Часть первая 6 страница

Уютно расположившись между двумя дедами, Уоррен смотрел на цифры, но они расплывались у него перед глазами. Именно по тому, что он не мог читать цифры с монитора, Баффеты поняли, что их сын близорук. Надев очки, Уоррен обнаружил, что цифры сменяют друг друга по каким- то своим правилам. И хотя деды стремились обратить его каждый в свою веру, Уоррен заметил, что их высказывания не имеют, по-видимому, никакого отношения к цифрам на мониторе Trans-Lux. Он решил разобраться в системе, по которой располагались эти цифры, но пока еще не знал, как к этому подступиться.

«Дед Фрэнк и дед Джон соревновались за то, кто поведет меня на обед, потому что так они могли одержать друг над другом верх. С дедом Фрэнком мы спускались

в старый отель “Пакстон” и заказывали вчерашнюю еду за 25 центов». Уоррену нравилось проводить время со взрослыми, он наслаждался, когда деды боролись за него. На самом деле ему нравилось, когда за него боролись. Он жаждал внимания других родственников, друзей родителей, но особенно — отца.

Каждого из своих детей, когда тому исполнялось десять лет, Говард отвозил в поездку по Восточному побережью, и это было чрезвычайно важное событие в их жизни. Уоррен точно знал, что он хотел сделать: «Я сказал отцу, что хочу увидеть три вещи: компании Scott Stamp и Coin Company, компанию Lionel Train Company и, наконец, Нью-Йоркскую фондовую биржу. Scott Stamp и Coin Company находились на 47-й улице, Lionel Train Company — рядом с 27-й, а фондовая биржа — в деловом центре города».

В 1940 году Уолл-стрит уже начала возрождаться после кризиса, но все еще работала не в полную силу. Служащие с Уолл-стрит напоминали группу наемников, продолжающих сражаться после того, как большинство их товарищей пали на войне. Их способ зарабатывать на жизнь казался «смутно непорядочным» людям, хорошо помнившим о кризисе 1929 года. Тем не менее некоторые из этих «солдат» чувствовали себя довольно неплохо, хоть и не кричали об этом за пределами своих бункеров. Говард Баффет привел сына в нижнюю часть Манхэттена и зашел в одну из самых крупных брокерских компаний. В этот день маленький Уоррен Баффет впервые заглянул за позолоченные двери бункера финансового дельца.

«Тогда я встретил Сидни Вайнберга, самого известного человека на Уолл-стрит. Мой отец не был с ним знаком, ведь он был всего лишь владельцем маленькой фирмы в Омахе. Но мистер Вайнберг впустил его, может быть, потому, что тот был с маленьким ребенком, или еще по какой- то причине. Мы разговаривали минут тридцать».

Как старший партнер инвестиционного банка Goldman Sachs, Вайнберг годами кропотливо восстанавливал репутацию фирмы после того, как во время кризиса 1929 года ее погребла под собой рухнувшая

пресловутая «финансовая пирамида»^-. Уоррен ничего не знал ни об этом, ни о том, что Вайнберг вырос в семье иммигрантов и начинал помощником швейцара в этом же банке, опорожняя урны⁴. Но как только Уоррен оказался в кабинете, отделанном ореховыми панелями, с развешанными по стенам подлинниками писем, документов и портретом Авраама Линкольна, он сразу же понял, что попал в гости к большой шишке. И то, что Вайнберг сделал в конце их визита, произвело на него огромное впечатление. «Когда я выходил, он обнял меня и спросил: “Какие акции тебе нравятся, Уоррен? ” Наверняка он забыл об этом на следующий же день, а я — запомнил навсегда».

Баффет не забыл о том, сколько внимания уделил им Вайнберг,

большая шишка с Уолл-стрит, и как он интересовался его мнением.

После этого Говард повез Уоррена на Брод-стрит и через множество коринфских колонн невероятного размера вывел его к Нью-Йоркской фондовой бирже. Здесь, в храме денег, мужчины в ярких пиджаках, стоящие вокруг железных торговых

стоек, кричали и быстро писали что-то, в то время как служащие бегали вперед и назад, разбрасывая по полу бумажный мусор. Однако сцена, которая захватила воображение Уоррена, произошла в столовой фондовой биржи.

«Мы обедали с членом фондовой биржи, представительным человеком, голландцем по имени Эт Мол. После обеда к нему подошел парень с подносом, на котором лежали различные виды листьев табака. Он скрутил сигару для мистера Мола из лично выбранных им листьев. И я подумал — вот оно! Лучше не бывает. Сигара, сделанная на заказ».

