Саша Донецкий 3 страница

Мила. А что же существенно?

Довлатов. Дар плохой жизни. Несчастная судьба.

Мила. Это как?

Довлатов. А так, что в какой-то момент необходимо получить лыжами по морде. Не будет лыжами по морде — не случится и художника.

Мила. То есть благополучный человек, по-вашему, безнадежен?

Довлатов. Боюсь, что да. Так что вам, Мила, если хотите чего-то добиться в искусстве, нужно получить лыжами по морде.

Мила. А вы, Сергей, уже получили?

Довлатов. Сполна. Я вырос в бедности. Можно сказать, в нищете. А ничто так не обостряет зрение, как нищета. Кроме того, я прошел зону.

Мила. Да вы что? Вы были осуждены и сидели?

Довлатов. Не совсем. Я служил в ВОХРе. Вооруженным охранником. Проще говоря, вертухаем. То есть фактически сидел. И убедился на собственном опыте. Что по одну сторону колючей проволоки, что по другую, один и тот же Ад. Зона, она не за колючкой, она - вокруг нас.

Мила. Опасные мысли произносите. Вся страна — зона.

Довлатов. Я, собственно, об этом пишу.

Мила. Так мы живем в Аду?

Довлатов. Думаю, Ад — это мы сами.

Мила. Да? А Жан-Поль Сартр считает, что Ад — это другие.

Довлатов. Жан-Соль Партр ошибается. Никто не способен испохабить нашу жизнь так, как мы сами. Я в этом убеждаюсь чуть ли ежедневно.

Мила. Сергей, у вас трагическое восприятие реальности.

Довлатов. Таков уж жанр бытия. Жизнь всякого человека и есть трагедия. Тут уж ничего не поделаешь.

Мила. Почему?

Довлатов. А вы не понимаете?

Мила. Нет.

Довлатов. Да потому что заканчивается трупом! Заметьте, даже не чужим, а твоим собственным. Вряд ли отмажешься. Хорошо, что видеть нам этого не дано. Хотя - как знать!

Мила. Сергей, мне бы очень хотелось прочесть ваши рассказы.

Довлатов. Нет ничего проще! Я завтра же вам их доставлю. Целую пачку. Причем с утра. (Достает из кармана авторучку и блокнотик). Диктуйте адрес!

Мила. Ах! Смотрите, а снегопад кто-то выключил.

Довлатов. Известно кто. Советская власть.

Мила. И здесь Советская власть виновата?

Довлатов. Да. Так уж она устроена, сволочь. Отключать все хорошее. Ну, так какой ваш адрес?

Затемнение.

Довлатов заходит в телефонную будку на краю сцены, бросает в прорезь аппарата две копейки и набирает номер. Длинные гудки, соединение.

Довлатов. Добрый вечер, Мила... Да вот интересуюсь, как мои рассказы?.. Да вы что?.. Неужели настолько?.. Прямо гениальны?.. Новый Гоголь явился?.. А у меня есть для вас два новых... Да... Знаете, что? Давайте встретимся. У меня есть десять рублей, и я приглашаю вас в ресторан. Согласны?.. В какой? Давайте в «Дельфин». И вам удобно, и мне. Значит, в шесть... Ага. Жду.

В центре сцены вспыхивает лампа на столике, высвечивая фигуру официанта.

Довлатов. (Отодвигает стул от столика, предлагая Миле сесть). Мила, вы не понимаете! Литература, то есть, собственно, мои рассказы, - это единственное, что имеет смысл. Больше ничего в этой жизни меня особо не интересует.

Мила. Сережа, глядя на вас в это трудно поверит. А женщины?

Довлатов. Небось, думаете, зачем этот бугай мне мозги компостирует? Но на самом деле так и есть! Кроме своих рассказов, больше я ни на что не годен!

Официант. Что будете заказывать? Вот меню.

Довлатов. А, да! (Берет со стола меню). Мила, что будете пить, есть?

Мила. (Тоже смотрит в меню). Пить я не буду. А вот поесть...

