидесяти милях от Омахи¹. На ферме работал арендатор, и они с Уорреном делили доходы. Уоррену всегда нравились сделки такого рода, когда всю тяжелую работу делал кто-то другой. Уоррен начал представляться новым знакомым в школе как Уоррен Баффет из Небраски, владелец фермы на Среднем Западе² Он думал как настоящий бизнесмен, но совершенно не был похож на него внешне.

Он чувствовал себя достаточно дискомфортно в школьной толпе, приходя на занятия в одних и тех же драных кроссовках и обвисших носках, выглядывавших из-под мешковатых брюк. Ему не нравились и его худая шея, и узкие плечи, терявшиеся в рубашке не по размеру. Если приходилось надевать на ноги танцевальные туфли, то к ним он умудрялся подобрать белые или ярко-желтые носки. Казалось, что он все время извивается на своем стуле. Иногда он казался скромным, почти невинным. В другие моменты он вел себя резко и грубо.

Если пути Дорис и Уоррена пересекались в коридорах школы, они предпочитали не замечать друг друга. «Дорис, пользовавшаяся популярностью у всей школы, очень меня стыдилась, потому что я ужасно одевался. Иногда сестра предпринимала попытки подружить меня с обществом, но чаще всего я наотрез от этого отказывался. В этом не было ее вины; я и сам мучительно страдал от своей социальной неприспособленности. Я попросту чувствовал себя безнадежным».

За каменным лицом Уоррена и его причудами скрывалось острое чувство «непохожести» на других, изрядно осложнявшее его жизнь после отъезда из Омахи. Он отчаянно хотел быть нормальным, но все равно

ощущал себя чужаком.

По словам Нормы Терстон, девушки его друга Дона Дэнли, Уоррен был «колеблющимся», «осторожно подбирал слова и никогда не давал обязательств, даже самых малых, если не мог их исполнить»³.

Многие из его соучеников с энтузиазмом окунались в подростковую жизнь — вступали в школьные братства и клубы, назначали свидания и ходили на вечеринки в подвалах родительских домов, где им сначала подавали лимонад с хот-догами, а затем приглушали свет, чтобы дать влюбленным парочкам возможность заняться поцелуями. Но Уоррен в это время занимался совсем иными делами. Каждый вечер субботы он вместе с Jly Баттистоуном посещал театр Джимми Лейка (местный бурлеск), где напропалую флиртовал с одной из танцовщиц по имени Китти Лайн. Уоррен рыдал от смеха, когда кто-то из комиков забывал слова или повторял одну и ту же хохму с поскальзыванием на банановой кожуре⁴. Он потратил двадцать пять долларов на пальто с енотовым воротником в стиле 1920-х годов. Однажды Уоррен заявился в театр облаченным в это пальто, и вышибала на входе сказал ему: «Ребятки, нам здесь клоуны не нужны. Либо ты снимаешь это пальто, либо я тебя не пускаю внутрь»⁵. Уоррен предпочел снять пальто.

«Темная» часть личности Уоррена, отвечавшая за кражи в Sears, находилась в «переходном» периоде — она стала почти незаметной, но не исчезла совсем. Время от времени они с Дэнли продолжали пользоваться «стопроцентной скидкой» в магазине. Когда учителя рассказывали ему о том, что держат основную часть своих пенсионных накоплений в акциях компании AT& T, он открывал по этим акциям короткую позицию, а затем с гордостью демонстрировал им сертификаты по сделке, чтобы вызвать у них изжогу. По его собственным словам, «он был настоящей занозой в заднице»⁶.

Его исключительные способности к рассуждениям и самоуверенность вылились в талант защищать любую, даже самую странную точку зрения. Каким-то образом, возможно, потому что был сыном конгрессмена, Уоррен принял участие в одной радиопрограмме. 3 января 1946 года CBS American School of the Air передала в эфир программу WTOP, подготовленную местной станцией, которая принадлежала Washington Post. В то субботнее утро Уоррен уселся вместе с четырьмя другими ребятами около микрофона и начал вести дебаты, получившие название Congress in Session.

