СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 7 страница

— Всё встало на свои места.

— Похоже, Изерлон скоро снова превратится в поле битвы. Это самое последнее, что нам нужно. Эти кретины поступают так, как им вздумается, лишь потому, что им кажется, что у них есть эта крепость. Заставляет задуматься, не правда ли?

Ян открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл его и уставился в потухший экран, как будто видел на нём что-то, чего не видел никто другой.

Глава 5. Отъезд

Побег императора Эрвина Йозефа II поверг в хаос Союз Свободных Планет. Разумеется, члены Верховного совета, во главе с его председателем Джобом Трунихтом, ожидали, что Райнхард будет противодействовать правительству в изгнании, но всё же были шокированы серьёзностью его реакции. К примеру, член совета Каплан рассчитывал на начало дипломатических переговоров с правительством в изгнании, однако они получили упреждающую пощёчину, недвусмысленно показывающую, что противник не приемлет компромиссов.

– Этот белобрысый щенок жаждет напасть на нас, и у него за спиной достаточно военной мощи для этого, – в ярости сказал Каплан.

Но, сколько бы они ни обвиняли Райнхарда, вина за необдуманные политические решения лежала на них. Правительство Союза буквально выложило коврик с приветствием для силовой тактики Райнхарда.

Впрочем, их выбор, каким бы глупым он ни был, на самом деле направлялся закулисными действиями Райнхарда и Феззана. Но это было слишком маленьким утешением, учитывая то, какую беду он породил…

Два независимых политика – Жуан Ребело и Хуан Жуй – обедали в местном ресторане. Оба они, будучи причастными к следственной комиссии, были связаны с Яном. И в тот момент именно он был темой обсуждения.

– Ян Вэнли? Диктатор? Такое трудно проглотить.

– Сейчас, пока это не стало реальностью, смеяться легко. Но за свою жизнь я видел, как улыбки сходят с лиц, так часто, что не могу сосчитать, Хуан.

Как политик Ребело превосходно исполнял свои обязанности, но вот чувства юмора ему, к сожалению, не хватало. Это единственное, о чём Хуан сожалел в своём друге.

– Чтобы составить коктейль, который мы называем диктатором, необходимо уловить его основной вкус. Диктатура может быть неплохой вещью. Диктаторы зачастую непоколебимы в своих убеждениях и чувстве долга, их чувство собственной праведности развито до предела, а также они обладают силой рассматривать своих противников не только как своих личных врагов, но и как врагов справедливости. Но мне интересно, можете ли вы увидеть это, Ребело?

– Конечно, могу. Так что же в случае Яна Вэнли?

– Ну, Ян Вэнли может быть отличным коктейлем, но, на мой взгляд, ему недостаёт ингредиентов, чтобы стать диктатором. Дело не в разуме или моральных принципах. На мой взгляд, ему не хватает веры в собственную непогрешимость и стремления к власти.

Политики ненадолго замолчали, так как им принесли заказанный суп из сига. Ребело поднёс ложку ко рту, провожая взглядом официанта.

– Но разве он не верит в свою непогрешимость? На заседаниях он оказался бесстрашным обвинителем и упрямым оратором. Вы сами так говорили.

Хуан покачал головой, не только выражая несогласие с Ребело, но и, похоже, чтобы прокомментировать ужасный вкус супа.

– Вы правы, но он бросил вызов, отвечая на откровенную глупость и злой умысел следователей. Его стратегия была верна, но когда дело дошло до войны на слушании, тактически ему следовало бы соглашаться с любой глупостью, чтобы избежать конфликта. Тем не менее, наш старый добрый Ян Вэнли никогда бы… – Хуан поморщился, поднеся ко рту ещё одну ложку супа. – Вот почему он сказал этим свиньям в лицо, кто они есть. Иногда приходится выбирать между человеческим достоинством и политической победой. Множество исторических примеров подтверждает это.

С сомнением посмотрев на свою опустевшую тарелку, Хуан выпил воды и заключил:

– Я не вижу причин полагать, что Ян Вэнли может стать диктатором в ближайшем будущем. По крайней мере, у него нет таких амбиций.

– Нет, если развитие ситуации его устраивает.