Довлатов. Четыреста грамм водки, бутылку «Боржоми» и отбивную с гарниром.

Официант. Пюре из картофеля?

Довлатов. Пусть будет из картофеля.

Мила. А мне, пожалуйста, щи, котлеты по-киевски и компот.

Официант. Котлеты с рисом или макаронами?

Мила. С макаронами.

Довлатов. Какой у вас мещанский вкус.

Мила. Какой уж есть. Между прочим, макароны — итальянское изобретение. Но если честно, я жутко проголодалась.

Довлатов. (Официанту). Главное, с водкой не затягивайте!

Официант. У нас все быстро, как на скорой помощи.

Довлатов. Отлично!

Официант приносит стаканы, рюмку, графинчик с водкой и бутылку «Боржоми». Довлатов наливает и выпивает.

Довлатов. А, да! Чуть не забыл. (Лезет в портфель и достает роскошный альбом Ван Гога). Это вам?

Мила. Мне? (Смущается). Ну зачем вы? Огромное спасибо. (Раскрывает книгу. Листает, всматривается в страницу). Сережа! Но она же библиотечная. Вот — штамп читального зала.

Довлатов. Ну и что? Не беспокойтесь. Никто не узнает. Это я для вас спер.

Мила. Как нехорошо! Некрасиво. Я не могу это принять.

Довлатов. Да бросьте! Где вы купите такой альбом?

Мила. Нет!

Довлатов прячет альбом обратно в портфель.

Довлатов. Ладно. Дело ваше.

Мила. Вы меня пугаете. У вас какие-то криминальные наклонности.

Довлатов. Я вырос в подворотне. Опять же, безотцовщина. Так вот! Без своих рассказов я — ничто. Точнее, ничтожество. Одна жена меня бросила. Вскоре бросит и вторая. Работать я ненавижу. К любви и дружбе не способен. К тому же запойный алкоголик. Завтра сдохну - никто не пожалеет, кроме мамы. Единственное, что меня здесь держит, - это слово...

Официант приносит еду и расставляет тарелки на столе. Довлатов наливает себе водку, выпивает.

Мила. Вы пьете водку, словно воду.

Довлатов. Водка и вода — слова однокоренные. Мне важно ваше мнение. Потому что я... ему доверяю. А это, поверьте, не так уж мало.

Мила. Вы преувеличиваете мое значение.

Довлатов. Ничуть! От вашего мнения зависит мое будущее!

Мила. Но это ведь не так! Если только вы в меня не влюбились.

Довлатов. Кхе! Не смешите меня. Ну как я мог в вас влюбиться, Мила?

Мила. Как? Обычно. Как все влюбляются...

Довлатов. Да? Помилуйте, Мила! Вы видели мою жену Лину? Хоть сейчас на обложку модного журнала. А бывшая — так вообще звезда Голливуда!

Мила. (Смущаясь). Да я и не спорю.

Довлатов. (Наливая и выпивая). А что можно сказать о вашей внешности?

Мила. Что можно сказать о моей внешности?

Довлатов. Что сразу за вами идут экспонаты Кунсткамеры!

Мила. Оригинально! Это у вас такой способ развлекать женщин и делать им комплименты? Может, мне вам щи в лицо выплеснуть?

Довлатов. О, Господи! Не обижайтесь, Мила! Это я так по-дурацки шучу. Правда, простите! Вы женщина — хоть куда! Просто не вписываетесь в мои критерии. Мой идеал — стройная, длинноногая блондинка под метр восемьдесят.

Мила. Поэтому обе ваши жены — жгучие брюнетки?

Довлатов. Так уж вышло.

Мила. Я сейчас встану и уйду.

Довлатов. Понимаете, Мила, я говорю предельно серьезно. Дело ни в сексе, ни в любви. Тут все гораздо ужасней. Вы - моя судьба! Фатум! Выходите за меня замуж!

Мила. Сергей, перестань поясничать.

Довлатов. О! Мы уже на ты?

Мила. Да, пора перейти на ты. А то похоже на дешевую оперетку.

