|
|||
СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 10 страницаНо никто не мог утверждать, что нынешний правитель так же был верен этой идее, как и они. Со времён основателя Леопольда Лаапа, сменявшие друг друга правители Феззана разрывались между преданностью феззанскому народу и Земле. Однако при Адриане Рубинском наметилось завершение подобной политики. Сердце Рубинского не принадлежало чему-то одному, и это его вполне устраивало. — С точки зрения вооружения, крепость Изерлон неприступна. Кроме того, там находится лучший командующий вооруженных сил Союза. Такое самодовольство вполне в духе бездарных политиков. Рубинский объяснял своему советнику Руперту Кессельрингу, что Союз сделал ещё один шаг к краю пропасти. — Ощущение безопасности лишило руководителей Союза способности мыслить здраво и привело их к наихудшему решению, которое только можно было принять. Говорящий пример того, как прошлые успехи ведут к нынешним неудачам и лишают будущего, как по мне. Руперт Кессельринг с усмешкой подумал, окажется ли это наставление полезным хоть для кого-нибудь. Правитель в данную секунду выставлял себя на посмешище, поскольку считал, что он — единственное исключение из правила. А тем временем его сын старательно копал отцу могилу, и похоже, что не только он решился взять в руки лопату. — Меня волнуют действия посланника Болтека. В словах Руперта Кессельринга чувствовался яд. Скрывать свои намерения дальше было бессмысленно. Мысль о том, что этот шут Болтек присоединился к рытью могилы Рубинскому, пробудила в Руперте желание спихнуть в неё их обоих. — Болтек слишком рано пошёл с козырей. И это позволило герцогу Лоэнграмму обернуть ситуацию в свою пользу. Думаю, что он постарался извлечь выгоду из ситуации. — Удивительно некомпетентный человек. Правителя ничуть не смутил намек на то, что именно он виновен в том, что назначил этого бездарного человека. — Герцог Лоэнграмм оказался на шаг впереди. Болтек трудолюбив и до этого момента неудачи обходили его стороной, но тут он просчитался. — И что вы предлагаете с ним сделать? — спросил молодой человек, всеми силами пытаясь произвести впечатление Мефистофеля, не не добился ответа. Мысли трёх людей — Рубинского, Руперта Кессельринга и Болтека — сплелись в единый клубок. Определить, кто из них наиболее подлый предатель было решительно невозможно. Очевидно было одно: любой из них продаст двух других в мгновение ока. Но это не означало, что они горели желанием продавать Феззан. Богатство Феззана и его способность справляться с любыми неприятностями, не говоря уже о его стратегической позиции, гарантировали их настоящее и будущее. Владея Феззаном, они могли бы играть на противоречиях имперского канцлера Райнхарда фон Лоэнграмма и Великого епископа культа Земли. Неудивительно, что они не желали его продавать. Рубинский сменил тему разговора. — Кстати говоря, насколько я понял, мичман Юлиан Минц получил назначение в представительство Союза на Феззане. — Я слышал, что он любимый мальчик на побегушках Яна Вэнли. Интересно, насколько это является правдой, — Руперту становилось всё тяжелее скрывать своё презрение к отцу. — Так или иначе, он ещё шестнадцатилетний щенок. Вряд ли он способен что-то сделать. — Когда герцогу Лоэнграмму было шестнадцать, он уже получил звание капитана 3-го ранга. В этом плане Юлиан Минц лишь немного от него отстаёт. — Разве он не продвигается по службе лишь из-за влияния своего приёмного отца? — Вполне вероятно, но о нём всё больше положительных отзывов. Лично мне не хотелось бы оказаться тем, кто принял тигрёнка за кота. С этим Руперт согласился и, вспоминая себя шестнадцатилетнего, задумался. Не решился ли он ещё тогда свергнуть своего отца и захватить его статус и власть? Разве он не возьмёт силой то, что отец никогда бы не отдал ему сам? Как сказал какой-то древний мудрец, талант подобен камню, брошенному в воду: чем он больше, тем сильнее рябь идёт по воде. То же касается амбиций и желаний. Если это так, то Рубинский, естественно, был настороже. Но подозревал ли он и его, Руперта? Руперт Кессельринг перевёл свой холодный взгляд на профиль отца, но тут же отвёл глаза. Адриан Рубинский, его отец, всё ещё имел над ним власть. Жажда власти, страх подозрения: он смотрел на Рубинского, и эти чувства разгорались в нём всё сильнее.
