Часть первая 11 страница

Норма знала, что Уоррен во время учебы не ходил ни на одно серьезное свидание, и свела его со своей двоюродной сестрой Бобби Уорли. Они несколько раз встречались (достаточно целомудренно), ходили в кино, играли в бридж, и Уоррен постоянно мучил ее бесконечными загадкам и-головоломкам и²⁰.

Когда наступила осень, он распрощался с Бобби и вернулся в Пенн уже восемнадцатилетним второкурсником. Теперь у него было два соседа по комнате — коллега по студенческому братству Клайд Рейхард и новичок по имени Джордж Озманн, для которого они должны были выступать наставниками. За год до этого Уоррен применил в отношении Клайда трюк в стиле Тома Сойера, сделав его первым лицом в одном бизнес-проекте, который окончился ничем. Однако даже это не состоявшееся «партнерство» не помешало им стать друзьями.

Уоррен не сильно изменился по сравнению с первым годом учебы, однако с Клайдом у него было куда больше общего, чем с Чаком

Питерсоном. Клайда немало веселили теннисная обувь Уоррена, его футболки и грязные брюки цвета хаки. Он достаточно спокойно воспринимал, когда Уоррен начинал его подкалывать или насмехаться над его оценками. И хотя Уоррен не помог Клайду «стать умнее», по словам Рейхарда, «он научил меня более эффективно пользоваться тем, что у меня было». На самом деле Уоррен был настоящим мастером эффективного использования имеющихся ресурсов, в особенности своего собственного времени. Он вставал рано утром, ел на завтрак куриный салат, а затем бежал в класс²¹. Проведя первый год учебы в полусне, он наконец нашел себе предмет по душе — курс «Промышленность 101», читавшийся профессором Хокенберри и рассказывавший о различных отраслях промышленности и деталях ведения бизнеса. «Мы говорили и о текстильной промышленности, и о стали, и о нефти. Я до сих пор помню книги по этому предмету. Я узнал из них немало нового. Я до сих помню дискуссии о законах о рейдерстве в нефтяной отрасли или о конвертерном способе производства стали. Я обожал эти книги. Они были по- настоящему интересны». Его соученик Гарри Веха, которому занятия в классе Хокенберри давались с большим трудом, немало возмущался тем, что Уоррену все давалось без особыхусилий²².

То же самое происходило и на занятиях по деловому праву, которые вел профессор Катальдо, обладавший почти фотографической памятью. «Он мог практически наизусть процитировать материалы судебного разбирательства. Я до сих пор помню суть дел “Хардли против Баксендейла” или “Кембл против Фаррена”. Я проделывал то же самое на экзаменах по отношению к нему, и это бесконечно его веселило. Я мог отвечать на любой вопрос его собственными фразами, как к месту, так и нет. И он с удовольствием воспринимал все, что слышал от меня».

Благодаря своей великолепной памяти Уоррен мог быть предоставлен сам себе основную часть дня. Обычно он заходил пообедать в помещение братства «Альфа-Сиг», старое трехэтажное здание с винтовой лестницей. Всей деятельностью в доме заведовал чернокожий мажордом Келсен — в своем неизменно белоснежном пиджаке он готовил еду, убирал и вообще придавал этому месту достойный вид. В одной из комнат наверху играли в бридж. Уоррен любил сесть за стол и сыграть несколько партий²³. Он не потерял вкуса к розыгрышам. Время от времени он просил одного из соратников по студенческому братству, Ленни Фарина, попозировать для фотографа, а сам в это время, зайдя Ленни за спину, притворялся, что пытается вытащить у него кошелек из кармана или почистить ему

ботинки^-.

Он с удовольствием вспоминал, как однажды заставил бедного старого Керли-на бежать в бойлерную полностью голым и в противогазе. А однажды они вместе с Клайдом сообщили своему третьему соседу Джорджу, что тот выглядит «тщедушным и никогда не сможет привлечь внимания девушек, если не накачает себе мускулатуру». В результате всех этих разговоров они вынудили Джорджа купить гантели. «А затем мы постоянно занимались тем, что бросали эти гантели на пол в то время, когда живший этажом ниже Гарри Беха садился заниматься. Мы получали немалое удовольствие от того, что заставляли его беситься»²⁴.

