СОЮЗ СВОБОДНЫХ ПЛАНЕТ 9 страница

Ройенталь не согласился:

— Почему они прижимаются к подушке, когда могут прижиматься ко мне? Думают, подушка их спасёт?

Бессмысленно было искать рациональное объяснение, но, как и в вопросе военной тактики, молодой адмирал с разноцветными глазами пытался его найти:

— В этом все женщины. Бесполезно задавать вопросы. Они даже сами себя не понимают.

Миттермайер сдался. Свечку он не держал, поэтому не был в курсе всех побед своего товарища вне поля боя. У него самого была дома семья, но в такие моменты Ройенталь не признавал авторитет женатого мужчины:

— Спустись на землю. Не может быть такого, чтобы ты понимал женщин лучше меня.

После такого ситуация начинала накаляться.

— Я понимаю Евангелину. А Евангелина — женщина.

— Твоя жена не в счёт.

— А откуда ты это всё знаешь?

Поставив пивную кружку, Ройенталь понизил голос и сказал:

— Постоянно «Евангелина то, Евангелина сё». Тебе нравится быть привязанным к одной женщине? Это лишь ограничивает твои возможности. Мне этого не понять.

Сказать, что подобным разговорам между командующими, которых считали самыми одарёнными и лучшими во всем имперском флоте, недоставало благородства, было бы преуменьшением. Последний такой разговор закончился дракой. Впрочем, они не помнили, что произошло. А свидетели держали язык за зубами, поэтому на следующий день они лишь задавались вопросом, почему они все в синяках?

— Когда адмирал Ройенталь берётся за дело, красивых женщин на всех не хватает, — сказал Мюллер без малейшей злобы, и сделал глоток кофе, принесённого ему студентом-официантом. Ходили слухи, что он пережил тяжёлое расставание в свою бытность младшим лейтенантом, но он лишь молча глупо улыбался, не подтверждая и не опровергая эти слухи. Но для молодого человека, которого вскоре все будут называть не иначе как «Железная Стена Мюллер», путь к славе лежал лишь через поле боя.

Изначально, на Высшем военном совете 19-го сентября в адмиралтействе Лоэнграмма должно было присутствовать 17 человек: Имперский гросс-адмирал Райнхард фон Лоэнграмм, его главный адъютант коммодор Штрейт, второй адъютант лейтенант Рюке, адмиралы флота Оберштайн, Ройенталь и Миттермайер, а также адмиралы Вален, Мюллер, Фаренхайт, Лютц, Кесслер, Биттенфельд, Меклингер, Штайнметц, Ренненкампф и Айзенах.

В зону ответственности Кесслера входило поддержание порядка в столице, в связи с чем его допросили по поводу его связи с побегом императора. Ему влепили выговор, урезали жалованье и поместили под временный домашний арест, но вскоре он был снят, и Кесслера восстановили в должности.

Весь имперский флот находился в полной боевой готовности и, если бы главнокомандующий Лоэнграмм отдал такой приказ, весь громадный флот в составе почти 150 000 боевых кораблей, больших и малых, мог прибыть к планете Один в течение 24-х часов.

Высокая элегантная фигура Райнхарда заняла почётное место. Его золотые волосы роскошно блестели, словно львиная грива, когда адмиралы салютовали ему.

— Я собрал вас всех сегодня, чтобы услышать, что вы думаете об этих мятежниках, что называют себя Союзом Свободных Планет, и выслушать конкретные идеи, как наказать их, применив военную силу.

И тут же, предваряя дальнейшее обсуждение, Райнхард сделал важное объявление, ставшее ключевым:

— Но сперва позвольте мне объяснить вам мой план, а его суть состоит следующем: оставить попытки захвата крепости Изерлон, что мы пытались сделать раньше, и атаковать через другой коридор. Говоря проще, мы вторгнемся на территорию Союза через Феззанский коридор. Феззан откажется от политического и военного нейтралитета и перейдёт в наш лагерь.

На мгновение зал совещаний охватила безмолвная суматоха, адмиралы поражённо переглядывались друг с другом. Райнхард мягко поднял руку, призывая к порядку.

Взоры адмиралов обратились на открытую дверь, и каждый отреагировал, как было свойственно его характеру.

Рядом с личным охранником Райнхарда, Гюнтером Кисслингом, стоял знакомый всем в зале человек: представитель Феззана в Империи, Николас Болтек.