Глава 7. Военный атташе Юлиан Минц
I
Бесчисленные лепестки танцевали в море слабого света… Перед пробуждением Юлиана Минца охватили дорогие его сердцу воспоминания. Когда я встаю, мне нужно принять душ, почистить зубы и приготовить завтрак. Чёрный чай из листьев шиллонга и аруши с молоком. Три кусочка ржаного тоста, разрезанные пополам. Намазать маслом, смешанным с петрушкой и лимонным соком. Затем можно взять поджаренную на сливочном масле колбасу и яблоки. Свежий салат и какое-нибудь простое блюдо из яиц. Вчера были жареные яйца, так что сегодня я приготовлю омлет… Пузырьки света продолжали плыть и лопаться, распыляя на Юлиана дыхание реальности. Когда его веки поднялись, то взгляду предстала каюта, освещённая слабым светом. Посмотрев на прикроватные часы, юноша увидел, что ещё только 6: 30. Похоже, привычка въелась в него на клеточном уровне. Он мог бы поспать ещё час, но… – Семь часов, адмирал, уже семь часов. Пожалуйста, вставайте. Завтрак готов. – Ещё пять минут… нет, хватит и четырёх с половиной... ну хотя бы четыре минуты с четвертью, а?.. – Адмирал, вы такой упрямый. Подумайте, какой плохой пример вы подаёте подчинённым, опаздывая по утрам? – Мои солдаты прекрасно обходятся и без меня. – Враг приближается! Если вас застигнут врасплох и убьют прямо в постели, историки будущих эпох будут издеваться над вами целую вечность! – Враг тоже ещё спит. А будущие историки ещё не родились. Спокойной ночи. По крайней мере, в моих снах всё ещё царит мир… – Адмирал! Четыре года назад «адмирал» был «капитаном». Но как бы то ни было, разве этот разговор не повторялся тысячу раз? И за всё это время Ян так и не добился прогресса в деле утреннего пробуждения… Юлиан сел на своей кровати и потянулся. Странно было ощущать одиночество и не беспокоиться о приготовлении завтрака. Юноша бодро вскочил с постели, стараясь приноровиться к своей новой солдатской жизни. Сделав зарядку и приняв душ, он переоделся в форму и тщательно выровнял угол своего чёрного берета. К семи часам он был уже готов, и у него ещё осталось лишнее время. Ян говорил, что привычка рано вставать часто беспокоила отставных солдат, но это было, пожалуй, лишь частично верно. Так или иначе, до прибытия на Феззан оставалось ещё четыре часа, а о последнем перед посадкой приёме пищи на корабле ещё не объявляли.
На Хайнессене Юлиан пробыл всего три дня. За это время ему пришлось посетить множество мест в правительстве и военном руководстве. При этом он чувствовал, что его ведут к самым вершинам государственной системы. Но других, в отличие от Яна, обычно раздражало более взрослое поведение, чем можно было ожидать в его возрасте, так что его чаще ждал плохой приём, нежели хороший. Среди подразделений комитета обороны были Центр стратегического планирования, штаб тыловых служб, отдел науки и технологий, также ещё одиннадцать департаментов: обороны, связи, разведки, бухгалтерского учёта, информации, человеческих ресурсов, снабжения, здравоохранения, связи, стратегии и инженерного дела. В тех случаях, когда глава департамента являлся штатным офицером, прочие офицеры, даже адмиралы и вице-адмиралы, считались ниже по положению, чем он или она. Покойный адмирал Дуайт Гринхилл, отец Фредерики, являлся главой департамента разведки перед началом переворота. Юлиан же должен был встретиться с главой департамента человеческих ресурсов, вице-адмиралом Ливермором, чтобы получить официальные документы о его назначении военным атташе на Феззане. Его звание не поднимется выше мичмана, и, как только он станет военным атташе, то попадёт в прямое подчинение к Ливермору. Придя за документами, Юлиану пришлось прождать два часа, так как предыдущие переговоры затянулись. Он задумался, не нарочно ли это было сделано, но у него хватало других поводов для беспокойства – вроде результатов следственной комиссии – чтобы тратить время на неподтверждённые подозрения. Негибкость государственной машины лишала людей спокойствия и подрывала их наивную преданность государству. Когда Юлиан размышлял над этим, адъютант назвал его имя, и юношу провели в кабинет вице-адмирала. В кабинете он не провёл и пятидесятой