Рассказы о важности развития мускулатуры для самого Уоррена оказались недостаточно убедительными. Постепенно он начал отказываться от идеи стать силачом. «Я решил, что вся проблема в моих костях. Мои ключицы были недостаточно длинными. Именно ключицы позволяют делать плечи широкими, а с размером самих ключиц ничего сделать нельзя. Вот почему я сначала расстроился, а затем и вовсе оставил занятия спортом. Я решил, что если суждено иметь мышцы как у девчонки, то так тому и быть».

Понятно, что неразвитые мышцы не привлекают девушек, поэтому Уоррен не ходил ни на одно свидание с момента возвращения в Пенн. Основным днем для вечеринок студенческого братства были субботы. Перед началом футбольного матча устраивался общий обед, а после матча

— ужин, коктейльная вечеринка и танцы.

Уоррен написал письмо Бобби Уорли, в котором просил ее приехать к нему на выходные и сообщил, что в нее влюблен. Бобби относилась к Уоррену с симпатией и была тронута его письмом, однако ее чувство к нему не было столь же сильным. Конечно, ей бы наверняка понравилось провести с ним выходные, но она ответила отказом, так как не хотела напрасно его обнадеживать²⁵.

Поэтому Уоррен назначил свидание девушке по имени Энн Бек, учившейся в колледже Брин-Мор. Непродолжительное время после переезда семьи в Вашингтон он работал в пекарне, принадлежавшей ее отцу. В то время он учился в восьмом классе, а она была «маленькой девочкой с белыми волосами». Энн считалась самой застенчивой девушкой в колледже, и дни, которые они с Уорреном проводили вместе, напоминали конкурс по робости: они часами ходили по Филадельфии в неловком молчании²⁶. «Пожалуй, мы были двумя самыми застенчивыми людьми во всех Соединенных Штатах». Уоррен совершенно не представлял себе, как болтать о всяких пустяках, поэтому вместо разговоров он пускал в ход свои розыгрыши²⁷.

Иногда Уоррен с Клайдом брали напрокат «форд-купе» и ездили по пригородам в поисках фильмов о мумиях, Франкенштейне, вампирах или какой-нибудь другой жути²⁸. В то время машину мог позволить себе не каждый, и это производило впечатление на его коллег по студенческому братству²⁹. В этом заключалась изрядная доля иронии: Уоррен был единственным человеком, у которого была машина для того, чтобы пригласить девушку покататься, но не было самой девушки. Он не ходил на встречи Ivy Ball и совместные балы, проводимые различными братствами. Он пропускал воскресные танцевальные вечера своего братства и никогда не назначал свиданий в доме, принадлежавшем братству³⁰. Если кто-то в его присутствии начинал говорить о сексе, он моментально краснел и начинал смотреть на носки своих ботинок³¹. Он также не был сторонником буйных вечеринок, хотя при этом учился в колледже, боевая песня которого начиналась словами «Выпей стаканчик! ».

«Я пытался пить алкоголь, потому что принадлежал к братству, половина участников которого уже достигла соответствующего возраста и могла покупать алкоголь для вечеринок. Я чувствовал, что теряю очки. Но ничего не мог с собой поделать — мне просто не нравился его вкус. Я не люблю пиво. А кроме того, могу вести себя по-дурацки и в трезвом состоянии. Я имею в виду, что могу бьггь на одной волне с остальными, — мои друзья, пившие алкоголь, видели, что я способен на те же глупости, что и они».

Однако, не имея ни подружки, ни стакана в руке, Уоррен иногда показывался на субботних вечеринках братства. Иной раз он даже собирал вокруг себя небольшую толпу, сидя в углу и читая лекцию о фондовом рынке. Он был умным парнем и умел интересно рассказывать. Когда речь заходила о деньгах и бизнесе, братья-студенты начинали серьезно относиться к его словам. Они уважали его глубокие, хотя и однобокие знания в области политики. Они решили, что в нем есть «что-то политическое», и однажды подарили ему именное весло с новой кличкой

— Сенатор³².

Уоррен вступил в Общество молодых республиканцев, так как ему очень понравилась одна девушка, которая посещала его собрания. Однако вместо того, чтобы стать ее приятелем, он внезапно стал президентом общества, как только перешел на второй курс. Уоррен заступил на свой пост в крайне интересное время — осенью того года, когда в стране проводились президентские выборы. В 1948 году республиканцы поддерживали Томаса Ф. Дьюи в борьбе против слабого политика Гарри Трумэна, ставшего президентом после кончины Рузвельта.