Ведущая шоу поручила ему «поддать жару» в разворачивающейся дискуссии. Он с готовностью принялся защищать самые абсурдные идеи

— например, отказ от подоходного налога или аннексию Японии. «Когда было нужно внести в шоу элемент безумия, — вспоминает он, — я был тут как тут». И хотя Баффет наслаждался спором ради спора, его умные возражения, молниеносные контраргументы и общее упрямство никак не помогали обрести сверстников.

Пока что усилия Уоррена найти общий язык с людьми приводили к неоднозначным результатам. Он мог очаровать любого взрослого, за исключением собственных учителей. Он не мог установить нормальных отношений с ровесниками, но ему всегда удавалось найти однош-двух близких друзей. Он отчаянно хотел нравиться людям и не выносил личных нападок на себя. Уоррен хотел создать систему. В сущности, он уже ее создал, но не использовал на полную. Теперь же за неимением других ресурсов он обратился к ней.

Уоррен столкнулся с этой системой в доме своего деда, где он читал практически все, что только оказывалось в поле его зрения (точно так же он поступал и дома). Активно изучая содержание книжного шкафа, он жадно проглатывал каждый выпуск Progressive Grocer и каждый экземпляр Nebrascan Daily (газеты, в которой его отец работал редактором) и, подобно долгоносику, вгрызался в собранную Эрнестом подписку журнала Readers Digest за пятнадцать лет. В этом шкафу также находилось несколько биографических книг, в основном описывавших жизнь известных бизнесменов. Уоррен с молодых лет изучал историю жизни таких людей, как Джей Кук, Дэниэл Дрю, Джим Фиск, Корнелиус Вандербильт, Джей Гулд, Джон Д. Рокфеллер и Эндрю Карнеги. Некоторые книги он перечитывал по многу раз. Одна из них была особенно им любима — книга в мягкой обложке, написанная бывшим продавцом по имени Дейл Карнеги и носившая соблазнительное название «Как

завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»^-. Он узнал о существовании этой книги в возрасте восьми или девяти лет.

Уоррен знал, что ему будет необходимо завоевывать друзей, и хотел влиять на людей. Книга зацепила его буквально с самой первой страницы. Она начиналась так: «Если вы хотите достать мед, не опрокидывайте

улей! »⁷

Карнеги утверждал, что критика не имеет смысла. Правило номер один: не критикуй, не осуждай и не жалуйся.

Эта идея приковала внимание Уоррена. Он знал о критике все.

Критика бесполезна, ибо она ставит человека в позицию обороняющегося, писал Карнеги, и побуждает его искать для себя оправдание. Критика опасна, ибо она ранит драгоценное для человека чувство собственного достоинства, наносит удар его представлению о собственной значимости и возбуждает в нем чувство обиды и негодования. Карнеги защищал идею избегания конфронтации. «Люди не любят критики. Они ждут честного и открытого отношения к себе». «Я не говорю о лести, — писал Карнеги. — Лесть неискренна и эгоистична. Уважение же искренне и идет прямо от сердца. Самое главное стремление человека связано с желанием ощущать собственную важность»⁸.

И хотя правило «не критикуй» было самым важным, всего в книге содержалось тридцать правил.

«Каждый человек стремится получать похвалу и искреннее признание своих достоинств».

«Никто не любит подвергаться критике».

«Имя человека — это самый сладостный и самый важный для него звук на любом языке».

«Единственный способ одержать верх в споре — это уклониться от него».

«Если вы не правы, признайте это быстро и решительно».

«Задавайте собеседнику вопросы, вместо того чтобы ему что-то приказывать».

«Создавайте людям хорошую репутацию, которую они будут стараться оправдать».

«Указывайте на ошибки других не прямо, а косвенно».

«Давайте людям возможность спасти свой престиж».

«Я говорю о новом способе жизни, — писал Карнеги. — Новый способ жизни... »

При чтении этой фразы Уоррену показалось, что он только что обрел истину.

Это была система.

Он чувствовал себя уязвимым с социальной точки зрения, и ему нужна была система, чтобы умело «продавать» себя другим людям. Система, которую он мог изучить один раз, а затем постоянно использовать, не меняя своей реакции в зависимости от изменяющейся ситуации.

Но ему были нужны цифры, чтобы доказать самому себе, что система работает. Он решил провести статистический анализ того, что происходило, если он следовал (или не следовал) правилам Дейла Карнеги. Он пытался то быть отзывчивым и внимательным к любым людям, то принимался спорить с ними, а то просто проявлял безразличие.