Какие образы она вызвала в математическом разуме Уоррена! Он не собирался курить сигары. Но он понял, что значит, когда ты можешь нанять себе сотрудника для выполнения столь необычных заданий. Несмотря на то что большая часть страны все еще находится в депрессии, работодатель умудряется делать огромные деньги. Перед Уорреном открылась новая и ясная картина. В его глазах фондовая биржа извергала потоки денег: реки, фонтаны, каскады, водопады, которых хватало на то, чтобы нанять человека для такой пустячной деятельности, как скручивание сигары на заказ для удовлетворения прихоти биржевика.

В тот день, когда Баффет увидел человека с сигарой, его будущее было определено.

Вернувшись в Омаху с четким видением своего будущего, Уоррен уже был достаточно опытным, чтобы разработать систему для его достижения. Даже когда он вел себя как обычный мальчик, играя в баскетбол и настольный теннис, собирая монеты и марки, оплакивая своего славного дедушку Джона Шталя, умершего в том же году в возрасте семидесяти трех лет (это была первая потеря в жизни Уоррена), — даже тогда он со всей страстью работал на свое будущее. Он хотел денег.

«Деньги сделали бы меня независимым. Я смог бы делать то, что хочу. А больше всего я хотел работать на самого себя. Я не желал, чтобы другие люди указывали мне, что следует делать. Для меня очень важно было делать то, что я захочу, причем каждый день».

И вскоре такая возможность упала ему прямо в руки. Внимание Уоррена привлекла одна из книг в библиотеке Бенсона. Ее серебристая обложка блестела как горсть монет, намекая на содержание. Привлеченный названием книги, Уоррен открыл ее и больше не смог оторваться. Она называлась «Тысяча способов заработать тысячу долларов». Иными словами, книга рассказывала о том, как можно заработать миллион

долларов!

На фотографии маленький человек смотрел на огромную гору монет

Первая же страница начиналась словами «Хватай удачу за хвост». «Никогда еще в истории Соединенных Штатов не было времени столь благоприятного для человека с небольшим капиталом и желанием начать свой собственный бизнес, как нынешнее».

Какая идея! «Мы много слышали о возможностях прошедших лет... Но те возможности — ничто по сравнению с возможностями, которые ожидают смелого и находчивого человека сегодня! Сейчас можно заработать такие состояния, по сравнению с которыми состояния Астора и Рокфеллера покажутся мелочовкой». Эти слова вызывали сладкие видения рая перед глазами юного Уоррена Баффета. Он полностью погрузился в чтение.

«Но, — предупреждала книга, — вы не сможете ничего достичь, пока не начнете что-то делать. Чтобы заработать деньги, нужно начать зарабатывать... Сотни тысяч людей по всей стране хотели бы получить много денег, но они ничего не делают, а просто ждут». «Начать! » — говорила книга, а затем объясняла, как именно, и была переполнена практическими советами и идеями по зарабатыванию денег. Она начиналась с описания «истории денег»: суть излагалась таким простым и дружелюбным языком, словно один друг рассказывал историю другому. Некоторые описанные в книге идеи, такие как производство продуктов из козьего молока и управление больницей для кукол, были непрактичными, но большинство — вполне осуществимыми. Идея, которая пленила Уоррена, заключалась в покупке весов для взвешивания людей. Если бы у него были весы, он сам взвешивался бы по пятьдесят раз за день. Уоррен был уверен, что и другие люди будут платить деньги за это.

«Эту концепцию было легко понять. Я покупаю весы и на заработанные с их помощью деньги покупаю еще больше весов. Через некоторое время у меня будет двадцать весов, и каждые будут взвешивать

по пятьдесят раз в день. И я подумал — вот они, деньги^-. Что может быть лучше совокупного эффекта от нескольких весов? »

Эта концепция поразила его. В книге было написано, что он сможет заработать тысячи долларов. Если он начнет с тысячи долларов и будет увеличивать эту сумму на десять процентов в год, то через пять лет 1000 долларов превратится в 1600. Через десять лет эта сумма достигнет 2600 долларов. А через 25 лет — 10 800 долларов.