— Он согласился оказать нам содействие. Разумеется, не просто так.

Формально представив Болтека всем присутствующим, Райнхард развеял весь скептицизм. Он заключил тайный договор с посланником. Болтек воспользуется своим положением и предоставит имперскому флоту проход через Феззанский коридор, а Райнхард снимет с должности правителя Феззана Рубинского и заменит его Болтеком. И хотя Райнхард не посвятил адмиралов во все детали плана, им не понадобилось много времени, что сложить всю картину.

— Вы хотите сказать, что он продает собственный народ? — спросил Биттенфельд, едва скрывая отвращение к Болтеку.

Посланник горестно вздохнул:

— При всём моем уважении, единственное, что я продаю — номинальная независимость Феззана. В этом поступке нет ничего, что противоречило бы выгоде и самой сути Феззана. Покончив с этой бесполезной формальностью, Феззан лишь выиграет.

— Называйте это как вам будет угодно. В конечном счёте, вы найдете повод продать родителей или предать друзей.

— Довольно, Биттенфельд, — этими словами молодой главнокомандующий заставил язвительного адмирала замолчать. — Если бы не его содействие, нам было бы непросто провести флот через Феззанские врата. И я намерен отплатить за его помощь соразмерным вознаграждением и любезностью. Но я собрал вас всех здесь сегодня, чтобы услышать ваше мнение, конечно же. Что скажете вы, Ройенталь?

— Простите мне мои слова, но я не уверен, что стоит полностью доверять феззанцу-интригану, — с вежливым безразличием заявил Ройенталь. — Как только мы пройдём через Феззанский коридор и вторгнемся на территорию Союза, то, стоит им решить предать нас и перекрыть коридор, и мы станем легкой добычей. Не зная толком территории противника, мы подвергнем большой опасности наши линии снабжения и коммуникации, разве не так?

Биттенфельд возразил:

— Опасения Ройенталя естественны, но даже если бы Феззан пошёл на такой трусливый шаг, разве бы у нас не хватило сил, чтобы одним ударом поставить их на место?

— Хотите сказать, что нам пришлось бы вновь повернуть флот на Феззанский коридор?

— Да, военная мощь Феззана с нашей не идёт ни в какое сравнение. Уверен, что мы могли бы сломать все их планы достаточно безболезненно.

— А если силы Союза ударят как раз в тот момент, когда мы повернём флот и оголим тылы? — спросил Ройенталь. — Это поставит нас в невыгодное положение. Не думаю, что мы потерпим поражение, но мы не можем идти на такие жертвы.

Нередко солдата, который произносил такие слова, считавшиеся отголоском консервативной теории, называли трусом, но во всём имперском флоте не нашлось бы человека, который бы решился обвинить в трусости адмирала Ройенталя. Биттенфельд был мрачен и молчалив, и никто из адмиралов не хотел с ним спорить. Слово взял Райнхард:

— В словах Ройенталя есть смысл, но я уже твёрдо решил, что вторжение пойдёт через Феззанский коридор. Предположение, что Изерлонский коридор — единственный путь для вторжения, что сокращает нам выбор стратегии, поставит в глупое положение Союз Свободных Планет, ведь они проложили путь к крепости телами своих людей. Лишь человеческая прихоть запрещает использовать Феззанский коридор для вторжения, а не какой-то закон, что существует с незапамятных времён. Мы не обязаны пребывать в той же иллюзии, что и Союз. Проход через Феззанский коридор — лучшее решение хотя бы потому, что оно даст нашему вторжению элемент неожиданности.

Райнхард осмотрелся, чтобы убедиться, что его мысль дошла до всех, прежде чем продолжить:

— Теперь к делу. Сначала мы пошлём флот в направлении Изерлонского коридора, как они и ожидают. Гораздо большее число кораблей, чем этой весной под командованием Кемпфа и Мюллера. Естественно, это будет отвлекающий маневр.

Белые щеки Райнхарда вспыхнули. Это была не политика и не хитрость, а чистая стратегия и тактика, от которых вся натура его приходила в полный восторг.

— Пока внимание Союза будет обращено к Изерлону, наши главные силы пройдут через Феззанский коридор и вторгнутся на их территорию. Ян Вэнли находится в Изерлоне. Любые другие подразделения и командующие не представляют для нас угрозы.