доли того времени, которое потратил на ожидание. Его встретили безо всяких церемоний и просто передали документы и знаки отличия, после чего он поклонился слегка горбатому вице-адмиралу и вышел. А вот посещение главнокомандующего вооружёнными силами Союза адмирала Бьюкока было подобно глотку чистого воздуха после выхода из канализации. Помимо чувства облегчения после передачи рукописного письма Яна адресату, Юлиан ещё и любил старого адмирала, так же, как Яна и Фредерику, и сама возможность встретиться с ним подняла ему настроение. Хотя Бьюкок тоже был чем-то занят, и ему пришлось прождать его час, на этот раз Юлиана это ничуть не побеспокоило. – Ох, как же ты вырос! – сказал старый адмирал, тепло приветствуя его. – Впрочем, полагаю, это вполне естественно, ведь я не видел тебя полтора года. А ты сейчас в том возрасте, когда нужно вырастать на сантиметр за каждую ночь. – Главнокомандующий, я рад видеть вас в добром здравии. – Что? Да каждый день приближает меня к вратам ада. Не могу дождаться, чтобы увидеть, как император Рудольф целую вечность варится в котле. Кстати, это напомнило мне… вице-адмирал Ливермор что-нибудь сказал? – Нет, ничего. Не было никаких неофициальных разговоров и объяснений, мне просто передали приказ о назначении. Бьюкок улыбнулся – всё было так, как он и ожидал. Как один из сторонников Трунихта, вице-адмирал Ливермор думал только об усилении своих позиций. Он не видел причин оказывать любезность шестнадцатилетнему мальчику. С другой стороны, он считал ребячеством опускаться до грубости и гордился тем, что не говорит ничего, что не было бы необходимо в контексте официальных дел. Юлиан покачал головой. – Как внимание ко мне позволит ему произвести хорошее впечатление на Трунихта? – спросил Юлиан с шутливым блеском в тёмно-карих глазах. – Я ведь на стороне Яна Вэнли, а не Джоба Трунихта. – Может, и так. Но председатель Верховного совета лично просил о твоём назначении. А председатель Айлендс – третья рука Трунихта, и это свидетельствует о его интересе к тебе. – Я никогда не просил об этом! – Я подозревал, что ты чувствуешь именно это, но, пожалуйста, не стоит заявлять об этом во всеуслышание. Последнее, чего бы я хотел, это чтобы ты набрался дурных привычек от меня или адмирала Яна. Старый адмирал улыбнулся ему, словно любимому внуку и принялся объяснять ему намерения военного командования, во многом состоящего из людей Трунихта. Впрочем, это относилось не только к Трунихту или Союзу Свободных Планет. Гражданские власти всегда держали в уме, что корабли на территории, далёкой от столицы, могут превратиться в личный флот командира или военную клику, выйдя из-под контроля центрального правительства. Такая возможность была их постоянным кошмаром. И в качестве превентивной меры они решили воспользоваться собственными полномочиями, чтобы разделить ключевых членов этого флота. При этом им следовало быть осторожными, чтобы не нарушить баланса между сохранением военной мощи и распределением человеческих ресурсов. – Значит, моё назначение – часть этого плана? – Боюсь, что так, – Бьюкок погладил подбородок. – А когда штаб отозвал адмирала Меркатца с Изерлона – это тоже было частью того же плана? Впечатлённый тактическим чутьём Юлиана, старый адмирал уважительно кивнул. – Да, было. А теперь правительство, скорее всего, заберёт у Яна Шёнкопфа и Кассельна. – Но что тогда случится? Ослабляя адмирала Яна, разве не помогают они тем самым флоту Империи? Глупость власть предержащих, пытавшихся справиться с ситуацией при помощи подобной политики и с таким вопиющим пренебрежением к логике не могла не огорчать Юлиана. Похоже, кресла в правительстве сами по себе вызывали болезнь, и, пока люди были довольны, сидя в них, их ограниченное поле зрения и личные интересы делали эту болезнь неизбежной. Бьюкок распечатал письмо Яна и несколько раз кивнул, читая его. В письме рассматривалась возможность прохождения имперского флота через Феззанский коридор с чисто тактической точки зрения. Но долгие времена стабильности ослабили чувство опасности, а меры противодействия забылись. С самого начала и Союз, и Империя составляли планы, основываясь