Довлатов. Точно определила! (Наливает водку). На брудершафт?

Мила. Нет. Сегодня не пью.

Довлатов. Тогда я один. С позволения... (Выпивает). Так вот, Мила. Еще раз. Выходи за меня замуж! Я не шучу.

Мила. Ты же знаешь, я замужем. И люблю мужа.

Довлатов. Ну и что? Я тоже женат. И люблю. Но это ненадолго.

Мила. Ну и как ты себе это представляешь?

Довлатов. Да так. Нет ничего проще. Ты бросаешь своего Штейна. Я бросаю Лину. Сходимся, живем.

Мила. Что за чушь? А главное, зачем? Если ты меня не любишь.

Довлатов. Зато ты принесешь мне удачу! Любовь - это для пионеров и военных. Ты мне нужна. Просто необходима! Можно сказать, я не могу без тебя жить! Пропаду! Сопьюсь! Сгину раньше срока.

Мила. Сергей, ты псих или напился?

Довлатов. (Доливает водку из графина). Ни то, ни другое. Но если откажешь, напьюсь обязательно. Как последняя свинья.

Мила. Я вижу тебя второй раз в жизни.

Довлатов. Третий! Какая разница? С тобой я стану крупным писателем типа Аксенова. И ты будешь мною гордиться! Говорю же, это фатально!

Мила. Я не готова к таким поворотам судьбы.

Довлатов. Но ты же считаешь меня гением!

Мила. Да, я считаю, что ты пишешь замечательную прозу.

Довлатов. Ну так в чем дело? Даю неделю на размышления. Только сразу предупреждаю. Жить со мной тяжко. Как и всякий писатель, я неврастеник с невыносимым характером. К тому же алкоголик.

Мила. Сергей, давай закончим этот бессмысленный разговор.

Довлатов. (С сожалением глядя на пустой графин). Мы только начали.

Мила. Может быть, сходим на выставку в Эрмитаж?

Довлатов. (Заметно пьянея). Ни в коем случае! Я ж говорил. Я ненавижу живопись, консерваторию, театр. Предпочитаю шашлык, кино и джаз.

Мила. Сережа, мне пора.

Довлатов. Чего это? Я вел себя как зануда и надоел?

Мила. Нет, просто уже поздно, и нужно домой.

Довлатов. Ха! Ты же только что предлагала мне Эрмитаж.

Мила. Ты меня проводишь?

Довлатов. До Кунсткамеры? К своим потянуло? Это настолько необходимо?

Мила. И все-таки ты хам! (Вскакивает и, роняя стул, убегает).

Довлатов. Официант!

Официант. Еще что-нибудь закажите?

Довлатов. Еще водки! Грамм двести. Да, искусством не интересуетесь? Вам не нужен роскошный альбом Ван Гога? Могу подогнать.

Официант. Мне — нет, но сейчас спрошу на кухне.

Довлатов. Ага. Давай.

Довлатов отрезает изрядный кусок отбивной, накалывает его вилкой, отправляет в рот и патетически жует.

Затемнение.

Душная ночь в Бруклине. В комнате полумрак, и только свет ночника очерчивает темные силуэты. Довлатов снова шарит по шкафам в поисках выпивки. Ничего не находит. Подходит к окну и сквозь щель в жалюзи смотрит на улицу. Вдруг из темноты, топая ботами, выходит симпатичный пухлый мальчик лет семи, в белой рубашке и бриджах, и дергает Довлатова за штанину. Довлатов вздрагивает и явно пугается.

Довлатов. Ты тут откуда, малыш?

Мальчик. Оттуда.

Довлатов. Откуда оттуда?

Мальчик. Ну, оттуда.

Довлатов. Ладно. И как тебя зовут?

Мальчик. Сережа Мечик.

Довлатов. Прям как меня в детстве. Так ты кто?

Мальчик. Неужели не догадываешься?

Довлатов. Нет.

Мальчик. Совсем отупел от водки? Я — ты.

Довлатов. То есть?

Мальчик. Ну, я - это ты, только маленький.

