Отрезок седьмой

Это здание существует до сих пор, не существовать оно не может, потому что является историческим памятником, сторожимым государством. На углу Лиговского проспекта и Обводного канала стоит каменный сарай, бывший кинотеатр «Норд», к которому с тыльной стороны прирос, как древесный гриб к березе, семиэтажный жилой дом. Теперь его наконец-то отреставрировали и заселили арендаторами, торгующими всем, что нужно населению.

Когда-то во времена продуктовых талонов, кооперации и рэкета здесь были замечены очаги самодеятельности, в том числе вокально-инструментальной. А потом в указанном помещении нарисовался Коперфильд отечественного рока Петрович.

Петрович носил зеленый джинсовый комбинезон, в его густых и длинных волосах настырно проглядывала седина, руки были приучены к барабанным палочкам и левым деньгам. Женат он был на американке, которая играла на гитаре в группе не менее американской, чем она сама. Супруга Петровича являлась сестрой барабанщика рок-ансамбля Manowar, посему над Петровичем маячил нимб музыкального мученика, что не могло не броситься в глаза даже тем, кто не питал любви к классическому хэви-метал, который Manowar мусолил из года в год, слагая оды о королях металла.

Мастер казуистики, разводок и запуток Петрович соорудил из воздуха три нолика (Общество с ограниченной ответственностью), и создал рок-клуб, назвав его «Гора». С властями у мастера была достигнута договоренность на уровне, что мы здесь вам все отреставрируем, а вы в это верьте. Долгое время контрагенты данного соглашения не вспоминали друг про друга, что позволяло «Горе» существовать под эгидой вечного ремонта. Сам Петрович стучал на барабанах в коллективе «СС-20», просуществовавшем ровно столько, сколько длился последний период пребывания Петровича в России.

Сенникову было предложено стать директором бара. То бишь, поучаствовать в предприятии денежно. Сенников выгнал из бара всех предыдущих обитателей, за исключением тараканов, накупил микроволновок и электрочайников и занялся частной предпринимательской деятельностью весьма сомнительного содержания. До него дело происходило так: Валера Крюк шел в соседний магазин, покупал там ящик пива и продавал его в клубе с небольшой наценкой. О наличие в городе оптовых баз Крюк не догадывался. Закорючное погоняло к Валере, который был похож на фигуру лошади в шахматах, прилипло вследствие откровенно не военной осанки. Он ходил, чуть сгорбившись, выставляя на всеобщее обозрение покрытый военной курткой еле видный холмик спины.

По словам Сенникова, Крюк ведал сантехникой и клянчил денег. Провал в области знаний физики позволил ему, как истинному профессионалу, законнектить в баре раковины для мытья посуды напрямую к фановой трубе, без колена. Ему стоило бы посидеть за партой, понаблюдать за соединяющимися сосудами, одним из примитивных опытов, который можно заменить демонстрацией унитаза. В туалетное говносборное седалище вмонтирована изогнутая как саксофон труба. Названа она в честь серединной части ноги, ответственной за сгибание и разгибание. И вмонтирована туда по простой причине, проистекающей из правила соединяющихся сосудов — чтобы не воняло. Валера решил сэкономить, и убрать из сантехнической коммуникационной цепи такой элемент, как колено — над барной стойкой витали редкие запахи.

Вечно перегоравшие лампочки никогда не покупались, хотя бюджет клуба предусматривал такую статью расходов. В любом случае «бабки» пропивались, а лампочки выкручивались из всех окрестных подъездов. Поскольку «Гора» не отапливалась (если не учитывать единственную тепловую пушку, имевшуюся в наличие), Сенников пополнил скудное меню бара глинтвейном, благосклонно принятым посетителями.

В один прекрасный день звукооператор приобрел косу. Коса — многометровая шина проводов, точнее шнуров (порядка двадцати штук), которая прокладывается от сцены к пульту. Выглядит как толстый кабель. Стоила по одной версии двести долларов, по другой — четыреста (нужно иметь в виду, читая здесь информацию о ценах и о денежных суммах, что действие происходило в начале девяностых, ни о каком дефолте даже речи не шло). И случилось так, что туалеты, располагавшиеся внизу, рядом с репетиционными точками и логовом местного электрика Мегавольта (этот Винтик-Шпунтик мог принять на себя любое количество ампер и не засветиться лампочкой Ильича) засорились.