Молодые Баффеты выросли в атмосфере ненависти к Рузвельту, а потом и Трумэну. И хотя он и был инициатором так называемой «доктрины Трумэна», призванной остановить распространение коммунистических идей, Говард, как и многие другие консерваторы, считал, что Трумэн и его госсекретарь Джордж С. Маршалл слишком много заигрывали со Сталиным³³. Более того, Трумэн активно поддерживал план Маршалла, согласно которому в Европу после окончания Второй мировой войны было направлено восемнадцать миллионов тонн продовольствия, против чего голосовал и Говард, и другие семьдесят четыре конгрессмена. Говард, убежденный в том, что план Маршалла опасен для страны и что демократы разрушают национальную экономику, купил для своих дочерей золотые браслеты-цепочки. По его мнению, эти браслеты помогли бы им не умереть с голоду, когда доллар полностью обесценится.

В этот год Говард участвовал в своей четвертой избирательной кампании. И хотя Уоррен присутствовал на том злосчастном матче, когда Говард подвергся обструкции за свою поддержку закона о «рабском труде» Тафта-Хартли, он, как и другие члены семьи, считал, что отцу практически гарантировано привычное место в Конгрессе. Тем не менее Говард впервые поручил процесс управления своей избирательной кампанией другому человеку — старому другу семьи доктору Уильяму Томпсону. Широко известный и любимый многими в Омахе, Томпсон хорошо чувствовал пульс города и был неплохим психологом. День за днем по мере развития кампании жители Омахи приходили к Говарду и наперебой говорили ему: «Поздравляем, Говард, ты вновь в игре, и я работал на тебя», как если бы кампания уже завершилась.

Казалось, что и у кандидата в президенты Дьюи дела идут как надо. Опросы общественного мнения показывали, что Трумэн отстает настолько сильно, что одна из исследовательских организаций под названием Roper! вообще перестала опрашивать избирателей на его счет. Трумэн не обращал внимания на все эти знаки и в течение нескольких месяцев путешествовал по всей стране, произнося речи с площадки своего железнодорожного вагона. Он защищал так называемую политику «Справедливого курса» (Fair Deal): всеобщее страхование в области здравоохранения, расширение гражданских прав и принятие соответствующих законов, а также отмену закона Тафта-Хартли. Он разъезжал на поезде, маршировал с участниками парадов и выглядел при этом столь безмятежно, как будто не читал газет, предвещавших ему поражение³⁴.

По мере приближения дня выборов в предвкушении переизбрания отца и победы Дьюи Уоррен начал готовиться к тому, чтобы по договоренности с зоопарком

Филадельфии прокатиться 3 ноября на слоне по Вудленд-авеню. Он планировал себе своего рода триумфальный марш и представлял себя Ганнибалом, покоряющим Сардинию.

Однако на следующее утро после выборов Уоррену пришлось отменить свою затею. Во-первых, выборы 1948 года выиграл Трумэн, а во- вторых, его отец Говард потерпел поражение. Избиратели вышвырнули его из Конгресса. «Я никогда раньше не катался на слоне. И когда Трумэн победил Дьюи, идея со слоном была смыта в канализационную трубу. А мой отец потерпел поражение впервые за четыре избирательные кампании. Это был по-настоящему ужасный день».

* * *

Спустя два месяца, за несколько дней до того, как Баффеты покинули Вашингтон после окончания срока полномочий Говарда, умер Фрэнк, дед Уоррена. Когда Уоррен был маленьким мальчиком, Фрэнк постоянно предрекал падение то одной, то другой ценной бумаги. Когда нотариус прочитал семье его завещание, то оказалось, что Фрэнк владел лишь правительственными облигациями и ничем больше³⁵. По условиям завещания все принадлежавшие ему облигации направлялись в особый фонд. После наступления срока погашения полученные средства могли направляться лишь на покупку очередного транша правительственных облигаций. Как будто для того, чтобы убедить своего племянника Говарда, уполномоченного вести дела фонда, Фрэнк оставил для членов семьи копии письма Бакстера, даже с того света убеждая их в том, что правительственные облигации являются единственным безопасным видом инвестиций. По всей видимости, Фрэнк хотел покоиться с миром и на тот момент был единственным Баффетом, сделавшим все, чтобы его мнение учитывалось и после смерти. Однако Говард, разумеется, страшился инфляции и серьезно опасался, что правительственные облигации могут превратиться в ненужные бумажки. В конце концов, преодолев сомнения, он решил оспорить условия завещания Фрэнка и убедить суд одобрить некоторые технические изменения, позволявшие со временем вкладывать деньги в акции³⁶.