– Допускаю. Но Ян Вэнли – не единственный, о ком нам стоит беспокоиться. И вы не исключение, Ребело. Хоть вы и думаете так об адмирале Яне, но что вы готовы сделать, если он и вправду перехватит бразды правления и станет диктором, положив конец демократии, какой мы её знаем?

Ребело поднял брови, не давая немедленного ответа. Хуан тоже не давил на него. Хотя ему непросто было удержаться от комментариев.

Выбирая между коррумпированной демократией и добродетельной диктатурой был одной из самых сложных дилемм, стоящих перед человеческим обществом. Народу Галактической Империи повезло быть избавленным от того, что, несомненно, было наихудшим состоянием: коррумпированной автократии.

В наступившее время непонимание и уныние охватило многих. Но недоумение «законного правительства Галактической Империи» из-за отсутствия приветствий по отношению к ребёнку-императору, который должен был быть удостоен верности и преданности, превзошло даже это.

– Будь проклят этот мальчишка! В нём нет положительных черт! Он высокомерен, груб и с ним труднее иметь дело, чем со сбрендившим котом!

Гнев, разочарование и другие неприятные ощущения кипели в их желудках, наполняя рода кислотой. Они мало что знали о юном императоре помимо того, что тот пользовался полной поддержкой Райнхарда и бывшего канцлера Лихтенладе, но и представить себе не могли, что он вызовет в своих подчинённых столь малую преданность.

Если бы юный император достиг зрелого возраста, так и не научившись контролировать своё эго, можно было бы ожидать появления ещё одного Августа II.

Август II был самым большим изгоем в истории династии Голденбаумов и Империи, и если бы Эрвин Йозеф II смог успешно претендовать на трон, имя Августа II наверняка не раз было бы упомянуто. К счастью, правда о его правлении была сохранена историками, так как наследовавший ему император не стал вмешиваться и запрещать это, позволяя понять действия тирана и предвосхищая необходимость политического мятежа.

Нынешний император не обладал ни достойным поведением, ни уважением к мнению взрослых, и потому критика Эрвина Йозефа II была суровой. Но семилетнего ребёнка трудно научить нести за себя ответственность, тем более, что его окружали взрослые, мало заботящиеся о становлении его характера. Родители юного императора были мертвы, а Райнхард не мог исполнять роли отца, так что императора окружали мелкие чиновники, лишь минимально исполняющие свои обязанности. Не то чтобы любовь обязательно решает всё, но полное её отсутствие делает перемены к лучшему невозможными. Разум ребёнка продолжал всё сильнее развращаться, заставляя людей отвернуться от него.

Для высших чинов «законного правительства» император тоже не был героем или мудрым правителем, им предпочтительнее было иметь послушную марионетку. Впрочем, падением намного ниже даже этого стандарта их всё равно беспокоило. Что же касается самого правительства в изгнании, то у них не было ни подконтрольной им области, ни граждан, которых можно было бы эксплуатировать, ни армии, имея которую можно было бы править при помощи силы. И для продолжения существования им были необходимы защита Союза и помощь Феззана. Пока что они двигались вместе с ними, пользуясь доброй волей и оказываемой союзниками милостью, но должны были готовиться к будущему противостоянию, сохраняя при этом благосклонность юного императора.

По этой причине они хотели, чтобы семилетний император был похож на милого ангела из сказки. Но эти надежды быстро развеялись. Всё, что могли сделать члены правительства в изгнании, это попытаться минимизировать враждебность по отношению к нему. Так что они решили скрыть его величество от лица общественности насколько это возможно. Доктору было приказано вводить юному императору транквилизаторы, чтобы постоянно держать его в сонном состоянии и ограничить его мир спальней «временного дворца». Хотя «придворный врач» беспокоился, как могут повлиять наркотики на хрупкое тело ребёнка, в конце концов ему пришлось выполнить приказ.

Таким образом, все политики и финансисты Союза, а также пресса и те, кто хотели внести вклад в дело правительства в изгнании, вынуждены были довольствоваться видом насильно усыплённого ребёнка через дверь его спальни. Среди его посетителей были и такие, кого очаровало его дремлющее лицо, в то время как другие считали его живым воплощением пяти веков деспотической тьмы.