Перед Валерой Крюком была поставлена задача, входившая в его сантехническую компетенцию — прочистить толчки. Даже домохозяйка, хоть раз сталкивавшаяся с засором, знает, что существуют ершики, вантусы, длинные металлические черви. Но инфузория-туфелька Валера, унитазная кастелянша ООО «Гора», располагал иными сведениями. В поисках орудия производства он наткнулся на косу, лежащую у стенки. Валера, не долго думая, взял топор, и перерубил ее пополам с педантизмом опытного дровосека, после чего пошел высвобождать унитазы от застрявшего в них дерьма. Неизвестно, что стало со звукооператором, который пришел в клуб и задал вопрос в стиле сказочного мишки («Кто ел из моей тарелки? »):

— Где моя коса?

Унитазы были прочищены.

Что-то хорошее в одноклеточном Валере (ныне он весьма представителен, администрирует группу «Пилот») все-таки должно было присутствовать, раз он был женат на девушке Тане. Потом он на ней не был женат, потому что Сенников. Просто потому что Сенников. Таня переехала к Лешечке на улицу Лизы Чайкиной.

Это был типичный для Петроградской стороны доходный дом, постройки конца XIX — начала XX вв., в каких жили герои Островского и Достоевского. Сенников купил одну из трех комнат в квартире, располагавшейся на последнем, шестом этаже. Остальные две принадлежали бурятам, тотально отсутствовавшим. Горячей воды не было, потому что соседи произвели товарообмен газовой колонки на неустановленное количество портвейна. В кухне громоздилась ванна — декоративный предмет интерьера, порой заменявший некоторым гостям кровать. Петербургская телефонная сеть решила в силу высотности здания, доверить жителям последнего этажа освоение голубиной почты вместо проводной связи. «Мобилизация» страны только начиналась, стандарт GSM еще не оцифрил жителей города сотами передатчиков. Поэтому, находясь в сенниковской Terra incognita, мы были отрезаны от внешнего мира с телекоммуникационной точки зрения.

Дверь в саму квартиру открывалась при помощи железной штучки с ручкой, напоминавшей лобзик без пилки. Нужно было продеть штучку в дверную брешь, и повернуть замок. Поскольку отмычка лежала на лестнице как будто в специально для нее сделанном углублении, каждый, кто знал об этом, имел доступ в квартиру в любое время суток. Сенников, приходя из «Горы», говорил:

— У меня на работе клуб, и дома клуб.

Здесь прошли золотые годы улиточного ансамбля, который поначалу назывался White cannibal dance. Попал я в него исключительно стараниями Кирилла, который проел плешь парням о том, что им нужен другой вокалист (до меня пением занимались Сашечка и Сенников). Пока что не было и речи о том, чтобы исполнять песни собственного сочинения, поэтому пел я то, что давали. Играли мы нечто среднее между танцевальной музыкой и гранжем. Первый концерт в данном составе случился в «Там-Таме», нигде более он не мог случиться, потому что более демократичного администратора и арт-директора, чем Сева Гаккель, сложно себе представить (разве что Юра в «Молоке»). Музыкальное действие без антракта приехала посмотреть Маша. После все рванули к Сенникову будоражить печень водкой, первый профессиональный концерт как ни как. Я потянул Машу с собой. В наших с ней отношениях уже наметилась финальная фаза, мы не общались несколько месяцев. Бабье лето любви нисходило на нет. А логово Сенникова постепенно расширялось.