Все это происходило в те времена, которые Лейла назвала потом «худшей зимой за многие годы». Метели почти похоронили под снегом

Средний Запад, и в периоды особенно сильных морозов в Небраску, чтобы не дать умереть замерзающему скоту, сено доставлялось по воздуху³⁷. Зима, в которую производились воздушные доставки сена, стала настоящим символом победы Трумэна. Говард, который никогда не мог похвастаться большим состоянием, столкнулся с ситуацией, когда двое из его детей учились в колледже, а третий ребенок собирался туда поступать. Он попытался вернуться на работу в свою прежнюю фирму, теперь носившую название «Баффет-Фальк», однако его партнер Карл Фальк, который вел дела на протяжении всего времени, пока Говард работал в Вашингтоне, не изъявил желания поделиться с ним долей. Говард перемешался по всей Омахе, смахивая колючий снег с лица, и пытался найти новых клиентов. Однако его длительное «сидение» в Вашингтоне привело к тому, что люди знали его в основном по публикациям в прессе, а статьи с названиями типа «Человеческая свобода зиждется на деньгах, обмениваемых на золото» создали ему репутацию человека крайних взглядов³⁸. Весной 1949 года он в поисках новых клиентов отправился в сельские окрестности Омахи и начал стучаться в двери фермерских хозяйств³⁹.

Что касается Уоррена, то поражение его отца, само собой, было для него крайне печальным, однако обеспечило ему хороший повод покинуть

Восточное побережье. Он скучал в школе и ненавидел Филадельфию

£ 1

настолько, что называл ее Fi 1 thy-de 1 phi a⁴⁰.

В конце весеннего семестра Уоррен наконец отправился домой. Это событие было для него настолько радостным, что он в течение некоторого времени подписывал свои письма «Экс-Уортон Баффет». Для своих действий Уоррен придумал разумное оправдание, утверждая, что учеба в Университете штата Небраска в Линкольне (в котором он собирался провести последние годы учебы) значительно дешевле, чем в Пенне⁴¹. Он вернул Дэвиду Брауну «форд-купе» с изрядно стертыми шинами. Для Брауна такая ситуация привела к немалым проблемам, так как в то время шины оставались большим дефицитом и их продавали по талонам⁴². Уоррен захотел сохранить у себя один-единственный памятный сувенир из Пенна. Последнее, что он сделал перед отъездом, — встретился с Клайдом. Они подбросили монетку, чтобы выяснить, кому достанется копия книги С. Дж. Симона «Почему вы проигрываете в бридж». Уоррен выиграл.

Глава 15. Интервью

Линкольн и Чикаго • 1949-й —лето 1950 года

Первое, что сделал Уоррен после возвращения в Небраску летом 1949 года, это устроился на работу в газету и начал заниматься распространением Lincoln Journal. Вместе со своим другом Трумэном Вудом, молодым человеком Дорис, они в складчину купили автомобиль. Уоррен чувствовал себя в Линкольне отлично: утром он шел на занятия в университет, а потом ездил по своему привычному маршруту. Во время отдыха он общался с редакторами местной газеты, обсуждая вопросы бизнеса, политики и журналистики. Теперь он стал начальником и занимался непростым управлением сельскими мальчишками- разносчиками. Пятьдесят молодых людей в сельских районах Небраски были подотчетны «мистеру Баффету». Внезапно ему стали близки проблемы, стоящие перед любым руководителем. Как-то раз он нанял на работу дочь священника из города Беатрис, предположив, что ее воспитание заставит ответственно подходить к работе. Сразу же после этого от работы отказались три других разносчика в Беатрис — одним своим решением Уоррен превратил их работу в «девчачью».

Часть лета Уоррен провел в Омахе, продавая предметы мебели в магазине JC Penney s. Его настроение постепенно начало улучшаться. Он даже купил укулеле, чтобы соревноваться с приятелем понравившейся ему девушки (в итоге, правда, он остался с укулеле, но без девушки).