Такая ситуация была неприятна, так как каждый поступал, основываясь на эмоциях, а не на разуме. Они поддерживали его благодаря чувствам и противостояли из-за внутренней ненависти. Но все споры о том, приведёт ли признание императора к миру и установлению прочной демократии сошли на нет. Оба лагеря – из которых лагерь сторонников этой идеи был больше – осуждали глупость друг друга, но перестали тратить время и силы на тщетные попытки убеждения.

Император Эрвин Йозеф II был не миленьким ангелочком, каким его считали некоторые, а безразличным и непослушным ребёнком. Осознание этого существенно ослабило «синдром белого рыцаря», как называл его Кассельн, хотя оставалось ещё достаточно политических причин. Как бы то ни было, герцог Лоэнграмм, человек огромных амбиций, предсказывал, что в имперском флоте найдётся мало офицеров, готовых направить оружие на ребёнка. На древней Земле, когда мусульмане оказались втянуты в гражданскую войну, одна из сторон выставила перед собой оригинальную рукопись Корана. Увидев это, противники бросили оружие и убежали. Параллели были ясны, однако предсказание герцога Лоэнграмма являлось лишь ребёнком желания и заблуждения.

Несмотря на беспокойство и сожаления, беженцы и поддерживающее их правительство Союза находились в точке невозврата. Шокирующая реакция Райнхарда фон Лоэнграмма разом загнала их в угол из центра ринга. Места для обсуждений не осталось, конфликт теперь мог разрешиться только силой. Укрепление и содержание армии стало неотложным вопросом. И первой целью правительства Союза стала необходимость рассеять все сомнения в его власти над военными, а также укрепить политические позиции, посадив на руководящие должности в армии офицеров из числа сторонников Трунихта.

Таким образом, начальник Центра стратегического планирования, адмирал Куберсли, вышел на пенсию по болезни, а бывший исполняющий обязанности Доусон был назначен на его место. Хотя лояльность Доусона получила хорошую награду, военные лидеры не хотели выглядеть так, будто являются ставленниками правительства. До главнокомандующего космическими силами Бьюкока дотянуться было сложно, но вот косвенно задеть Яна они смогли, вызвав эффект, схожий с внезапно раздавшимся над головой громом.

«Юлиан Минц повышен до звания мичмана и назначен на должность военного атташе. Он должен занять свой пост не позднее 15-го октября».

Когда в крепость по сверхсветовой связи дошла эта новость, Фредерика Гринхилл, передававшая Яну эту новость, не смогла поднять глаз.

Осознавая, что здесь и сейчас его власть безгранична, Ян также понимал, что является частью демократической республики. Однако, получив этот приказ, он не мог не вспомнить саркастический совет Шёнкопфа, когда начальник службы безопасности крепости выражал предельную неприязнь к правительству и предлагал ему стать диктатором. Смирение же означало потворство надменности власть имущих.

Лейтенант Фредерика Гринхилл стояла, прижимая к груди папку, пока Ян прошёлся туда-сюда по каюте ровно шестьдесят раз. Затем он остановился, снял с себя берет и взъерошил свои чёрные волосы. Фыркнув, он бросил мрачный взгляд на что-то невидимое и неосознанно сжал берет двумя руками, словно кого-то душил.

– Ваше превосходительство! – наконец сказала Фредерика, стремясь отвлечь его и снять напряжение.

Ян, словно нашкодивший мальчишка, схваченный за ухо, виновато взяглянул на свою прекрасную помощницу, перестал душить берет и вздохнул.

– Лейтенант Гринхилл, вызовите Юлиана сюда, пожалуйста.

– Так точно. И ещё, адмирал, извините, но…

– Знаю, что вы хотите сказать… наверное. Но не могли бы вы просто вызвать Юлиана?

Выбор слов Яном выдавал его неуверенность, но больше ничего из того, что творилось на душе у её молодого командира, Фредерика прочитать не смогла. И сделала, как ей приказали.

Все знали, что Юлиан весьма проницателен, но Фредерике удалось подавить свои чувства, так что, пока он не оказался перед мрачным как ночь Яном и не получил в свои руки приказ, юноша и не предполагал, какое несчастье его ждёт.

Юлиан несколько раз перечитал предписание. Когда наконец смысл этих сухих слов окончательно уяснился в его голове, кровь закипела у него в жилах от ярости. Он переводил искажённый гневом взгляд с Яна на Фредерику и обратно. Ему хотелось разорвать приказ в клочья, но он запер это побуждение в клетку разума.