Непатентованный медвежатник Кирилл, который активно искал себе место жительства, аккуратными движениями вскрыл одну комнату, потом другую. Бурятский дух выветрился моментально, буквально после первой же пьянки. Кот Херес жрал сухие макароны, и каждый, кто приходил сюда, помнил о главном каноне местного жилищного кодекса: «Накорми Сенникова и кота». В разгар очередной строительной декады в «Горе» Сенников вместе с охранником пошли в магазин прикупить что-нибудь съестного. Одеты они были в грязные бушлаты, заляпанные цементом. Сенников вспомнил про Хереса, и попросил у недозревшей еще до шуток юмора продавщицы «Вискас». Продавщица взяла банку с полки, положила на прилавок, затем придвинула ее к себе движением крупье, сгребающего фишки.

— Вообще-то это еда для кошек.

Сашечка купил себе в магазине «Олимпиец» модный рюкзак. Модный рюкзак был сделан из модной прорезиненной ткани. При сгибании материи, на ней оставался белый след. В итоге через два часа после покупки рюкзак выглядел, как найденный на помойке. В туалете в квартире Сенникова плохо работал слив (Валеру Крюка бы туда). Поэтому бумагу следовало выкидывать в рядом стоящее ведро. Сенников с Сашечкой собрали очередную порцию использованного бумажного материала, который уже успел соприкоснуться с несколькими жопами, поместили в модный рюкзак и, повесив его в телефонной будке, забежали за угол. Мальчикам в ту пору было уже глубоко за двадцать. Рюкзак запасла бабка, торговавшая рядом мороженым.

В «Горе» тем временем произошли кадровые перестановки. Инвестора Сенникова слили из бара, предложив ему почетное место администратора-директора. Одно время тем же самым параллельно с Лешечкой занималась Ксюша из «Джан Ку». В итоге случались прецеденты, когда паритетные директора забивали на один и тот же день разные группы.

Лешечка начал платить музыкантам деньги, к неудовольствию Петровича, который причислял эти деньги к разряду потерянных, потому что музыкант должен играть за идею. Так считал Гарпагон Петрович.

Сенников соблазнял юных посетительниц клуба, водя их по нескончаемым закуткам «Горы». Экскурсии как правило заканчивались коитусом, и один раз девушка посетовала Лешечке:

— Ты бы хоть спросил, как меня зовут.

— А зачем? — ответил Сенников, продемонстрировав тем самым нравственную чистоту и глубину своей натуры.

Мы с Кириллом начали склонять парней к тому, чтоб играть более тяжеловесную музыку. У меня уже были написаны кое-какие песенки для будущего репертуара. Групп этого направления расплодилось, как бактерий в разлагающемся организме. Некоторые не парились, начиная с названия. Мне запомнилась команда «Рычаги». Rage against the machine огорошили всех своей непосредственностью, начиная с аранжировок и концертных клипов, снятых на VHS, и заканчивая соло Тома Морелло. Фестиваль «Учитесь плавать» и одноименная программа на радио «Максимум» зазвучали в полный голос. Александру Ф. Скляру отдельный респект за все, что он сделал. В журнале NME были опубликованы рецензии на питерско-московские концерты Soulfly, одна из которых была написана мной, другая Скляром. Сравнивая их, складывается такое впечатление, что Скляр до сих пор не может избавиться от серьезного тона серьезных парней, играющих тяжелую музыку. Но стоит признать, что многие группы так бы и сидели в анусе, не попади они на «Учитесь плавать».

Несуразное и головоломчатое название White Cannibal dance следовало убить. Мы заперлись в квартире на улице Лизы Чайкиной и поклялись, что не выйдем оттуда, пока не будет придуман новый лейбл. Я, Кирилл, Сашечка, Сенников и Серега сидели с сосредоточенными лицами банковских служащих, производящих выплату по счетам, периодически высказывая всякую хрень, типа «Чук и Гек». Ничего более кретинического, чем «Улитки» в голову не пришло (первоначальная версия звучала как «Великий поход перуанских улиток против северных штатов»). С таким же успехом можно было называться «Лягушечки», особенно учитывая тот факт, что музыкальным ориентиром стал хардкор. Когда я поехал в «Там-Там» забивать концерт, то лишний раз удостоверился, что Гаккелю приходилось сталкиваться и не с такими идиотскими идеям. В лексике Павлика тогда присутствовала лингвистическая троица детского сада (ребзя, тубзик, зыка), коей были нашпигованы все фразы в нашей компании.