Довлатов. О, Господи! Опять.

Мальчик. Помнишь, все во дворе звали тебя Мячиком.

Довлатов. Да, помню.

Мальчик. Помнишь, ты пришел в первый класс, и учительница спросила, как тебя зовут. А ты ответил: «Меня зовут Сережа Мечик, я — еврей». И все ребята засмеялись.

Довлатов. Помню.

Мальчик. Это был я.

Довлатов. Так я или ты?

Мальчик. Мы оба, но я бы никогда не поверил, что стану таким страшным, как ты сейчас.

Довлатов. Я бы и сам никогда не поверил.

Мальчик. Зачем ты стал таким страшным?

Довлатов. Не знаю. На самом деле я не хотел. Так получилось. Поживешь с моё, поймешь.

Мальчик. Не понимаю.

Довлатов. Да. Такое понять трудно.

Мальчик. Мама переживает.

Довлатов. Мама?

Мальчик. Да, мама. У нее сердце за нас болит.

Довлатов. У меня тоже болит сердце. А еще живот. Сильно.

Мальчик. Ты совсем забыл про маму.

Довлатов. Я позвоню ей, обещаю.

Мальчик. Нужно вызвать врача.

Довлатов. Кому, маме?

Мальчик. Тебе, дурак!

Довлатов. Не могу. Я закрыт в чужой квартире. На замок, который не открывается изнутри.

Мальчик. В чужой? Как же так вышло?

Довлатов. Ну, не совсем в чужой. Это квартира одной моей хорошей знакомой. Она хочет, чтобы я вышел из запоя.

Мальчик. А ты в запое?

Довлатов. Да, кажется, скоро три недели как.

Мальчик. Хорошая женщина?

Довлатов. Да, она добрая женщина. К тому же мой идеал. Молодая стройная блондинка под метр восемьдесят. Но тебе еще рано об этом...

Мальчик. А тебе уже поздно?

Довлатов. Поздно? Почему?

Мальчик. Потому что ты старый и страшный.

Довлатов. Ну, не такой уж я и старый. Мне скоро исполнится всего 49 лет. Еще жить и жить.

Мальчик. Не все люди живут долго.

Довлатов. Да, не все. Как думаешь, я доживу хотя бы до шестидесяти?

Мальчик. Мы.

Довлатов. Что, мы?

Мальчик. Мы доживем. Забыл? Я — это ты.

Довлатов. Так доживем?

Мальчик исчезает.

Довлатов. (Блуждая по комнате и всматриваясь в углы). Мальчик, где ты? Сережа! Мячик! Куда ты делся? Так доживем или нет? Ответь мне! Доживем?..

Затемнение.

Вечеринка в ленинградской квартире. Стол с едой уже отодвинут к стене. Полумрак, играет бобинный магнитофон фирмы «Grundig». Гости курят, общаются, выпивают. Звучит песенка Nancy Sinatra «These Boots Are Made for Walkin’». Изрядно поддатый Довлатов в центре комнаты танцует в одиночестве, выдавая замысловатые па. На балконе, уединившись от остальных, - Мария и Мила.

Мария. Он тебе вообще зачем?

Мила. С ним интересно! Он обаятельный, талантливый, яркий. Мне лестно быть рядом с ним.

Мария. Хм. Ничего себе! А так бывает?

Мила. Получается, бывает.

Мария. Тогда давай. Вперед!

Мила. Никогда! Он слишком самовлюблен и избалован женским вниманием. У меня рядом с ним комплекс дурнушки.

Мария. Да брось ты!

Мила. Нет, никогда! Это был бы кошмар!

Мария. Получается, тебе нужен какой-то психологический пинг-понг?

Мила. Примерно так.

Мария. Н-да.

Мила. Я и сама от себя не ожидала, что поведусь на эту игру.

Мария. Тогда бери на себя часть партии. По крайней мере, это было бы честно.

Мила. Я готова, но не могу понять, зачем он меня постоянно унижает?