– Пожалуйста, вы должны отменить этот приказ! – вскричал Юлиан.

Понимая, что неуместно повысил голос, он всё же считал себя вправе дать именно такой ответ. Лишь эмоционально неполноценный человек смог бы сохранить спокойствие, находясь в его шкуре.

– Юлиан, когда ты был гражданским на службе в армии, твои назначения и переводы зависели лишь от местного командующего. Но теперь ты по-настоящему вступил в армию и обязан исполнять приказы комитета обороны и Центра стратегического планирования. И я не думал, что придётся напоминать об этом, когда всё зашло так далеко.

– Даже при том, что приказ настолько абсурден?

– А что в нём абсурдного?

Юлиан не смог найти прямого ответа и принялся защищаться:

– В таком случае, я лучше снова стану гражданским служащим. Тогда бы мне не пришлось выполнять этот приказ, не так ли?

– Эх, Юлиан, Юлиан… – произнёс Ян со вздохом. Он никогда не упрекал Юлиана за сделанный выбор, но теперь юноша сам упрекал его. Возможно, Ян переоценил его зрелость. – Ты ведь уже должен понимать это. Никто не заставлял тебя становиться солдатом. Это было твоём решение, помнишь? Ты знал, что с момента принятия присяги выполнение приказов становится частью твоей работы.

Ответ Яна был в лучшем случае формальным. Если в нём и было что-то убедительное, то не содержание слов, а тон, вызвавший сочувствие у Юлиана. Он попытался восстановить душевное равновесие, но по его покрасневшему лицу было заметно, что это удаётся ему с трудом.

– Хорошо, я понял. Я выполню приказ и займу пост постоянного военного атташе на Феззане. Не потому, что таков приказ комитета обороны, а потому, что так приказывает адмирал Ян Вэнли. Если это всё, для чего вы хотели меня видеть, могу я получить разрешение уйти, ваше превосходительство?

С застывшим выражением лица Юлиан автоматически поднял руку в воинском приветствии и неровной походкой покинул каюту.

– Я понимаю, что он сейчас чувствует, – сказала Фредерика после недолгого молчания. Ян ощутил в её голосе обвиняющую нотку, хотя, возможно, это было его собственное предубеждение. – Наверное, он думает, что ваше превосходительство считает его расходным материалом.

Взгляд Фредерики без слов говорил, что по её мнению, он пренебрегает чувствами мальчика.

– «Расходный материал»? Ничего подобного, – обидевшись, попытался объяснить Ян. – То есть, отослать его означает признать расходным материалом, а оставить рядом со мной – признать нужным? Это работает не так. Даже если бы он не был полезен, я бы хотел, чтобы он оставался рядом со мной. Нет, его необходимость вовсе не вопрос полезности!..

Потеряв уверенность в выразительной силе своих слов, Ян замолчал. Он взъярошил свои волосы, после чего скрестил руки на груди и тяжело вздохнул. За его решением стояло многое, но последнее, чего бы он хотел – это оттолкнуть мальчика, не приложив усилий, чтобы попытаться понять его сторону.

– Думаю, мне нужно поговорить с ним.

Произнеся это, Ян сам удивился, почему он с самого начала так не сделал. Он уже по горло был сыт своей небрежностью.

Большой ботанический сад крепости Изерлон был идеальным местом, чтобы освежиться. Фредерика намекнула Яну, что в данный момент Юлиан, глубоко задумавшись, сидит на скамейке среди деревьев джакаранды в том месте, где Ян иногда спит.

Ян не собирался работать сверхурочно и покинул центральный командный пункт ровно в пять часов.

Отправившись в сад, Ян подошёл к скамейке, на которой сидел безутешный Юлиан. Юноша поднял голову и увидел опекуна с банкой пива в руке и серьёзным выражением на лице.

– Адмирал…

– Не против, если я здесь присяду?

– Как вам угодно.

Ян несколько неловко присел, открыл пиво и сделал глоток пенной жидкости. Потом вздохнул и начал:

– Послушай, Юлиан…

– Да, адмирал?

– Я отправляю тебя на Феззан лишь потому, что мне так приказали. Хотя, на самом деле, иметь там надёжного человека было бы неплохо. Но как бы то ни было, я бы предпочёл, чтобы ты никуда не улетал.