— Я думаю, всё так, как вы и говорите, — произнёс Ураганный Волк с лёгким сомнением. — Но всё же остаётся проблема Яна Вэнли. Мы обязаны принять во внимание возможность того, что он совершит долгий переход из Изерлона и нанесёт ответный удар по основным нашим силам.

— В такой ситуации нам следует ударить его в тыл и превратить в мученика за дело демократии.

После гордой речи Райнхарда большинство адмиралов выразили своё согласие, лишь Оберштайн смотрел в пустоту своими искусственными глазами.

— Думаете, это будет так просто? — спросил Ройенталь.

Вольфганг Миттермайер бросил на него быстрый взгляд. Поддаваться тревоге было несвойственно для такого прямолинейного человека, как Ройенталь. Но этого, похоже, никто не заметил.

— Я бы хотел, чтобы всё прошло по плану.

Сознательно или нет, Райнхард отреагировал на слова фон Ройенталя, элегантно, едва заметно, улыбнувшись. Красоту этой улыбки отказывались признавать лишь те, кто питал ненависть к Райнхарду и не признавал его гений.

— Как и я.

Молодой адмирал с разноцветными глазами искренне улыбнулся. Миттермайер почувствовал облегчение: ощущение тревоги отступило от сердца. Сразу после того, как Карл Густав Кемпф погиб в битве за Изерлон, Ройенталь удивил Миттермайера, высказав сомнение в Райнхарде. На следующий день он отшутился, что всё дело в выпивке, но, хотя Миттермайеру хотелось верить в это оправдание, он не мог не впустить в душу беспокойство. Ройенталь не любил держать обиды, но не любил и посвящать в них других людей. По крайней мере, так он мог быть уверен, что не сказал и не сделал ничего лишнего.

— А какое название получит эта грандиозная операция? — спросил Мюллер.

Райнхард удовлетворённо улыбнулся. Он взмахнул своими золотыми волосами и почти пропел:

— Я дал ей название «Операция Рагнарёк».

— «Рагнарёк? » — пробормотали адмиралы. Само звучание этого названия заставляло их дрожать от странного возбуждения. Если бы эти опытные и храбрые воины хоть на миг решили, что мир, каким они его знают, обречён на гибель, они не смогли бы придумать для своего завоевания лучшего названия. Оно само гарантировало успех, по крайней мере, так им казалось в этот момент. Они знали, что перед ними стоит задача не из лёгких, и их лица приобрели суровый вид, но честолюбие и пыл, какой охватывает солдат в сложные минуты, вновь загорелись в их сердцах. Этого у них было не отнять.

Адмиралы по очереди заговорили. Каждый требовал участия в этой операции, подобной которой Галактика еще не видела, понимая, что его имя будет навсегда вписано в последнюю главу двухсотпятидесятилетней истории Союза Свободных Планет.

III

Адмиралы разошлись, лишь адмирал флота Оберштайн остался, чтобы подробнее обсудить детали следующего совещания.

— Нам следует проявить осторожность в отношении Болтека, ваше превосходительство.

Райнхард поднял свои красивые брови.

— По крайней мере, Болтека будет проще контролировать, чем Чёрного Лиса Рубинского.

— Несомненно, но так мы столкнёмся с ещё одной проблемой. А именно: сможет ли Болтек контролировать Феззан? Он создан быть на вторых ролях — во всём остальном он лишь хитрец, паразитирующий на талантах Черного Лиса.

— Хотите сказать, что у него не хватит умения править?

— Я был бы равным образом обеспокоен, если бы он был для этого создан. Но если он не сможет собрать вокруг себя силы, чтобы подавить недовольных, то в конце концов встанет на пути нашего флота.

В ответ на пессимистическое мнение своего начальника штаба Райнхард рассмеялся.

— С таким же успехом мы можем ожидать, что он обладает достаточным авторитетом и властью, чтобы решить эту задачу. Способен или неспособен, ему придётся носиться как угорелому, чтобы подавить всех недовольных, если он хочет сохранить свой пост и авторитет. Именно он станет объектом ненависти и сопротивления. Если я позабочусь о нём до того, как всё выйдет из-под контроля, я смогу эффективно справиться с тем, кто его заменит. И при этом не опасаться, как на это отреагируют.