на предположении, что они обладают сопоставимыми военной и производственной мощностями, так что эти планы сразу же откладывались как неэффективные. Бьюкок резюмировал содержание письма Яна: – Адмирал Ян предлагает следующее: если имперский флот должен пройти через Феззанский коридор для вторжения на нашу территорию, то нам придётся положиться на гражданское сопротивление жителей Феззана. В частности, это означало, что сначала нужно сделать бесполезными социальную и экономическую системы Феззана путём систематического саботажа и организации всеобщих забастовок гражданского населения. Таким образом можно было предотвратить планы Империи по созданию из Феззана базы для вторжения в Союз. Кроме того, можно было блокировать Феззанский коридор множеством гражданских и торговых судов, сделав невозможным продвижение имперского флота. – Как вы думаете, это сработает? – Не факт. Да и адмирал Ян не утверждает, что этот план надёжен. А в таком случае использование жителей Феззана в качестве щита от имперского флота было бы преступлением, причём намного большим, нежели простое убийство друг друга в открытом космосе. Юлиан был поражён этой перспективой. – Жители Феззана действуют согласно собственным убеждениям, и сила этих убеждений никогда не позволит им присоединиться к вооружённым силам одной из сторон. Но если дождаться времени, когда Империя оккупирует Феззан, эффективное и систематическое сопротивление станет практически невозможным. Уже сейчас, писал Ян, было бы необходимо начать распускать ложные слухи на Феззане. Примерно такого рода: феззанское правительство, сговорившись с имперским герцогом Лоэнграммом, намеревается продать территории доминиона, его жителей и автономию по самой высокой цене. В доказательство этого имперский флот будет размещён на Феззане, а Феззанский коридор будет использован как путь вторжения на территорию Союза. А чтобы предотвратить это, нужно свергнуть нынешнее правительство и создать новый режим, который придерживался бы политики нейтралитета в государственных делах. Если эти слухи повлияют на общественное мнение жителей Феззана, его оккупация будет не так легко осуществима. Феззанцы будут бороться за свою независимость. И даже если имперский флот успешно завершит оккупацию, у Союза останется возможность поддерживать противников Империи и создать партизанское движение. Но, разумеется, подобный макиавеллизм не может избежать упрёков со стороны нравственности. Бьюкок покачал головой. – Адмирал Ян прекрасно видит будущее, но, к сожалению, мы ничего не можем поделать. Конечно же, это не его вина. У него просто нет полномочий, чтобы предпринять решительные действия. – Так это вина системы? Старый адмирал поднял свои седеющие брови, подумав, что вопрос Юлиана был более дерзок, чем осознавал сам мальчик. – Система? – переспросил он с некоторым раскаянием в голосе. – Я мог бы легко обвинить во всём систему. Я так долго гордился тем, что являюсь солдатом демократической республики. Пожалуй, с тех пор, как бы примерно в том возрасте, что и ты сейчас. Бьюкок более полувека продолжал двигаться вперёд, даже когда демократия поддалась слабости и разложению, а её идеалы были съедены раковыми клетками, прикрытыми покровом правды. – Я считаю верным для демократической страны ограничивать свою военную мощь и власть военных. Солдаты не должны иметь возможность пользоваться своими полномочиями где-либо за пределами поля боя. Кроме того, ни одно демократическое правительство не может быть здоровым, если его вооружённые силы страдают ожирением, игнорируя критику со стороны собственного общества и становясь фактически государством в государстве. В словах главнокомандующего звучали раздумья человека, перепроверяющего свою систему ценностей. – Это не демократическая система неправильна. Проблема в том, что система стала отделяться от самого духа, который её поддерживает. До сих пор внешний фасад нашего общества как-то сдерживает вырождение её намерений. Но долго ли это продлится? Юлиан мог лишь молча слушать серьёзную речь Бьюкока. Он был неопытен и беспомощен, поэтому временами ему было трудно держать себя в руках.