Люди вокруг него не знали, что в его голове происходит «молчаливый эксперимент», однако сам он внимательно следил за их реакцией. Уоррен тщательно фиксировал результаты своих экспериментов. Ему становилось все радостнее, так как цифры наглядно доказывали: правила работают!

Теперь у Баффета появилась система. Наконец-то у него был набор правил.

Но простое чтение правил не имеет никакого смысла. По ним нужно жить. «Я говорю о новом способе жизни», — писал Карнеги.

Уоррен приступил к практике. И начал с самого простого уровня. Какие-то элементы системы дались ему сами собой, но он быстро уяснил, что пользоваться системой автоматически не удастся. Совет «Не критикуйте» звучал достаточно просто, однако при этом каждый из нас часто критикует окружающих, сам того не замечая. Неудовольствие, равно как нетерпение или раздражение, скрывать достаточно сложно. Признавать собственную неправоту иногда просто, а иногда — ужасающе трудно. Сложнее всего Уоррену было оказывать другим людям знаки внимания, искреннего уважения и симпатии. Человеку, постоянно находящемуся в мрачных размышлениях (подобно Уоррену), крайне сложно сконцентрироваться на ком-то еще, кроме себя самого.

Его школьная жизнь, по сути, представляла живой пример того, каким удручающим может быть существование, если не следовать правилам Дейла Карнеги. Закрепив свои позиции среди соучеников, он продолжал практиковаться в применении этих правил во взаимоотношениях с другими людьми.

Уоррен невероятно проникся своим новым проектом. Раз за разом он возвращался к идеям Карнеги и применял их на практике. Даже терпя поражение или сворачивая на прежние рельсы общения, он всегда возвращался и начинал вновь практиковать работу с правилами. В старших классах он смог приобрести еще несколько друзей, присоединился к школьной команде по гольфу, и если и не стал популярной личностью, то уж точно перестал быть объектом насмешек. Дейл Карнеги помог ему отточить свои природные навыки, прежде всего способность убеждать и чутье истинного продавца.

Порой он казался слишком занятым, но с оттенком озорства, уравновешенным и приятным в общении. И при этом — одиноким. Разумеется, его страсть к зарабатыванию денег, поглощавшая все его свободное время, сделала его уникальным человеком в стенах школы имени Вильсона.

Ни один другой ученик школы не был бизнесменом. Только развозом газет в течение пары часов в день Уоррен зарабатывал по 175 долларов в месяц — гораздо больше, чем его учителя. В 1946 году зарплата в 3000 долларов в год (при полном рабочем дне) считалась очень хорошей⁹. Уоррен держал свои деньги в платяном шкафу, открывать который не имел права никто, кроме него. «Как-то раз я зашел к нему домой, — вспоминал Jly Баттистоун, — и он открыл свой шкаф и сказал мне: “Вот здесь я держу свои сбережения”. В шкафу в тот момент лежало семьсот долларов мелкими купюрами. Должен сказать, что это была достаточно крупная пачка»¹⁰.

Он начал несколько новых бизнес-проектов.

Проект «Мячи для гольфа Баффета» предлагал на продажу восстановленные мячи по шесть долларов за дюжину¹¹. Он заказывал эти мячи у одного парня из Чикаго по фамилии Витек. Разумеется, Уоррен не

мог удержаться и не дать ему прозвище Half-Witek. «Это были действительно хорошие мячи марок Titleist, Spalding Dots и Maxflis, которые я покупал по три с половиной доллара за дюжину. Они выглядели почти как новые. Наверняка Витек добывал их таким же образом, как это пытались делать и мы (из водных ловушек), но у него явно получалось лучше». Никто в школе не знал о Витеке. Даже семья Уоррена, по всей видимости, не представляла, что он занимался масштабными покупками мячей, которые потом продавал вместе со своим другом Доном Дэнли. Его партнеры по команде предполагали, что он сам выуживал мячи из водных ловушек¹²

Buffett Approval Service включал в себя продажу наборов почтовых марок для коллекционеров, живших за пределами штата. А за вывеской Buffett Showroom Shine скрывалась мойка машин, которую они вместе с Баттистоуном организовали на парковочном месте, принадлежавшем отцу Лу. Правда, от этого проекта они достаточно быстро отказались, потому что он был связан с физическим трудом и требовал уймы времени¹³.