Мария. Он изображает крутого мужика. Это тоже часть литературы. Ты его зацепила. Он дает тебе каждый свой новый рассказ, который ты тут же объявляешь шедевром. Всё, он подсел! Теперь он как наркоман на героине, требующий очередную дозу.

Мила. Это не опасно?

Мария. Опасно.

Мила. Так что же мне делать?

Мария. Не принимать всё слишком всерьез. Полегче относиться к его выходкам. Слова делить напополам. В конце концов он не сумасшедший! Всё понимает.

Витя. У вас не слишком интимный разговор? Могу я пригласить жену на танец?!

Мила. Можешь.

Звучит хит Marie Laforet «Manchester et Liverpool». В комнате танцуют несколько пар. Довлатов без пары продолжает выдавать свои причудливые па. Супруги Штейны начинают танцевать.

Довлатов замечает их и, танцуя, медленно приближается, после чего сильно толкает Витю своим откляченным задом. Витя и Мила чуть не падают.

Витя. Что это за жлобство?

Довлатов. Жлобство? Где жлобство?

Витя. Нарываетесь?

Довлатов. Да, нарываюсь!

Витя. Хамло какое!

Довлатов. Выйдем?

Витя. Выйдем!

Довлатов и Витя выходят на лестничную площадку. Кто-то выключает магнитофон; гости вываливают на площадку вслед за назревающей дракой.

Витя. Так какие у вас ко мне претензии?

Довлатов. Лично к вам — никаких. Но я хочу, чтобы вы знали. Я дорожу дружбой с вашей женой и даже много раз предлагал ей выйти за меня замуж.

Витя. Ах вот как!

Довлатов. Да, так! Пока что я ее не завоевал, она меня отвергла. Но я не сдался. И своего добьюсь! Моя дальнейшая жизнь без вашей жены — не жизнь!

Толя. Вот это цирк!

Андрей. Серега, не сдавайся!

Мария. Что здесь происходит?

Толя. Да Довлатов опять чудит.

Витя. Что ж, действуйте! Только прошу, меня, пожалуйста, не вовлекайте в свои матримониальные планы. И вообще! Скрывать не буду. Я Миле сильно удивляюсь, поскольку вы представляетесь мне полнейшим ничтожеством!

Довлатов. Вы мне тоже! Мила! Обещай мне при всех, при свидетелях, что, когда этот гнусный поц тебя бросит, ты придешь ко мне, и мы поженимся!

Мила. (Тихо). Обещаю.

Довлатов. Громче! Ты согласна?

Мила. Согласна.

Витя. Ага. (Расталкивая друзей, сбегает по лестнице вниз).

Мила. Витя! А пальто? Ты пальто забыл!

Толя. Мила, не изображай тут из себя престарелую Мессалину. Бери пальто, и вали домой. Да побыстрее. А мы с Сержем справимся.

Вспышка.

Квартира Штейнов. Супруги выясняют отношения.

Витя. Мила, ну как так можно? Ты же выставила меня посмешищем перед всеми!

Мила. Я не хотела! Откуда я знала, что он себя так поведет?

Витя. А надо было знать! Ты дура, Мила? А? Это же просто какой-то балаган! Позорище на весь Питер!

Мила. Поверь, у меня с ним никогда ничего не было!

Витя. Зачем ты вообще с ним якшаешься? Избавь меня, пожалуйста, от пошлых богемных сцен!

Раздается длинный требовательный звонок в дверь. Витя открывает. Вваливается Довлатов, совсем «на бровях».

Довлатов. Мила, я пришел за тобой! Собирайся!

Витя. Сергей, отправляйтесь домой. Ваша мама звонила. Она очень беспокоится.

Довлатов. Уйду только с ней! А ты, сука, отстань! Ну, давай, Мила, собирайся!

Мила. Сережа, да ты что, с ума сошел? Куда собираться?

Довлатов бьет Милу по очкам; очки летят на пол.

Витя. (Загораживая жену). А ну-ка пошел на хуй! Вон, подонок!

Довлатов бьет Витю в лицо, но тот держит удар и делает борцовскую подсечку. Довлатов падает, и Витя крепко хватает противника за ухо и тащит из квартиры. Довлатов орет. В прихожей появляется няня Нюра.