— Понятно. Получается, вы продумали всё заранее?

Начальник штаба даже не пытался скрыть, насколько он впечатлён.

— Простите меня. Я не должен был сомневаться ни секунды. Пожалуйста, действуйте, как вы считаете нужным.

На восхищение Оберштайна имперский гросс-адмирал не обратил внимания. Мыслями он уже был где-то в другом месте.

— Я думаю, что мы используем его именно так, когда завоюем Союз Свободных Планет. Вы со мной согласны, начальник штаба?

— Согласен, — кивнул Оберштайн. — Несомненно, найдутся и те, кто захочет занять пост генерального секретаря Союза, чтобы поддержать власть новой Империи и её военную мощь. Стоит ли нам озаботиться выбором кандидата?

Райнхард молча кивнул, в его воображении появилась одинокая фигура.

Ян Вэнли. Самый молодой и изобретательный командующий Вооруженных Сил Союза. Военным, награждённым в таком молодом возрасте, обычно завидовали и за меньшее. Если предположить, что он смирится с тем, что его вынудят занять пост генерального секретаря новой Империи, будет ли он сохранять верность своей демократической стране? Это был важный момент.

Он должен был перестать позволять другим играть с его судьбой и заставить их заняться собственными. Райнхард думал так с самого детства, с тех пор, как у него украли то, что никогда не должно было быть украдено. Этого он перенести не смог. Он нашёл для себя множество причин, чтобы порвать связи со старым режимом, при котором существовали Галактическая Империя и Союз Свободных Планет, и захватить всю власть во Вселенной в свои руки. Грядущая династия Лоэнграммов не остановится ни перед чем ради установления вселенского мира. Его правление, по сравнению со старым режимом, было более справедливым, а по сравнению с Союзом Свободных Планет — более эффективным. По крайней мере, он никогда бы не доверил большой флот этим распутным аристократам, которые лишь кичились своими родословными и семейными связями, и не отдал власть в руки политиков-популистов, что управляли невежественными массами с помощью софистики и потакания их желаниям. Даже перед таким человеком, как Ян Вэнли, путь к власти был широко открыт. И всё же, как бы ни сочетались его многочисленные таланты, Райнхард знал, что никто не сможет заменить его рыжеволосого друга, погибшего год назад.

У Хильдегарде фон Мариендорф были давние опасения по поводу стремления Райнхарда к абсолютной гегемонии. Когда они остались одни, она прямо спросила у него:

— Неужели мирное сосуществование с Союзом Свободных Планет невозможно?

Вопрос был риторическим. Ценность его была лишь в том, что он был задан.

— Нет. Они упустили свой шанс, — сказал Райнхард даже слишком равнодушно, так что Хильда задумалась, что же у него всё-таки на уме. — Настоящие макиавеллисты не обратили бы внимания на возраст императора. Если бы они задержали и выслали нам императора и его похитителей, они лишили бы меня возможности применить радикальные политические и военные меры. Но они сами подписали себе смертный приговор.

Райнхард считал, что второсортные макиавеллисты, которые обладают монополией на власть, но не умеют её использовать — это признак деградации страны. По его мнению, он оказался в том моменте истории, когда судьбы династии Голденбаумов и Союза Свободных Планет неизбежно катились к концу. И, тем не менее, мысль, что он простое орудие истории, была Райнхарду невыносима. Он твёрдо намеревался прервать династию Голденбаумов и снять пятивековое зловещее проклятие Рудольфа с плеч человечества. И все же...

— Фройляйн.

— Да, герцог Лоэнграмм?

— Мои методы кажутся вам бесчестными?

Хильда на секунду растерялась. Взгляд ледяных голубых глаз был даже слишком серьёзным.

— Ваше превосходительство останется довольным, если я скажу «нет»? — ответила она, поскольку не знала, какого ответа он ждал.

На лице молодого герцога появилась кривая улыбка.

— Я благодарен вам, фройляйн. Искренне. Если бы я сам поехал в поместье в горах, я уверен, сестра бы отказалась меня принять. Она ни за что бы не согласилась принять мою охрану, если бы вы её не убедили.

Хильда чувствовала разницу между поведением Райнхарда-правителя и мальчишеской откровенностью сожалеющего брата. Она понимала, что нет смысла гадать, какой из Райнхардов настоящий, но не могла не подумать о том, какую из масок он в конце концов наденет.