Размышляя о том, как с течением времени цифры растут с постоянным темпом, Уоррен понял, каким образом маленькая сумма

превращается в целое состояние. Он мог четко представить себе, как растут цифры, подобно увеличивающемуся снежному кому, который он катал по лужайке. Уоррен начал думать о времени по-другому. Принцип увеличения количества уравнял настоящее и будущее.

Сидя на крыльце дома своего друга Стю Эриксона, Уоррен заявил, что к 35 годам станет миллионером⁵. Это было смелое и достаточно самоуверенное заявление для ребенка, который жил во времена депрессии 1941 года. Но собственные расчеты и книга говорили ему, что это возможно. У него было двадцать пять лет впереди, и ему нужно больше денег. Тем не менее он был уверен, что сможет это сделать. Чем больше денег он заработает на первых порах, тем быстрее они будут увеличиваться и тем вероятнее его шансы достигнуть своей цели.

, 50 50 *

Год спустя он заложил первые основы своего будущего. К удивлению и восхищению семьи, его сбережения к весне 1942 года составили 120 долларов.

Взяв свою сестру Дорис в партнеры, он купил для нее и для себя по три привилегированные акции компании Cities Service, заплатив за свою часть 114, 75 доллара⁶

«Я не очень хорошо разбирался в акциях, когда покупал их, — говорил Уоррен. — Я только знал, что это были любимые акции отца и он продавал их своим клиентам на протяжении многих лет»⁷.

В июне того же года рынок упал до низшей точки, и стоимость Cities Service снизилась с 38, 25 до 27 долларов за акцию. По словам Баффета, Дорис каждый день по дороге в школу напоминала ему о том, что цены на акции падают. Уоррен чувствовал крайне сильную ответственность за происходящее. Поэтому, когда дела на фондовом рынке наконец пошли в гору, он продал их по 40 долларов за штуку, заработав 5 долларов на двоих. «Вот тогда я поняла, что он знает, что делает», — вспоминает

Дорис. Однако стоимость акций Cities Service быстро выросла до 202 долларов. Уоррен назвал этот эпизод одним из самых важных в жизни и извлек из него три урока. Первый — не слишком зацикливаться на том, сколько именно он заплатил за акции. Второй — не бежать бездумно за небольшой прибылью. Он выучил эти два урока, размышляя о тех 492 долларах, которые мог бы заработать, если бы не поспешил расстаться со своими акциями. Для того чтобы собрать 120 долларов и купить их, ему потребовалось пять лет (начиная с шестилетнего возраста). Размышляя о том, сколько лет ему пришлось бы продавать мячи для гольфа или попкорн и арахис на стадионе, чтобы получить обратно прибыль, которую он «потерял», Уоррен понял, что никогда, никогда, никогда не забудет эту ошибку

Был еще и третий урок — вкладывая чужие деньги, ты рискуешь тем, что в случае ошибки именно ты будешь виноват в их потере. Он не хотел нести ответственность за чьи-либо деньги, если только не был абсолютно уверен, что достигнет нужной цели.

Глава 9. Пальцы, испачканные чернилами

Омаха и Вашингтон • 1941-1944 годы

Одним воскресным декабрьским днем Баффеты с одиннадцатилетним Уорреном возвращались из Вест-Пойнта после посещения церкви. В машине играло радио, но в какой-то момент ведущий прервал программу и сообщил, что японцы напали на Перл-Харбор. Никто не объяснил, что случилось и сколько людей было убито или ранено, но по общему волнению Уоррен понял, что мир изменился навсегда.

Политические взгляды его отца, и без того достаточно консервативные, быстро превратились в еще более реакционные. Говард и его друзья считали Рузвельта подстрекателем, который захотел стать диктатором путем вовлечения Америки в еще одну европейскую войну. Они считали, что Европа, которая не в состоянии решить свои мелкие ссоры до того, как они превращаются в смертельные конфликты, должна самостоятельно вариться в своем котле.

До сих пор уговоры и лесть Рузвельта ни к чему не привели. Ни «международное сотрудничество» — до безобразия лживая программа ленд-лиза, которую Говард называл «Операцией “Крысиная нора”»¹, представлявшая собой прямые поставки (а не кредит или аренду) необходимого снаряжения в Англию, ни совместные речи с пользующимся популярностью дородным англичанином Уинстоном Черчиллем не втянули Америку в войну. Рузвельт говорил: «Я уверяю всех матерей и отцов... Ваши сыновья не будут сражаться в чужой войне», — и при этом, как считали многие, нагло врал². Говард пришел к выводу, что, находясь в отчаянном положении, Рузвельт и начальник штаба сухопутных войск США генерал Джордж Маршалл решили, что «единственный путь вовлечь Америку в европейскую войну — это заставить японцев напасть на нас и оставить людей в Перл-Харборе в неведении», — говорит Уоррен. В то время это мнение было широко распространено среди консерваторов.