Затем в один прекрасный день Уоррен, которому уже исполнилось семнадцать, примчался к Дону Дэнли с новой идеей. Она была ничуть не хуже, чем идея с весами, описанная в книге «Тысяча способов заработать 1000 долларов», когда за счет денег, полученных от работы одних весов, финансировалась покупка следующих. «Я за 25 долларов купил старый

автомат для пинболла, — сказал он, — и мы можем открыть партнерство.

Для того чтобы войти в него, ты должен починить автомат^-. А дальше мы скажем Фрэнку Эрико, парикмахеру, что-нибудь типа: “Мы представляем компанию Wilsons Coin-Operated Machine Company, и у нас к вам предложение от мистера Вильсона. Оно не несет для вас никакого риска.

Давайте поставим эту машину в углу вашего зала, мистер Эрико, и клиенты, ожидающие своей очереди, смогут на ней играть. А мы с вами

разделим деньги пополам”»¹⁴.

Дэнли согласился. Хотя прежде никто не ставил игровые автоматы в парикмахерских, они сделали свое предложение мистеру Эрико, который его принял.

Ребята открутили у автомата ножки, погрузили его в автомобиль отца Дона, приехали в парикмахерскую и водрузили в угол. Разумеется, уже в первый вечер, когда Уоррен и Дон пришли проверить, как обстоят дела, в машине лежало монеток на четыре доллара. Мистер Эрико был счастлив, и

игровои автомат остался на месте.

Через неделю Уоррен опустошил машину и разложил монеты на две кучки. «Мистер Эрико, — сказал он. — Давайте не будем спорить, какая кучка кому достанется. Просто выберите себе ту, которая вам больше нравится»¹⁵. Это был старый способ дележки пирога между детьми — один режет, другой выбирает. После того как мистер Эрико сгреб свою кучку в ящик стола, Уоррен пересчитал монеты в своей кучке и понял, что заработал 25 долларов. Этого было достаточно для того, чтобы купить еще один игровой автомат. Достаточно быстро семь или восемь игровых автоматов «господина Вильсона» стояли в парикмахерских по всему городу. Уоррен обнаружил чудесное свойство капитала: деньги сами работают на своего владельца.

«Конечно, нужно было договариваться с парикмахерами. Это было основным условием успеха. Я имею в виду, что все эти ребята могли и сами без проблем купить игровой автомат за 25 долларов. Поэтому мы всегда пытались убедить их в том, что для ремонта этих машин им понадобится найти человека с огромным IQ.

Этот бизнес привлекал много сомнительных персонажей, которые обычно ошивались в месте под названием " Молчаливые продажи”. Это и была наша “охотничья зона”. “Молчаливые продажи” располагались в доме 900 по улице D, недалеко от развлекательного заведения Gayety в бедной части города. Должен сказать, что парни из “Молчаливых продаж” были очень удивлены нашими визитами. Мы с Дэнли приходили, осматривались и покупали все, что могли себе позволить на 25 долларов. Новый игровой автомат стоил около трехсот долларов.

В те дни я даже подписался на специализированный журнал, чтобы понять, что происходит на рынке игровых автоматов.

Ребята из “Молчаливых продаж” кое-чему нас научили. В городе

стояли зарегистрированные игровые автоматы с призами. Они показали нам, куда нужно налить немного пива, чтобы приз за 50 центов застрял в механизме и легко выпадал в руки после нескольких нажатий рычага. Они научили нас отрубать электричество у автоматов по продаже газированной воды, стоявших в кинотеатрах: засунув в машину десять центов и сразу же нажав нужный рычаг, мы могли полностью опустошить агрегат.

Ребята рассказывали все эти удивительные вещи, а нам оставалось лишь стоять и впитывать новые знания. По всей видимости, мой отец подозревал, с какими типами мы проводим время. Однако он всегда верил, что со мной все будет хорошо».