— Хотя моя сестра ненавидит меня, я уже не исправлю всего, что сделал. Если я откажусь от власти, когда она находится от меня на расстоянии вытянутой руки, кто ещё восстановит единство и гармонию во Вселенной? Мне доверить будущее человечества Союзу Свободных Планет или старорежимным демагогам?

Подумав, что он достаточно ясно выразил свою точку зрения, Райнхард внезапно почувствовал беспокойство. Его ледяные глаза сверкнули жёстко и яростно, и он стал вновь похож на диктатора, повелителя двадцати пяти миллиардов человек.

— Завтра мы объявим об низложении императора, — уверенно произнёс Райнхард. — Семилетний император Эрвин Йозеф II лишится власти, а его место на троне займёт восьмимесячная императрица Катарина, дочь графа Пегница. Она станет самым молодым правителем в династии Голденбаумов. И последним.

Ему казалось, что в момент, когда он положит младенца на трон, он сможет физически ощутить гнев и ненависть немногочисленных приверженцев старого режима, которыми они отреагируют на этот ужасающий спектакль.

«Этот белобрысый щенок оскверняет нашу власть и традиции».

В ответ неизбежно посыпались бы такие проклятия, но их «власть» и «традиции» были лишь двумя столпами песочного замка, построенного Рудольфом фон Голденбаумом пять веков назад. И когда два эти столпа начали осыпаться, всему зданию было суждено рухнуть. Райнхард почувствовал странную жалость к старому режиму, его иллюзиям и всему остальному.

Меньше двух лет назад Гейдрих Ланг занимал важный бюрократический пост. В обязанности начальника Бюро поддержания общественного порядка Империи входило задержание противников действующей власти и инакомыслящих, наблюдение за борцами за свободу слова и подавление её, а также даже контроль и вмешательство в образование и культуру. Именно он в правительстве Империи отражал суть авторитарной власти и мог использовать всё своё влияние и возможности, как ему заблагорассудится. Однажды он непременно бы стал министром внутренних дел.

Согласно новому приказу герцога Лоэнграмма, Ланг не был приговорён к казни как член старого режима. У этого решения было две причины. Во-первых, будучи шефом тайной полиции, он преуспел в слежке и сборе данных и накопил предостаточно компромата на аристократов. Во-вторых, зная себе цену, он был предан лишь себе и после того, как режим аристократов — которых Миттермайер язвительно окрестил «пастухами» — пал, выразил намерение последовать за новым правителем.

Ланг не видел причин горевать из-за того, что Райнхард упразднил Бюро, и достаточно верил в себя, чтобы терпеливо дожидаться дня, когда его звезда снова взойдёт.

Ему воздалось за терпение даже раньше, чем он ожидал. Из канцелярии адмирала флота Оберштайна поступил приказ военной полиции — вечно недовольной своей работой, что, впрочем, типично для военной полиции — выпустить Ланга из-под домашнего ареста.

К счастью для Ланга, детальное расследование фон Оберштайна не выявило никаких доказательств, что он злоупотреблял властью ради личной выгоды. От других высокопоставленных деятелей старого режима его отличало кристально чистое поведение. К нему относились как к любимцу знати, хотя он недолюбливал их компанию. Он усердно и со рвением выполнял свои обязанности и, не без причины, стал известен как «Ищейка».

Увидев его, даже Оберштайну захотелось рассмеяться, однако вида он, разумеется, не подал. Внешность Ланга никак не вязалась с его талантами и достижениями. Хотя ему ещё не перевалило за сорок, восемьдесят процентов его каштановых волос исчезли. То немногое, что ещёе оставалось, цеплялось за его уши, как будто за жизнь. Его пепельные глаза были большими и красивыми, губы — мясистыми и красными, а рот — крохотным. Его голова была великовата для его невысокого тела. Само тело больше походило на шар, а покрывающая его кожа была гладкой и розовой. Короче говоря, Гейдрих Ланг внешне напоминал пышущего здоровьем ребёнка, напившегося материнского молока, поэтому угадать в нем бывшего шефа тайной полиции было бы непросто даже для человека, отличающегося бурной фантазией. Ведь согласно бытующему стереотипу, шеф тайной полиции должен обладать более суровой внешностью, а в его волосах должна пробиваться седина.