– Судя по тому, как идут дела, Изерлон скоро вновь окажется на линии фронта. Думаю, я был бы более полезен здесь.

– Честно говоря, я не вижу в этом смысла, Юлиан, – Ян сделал ещё один глоток пива и посмотрел на юношу. – Все ждут, что имперский флот начнёт вторжение через Изерлонский коридор, хотя нет ни протокола, ни закона, обязывающего врага поступать именно так.

– Но откуда же, в таком случае, они вторгнутся? Отправятся в долгий и тяжёлый обходной путь? Ведь, кроме Изерлонского, есть лишь Феззанский коридор…

– Вот именно.

Юлиан аж задохнулся от ответа Яна и стал ждать объяснений.

– Для герцога Лоэнграмма нет более эффективной тактики, чем осада Изерлона одним флотом и совершить прорыв через Феззанский коридор другим. И у него есть ресурсы, чтобы справиться с этой задачей. Тогда Изерлон останется в изоляции, превратившись в гальку на обочине дороги.

– Но разве это не значит, что Феззан станет врагом Империи?

– Хороший вопрос, но я бы не рассчитывал на это. На мой взгляд, у Лоэнграмма есть два варианта, если он захочет пройти через Феззанский коридор. Первый – подавить как явное, так и скрытое сопротивление Феззана силой. Второй – вообще избежать столкновения с Феззаном.

Ян не стал углубляться в объяснения, но Юлиан и так понял, что имеет в виду его опекун.

– То есть, вы хотите сказать, что есть вероятность тайного сговора между Империей и Феззаном?

– В точку, – Ян отсалютовал ему пивом, отдавая должность проницательности юноши.

Но Юлиан не мог позволить себе радоваться похвале. Сговор между герцогом Лоэнграммом и Феззаном означал объединение величайших военной и экономической сил в Галактике, и их целью, несомненно, станет Союз Свободных Планет. Юлиан вырос в сложившихся военно-политических условиях, но теперь он решительно пересматривал сложившуюся в голове схему с борющимися Империей и Союзом, между которыми расположился Феззан. Такое сложно было принять с ходу.

– Юлиан, мы, люди, запутались в подобных недоразумениях. Но задумайся на минуту. Пятьсот лет назад Галактической Империи не существовало. История Союза вдвое короче, а Феззану едва исполнилось сто лет.

Всё, чего не существовало на рассвете вселенной, скорее всего, не будет существовать на её закате. Постоянные изменения – это обычный ход вещей. Как с появлением выдающегося человека в лице герцога Лоэнграмма изменения охватили Галактическую Империю и теперь готовятся распространить её сеть на всё человеческое сообщество.

– Значит ли это, что и Галактическая Империя… нет, династии Голденбаумов, тоже настанет конец?

– Так и будет. На самом деле, это уже случилось. Настоящая военная и политическая власть находятся в руках Райнхарда фон Лоэнграмма. Император бросил свою страну и своих подданных. Даже если название пока не изменилось, перед нами уже династия Лоэнграмма.

– Уверен, что вы правы. Но мне интересно: действительно ли так велика вероятность того, что Феззан и империя объединились?

– Представь, что есть три главные силы – А, В и С. А и В находятся в постоянной вражде. В таком случае, для С лучше всего спасать А от угрозы В, помогать В, если А начинает подавлять его, или просто поддерживать конфликт между А и В, пока они не уничтожат друг друга. Но если влияние А возрастёт столь сильно, что, даже объединившись, В и С вряд ли смогут противостоять ему, не лучше ли будет для С объединиться с А и вместе напасть на В?

– Но если так, то разве невероятно усилившееся А остановится после уничтожения В и не нападёт на С? И разве С в этом случае не лишится своей независимости, придя к гибели в некотором смысле?

Молодой адмирал с уважением взглянул на юношу.

– Совершенно верно. Я вёл как раз к этому. Предлагая свою финансовую помощь и стратегическое положение герцогу Лоэнграмму, Феззан, вероятно, потеряет независимость. Как же они планируют выйти из этой ситуации?.. – Ян задумался, вертя в руках банку с пивом. – Возможно, цель Феззана не в том, чтобы её сохранить… Нет, это слишком большое потворство интуиции. Я думал, что Феззан намеревается монополизировать всю экономику новой объединённой Империи, но теперь я уже не уверен в этом.