Нужно сказать, что магазин Penney s был хорошим местом для работы. По утрам сотрудники устраивали неофициальные собрания в подвале. Уоррен, одетый в дешевый костюм, играл в перерывах работы на укулеле, аккомпанируя поющим коллегам, а затем шел зарабатывать свои семьдесят пять центов в час, продавая мебель. Менеджеры Penney s позвали его на работу и в период перед рождественскими праздниками, однако поручили ему торговать мужской одеждой и рубашками Towncraft. Глядя на полки с вещами, столь же непонятными для него, как меню во французском ресторане, Уоррен спросил у менеджера, что нужно рассказывать клиентам об одежде. «Просто говори им, что это камвольная пряжа, — ответил мистер Лэнфорд. — Никто не знает, что это такое». Уоррен и сам

так никогда и не узнал, что такое камвольная пряжа, но именно ею он и торговал все время, пока работал в JC Penney’s.

Осенью он переехал в меблированный дом на Пеппер-авеню в Линкольне, поделив квартиру с Трумэном Вудом, и приступил к полноценной учебе в Университете плата Небраска. Преподаватели в этом университете нравились ему куда больше, и он записался на курсы по множеству предметов. Бухгалтерский учет преподавал Рей Дейн, лучший на тот момент из всех преподавателей, которые были у Уоррена. В том же году Уоррен возобновил свой бизнес, связанный с мячами для гольфа, но в этот раз взял себе в качестве партнера Джерри Оранса, друга по колледжу в Пенсильвании.

Как и прежде, он приезжал на железнодорожный вокзал Омахи и

получал посылки с мячами от своего старого поставщика Витека. Оране работал в качестве дистрибьютора на Восточном побережье, однако Уоррен, в сущности, всегда стремился к партнерству ради партнерства. Во все деловые предприятия он прежде всего приглашал своих друзей. (Нет нужды говорить, что в своих проектах Уоррен всегда был старшим партнером. ) Также он занимался инвестициями и в какой-то момент придумал идею того, как уйти в короткую позицию по акциям компании- автопроизводителя Kaiser-Frazer.

Эта компания произвела свои первые автомобили в 1947 году, однако ее доля на рынке постоянно снижалась — меньше чем за год от одной из двадцати машин до одной из ста и даже меньше. «Дорогой папа, — писал Уоррен отцу на бланке с логотипом футбольной команды “Поедателей кузнечиков”. — Если во всех этих процентах нет какой-то тенденции, то это значит, что я ничего не смыслю в статистике». Kaiser-Frazer потеряла восемь миллионов долларов за первые шесть месяцев года, «то есть даже при всех бухгалтерских ухищрениях потери составят еще больше»¹. Вместе с Говардом они открыли короткую позицию по акциям компании.

В один из дней сразу же после занятий он направился в офис брокерской компании Cruttenden-Podesta и спросил у фондового брокера по имени Боб Сонер, на какой площадке торгуются акции Kaiser-Frazer. Сонер посмотрел в записи и заявил, что текущая котировка по акциям составляет пять долларов. Уоррен объяснил ему, что хочет открыть короткую позицию, для чего занял акции и намеревается их продать. Если бы цена на акции упала, как он предполагал, то он мог бы выкупить их обратно по новой цене, вернуть владельцам и оставить себе разницу. Так как Уоррен считал, что Kaiser-Frazer потерпит крах, то, продав акции по пять долларов, а затем, выкупив их за несколько центов, он мог бы заработать на каждой акции почти по пять долларов.

«Ну, держись, маленький умник», — подумал Сонер, а вслух сказал: «Тебе слишком мало лет для того, чтобы открывать короткую позицию».

— «Разумеется, — ответил Уоррен. — Я делаю это от имени моей старшей сестры Дорис». И объяснил, почему совсем скоро акции компании не будут стоить ничего, предъявив свои доказательства². «Он прямо-таки выбил у меня почву из-под ног, — вспоминал Сонер. — У меня не нашлось ни одного возражения».

Уоррен принялся ждать, когда сработает его идея с Kaiser-Frazer. Это длилось очень долго. День за днем он бродил вокруг офиса Cruttenden- Podesta. Уоррен был убежден в том, что рано или поздно идея сработает. Крах Kaiser-Frazer был неминуем. За это время они с Сонером стали друзьями.