— Сева, — сказал я. Мы раньше назывались White cannibal dance, но теперь называемся зыка — «Улитки».

— «Зыка улитки», — проговорил Сева, записывая нас к себе в тетрадь.

Первый концерт был намечен на первое апреля. На этот же день было намечено открытие новой «Горы».

Петрович предложил всем акционерам ООО «Гора» произвести реконструкцию помещения, отреставрировать большой зал, сделать внизу техно-клуб «Нора» и зажить припеваючи. Персонал, полный энтузиазма, рьяно взялся за дело. Строительные материалы воровались, рабочая сила была даровая (сами и строили), в итоге ничего, кроме «Норы» не построив. Первого апреля произошло торжественное открытие с участием немыслимого количества групп. В анонсах было завялено, что клуб предстанет в новом обличие, с новыми территориями для релаксации, и прочие сказки Андерсена. Ничего это не произошло, публика вляпалась в еще не высохшую краску, и, как правильно заметил кто-то на «Радио Катюша», это была самая-самая первоапрельская шутка. Затем в большой зал въехал «Полигон» — музыкальный трест Паши Клинова, ныне продвигающего «Психею», «Нора» отошла «Двум самолетам», а «Гора» как таковая являла собой пародию на клуб.

«Там-там» накрылся медным тазом, буквально через неделю после того, как мы дали в нем первый концерт с новым названием. Директор Fishfabrique Паша Слон рассказывал, что у них с Рыбой, тогдашним совладельцем Fishfabrique была бумага от полномочного представителя президента — примерно такая же, как в фильме «Три мушкетера»: подателю сего можно все. Они пришли с этой бумагой к Севе, но Сева замялся.

— Знаете, ребята, что-то я устал, — сказал он, и клуб «Там-Там» стал достоянием истории.

«Гора» же постепенно, по-динозаврьи вымирала, и сдохла окончательно, откинув копыта в виде оставшихся в ней музыкальных деятелей. Сенников, когда его задрало заниматься альтруизмом неизвестно во имя каких великих целей, свалил. Петрович перед отъездом в Америку продал свою квартиру сразу двум клиентам, и, получив бабло, умотал в Штаты, оставив клиентов разбираться друг с другом. Я же старался не пить. И у меня это получалось.

Первейшая и наиглавнейшая сложность для меня состояла в том, что в музыкальной среде все поголовно курят куришку и бухают бухашку. Вторая сложность — в большинстве клубов с музыкантами тогда принято было расплачиваться пивом. Пиво, полученное за свое выступления, это не пиво, купленное в ларьке — его грех не выпить. Не жравшему три дня положи на пол кусок мяса, и он будет испытывать те же муки, что испытывал я, отказываясь от честно заработанных батлов.

В один из концертов в «Арт-клинике», что располагалась во флигеле рядом с домом на «Пушкинской, 10», какой-то хрен предложил прорекламировать пиво с откручивающейся крышкой, типа Miller. Tequilajazzz, которых мы разогревали, не стали выеживаться на сцене, ради сраной упаковки слабого алкоголя. Мне же и хотелось, и не моглось. Я терзался, как Анна Каренина. В итоге открыл на сцене бутылку, но пить не стал.

Каждый раз тело получало телеграмму от разума, что завтра тренировка (или что она была вчера), соответственно пить нельзя никоим образом. Памятуя о том, что мышцам нужен белок, Павлик потреблял кефир в немыслимых дозах, успокаивая себя тем, что в нем тоже есть спирт, таскал его с собой в бары и пил из пол-литровых кружек.

Первые два года после того, как я сознательно отказался от прежнего образа жизни, и стал заниматься спортом, мой организм пытался понять: это всерьез, или так, рекламная пауза. Он потихоньку перестраивался. Было чрезвычайно тяжело, прежде всего, психологически. Каждый раз, когда на столе оказывалась бутылка водки, я готов был задвинуть свой тренажерный зал куда подальше и набухаться в стельку, чтобы вползти этой стелькой в ботинок привычного кайфа. Try walking in my shoes. Тем паче, что компания всегда была теплее некуда, просто пышущая жаром печка с изразцами, а не компания. Бывало, что я не выдерживал.