Весной следующего года Республиканская партия поручила Говарду щекотливое задание — найти кандидата для выборов в Конгресс, способного выступить против популярного политика Чарльза Ф. Маклафлина. По семейным преданиям, отчаявшись найти человека, согласного стать жертвенным ягненком и работать против имевшего все преимущества демократа, Говард в последнюю минуту вписал в бюллетень свое имя.

Он понял, что ему нравится участвовать в избирательной кампании. Баффеты расклеивали простые листовки с надписью «Баффета в Конгресс» на телефонных столбах. Говард и Лейла раздавали агитационные листовки на сельских ярмарках, выставках домашнего скота и конкурсах на самый большой овощ «Он был самым малообещающим кандидатом. Он ненавидел говорить на публике. Моя мать была общительным человеком, а вот отец — замкнутым». Лейла, любительница поговорить, инстинктивно знала, как работать с людьми, и наслаждалась общением. Дети ходили по ярмаркам и спрашивали посетителей: «Вы будете голосовать за моего папу? », а потом отправлялись кататься на чертовом колесе.

«Затем мы сделали небольшую пятнадцатиминутную радиопрограмму. Моя мать играла на органе, а отец представлял нас: “Это Дорис, ей 14 лет, а это Уоррен, ему 11 лет”. Моими словами были “Подожди минутку, пап. Я читаю спортивную колонку”. А потом мы пели “Прекрасную Америку”, а мама аккомпанировала нам на органе. Эта передача не была чем-то сверхъестественным, но она помогла привлечь добровольцев. Все-таки другой кандидат находился на своем посту уже четыре срока».

Политическая платформа Баффета базировалась прежде всего на противостоянии бессмысленному социальному конформизму, который в 1940-е годы повсеместно царил на Среднем Западе. Говард призывал избирателей «изгнать из Вашингтона всех сумасбродов, напыщенных ничтожеств, провокаторов, лунатиков и снобов».

Эта пламенная речь точно отражала его твердость, тонкое чувство юмора и определенное простодушие. В течение многих лет Говард носил в кармане помятый листок бумаги со словами: «Я дитя Божье. Я в Его руках. Что до моего тела — оно не будет вечным. Что до моей души — она бессмертна. Чего мне бояться? »³

К великому сожалению своего сына, когда дело касалось реальных действий в условиях Омахи, Говард вел себя так, как будто воспринимал эти слова буквально.

Во время избирательной кампании он будил Уоррена, которому в то время было уже двенадцать лет, задолго до рассвета, и они отправлялись на скотные дворы в Южную Омаху. Город славился не только железными дорогами, но и многочисленными скотными дворами, в которых работало почти двадцать тысяч человек, в основном иммигрантов. В город ежегодно поступало более восьми миллионов животных⁴, а из него вывозились

миллиарды тонн упакованных продуктов^-. Южная Омаха когда-то была отдельным городом. Географически она находилась недалеко от центра, но с культурной точки зрения была невообразимо далеко. В течение нескольких десятилетий она представляла собой прекрасную почву для большинства этнических и расовых беспорядков.

Уоррен в испуге останавливался в начале квартала, тревожно сжимал кулаки и с опаской смотрел на отца. Говард хромал с детства из-за перенесенного полиомиелита, и вся семья беспокоилась о его больном сердце. Когда они в половине шестого шли на утреннюю смену на мясокомбинат и Уоррен видел, как отец проходит мимо огромных свирепых мужчин в комбинезонах, его желудок делал кульбит.

Многие из них не говорили дома по-английски. Негры и новые иммигранты, наименее обеспеченные жители, ютились в общежитиях и лачугах недалеко от скотных дворов. Те, у кого было больше здравомыслия и средств, нашли выход из положения и жили в аккуратных домиках с крутыми крышами в своих этнических районах, раскиданных по холмам Южной Омахи: чехи в Маленькой Богемии, сербы и хорваты в Гуз-Холлоу, поляки в Джи-Тауне (бывший Греческий город). Греки уже давно там не жили; их дома были разрушены во время антииммигрантскош бунта 1909 года.