Весной 1950 года Уоррен завершал учебу в колледже. Перед выпуском ему оставалось пройти несколько летних курсов. А затем он принял решение, которое полностью изменило его прежние взгляды на будущее. По окончании школы Баффет был уверен в том, что сможет достичь своей цели и стать миллионером к тридцати пяти годам без дополнительного образования. Теперь же, по мере приближения выпуска, когда многие молодые люди завершают свое образование и начинают работать, Уоррен решил с этим повременить. Он сосредоточился на поступлении в Гарвардскую школу бизнеса. На протяжении всех лет учебы он демонстрировал довольно слабый интерес к формальному образованию (не путать с обучением! ) и считал, что самым важным вещам он научился самостоятельно. Однако Гарвард мог дать ему две важные вещи: престиж и связи. Только что буквально на его глазах отца вышвырнули из Конгресса, карьера фондового брокера Говарду не задалась, отчасти потому, что тот был склонен к самоизоляции и жертвовал отношениями во имя своих твердых идеалов. Возможно, именно поэтому не стоит удивляться тому, что Уоррен выбрал Гарвард.

Он был совершенно уверен в том, что поступит без проблем. Он уговаривал своего друга «Большого Джерри» Оранса «присоединиться к нему в Гарварде»³. Более того, он даже не собирался платить за свое обучение.

«Как-то утром я прочитал в газете Daily Nebraskan небольшую заметку, в которой говорилось: “Сегодня будет вручена стипендия Джона Миллера⁴. Кандидатам следует явиться в комнату номер 300

административного здания”. Стипендия составляла пятьсот долларов и давала возможность выбрать любое из лицензированных учебных заведений.

Я пошел в указанную комнату и оказался единственным человеком, который откликнулся на объявление. Три профессора, сидевших за столом, намеревались подождать других кандидатов. Но я сказал: “Нет и нет. Вручение стипендии должно было состояться в три часа”. И таким образом я получил стипендию, не сделав для этого ничего особенного».

Обогатившись «финансовым самородком», найденным на страницах университетской газеты, в один из дней Уоррен встал ни свет ни заря, чтобы успеть на поезд в Чикаго, где проходило собеседование с гарвардскими абитуриентами. Ему было девятнадцать лет — на два года меньше, чем обычным выпускникам колледжа и любому студенту бизнес- школы. Его оценки были достаточно хорошими, но не идеальными. Несмотря на то что Уоррен был сыном конгрессмена, он не пользовался каким-то связями для того, чтобы попасть в Гарвард. Так как Говард Баффет никогда не шел на уступки, то никто не собирался делать шаги навстречу как ему самому, так и его сыну.

Уоррен рассчитывал на то, что в ходе интервью хорошее впечатление произведет его глубокое знание рынка акций. До сих пор, как только он начинал разговор об акциях, у его собеседников не оставалось никаких вариантов, кроме как слушать его. Родственники, учителя, родители его друзей, соученики — все хотели знать его мнение по этому интересному предмету.

Однако он не понял, что миссия Гарварда заключалась в том, чтобы растить лидеров. Когда Уоррен прибыл в Чикаго и представился человеку, проводившему интервью, тот сразу смог проникнуть в трепещущее подсознание Уоррена, несмотря на убежденность последнего в себе как в профессионале в определенном вопросе. «Я выглядел так, как будто мне было шестнадцать лет, а мое эмоциональное состояние находилось на уровне девятилетнего. Я провел десять минут с выпускником Гарварда, проводившим интервью. Он смог быстро оценить мои способности и отказал в приеме».

Уоррену так и не представился случай блеснуть своим знанием фондового рынка.

Человек из Гарварда в мягкой форме сказал, что через несколько лет шансы Уоррена на поступление могли бы быть значительно выше. Уоррен был наивен; он не вполне понял, что имелось в виду. Поэтому, когда ему пришло письмо с отказом из Гарварда, он был шокирован. Он вспоминает, что первая мысль, которая пришла к нему в голову, была: «Что же я скажу папе? »

Возможно, его отец Говард и был негибким, слишком упертым, но он не был особенно требовательным по отношению к своим детям. Гарвард был мечтой Уоррена, а не его отца. Говард уже привык к неудачам и проявлял решительность даже при поражении.

Главный вопрос был в другом — что сказать матери.