Покинув Бьюкока, Юлиан направился к зданию, занимаемому Законным правительством Галактической Империи, чтобы поприветствовать адмирала Меркатца, утверждённого министром обороны правительства в изгнании. Здание оказалось не чем иным, как перестроенным отелем, в данный момент наводнённым беглыми аристократами. Меркатца нигде не было видно, но по счастливой случайности Юлиану повезло наткнуться на лейтенант Шнайдера прямо у двери. – Это место кишит гиенами в смокингах. Они борются за звания и положение даже в правительстве без граждан и флоте без солдат. Я удивлюсь, если они ограничатся шестью или семью членами кабинета министров. Поторопись и присоединяйся уже к имперскому флоту, Юлиан. Ты сможешь стать помощником капитана 3-его ранга. Юлиан не мог сказать, был ли язык Шнайдера столь остёр изначально или его испортил год, прожитый на Изерлоне. – Адмиралу Меркатцу, должно быть, приходится трудиться изо всех сил. На это Шнайдер со скандальными нотками в голосе поведал, что «законное правительство» намеревается присвоить Меркатцу звание гросс-адмирала. Правда, в настоящее время у него не было ни единого солдата, которым он мог бы командовать. Поэтому он должен был начать с того, чтобы получить провизию из столицы Союза, старые списанные корабли от правительства, а также набрать солдат из числа беженцев, создав флот фактически с нуля. – Неужели они и вправду верят, что могут собрать достаточно сил, чтобы бороться с таким политическим и военным гением, как герцог Райнхард фон Лоэнграмм? Если это так, то они либо слишком амбициозны, либо просто не в своём уме. И лично я бы поставил на второе. Как бы то ни было, окунуться во всё это далеко не весело. Если Меркатц станет гросс-адмиралом, Шнайдер поднимется до капитана 2-го ранга, но это не слишком его радовало. – Если и есть что-то утешающее, так это мысль о том, что хоть Лоэнграмм и гений, но история знавала немало примеров, когда гении проигрывали обычным людям. И всё же я не представляю, как мы можем победить, если только не случится чуда. Юлиан и сам не смог удержаться от погружения в этот водопад пессимизма. Юноша понимал, что Шнайдеру не с кем поговорить об этом, ведь подобные высказывания не приведут ни к чему хорошему. Но несмотря на то, что его воспринимали как сосуд для излияния жалоб, он, по крайней мере, был уверен, что верность Шнайдера Меркатцу была подлинной. И он испытывал огромное сочувствие к Меркатцу, который не мог получить достойного его таланта положения. Одна мысль о том, чтобы Ян оказался с такой же ситуации, как Меркатц, заставила сердце Юлиана заледенеть. Но, разумеется, он остался бы рядом с ним. В конце концов, Юлиан попросил Шнайдера передать его наилучшие пожелания Меркатцу и покинул Хайнессен, так и не получив возможности повидаться с ним.
II
Когда корабль приблизился к месту назначения, Феззан принял форму нежно-голубого шара, настоящей отрады для воспалённых глаз. Позади них в пространстве танцевали бесчисленные огоньки, планета же впереди напоминала музыкальную пьесу, визуализированную при помощи различных тонов переплетающихся света и тьмы. Юлиан Минц разглядывал планету на экране наблюдения, когда при воспоминании о лейтенанте Фредерике Гринхилл перед его взглядом внезапно словно наяву предстали её светло-карие глаза. Она была на восемь лет старше него, как раз на полпути между ним и Яном Вэнли. Если бы не было так очевидно, что объектом её привязанности является адмирал Ян, собственные чувства Юлиана к ней могли бы стать сильнее и хотя бы немного яснее. Сейчас он вспоминал их последний разговор перед его отъездом. Начался он с её истории о первой встрече с Яном на планете Эль-Фасиль. – Адмирал Ян был тогда младшим лейтенантом. И никак не мог привыкнуть к своему чёрному берету. У граждан Эль-Фасиля не было никаких причин уважать этого заурядного молодого офицера или доверять ему, но всё же их неприкрытая ненависть вызвала во Фредерике праведное негодование. Она чувствовала себя обязанной сделать всё возможное, чтобы помочь ему. – Я много думала об этом. Он был ненадёжным человеком, который