Говард общался с различными людьми, начиная с «рабочей аристократии», профессиональныхмясников из убойно-разделочнош цеха, которые работали на самом верхнем этаже скотобойни, и заканчивая рабочими на нижних этажах, на свалке и в лярдовом цехе. Женщины очищали свиные шкуры, скручивали сардельки, окрашивали и маркировали банки, ощипывали кур и сортировали яйца. Руководство охотно брало чернокожих женщин на работу в цех субпродуктов, потому что им можно было платить меньше, чем белым⁵. Они очищали потроха — кишки, мочевые пузыри, сердца, железы и другие органы. Они сортировали, солили и фаршировали кишки, стоя по щиколотку в горячей кровавой воде. Они неглубоко вдыхали открытыми ртами, чтобы частицы экскрементов не попали в нижние отделы легких⁶. Даже только что приехавшие в страну иммигранты или чернокожие мужчины не заходили в цех субпродуктов. Эту работу выполняли исключительно чернокожие женщины.

Мужчины и женщины, черные и белые, эти люди были демократами до мозга костей. Остальная часть Небраски, может быть, и выступала против «Нового курса», политики Франклина Делано Рузвельта во времена Великой депрессии, но в этой части города он все еще был героем. Однако листовки, которые Говард Баффет вежливо вкладывал в их мозолистые руки, кричали о том, что Рузвельт представлял собой наибольшую опасность для демократии, с которой Америка когда-либо сталкивалась. Если у него была возможность высказаться, он спокойно объяснял, почему в случае избрания конгрессменом он всегда будет голосовать за принятие тех законов, против которых выступали рабочие скотных дворов.

Говард был фанатиком, но он не был ни глупым, ни помешанным. Хотя он и вручил свою жизнь в руки Господа, у него был запасной план. Он брал с собой Уоррена не для того, чтобы тот научился чему-либо или поддержал отца в драке. Его задачей было бежать за полицейскими, если рабочие начнут избивать отца.

При таких обстоятельствах возникает вопрос: а зачем это вообще нужно было Говарду? Подобные вылазки не сулили ему ни одного нового голоса. Но видимо, он считал себя обязанным появиться перед каждым потенциальным избирателем в своем районе, и не важно, что он их совсем не интересовал.

Уоррен всегда возвращался домой целым и невредимым; ему никогда не приходилось бегать за полицейскими. Может быть, это происходило благодаря удаче или поведению Говарда, который всем своим видом выражал присущую ему порядочность. И тем не менее Баффеты считали, что избиратели не принимают его всерьез, а даже если бы принимали, это все равно никак не повлияло бы на его статус непроходнош кандидата. В день выборов, 3 ноября 1942 года, Дорис, убежденная, что ее отец проиграет, пошла в центр города купить себе новую заколку — чтобы предвкушать хоть какое-то хорошее событие от следующего дня. «Мой отец дописывал свое заявление о признании выборов на случай, если их проиграет. Мы все легли спать примерно в половине девятого или девять, потому что никогда не ложились спать поздно. На следующее утро отец проснулся и узнал, что победил».

Непонимание и недоверие Говарда к действиям правительства в Европе было не просто личной причудой. Его позиция нашла отклик у многих избирателей, что явилось отражением консервативного изоляционизма, когда-то разлившегося по Среднему Западу.

И хотя этот изоляционистский поток постепенно высыхал, трагедия в Перл-Харборе смогла на некоторое время его оживить. Несмотря на огромную популярность Рузвельта, доверие к его внешней политике со стороны рабочего класса Омахи ненадолго пошатнулось. И этого хватило, чтобы Говард победил Маклафлина, который, пожалуй, вел себя чересчур самоуверенно.

* * *

В январе следующего года Баффеты сдали в аренду свой дом в Данди и сели на поезд, отправлявшийся в Вирджинию. Эрнест вручил им красиво упакованную корзину с едой и посоветовал не выходить из вагона, чтобы не подхватить какие-нибудь страшные болезни от разъезжающих по всей стране солдат.

Прибыв в Вашингтон, Баффеты обнаружили, что этот некогда провинциальный городок стал переполненным и суматошным городом. Его заполнили огромные толпы людей. Большинство работало на созданные во время войны новые правительственные учреждения. В недавно построенном крупнейшем в мире офисном здании, Пентагоне, места всем не хватало. Военные реквизировали помещения, стулья, карандаши. Офисные времянки заняли каждый дюйм торгового центра города⁷.