Однако его уникальность лучше всего выражал его голос. Обычный человек посчитал бы, что мужчина такой комплекции будет обладать высоким детским голосом. Вместо этого изо рта Ланга полился торжественный бас, как у какого-нибудь древнего религиозного лидера, читающего проповедь для верующих. Те, кто готовился сдерживать смех, были потрясены. Ланг осознавал это несоответствие и играл на нём: он не раз заставал противников врасплох, а его бас неоднократно служил ему орудием допроса.

Однако человек перед ним, чьи искусственные глаза сверлили в нём дырку с помощью механического светового компьютера, должен был решить, достоин ли Ланг внимания, а затем доложить об этом имперскому канцлеру, герцогу Лоэнграмму.

— Ваше превосходительство начальник штаба, как бы вы это ни маскировали, у правительства есть только один путь существования.

Ланг говорил категорично, и Оберштайн начал вдумчиво оценивать его речь уже с первого слова.

— Хм, и какой же?

— Контроль масс горсткой людей.

Голос Ланга звучал так, словно это отшельник взывал к Богу, и можно было подумать, будто ему аккомпанирует церковный орган. С другой стороны, обладая полной властью над жизнью и смертью Ланга, Оберштайн сам был подобен Богу в том смысле, что, как бы искренне с ним ни говорили, этого никогда не было достаточно.

— Мы придерживаемся идеи, что при демократии правительство избирается свободным волеизъявлением большинства, но я готов выслушать ваши мысли.

— Предположим, что народ состоит из 100 человек. 51 человек — это уже большинство. Однако и это большинство делится на фракции, и для того, чтобы править всей сотней достаточно уже лишь 26 человек. Другими словами, четверть может управлять целым. Идея не новая и редукционистская, признаю, но она верно передает всю бесполезность демократического принципа большинства. Я уверен, ваше превосходительство, что вы, с вашим великолепным умом, и сами это понимаете.

Оберштайн проигнорировал это очевидное подхалимство. Как и его господин, Райнхард фон Лоэнграмм, Оберштайн не мог не заметить, что те, кто заискивал перед ним, его же и презирали. Игнорируя тот факт, что его игнорируют, Ланг продолжил:

— Поскольку сама суть правительства — контроль большинства меньшинством, я уверен, вы согласитесь, что такие люди как я незаменимы для поддержания порядка.

— Вы имеете в виду тайную полицию?

— Кто-то должен поддерживать общественный порядок.

Это была неплохая подводка, но Оберштайн вновь оставил без внимания едва прикрытый намёк этого человека.

— Тайная полиция может быть удобна тем, кто находится у власти, но само её существование становится объектом ненависти. Хотя Бюро поддержания общественного порядка Империи лишь недавно было распущено, многие захотят, чтобы вы понесли наказание за то, что вновь возродите его. Люди вроде реформиста Карла Брэке.

— У господина Брэке свои идеалы, но я лишь посвятил себя служению династии и ни разу не воспользовался властью ради собственной выгоды. Если вы станете карать за верность, герцога Лоэнграмма не ждёт ничего хорошего.

Из-под полы этого благонамеренного совета показалась дуло угрозы. Если его обвиняют не только в прошлых прегрешениях, но и за работу в Бюро, есть ли у него ещё что-то на уме?

— На самом деле, герцога Лоэнграмма мало заботит ваше существование.

— Герцог Лоэнграмм — прежде всего солдат. Его стремление покорить Вселенную в честном бою вполне понятно. Но иногда самый незначительный ложный слух может быть более ценным, чем десять тысяч кораблей, и тогда оборона становится лучшей формой атаки. Поэтому я надеюсь лишь на мудрость и великодушие герцога Лоэнграмма и вас.

— Ладно мне. Но как вы собираетесь отплатить за великодушие герцогу Лоэнграмму? Это самое главное.

— Герцог Лоэнграмм получит мою безоговорочную преданность, а свои скромные таланты я буду использовать на благо его военного режима.

— Всё это прекрасно, но теперь, когда Бюро распущено, бессмысленно его восстанавливать. Это означало бы отступление от политики реформ. Нам стоит придумать какое-нибудь другое название.

Детское лицо Ланга осветилось.

— Я уже подумал об этом, — пробасил он своим завораживающим голосом оперного певца. — Бюро внутренней безопасности. Что скажете? Хорошо звучит, не правда ли?