Няня Нюра. Вот так! Правильно! Хулюганют! Надо милицию вызвать.

Витя. Не надо милицию! Сами справимся.

Довлатов. А-а! Больно, придурок. Ухо оторвешь!

Витя выкидывает Довлатова из квартиры и захлопывает дверь.

Витя. Так! С этого момента чтоб ноги этого подонка в нашем доме не было!

Мила. Никогда?

Витя. Никогда! И я запрещаю тебе с ним общаться!

Мила. Навсегда?

Витя. Навсегда!

Мила. Хорошо.

Няня Нюра. У, хулюганы! Все-таки надо было милицию вызвать.

Затемнение.

Бруклин. Довлатов лежит на диване и держится за левое ухо, будто оно болит. У него возникают видения, как бы транслируемые на экране. Начинается фильм. Ватага мальчишек, среди которых и семилетний малыш Довлатов, гуляет по питерским крышам, с которых открываются великолепные панорамы города. Художественная школа. Подросток Довлатов стоит рядом с мольбертом и пишет натюрморт. Юноша Довлатов боксирует на ринге.

Вечер в сквере. Довлатов и Света сидят на скамейке.

Довлатов. Значит, ты вышла замуж?

Света. Да, полгода назад.

Довлатов. И как, счастлива?

Света. Да знаешь, не очень.

Довлатов. Вот как? Зачем же выходила?

Света. Да дура была. Думала, стерпится-слюбится.

Довлатов. Не стерпелось?

Света. И не слюбилось.

Довлатов. Я же всегда тебе говорил. Что банально, то неверно.

Света. Чего уж теперь.

Довлатов. А если бы я сейчас предложил тебе мужа бросить и выйти за меня? Ты бы согласилась?

Света. Да!

Довлатов. Ах вот, оказывается, какая ты, Света, все-таки блядь!

На экране - шумное застолье, все чокаются и выпивают. Кто-то произносит фразу: «Кто у нас в Ленинграде лучший поэт? »

Довлатов. Бродский.

Кто-то. А лучший прозаик?

Довлатов. Наверное, Битов.

Кто-то. Серега, придумай рифму к слову анчоусы!

Довлатов. А ничего усы!

Кто-то. Что ж ты, Серж? Где твой магнум опус?

Довлатов. (Нарочито шепелявя). Я еще скажу свое слово в искусстве!

Экран выключается, Довлатов стонет и зарывается головой под подушку.

Вспышка.

Редакция малотиражной газеты «Знамя прогресса». Пять письменных столов расставлены по комнате в причудливом порядке. За одним из них сидит Довлатов, курит и печатает на машинке. Входит Иван.

Иван. Здорово!

Довлатов. Привет!

Иван. Чего пишешь? (Садится за соседний стол).

Довлатов. Статью о вреде алкоголизма. Взял интервью у главного нарколога Ленинграда.

Иван. Да? И что он тебе рассказал?

Довлатов. Да ничего. Несколько стадий. Цирроз печени, панкреатит, сердечно-сосудистая система. Можно умереть. Ты сам откуда?

Иван. Из «Невы». Получил издевательскую рецензию на повесть.

Довлатов. Ну да? Дай-ка посмотреть!

Иван. (Вытаскивая рукопись из портфеля и протягивая Довлатову). Вот все думаю, кто бы это мог сочинить?

Довлатов. (Быстро просматривает текст). Хе! Это Лурье. Его ернический стиль.

Иван. Да ну! Не может быть, мы же с ним в хороших отношениях.

Довлатов. Ну и что? Ты еще не просек фишку? Писатель писателю — волк.

Иван. Н-да!.. Но есть и хорошая новость.

Довлатов. Какая?

Иван. Васильич начислил нам премии. Аж по тридцатнику. Можно идти в кассу.

Довлатов. И ты молчал? (Допечатывает фразу). Точка! Готово.