Уже зарабатывая неплохие деньги на игровых автоматах, расположенных в парикмахерских, Уоррен и Дон набрели на настоящую золотую жилу. «“Главный приз” мы вытянули в заведении около стадиона Гриффита, где прежде проводились бейсбольные матчи. В самом центре вашингтонских трущоб мы нашли парикмахерскую с семью креслами, выкрашенную в черный цвет. Там постоянно тусовалось множество парней. Мы установили свою машину, а когда пришли за деньгами, то казалось, что парни просверлили дыры в днище и смогли отключить механизм наклона, а это была непростая задача. С одной стороны, мы теряли часть денег, но с другой — это было лучшее из мест, которые нам пока что удалось найти. Ребята, игравшие на наших автоматах, постоянно умоляли изменить настройки механизма наклона, чтобы играть без блокировки рычагов, управлявших шариком. “Ну что ж, мы не будем осуждать наших клиентов за их действия”, — решили мы».

С одной стороны, ребята пытались усвоить как можно больше идей от мошенников из «Молчаливых продаж», а с другой — постоянно придумывали свои. «Как-то раз мы сидели в подвале дома Дэнли и играли с моей коллекцией монет. Чтобы сделать процесс сбора денег более интересным, я начал коллекционировать различные виды монет. Для хранения коллекции я купил специальные формы Whitman с тиснением. В какой-то момент я обратился к Дону: “Мне кажется, мы могли бы использовать эти формы для отливки жетонов”.

Дэнли был мозгом этой “операции”. Разумеется, он быстро сообразил, каким образом сделать заготовки для литья, а я снабдил его формами. Мы пытались изготовить что-то наподобие жетонов для автоматов по продаже газировки и тому подобного. Основная формула была простой: берем монеты и переплавляем их в жетоны.

Как-то раз отец Дэнли спустился в подвал и спросил: “Чем вы, ребятки, заняты? ” Мы как раз разливали металл в формы. Конечно же, мы сразу ответили: “Проводим эксперимент для школы”. Что бы мы ни делали, в глазах родителей это всегда было экспериментами для школы».

В школе Уоррен, однако, чаще всего рассказывал о своем бизнесе (а не о своих мошенничествах) — и к середине весеннего семестра, почти перед самым выпуском, эти рассказы вдруг превратили их с Доном в местные школьные легенды.

«Каждый знал о том, что у нас есть бизнес с игровыми автоматами и что этот бизнес развивается. Возможно, мы немного приукрашивали картину в наших рассказах. Но людям это нравилось. Они хотели участвовать в нашем бизнесе. Чем-то это было похоже на торговлю акциями».

Одним из слушателей был мальчик по имени Боб Керлин — физически сильный партнер Уоррена по команде в шльф¹⁶. Разумеется, Уоррен и Дон не хотели впускать в свой бизнес никого другого, однако они разработали план, каким образом использовать Керлина для своего нового предприятия. «Мы отказались от идеи красть мячи для гольфа в Sears, и это натолкнуло нас на мысль собирать потерянные мячи вокруг полей для гольфа по всему Вашингтону. И вот тут-то нам и понадобился Керлин, потому что никто из нас не хотел сам доставать потерянные мячики».

Они разработали детальный сценарий того, каким образом Керлин мог это делать. Идея граничила со злой шалостью, но до школьного выпуска оставалась всего пара месяцев, и участники предприятия решили плюнуть на риск.

«Мы пошли на угол Девятой и D, где находился магазин по продаже армейского снаряжения, и купили там противогаз. Затем прикрепили к нему садовый шланг и протестировали конструкцию в ванне, погрузив по очереди лицо в противогазе в воду на глубину около пяти-шести сантиметров».

Уоррен, как обычно, применил свой любимый прием (который он называл «приемом Тома Сойера») и сказал Керлину: «Это твой шанс. Мы собираемся включить тебя в дело». Ребята рассказали, что собираются двинуть в четыре часа утра на одно поле для гольфа в Вирджинии. Ему предстояло надеть противогаз и нырнуть в пруд, чтобы достать мячи со дна. После этого добычу разделили бы на три доли.

«“А как же я удержусь, чтобы не всплыть? ” — спросил Керлин. Я ответил: “Не волнуйся, мы все продумали. Сделаем так: ты разденешься догола и наденешь на себя мою сумку, в которой я разношу газеты. В сумку положим пару блинов от штанги, так что ты точно останешься на дне”.