спал на диване, не снимая формы, не умывался по утрам, жевал хлеб, даже не намазав на него масло и всё время что-то бубнил себе под нос. Я знала, что если я не полюблю его, то никто не полюбит. Фредерика рассмеялась. Звон её смеха никогда не был монотонным. Многое произошло за прошедшие десять лет, и каждое из этих событий отбрасывало свою тень. – Я влюбилась в него не потому, что он был героем или знаменитым командиром. Возможно, я просто умею делать инвестиции в будущее. – Это точно, – ответил Юлиан, хотя и не знал, тот ли это ответ, который хотела услышать Фредерика. Может, мнение Фредерики о Яне изменилось? – Нет, Ян Вэнли не изменился. Окружение поменялось, но сам он остался прежним. Будучи младшим лейтенантом, Ян чувствовал себя столь же неподходящим для работы, как и став адмиралом. Когда и если он станет гранд-адмиралом, он наверняка будет чувствовать себя всё таким же некомпетентным. У Яна сложилось впечатление, что вне зависимости от звания, он никогда не привыкнет к обязанностям своего положения. В конце концов, он никогда не хотел быть военным и в душе даже сейчас мечтал стать историком. Но, представляя его учителем, Фредерика подумала, что он будет так же выделяться своей необычностью на кафедре, как и на поле боя. Юлиан прекрасно понимал её мысли и был согласен с ними. А вот понять ход мыслей Яна было сложнее, но юноше очень хотелось знать, что именно в этом умственном лабиринте заставило его не обращать внимания на явные проявления чувств со стороны Фредерики… Видеофон запиликал, и юноше сообщили, что они скоро прибудут на Феззан. По стандартному времени Феззана был полдень, и впервые в своей жизни Юлиан Минц собирался ступить га поверхность этой далёкой планеты. Начиналась его новая жизнь.
III
Хотя Юлиан и слышал, что капитан 1-го ранга Виола, старший офицер в представительстве Союза на Феззане, высок и грузен, увидев его своими глазами, он решил, что это определение было неверным. Он был огромным и скорее пухлым, нежели грузным, под его бледной кожей не видно было ни мышц, ни жира, словно он был надут газом. Юлиан даже упрекнул себя за дерзкую мысль, подумав о нём, как о шагающем дирижабле, но на следующий день узнал, что прозвищем капитана как раз и было «Наземный Дирижабль». – Вам предстоит многому научиться, мичман Минц. Я понимаю, что вы добились некоторых успехов на поле боя, но здесь это ничего не значит. И сразу предупреждаю: никаких поблажек тебе не будет. Смысл этого заявления был ясен: любые преимущества, полученные им от Яна Вэнли, больше не действительны. – Так точно! Я приму это во внимание! Я полностью осознаю свою неопытность и надеюсь на вашу помощь. Юлиан чувствовал, что капитан Виола станет крепким орешком, который доставит ему немало трудностей. В крепости Изерлон у него тоже случались трудные разговоры, но пустой дипломатический этикет был для юноши практически чужд. Возможно, в теплице было слишком много полевых цветов, а за её пределами поджидала суровая реальность, но Изерлон сам по себе был отдельным миром. – Хм, а язык у тебя неплохо подвешен для твоего возраста. Хотя эти слова лишь показывали узость мыслей капитана, Юлиану стало больно от их очевидной неискренности. Высоковатый голос и узкие монголоидные глаза Виолы подчёркивали скрытую в его высказываниях злобу. Казалось бессмысленным тратить энергию, пытаясь завоевать его расположение. Одно можно было сказать наверняка: Феззан был вражеской территорией. В представительстве Союза и за его пределами воздух был наполнен не имеющей запаха враждебностью, которая могла вспыхнуть в любой момент. Поэтому Юлиану пришлось смириться с тем фактом, что единственным человеком, которому он может доверять, являлся прапорщик Машенго. Любая враждебность, направленная на Юлиана, была отражением чувств сторонников Трунихта к Яну Вэнли. Если к этому и примешивалось что-то личное, то это была ревность к его репутации самого молодого военного атташе в истории. Но, в любом случае, он был всего лишь мичманом, который никогда не получит возможности оказывать влияние на своё окружение. Кроме