Раз с Жекой мы дернули хорошенько в «Горе» и поехали к Сенникову. Постояли в Александровском парке возле метро «Горьковская», наблюдая, как кроны тополей чернеют под мощной струей жидкости, бывшей до попадания в организм пивом и водкой. Созерцание деревьев было нарушено появлением служителей правопорядка. Нас посадили в обезьянник рядом с Сытным рынком, он выглядел, как натуральная клетка в зоопарке — с луной в решетчатом потолке. Потом запихнули в задницу автомобиля «УАЗ» и повезли в вытрезвитель. По дороге я пытался неровным голосом вещать о правах человека, пока мне крикнули:

— Заткнись!

В вытрезвителе нас осмотрела тетенька-врач и отправила в отделение. Там, как водится, вся наша наличность была изъята в фонд голодающих хомячков Новой Зеландии, и, промурыжив час, нас отпустили. У Сенникова были уже ночью. «Пить вредно, и небезопасно», — думал Павлик, засыпая.

Я начал совершать вечерне-ночные пробежки. Более искушенные в данного рода вопросах люди подсказали, что утром бегать нежелательно. Поэтому поздним вечером, когда все наркоманы Веселого поселка ловили очередной приход и смотрели на мир предельно суженными или расширенными (в зависимости от того, чем они ширнулись) зрачками, я бежал. Бежал от своего прошлого, от своего бывшего «я», бежал по газонам, лавируя между миниатюрными пирамидками собачьих фекалий, потому что по асфальту бегать вредно. Ступням требовалась мягкая земля. Вокалист должен бегать. Это меня подстегивало еще больше. Я пытался почувствовать движения живота, чтоб потом вспомнить об этом во время пения.

После пробежек, приняв душ, я стал замечать, что ощущаю себя по-новому, что это тоже своего рода приход, который помогает адаптироваться к реальности. Мысли прочищаются, если они были нефтью, то стали бензином, и теперь у мозга есть топливо.

В тренажерном зале я быстро избавился от комплекса неполноценности, и начал заниматься в полную силу, тем более что помимо одногруппника Димы, нашлось еще несколько качкистов с других факультетов, с которыми отношения заладились. Тренировались в основном по вечерам три раза в неделю, но иногда я заглядывал еще и днем, прогуливая лекции.

В зале есть очень важный момент, который помогает наладить контакт с окружающими — страховка. Как правило, люди работают над одной группой мышц, совершая три-пять подходов. Первый подход — разминочный, второй, чтоб вперло, а третий-четвертый на силу, с максимальным весом. Мышцы реагируют не только на чисто физическое воздействие. Мышцы, как это не парадоксально звучит, нужно обманывать, их нужно приучать к мысли, что они могут больше. Если ты тягаешь вес, который взять не можешь, но настроен на то, чтобы его взять, то в следующий раз, или через раз, ты его обязательно одолеешь. Мне эта тактика не близка, она более подходит профессиональным культуристам, но дело в другом. В любом тренажерном зале можно обратиться к ЛЮБОМУ человеку, который занимается вместе с тобой, и даже если вы в первый раз друг друга видите, он обязательно тебя подстрахует. Со стороны это выглядит довольно глупо — один человек жмет с груди штангу, другой стоит над ним, и помогает первому. Зачем заниматься подобными вещами, когда можно скинуть пару блинов, и не париться, заниматься в одиночку? Но дело в том, что финальный подход, когда ты рвешь гриф из последних сил, и говорит мышечной массе: «Это то, на что нужно рассчитывать». Качки орут, как полоумные, не для понтов, это действительно помогает. И если человек тебе пособил, то у вас установилась связь, появилось чувство локтя. Люди видят, что у них одно общее дело — это сближает. Ты начинаешь ощущать себя частью общего механизма, понимаешь, что ты не один такой.

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