Хотя название не особенно вдохновило его, искусственные глаза начальника штаба сверкнули, и он кивнул.

— Вольём старое вино в новые мехи.

— Я бы сказал, что вино тоже не прочь быть нового урожая.

— Что же. Займитесь этим.

Таким образом, Гейдрих Ланг сменил должность начальника Бюро поддержания общественной безопасности на должность главы Бюро внутренней безопасности.

В ходе подготовки к операции «Рагнарёк» высшее командование имперского флота тайно начало действовать. Ройенталя всё ещё терзали сомнения, можно ли доверять Феззану как союзнику. Сама эта мысль заставляла его испытывать ещё большую настороженность.

— Смотрю, его превосходительство адмирала Ройенталя мучают сомнения? — сказал Миттермайер с улыбкой.

В партнёры себе они брали не какую-то наивную девушку, а старого феззанского лиса. Миттермайер желал одержать быструю победу, чтобы не давать Феззану шанса поймать их в ловушку, где, как уже говорил Ройенталь, они станут лёгкой добычей в том маловероятном случае, если им не удастся одержать победу.

— При таком раскладе нам придётся добывать продовольствие на ближайших планетах, если мы захотим накормить войска. И даже если мы в этом преуспеем, нас заклеймят как мародёров, — внутри него шла борьба с собственными чувствами. Всё это лишь пустые слова. — Я не против, если меня назовут захватчиком, но не желаю, чтобы меня презрительно называли мародёром.

— Во-первых, это ещё зависит от того, будет ли вообще толк их грабить. Было бы унизительно потерпеть поражение от нашей же прошлогодней тактики выжженной земли. Вспомни, что стало тогда со флотом Союза.

Неважно, в какой обёртке агрессор будет это подавать, когда дело действительно дойдёт до экспроприации, народ никогда не поддержит завоевателей. Как только агрессор решится на временные непопулярные меры, враждебность народа возрастёт, и тогда будет крайне проблематично окончательно сделать Союз частью Империи.

— Однако что бы мы ни говорили, окончательное решение остаётся за Лоэнграммом.

Нейхардт Мюллер тактично предложил воздержаться от дискуссий по этому вопросу, чтобы прояснить мысли. Миттермайер и Ройенталь кивнули, прекратив спор, которому не было видно конца, и перешли к более насущным проблемам. Слова Мюллера, однако, заставили Ройенталя втайне задуматься: «Получается, всё решает Лоэнграмм? »

Во внутренней политике молодой златовласый имперский канцлер всегда выступал за справедливость. По крайней мере, его режим был более справедливым, чем старый. И, возможно, он сумеет дать её каждому гражданину на вражеской территории.

Ройенталь был честолюбивым человеком. Он обладал амбициями героя эпохи перемен, который всегда просчитывает следующий шаг ещё до того, как сделал первый. За последний год желание свергнуть правителя и занять его место начало терзать его душу как пробудившийся ото сна Левиафан. Это была не прихоть и не врождённая тяга к власти. Если бы в итоге способности и удача Райнхарда превзошли его, Ройенталя, то он бы милостиво уступил право на власть, получив доказательство, что лишь Райнхард способен стать их верховным правителем. Но если Райнхард потеряет хватку...

Хотя известие о предстоящем крупномасштабном вторжении имперского флота Феззан получил по множеству своих каналов, реакция большинства людей была примерно такой: «Ну вот опять». Даже хитроумные феззанские торговцы, которые за более чем сто лет уже привыкли к трёхполярному мировому порядку и противостоянию, были уверены, что ничего не изменится. Они привыкли не обращать внимание на бессмысленно льющуюся кровь, вопреки всему надеясь, что война будет лишь способствовать накоплению ими богатств в сферах, которые ещё не были им до конца подконтрольны: инвестициях, финансах, промышленности и перевозках. Для них равнозначно маловероятной казалась вероятность, что огромный флот Галактической Империи принесёт в Феззанский коридор мир и процветание или что свободные торговцы будут повязаны по рукам и ногам различными ограничениями. Конечно, такие планы в прошлом разрабатывались не раз, но всё было тщетно. Правительство Феззана делало для них всё необходимое, собственно, поэтому они и платили налоги. Они работали на себя и зарабатывали для себя. И большинство феззанцев разделяли такую идеологию.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