«Мы направились на поле для гольфа, но Керлин всю дорогу высказывал свои сомнения. А мы с Дэнли отвечали ему: “Ты когда-нибудь слышал, чтобы мы терпели поражение? Ты понимаешь, перед тобой стоят такие парни, которые... если хочешь уйти, то нет проблем, но в будущих сделках ты не участвуешь”.

С рассветом мы были около поля для гольфа. Керлин разделся, а мы стояли рядом в достаточно теплой одежде. На нем была только сумка для газет (в которой лежали блины для штанги). Он начал понемногу заходить в воду. Разумеется, Керлин не знал, что нащупывает своими ногами — мячи для гольфа или речных змей. Он опустился на дно, затем дернул за веревку, и мы вытащили его наверх. Он сказал: “Я ничего не вижу” А мы ответили: “И не надо — просто шарь руками вокруг себя”. Керлин снова приготовился к погружению.

Не успел он нырнуть, как рядом с нами остановился грузовик, в котором ехал парень, засыпавший песком ловушки на поле для гольфа. Увидел нас и спросил: “Ребята, что вы тут делаете? ” Мы с Дэнли соображали достаточно быстро: “Проводим эксперимент по физике, сэр”. Стоявший рядом в воде Керлин не переставая кивал. Под пристальным взглядом мужчины ему пришлось вылезти. Поражение было сокрушительным»¹⁷

По школе поползли слухи об этой истории с фантастическими подробностями о том, насколько голым был Керлин на самом деле и что с ним случилось на дне. Это была последняя проделка Уоррена в духе Тома Сойера, затеянная им в школе.

Однако к этому моменту он уже сделал себе небольшое состояние — кипа банкнот на сумму в 5000 долларов, которую он заработал, разбросав не менее пятисот тысяч газет. Газетные «снежинки» смогли почти в два

раза увеличить его «снежный ком». Но каким бы богатым ни чувствовал

себя Уоррен, он мечтал о том, как этот ком будет расти дальше^-.

Глава 13. Правила гонки

Омаха и Вашингтон • 1940-е годы

Итак, Уоррен устраивал проверку идеям Дейла Карнеги относительно правильного поведения — по сути, проводил математический эксперимент над человеческой природой. Собранные им данные подтверждали правоту Карнеги.

Корни подобного способа мышления таились в его детском хобби, связанном с расчетами ожидаемой продолжительности жизни композиторов церковных гимнов. Однако его интерес к этой теме носил не абстрактный характер. Эрнест Баффет, к которому Уоррен был особенно привязан, умер в сентябре 1946 года в возрасте шестидесяти девяти лет. Уоррену тогда было шестнадцать лет. Из его четырех дедушек и бабушек в живых оставалась лишь Стелла — ей исполнилось семьдесят три года, и она была постоянным пациентом больницы Норфолка. Уже задолго до смерти Эрнеста Уоррен был обеспокоен тем, как будет развиваться его собственная жизнь. Последние события в семье никак не успокаивали его ни в плане продолжительности жизни, ни в плане сохранения рассудка. Страсть Уоррена к поиску гандикапа распространялась на множество вещей и в своей зачаточной форме была заметна еще в детстве (когда он не знал даже значения слова «зачаточный») — достаточно вспомнить игру с шариками в ванной, запись номеров проезжавших мимо автомобилей, крышки от бутылок или попытки снять отпечатки пальцев у монашек.

Искусство гандикапа основано на информации. Самое главное — это получить больше информации, чем другие, а потом правильно ее проанализировать и рационально применить. Впервые Уоррен воспользовался этим принципом на практике еще в детские годы на ипподроме Ak-Sar-Ben, когда мать его друга Боба Рассела познакомила ребят с тотализатором.

Уоррен и Расс были слишком молоды для того, чтобы делать ставки, однако быстро сообразили, как на этом можно заработать. На полу игрового зала Ak-Sar-Ben помимо окурков, крышек от пивных бутылок, остатков недоеденных хот-догов в грязи можно было найти тысячи использованных билетиков. Они напоминали грибную поляну в лесу. И парни превратились в искателей драгоценных трюфелей среди этих грибов.