Конечно, разговор на эту тему состоялся, но детали его не удержались у Уоррена в памяти. Тем не менее впоследствии он пришел к заключению, что отказ из Гарварда оказался одним из ключевых эпизодов его жизни.

Почти сразу же он начал поиск другого учебного заведения. Как-то раз, пролистывая каталог Колумбийского университета, он натолкнулся на два имени, которые показались ему знакомыми, — Бенджамина Грэхема и Дэвида Додда.

«Эти имена говорили мне о многом. Незадолго до этого я прочитал книгу Грэхема, но понятия не имел о том, что он преподает в Колумбийском университете». Книга, о которой говорит Уоррен, носила

название «Разумный инвестор» и была опубликована в 1949 году⁵.

Она выступала в роли «практического советника» для всех категорий инвесторов — и осторожных («защищающихся»), и склонных к спекуляциям («предприимчивых»), не оставляла камня на камне от принятых на Уолл-стрит допущений, полностью меняла распространенное в то время мнение относительно акций как объекта спекуляций.

Впервые для своего времени книга объясняла доступным для простых людей языком, что фондовый рынок не действует по каким-то магическим правилам. На примере акций реальных компаний, таких как Northern Pacific Railway и American-Hawaiian Steamship Company, Грэхем демонстрировал рациональный, математический подход к оценке акций. Инвестирование, по его словам, — это системный процесс.

Книга «Разумный инвестор» буквально очаровала Уоррена.

На протяжении нескольких лет он ходил в центральную городскую библиотеку и штудировал каждую новую книгу, посвященную вопросам акций или инвестированию. Многие из них описывали системы выбора акций на основании моделей или динамики поведения рынка. Уоррен же жаждал системы, четкого механизма, способного работать долго и надежно. Его очень интересовали исследования, связанные с цифрами, — то есть технический анализ. «Я перечитывал эти книги снова и снова.

Наибольшее влияние на меня оказала книга Гарфилда Дрю, который писал о торговле неполными лотами ценных бумаг⁶. Я прочитал эту книгу не менее трех раз. Я читал книгу Эдвардса и Макги — настоящую Библию технического анализа⁷. Приходя в библиотеку, я выбирал все без

исключения книги на эту тему».

Открыв для себя «Разумного инвестора», Уоррен читал ее снова и снова. «Складывалось ощущение, что он открыл для себя бога», — вспоминал его сосед по комнате Трумэн Вуд⁸. После тщательного изучения и размышлений Уоррен сделал шаг вперед и произвел инвестицию. От знакомых отца он услышал о компании под названием Parkersburg Rig & Reel и изучил в соответствии с правилами Грэхема. Затем купил двести акций⁹.

Итак, из рекламной брошюры Уоррен выяснил, что Бен Грэхем, его любимый автор, преподает курс финансов в Колумбийском университете. Там же преподавал и Дэвид Додд. Додд был заместителем декана бизнес- школы, а также возглавлял департамент финансов. В 1934 году Грэхем и Додд написали работу по инвестированию под названием «Анализ ценных бумаг». Книга «Разумный инвестор» являлась переложением этой работы на общедоступный язык. Поступление в Колумбийский университет означало для Уоррена возможность учиться у Грэхема и Додда. А в рекламном буклете было написано: «Ни один другой город в мире не предлагает так много возможностей для того, чтобы напрямую, без посредников, познакомиться с тем, как строится бизнес на самом деле. Наши студенты могут лично общаться с выдающимися лидерами американского бизнеса, многие из которых щедро дарят им свое время, участвуя в семинарах, учебных занятиях и конференциях... Деловые сообщества города с радостью приветствуют наших студентов в качестве гостей»¹⁰. Этого не мог предложить даже Гарвард.

Уоррен твердо решил, что будет поступать в Колумбийский университет. Но он чуть не опоздал.

«Я написал им письмо в августе, за месяц до начала занятий, гораздо позже, чем это следовало бы сделать. Помню ли я, что именно было написано в том письме? Возможно, о том, что нашел их рекламный буклет в Университете Омахи и в нем было сказано, что в Колумбийском университете преподают Бен Грэхем и Дэвид Додд, которые для меня были все равно что боги с Олимпа, улыбающиеся стоящим внизу простым смертным. И если бы мне представился шанс, то я бы приехал учиться с великой радостью. Я уверен, что это было достаточно нестандартное заявление о приеме в университет. Но оно было искренним и очень личным».

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