Юлиан наклонил голову, и его льняные волосы всколыхнулись.

– Если дело не в материальной выгоде и не в личном интересе, то, может, это что-то духовное?

– Духовное?

– Идеология, например, или религия…

Теперь настала очередь Яна удивлённо расширить глаза. Он немного покачал банку с пивом в руке.

– Религия, говоришь? Что ж, да, это возможно. Может, я ошибался, считая феззанцев кучкой поверхностых, логичных реалистов. Религия, действительно…

Сам Юлиан не заходил далеко по цепочке своей логики, чтобы прийти к каким-то выводам, а просто озвучил пришедшую в голову мысль, и потому заинтересованность Яна его скорее смутила, чем обрадовала. Он откашлялся и озвучил командующему своё согласие с назначением.

– Если бы я оказался на Феззане и смог раскрыть хотя бы часть их планов, помимо отслеживания передвижений имперского флота, это было бы полезно для вас, адмирал, верно? В таком случае, я рад буду отправиться туда.

– Спасибо. Но есть ещё одна причина, почему я думаю, что тебе следует отправиться на Феззан, Юлиан.

– Какая же?

– Как бы это выразить? Глядя на гору с одной стороны, тебе никогда не увидеть её целиком… Ладно, забудь. Я хотел спросить тебя кое о чём более важном, – Ян закинул ногу на ногу. – Рано или поздно нам придётся рискнуть жизнью в сражении с Райнхардом фон Лоэнграммом… Кстати, Юлиан, ты действительно считаешь герцога Лоэнграмма воплощением зла?

– Я так не думаю, но… – Юлиан был озадачен вопросом.

– И правда. Воплощения зла существуют лишь в художественных произведениях, – Ян остановился, чтобы посмеяться над собственным наблюдением. – Если что и является злом, так это тот факт, что Союз помогает старому имперскому режиму. Это не только ускоряет ход истории, но и поддерживает тех, кто стремится к её развороту. Возможно, однажды история изобразит нас как плохих парней.

– Не понимаю, как такое может…

– Это не редкость.

Ян попытался представить себе будущее, в котором Райнхард фон Лоэнграмм стал верховным правителем и принёс мир и порядок всему человечеству. Тогда о династии Голденбаумов стали бы говорить уничижительно, а Союз Свободных Планет считался бы врагом, стоявшим на пути к единству. О Яне, в частности, в учебниках истории написали бы что-нибудь вроде: «Если бы не он и его жажда крови, объединение человечества было бы достигнуто гораздо раньше».

Мысль о существовании совершенного добра и абсолютного зла всегда была проклятием для человеческого духа. Гармония и сострадание невозможны, если каждая из сторон считала себя добродетельной, а врага – гнусными мерзавцами. Многим это послужило единственным оправданием перед побеждённым противником.

Ян не был святым крестоносцем, исполняющим волю Бога. Как военный, он вынужден был принимать непростые решения. Если бы он родился в иное время и в ином месте, он бы, конечно, пошёл другим путём. Ян был не из тех, кто обманывает себя, полагая, что только из-за того, что он верит в справедливость, будущие поколения последуют его примеру. Пока его мотивы субъективно верны, результат не имеет значения. Для него это был единственно-верный образ мыслей.

Человеческие существа не созданы для того, чтобы выносить знания о том, что они злы. Отстаивая свою праведность, они становятся наиболее сильными, жестокими и безжалостными. Лишь потому, что Рудольф Великий верил в свою праведность, пролилось столько крови, и хотя его правление было окрашено багровым, оно всё же было мирным. Или, быть может, он лишь делал вид, что это так. Ибо, когда в доспехе самооправдания, которым он окружил гранитную башню своего тела, открылась трещина, не стало ли это основой его эго?

– Юлиан, ты знаком с преданием о Ноевом потопе? Это Бог, а не дьявол, уничтожил тогда всех, кроме семейства Ноя. Можно сказать, что легенды и мифы всех монотеистических религий подтверждают эту истину. Именно Бог, а не дьявол, правит человечеством при помощи страха и насилия.