Иван. Встретил в коридоре Риту. Говорит мне: «Раньше у нас в редакции было лучше. Мы все премии получали. А тут пришли две богемы (это мы с тобой), и весь премиальный фонд к вам уходит».

Довлатов. А ты бы ей сказал: работать надо!

Иван. Я так и сказал.

Довлатов. А она?

Иван. «А мы что, не работаем? »

Довлатов. Я завтра сюда приведу свою собаку Глашу, через неделю она будет писать лучше, чем они. Ладно, пошли!

Иван. Куда?

Довлатов. В кассу!

Иван. А потом опять на Пять углов?

Довлатов. А куда же еще?

Иван. Никогда не пил столько, сколько с тобой. Допьюсь до цирроза.

Довлатов. Тебе это не грозит.

Иван. Почему?

Довлатов. Ты не запойный и даже никогда не опохмеляешься.

Выходят из комнаты. Вспышка. И сразу выходят из пивной.

Довлатов. Пивом душу не обманешь. Берем водку, закуску и идем ко мне.

Иван. А ты знаешь, что Марамзин опять избил девушку?

Довлатов. Какую на этот раз?

Иван. Вообрази! Дочку генерала. Так что на этот раз все серьезно. Посадят по хулиганке.

Довлатов. Не посадят. Он позвонит Гранину, и тот его отмажет.

Иван. От генерала?

Довлатов. Представь себе!

Иван. Это нормально, бить женщин?

Довлатов. Не нормально, но иногда приходится.

Иван. Это как?

Довлатов. Да так! Сам не знаешь? Доведет какая-нибудь стерва до белого каления, и сам не заметишь, как вмажешь.

Иван. Но это что ж такое?

Довлатов. Садо-мазохизм. Я же не говорю об элементарном быдле. Хотя Марамзин, возможно, быдло и есть. О, гляди, Яша!

Яша. Привет, бухаете?

Довлатов. А что заметно?

Яша. Невооруженным глазом.

Довлатов. За что я люблю Ленинград, так это за тесноту человеческого ряда. Выйдешь на пять минут на улицу, и пару-тройку знакомых обязательно встретишь. Третьим будешь?

Яша. Нет, Сережа, я спешу в издательство.

Довлатов. О! В издательство... Все по издательствам ходят. Говорят, в «Литературке» напечатали твою статью. Сам не видел, но поздравляю! Как это тебе удалось?

Яша. (Обиженно). Как? Отправил и опубликовали. Ты отправь, и опубликуют.

Довлатов. Уже три раза отправил. Не печатают!

Яша. Ну, пока!

Иван. Повезло!

Довлатов. Везет тому, кто везет. Знаешь такую присказку?

Иван. В смысле, работать надо?

Довлатов. Работать в любом случае надо, но результат все равно не гарантирован. Софья Власьевна бдит! Во, заходим!

Заходят в магазин.

Довлатов. Твою мать, очередь!

Иван. Да она быстро двигается.

Довлатов. Что есть, то есть. Это не за финским мебельным гарнитуром.

Иван. За гарнитуром очереди нет. Там все по блату.

Довлатов. Блат — жидовское слово. В переводе с идиш означает «лист», то есть нужную бумажку.

Иван. Нужные связи. Я тебе рассказывал, как я в редакцию устраивался?

Довлатов. Напомни.

Иван. Тоже ведь по блату. Захожу к редактору. Он: «А, вы такой-то? Мне Сережа Довлатов о вас рассказывал. Как у вас с пятым пунктом? » Я: «А что это такое? ». Он: «Ну и отлично! Вы приняты. Идите оформляйтесь». Я поначалу, признаться, не врубился. Только позже дошло.

Довлатов. Ясно, что не врубился, ты же не еврей! Только всякий еврей в нашей распрекрасной стране сразу понимает, что такое пятый пункт.

Иван. Вы как-то все друг с другом связаны. Словно одна большая семья. Что это? Кровь? Или осознание особой миссии?

Довлатов. Не только. Евреи на собственных шкурах изучили, как мерзко, когда тебя убивают.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 Следующая ⇒