Благодаря постоянно приезжающим иммигрантам население города выросло в два раза. Сбегая с табачных плантаций, хлопковых полей и текстильных фабрик бедного Юга, толпы оборванных чернокожих мужчин и женщин струились по 14-й улице в надежде на любую работу в самом оживленном городе мира. Вслед за приличными, бедными и наивными людьми сюда потянулись карманники, проститутки, мошенники и бродяги, превращая Вашингтон в криминальную столицу страны.

Расшатанные старые конские повозки, заполненные государственными служащими, ползли по непроходимым улицам. На любой остановке местные жители могли выставить пикеты против компании Capital Transit, которая отказывалась нанимать чернокожих рабочих⁸. Тем не менее сегрегация постепенно сходила на нет. В кафетерии Little Palace в черном квартале города чернокожие студенты Университета Говарда устраивали серию «закусочных забастовок». Выступая против политики ресторана, не обслуживавшего их, они просто занимали все столики и отказывались уходить, фактически парализуя работу заведения⁹.

Друзья Баффетов по фамилии Рейчел*, знакомые с Говардом еще со времен его работы на фондовом рынке, говорили, что жить в Вашингтоне стало просто ужасно. Баффеты узнали, что в округе, в городе Фредериксбурге, освободился огромный дом, жильцы которого были призваны в армию. Он стоял на холме над рекой Рап-пахэннок, где в годы Гражданской войны во время битвы при Фредериксбурге находилась штаб- квартира армии северян. В доме было десять каминов, английский и французский сады, оранжереи. И хотя он был намного более величественным, чем

Доктор Фрэнк Рейчел возглавлял компанию American Viscose.

то, к чему привыкли Баффеты, и находился почти в часе езды от города, они временно арендовали его. Говард снял крошечную квартирку в округе Колумбия и приезжал к семье на выходные дни. Делегация из Небраски включила его в состав целого ряда финансовых комитетов, и это отнимало все его свободное время. Он начал изучать правила, процедуры и неписаные обычаи работы конгрессмена.

Вскоре Лейла приступила к поискам постоянного жилья непосредственно в Вашингтоне. Она была необычайно раздражительной после их переезда и часто с тоской вспоминала Омаху. Время для переезда оказалось не самым удачным. Ее сестра Бернис заявила, что хочет покончить с собой и что ее необходимо поместить в Норфолкскую государственную больницу (где также находилась их мать Стелла), иначе она не несет ответственности за свое поведение. Эдит, которая ухаживала за сестрой, вызвала врача. Они решили, что Бернис хочет быть с матерью и, чтобы добиться этого, специально устраивает мелодрамы. Тем не менее семья приняла ее угрозу всерьез и отправила Бернис в Норфолк.

Проблемы семьи Шталь редко обсуждались в присутствии детей. Каждый приспосабливался к жизни в Вашингтоне как умел. Пятнадцатилетняя красавица Дорис чувствовала себя Дороти, которая только что покинула черно-белый Канзас и ступила на яркую и красочную землю страны Оз. Ее жизнь изменилась. Она стала первой красавицей Фредериксбурга и просто влюбилась в этот город¹⁰. Лейла считала свою дочь карьеристкой с претензией на лучшую жизнь и продолжала время от времени читать ей нотации. Но дух Дорис уже восстал против косности матери, и она начала бороться за собственную независимость.

Тем временем двенадцатилетний Уоррен провел первые шесть недель в восьмом классе, который по уровню был «далеко позади» того класса, в котором он прежде учился в Омахе. Естественно, его первым побуждением было начать зарабатывать деньги, например, устроиться на работу в пекарню, где он «абсолютно ни черта не делал. Ни пек, ни продавал».

Раздраженный и несчастный в связи с переездом, он хотел, чтобы его отправили обратно в Омаху, и выдумал таинственную «аллергию», которая нарушала его сон. Он утверждал, что ему приходилось спать стоя. «Я также написал деду пару жалостливых писем, и он сказал родителям: “Вы должны отправить мальчика обратно. Поймите, вы убиваете его”». Поддавшись на уговоры, Баффеты посадили Уоррена на поезд до Небраски и отправили на несколько месяцев домой. К его удовольствию, попутчиком оказался сенатор от штата Небраска Хью Батлер. Уоррен всегда хорошо ладил с пожилыми людьми и поэтому всю дорогу до Омахи проболтал с Батлером, полностью забыв о своей «аллергии».