Ян понимал, что пустился в крайность с этим примером, но невозможно переоценить чрезмерную относительность добра и зла. Единственное, на что способны люди, видя бесчисленные события, происходящие в их поле зрения, это стремиться выбрать лучший вариант. Тем же, кто верит в абсолютную справедливость, он предложил бы объяснить огромное противоречие, кроющееся во фразе «борьба за мир».

– Так что, Юлиан, когда ты окажешься на Феззане, попробуй посмотреть, не отличается ли их чувство справедливости от нашего. Это будет для тебя полезным опытом. По сравнению с этим взлёты и падения государств бледнеют по значимости. Это высшая истина.

– Даже взлёт или падение Союза Свободных Планет?

Ян взъерошил свои чёрные волосы и улыбнулся.

– Да, хотя я могу лишь надеяться, что его полёт продлится достаточно долго, чтобы я получил свою пенсию. Даже с исторической точки зрения Союз был создан как полная противоположность политической идеологии Рудольфа фон Голденбаума.

– Это я могу понять.

– Конституционное правительство идёт против самодержавия, прогрессивная демократия – против нетерпимого авторитаризма. Мы защищаем эти идеологии, как если бы они были естественным выбором, и применяем их на практике. Но если всё, сделанное Рудольфом, будет отвергнуто и похоронено Лоэнграммом, я не вижу причин для продолжения существования Союза как такового.

Юлиан промолчал.

– Подумай, Юлиан. Насколько бы оторванным от реальности ни был человек, в здравом уме он не будет искренне верить в бессмертие. И всё же, тебе не кажется, что вокруг до странности много глупцов, верящих, что их государства нерушимы?

Юлиан вновь не ответил, лишь посмотрел на молодого адмирала своими тёмно-карими глазами. Мысли Яна часто развивались вне простраства и времени и принимали крайне откровенную форму выражения, что нравилось не только Юлиану, но и Фредерике.

– Юлиан, государства – это не более, чем базовые инструменты. Никогда не забывай об этом, и, возможно, тогда ты будешь держаться за то, кто ты есть.

Ян считал, что худшая болезнь, порождённая человеческой цивилизацией – это вера в свою нацию. На самом деле, это не более чем механизм, с помощью которого можно эффективно продвигать взаимодополняющие отношения между живущими в нём. Не было никаких других причин, по которым ими управляли инструменты. Или, точнее, большинство позволяло управлять собой избранным, знающим, как использовать эти инструменты. Ян не считал, что Юлиану нужно, чтобы его окружали такие люди. Он не сказал этого, но предполагал, что юноша сможет найти утешение в жизни на Феззане. Для Юлиана было бы лучше отказаться от Союза и стать феззанцем. На данный момент, Ян был удовлетворён тем, какое будущее ждало его подопечного.

«По крайней мере, Кассельн сделал хоть что-то правильное. Он привёл тебя ко мне».

Ян собирался сказать это вслух, но каким-то образом потерял слова, рассеявшиеся словно туман. Так что он молча смотрел в неествественные сумерки, сгустившиеся над ними. На его скрещенных ногах лежали пустая пивная банка и чёрный берет, казалось, моливший о пощаде из-за многочисленных злоупотреблений своего хозяина.

III

Весть о том, что Юлиан Минц покидает Изерлон, стала неожиданностью для офицеров штаба Яна. Когда старший товарищ Яна по академии, Алекс Кассельн, узнал об этом, то припомнил своё давнее обвинение.

– Так ты наконец набрался храбрости избавиться от Юлиана? – вопрос прозвучал риточески. – Должен сказать, я удивлён.

– Я ничего не могу с этим поделать – таков приказ комитета обороны. Кроме того, мне тоже было шестнадцать, когда я покинул отца и поступил в Военную академию. Может, и ему пришло время начать самостоятельную жизнь.

– Неплохое суждение, но как ты сам будешь обходиться без Юлиана?

На этот раз Кассельн казался искренне обеспокоенным, что ещё больше раздражало Яна.

– Лейтенант Гринхилл спросила то же самое… Почему все думают, что я без него пропаду?

– Потому что это правда, – припечатал Кассельн с уверенностью, не оставляющей места для возражений.

Пока Ян пытался найти едкий ответ, Кассельн попросил его пригласить Юлиана на ужин. Когда юноша отправится на Феззан, возможность для таких семейных посиделок будет для него потеряна.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