того, Юлиан понимал, что со стороны выглядит собственностью адмирала Яна и, если он допустит ошибку, это скажется и на адмирале. Так что ему следовало быть вдвойне осторожным. Но он не мог свернуться в шарик, подобно ежу, изолировавшись от мира. На нём лежали обязанности военного атташе, и даже если козни людей Трунихта будут мешать их выполнению, это не значило, что он мог ими пренебречь. Юлиан никогда особо не заботился о своей одежде. В официальных случаях его вполне устраивала форма. Всякий раз, когда Ян с Юлианом шли за покупками, отсутствие чувства стиля побуждало Яна втянуть подопечного в магазин и оставить дело более знающему продавцу. Сам он довольствовался дешёвыми вещами, но всегда старался найти для Юлиана что-то качественное. Возможно, это был его способ показать восхищение тем, как одежда сидит на юноше. Алекс Кассельн по этому поводу говорил, что Ян и Юлиан принадлежат к разным классам. Но Юлиану и не нужно было производить на кого-то впечатление, поэтому он и не придавал внимания одежде, в случае же Яна это всегда было большой неприятностью. Военным атташе поручались важные задания по сбору и анализу информации и наблюдению за жизнью людей на Феззане. Это была работа, требующая доверия. Одетый как гражданское лицо в джинсы и кремового цвета водолазку и со своими длинными льняными волосами, Юлиан, как и Ян, не был похож на военного. Сопровождавший его Машенго безуспешно пытался скрыть под одеждой внушительную мускулатуру и в целом выглядел как гигантская чёрная черепаха, укрывающая мифического беглого принца, но взгляд его круглых глаз был полон уважения, а его присутствие помогало рассеять часть витавшей в воздухе опасности. Закончив все дела, связанные с работой, они вместе вышли на улицы Феззана. Офисные здания тянулись в обе стороны от места, где начальство и коллеги воспринимали их как помеху. Будучи изгоями, им не приходилось рассчитывать, что в ближайшее время кто-то пригласит их на ужин. Юлиан и Машенго неторопливо прогуливались по шумным улицам. Однажды им навстречу попалась стайка из полудюжины девушек примерно одного возраста с Юлианом. Оценив его внешность, они принялись шушукаться между собой, но, когда он поднял на них взгляд, они взвизгнули и со смехом убежали. – А он миленький, правда? – спросила подруг одна из них. – Хотя, похоже, он к такому не привык. Юлиан резко повернул в их сторону голову. В отличие от тонкостей политики, в женщинах он совсем ничего не понимал. Окажись сейчас рядом Поплан, он бы наверняка прочитал ему лекцию. Обнаружив боковую улочку, они вошли в магазин одежды. Продавец подбежал к ним и услужливо порекомендовал несколько вещей, проследив за взглядом Юлиана. – Это будет отлично смотреться на вас. Не каждый сможет носить такую одежду, но, с вашей внешностью и чувством стиля, вам такое идеально подойдёт. – Стоит довольно дорого… – Вы, должно быть, шутите? Продавать этот свитер за подобную цену – убыток для нас. – А мне казалось, в прошлом месяце цена была на двадцать марок дешевле, – попробовал схитрить Юлиан. – Думаю, вы ошиблись. В любом случае, можете проверить электронную газету. Там отслеживают индекс колебания цен до последнего цента. Юлиан кивнул, видя, что у продавца есть и другие аргументы. – Тогда я куплю её, – с энтузиазмом сказал он. – Могу я получить чек? Он заплатил девяносто феззанских марок и подхватил купленный свитер. Неожиданно экстравагантный способ оплатить кое-какую информацию о жизни на Феззане. Позже, в летнем кафе, он просмотрел несколько электронных газет, чтобы проверить утверждение продавца. – Цены стабильны, а качество товаров высокое. Финансовые проблемы редки, что означает крепкую экономику. – Да уж, совсем не то, что у нас, – не стесняясь, заявил Машенго. По сравнению с рушащимся на глазах Союзом, экономика Феззана казалась прочной на всех уровнях, вплоть до последнего маленького магазинчика. – Те, кто проливает кровь, те, чью кровь проливают, те, кто приказывает проливать кровь и те, кто богатеют на пролитой крови… как много разных видов людей существует, верно?
|
|||
|