Девятилетняя Берти любила своего деда и всегда думала, что их связывает нечто особое. Она ревновала. Уверенная в успехе отношений с Эрнестом, она написала ему письмо: «Забери меня тоже, но не говори об этом родителям».

«Когда Берти прислала письмо, столь похожее на мое, я сказал деду:

“Не обращай внимания. Она все выдумывает”».

Эрнест написал в ответ, что «девушка должна быть со своей матерью». Берти осталась в Фредериксбурге и злилась на брата, который, казалось, всегда добивался своего¹¹.

Уоррен вернулся в Роузхиллскую школу и воссоединился со своими друзьями. Каждый день около полудня он приходил к бывшему партнеру своего отца, Карлу

Фальку, чья жена Глэдис делилась с ним бутербродами, томатным супом и добротой. Он боготворил миссис Фальк¹², как будто она была его второй матерью, так же как боготворил Хейзел, мать своего друга Джека Фроста, и своих тетушек.

И хотя Уоррену было довольно комфортно со всеми этими женщинами среднего возраста, он был застенчив, безнадежно застенчив — ровесницы страшили его. Несмотря на это, он вскоре влюбился в Дороти Хьюм, девочку из своего класса. Его друг Стю Эриксон был влюблен в Марджи Ли Канади, а другой приятель, Байрон Суонсон, — в Джоан Фугейт. На протяжении нескольких недель они обсуждали сложившуюся ситуацию и в конце концов решились пригласить девочек в кино¹³. Но когда Уоррен подошел к дому Дороти и дверь открыл ее отец, он струсил и вместо приглашения попытался продать хозяину дома подписку на журнал. В конце концов он собрался с духом, пригласил Дороти в кино, и она ответила «да».

В назначенную субботу Байрон и Уоррен пошли за своими дамами вместе, потому что боялись встречаться с ними поодиночке. Они устало, в неловком молчании плелись — сначала от дома к дому, а потом до трамвайной остановки. Марджи Ли жила на другом конце города и поэтому приехала на остановку вместе со Стю. Они все вместе сели в трамвай, мальчики краснели и смотрели на свои туфли в течение всей поездки, тогда как девочки легко нашли общий язык. Когда добрались до кинотеатра, Марджи Ли, Дороти и Джоан сели рядом друг с другом. План мальчиков пообниматься с девушками в течение двух фильмов ужасов («Гробница мумии» и «Люди-кошки») с треском провалился. Вместо этого они сидели рядком и смотрели на головы девочек, склонившихся друг к другу. Девчонки болтали и хихикали во время показа новостей недели, мультфильмов и обоих фильмов. После достаточно болезненной в финансовом отношении поездки в магазин Walgreens за угощением после фильма ошеломленные мальчики проводили своих пассий по домам, после чего, наконец, были отпущены. За весь вечер они едва ли произнесли хоть слово¹⁴. Все трое были настолько подавлены, что прошло довольно много лет, прежде чем каждый из них осмелился снова пригласить девушку на свидание¹⁵.

Однако даже разбитое сердце Уоррена не помешало ему сохранить интерес к предмету — он влюбился в еще одну девочку из своего класса, эффектную блондинку Кло-Энн Кауль. Но он был ей неинтересен. Казалось, с девочками ему ничего не светило. Чтобы отвлечься, Уоррен опять начал зарабатывать деньги.

«Моему деду нравилось, что я всегда думал о том, как заработать. Я ходил по окрестностям, собирал старые газеты и журналы и сдавал их на макулатуру. Тетя Элис привела меня в пункт сбора, где платили что-то около тридцати пяти центов за сто фунтов».

В доме Эрнеста Уоррен читал старые номера журнала Progressive Grocer («Прогрессивный продавец»). Его привлекали разные темы, например «Как создавать и хранить запасы в мясном отделе». На выходные Эрнест брал его в офис Buffett & Son. Здание размером с двухэтажный гараж, покрытое черепичной крышей в испанском стиле, находилось в пригороде Данди, где жили представители высшего среднего класса. Баффеты всегда торговали в кредит и с доставкой на дом. Домохозяйки или их повара могли позвонить по номеру Walnut 0761 и зачитать служащим, принимавшим заказы, список необходимых продуктов¹⁶. Те бегали по магазину, карабкались вверх и вниз по стремянкам на колесах, доставали коробки, пакеты, банки и заполняли

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