«Мы называли свое занятие “ползанием”. В начале каждого гоночного сезона всегда появляются люди, которые раньше видели скачки только в кино. Им кажется, что если твоя лошадь пришла второй или третьей, тебе не заплатят вообще никаких денег, потому что все внимание уделяется победителю. Они попросту выбрасывали свои билеты. Еще один способ заработать на скачках был связан с заездами, результаты которых оспаривались или были неочевидны. На табло напротив заезда в таких случаях загоралась надпись “протест”. Но к этому времени некоторые зрители уже выбрасывали свои билеты. А мы тихой сапой подбирали их. Это было ужасно — люди частенько плевали прямо на пол. В процессе работы мы даже не смотрели на сами билеты. Для их детального изучения у нас было выделено время ночью.

Однако для нас это было немалым весельем. Если я находил выигрышные билетики, моя тетя Элис, которая вообще не интересовалась скачками, обналичивала их, потому что кассы не выдавали деньги детям».

Уоррен хотел проводить на скачках все свое свободное время. Но если миссис Рассел не имела возможности отвести ребят на скачки, то Уоррен даже и не думал о том, чтобы обратиться с просьбой к родителям. «Мой отец никогда не ходил на скачки, — вспоминает Баффет. — Он вообще не верил в скачки». Зато родители с удовольствием разрешали Уоррену пойти на скачки вместе с «отрезанным ломтем» семьи — двоюродным дедушкой Фрэнком. Фрэнк уже много лет назад уладил свои разногласия с Эрнестом и даже женился на женщине, о которой вся семья говорила как об «авантюристке»¹. Он не особенно интересовался лошадьми, но отводил Уоррена на Ak-Sar-Ben потому, что внук просил его об этом. На Ak-Sar-Ben Уоррен научился читать сводки о скачках и ставках, открыв для себя тем самым совершенно новый мир.

Игра на скачках совмещала в себе две вещи, которые он умел делать: сбор информации и математику. Чем-то это напоминало подсчет карт при игре в блэкджек, за исключением того, что у выигрышной комбинации было четыре ноги и она бегала по кругу. Вскоре они с Рассом узнали о скачках так много, что начали выпускать свои бюллетени, получившие название «Выбор ребят из конюшни».

«Этим делом мы занимались недолго. Нужно сказать, что это был не самый популярный продукт на рынке. Ничего странного — представьте себе пару мальчишек, продающих листы бумаги, информацию на которых мы печатали в моем подвале на старой пишущей машинке. Главным ограничителем для нас в то время было количество копий. Мы могли одновременно печатать не больше пяти-шести экземпляров. Тем не менее я садился за машинку и приступал к работе.

Затем мы приносили свои листы к кассам и начинали вопить: “Покупайте “Выбор ребят из конюшни! ” Однако самым популярным бюллетенем в то время был “Голубой листок”, распространитель которого к тому же платил ипподрому комиссионные. “Голубой листок” продавался чуть дороже. Мы демпинговали, выставляя за наши бюллетени цену в двадцать пять центов. Ипподром быстро прикрыл продажу “Выбора ребят из конюшни”, так как мы продавали нашу информацию дешевле, чем кто- либо еще».

Когда Баффеты переехали в Вашингтон, то единственный плюс переезда для Уоррена состоял в том, что он получил шанс улучшить свои навыки, связанные с гандикапом.

«Единственное, что я знал о Конгрессе, это то, что у конгрессменов был доступ в Библиотеку Конгресса, а в Библиотеке Конгресса хранилась вся информация, которая когда-либо была напечатана. Поэтому, когда мы приехали в Вашингтон, я сказал: “Пап, на самом деле мне нужна всего одна вещь. Я прошу тебя зайти в Библиотеку Конгресса и взять в ней все книги на тему гандикапа на скачках”. Отец на это ответил: “А не кажется ли тебе немного странным, что только что приступивший к работе конгрессмен первым делом интересуется книгами на тему скачек? ” Я напомнил ему: “Папа, а кто агитировал за тебя на всех сельских ярмарках? Кто постоянно торчал на складе, готовый бежать за полицейскими в случае неприятности? Через два года тебе предстоят очередные выборы. Я тебе понадоблюсь. Так что пришло время платить по счетам”. Я убедил отца, и он принес мне добрую сотню книг по теме скачек².

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