ДОМИНИОН ФЕЗЗАН 10 страница

– Хмм… Да, это имеет смысл, – согласился маркиз, принимая решение. Приказ императора был передан Кирхайсу, а Райнхард в личном порядке передал Вайтцу некоторую сумму денег. Маркиз так никогда и не узнал, что совет его помощника был дан с подачи Райнхарда.

Таким образом, Кирхайс получил приказ непосредственно от императора. Среди подчинённых Райнхарда он обошёл равных по званию и даже стоящих более высоко офицеров, и это было открытым признанием, что он теперь является номером два в команде. Хотя, конечно, это была лишь формальность. А чтобы подтвердить её и сделать реальностью, Кирхайсу и нужны были военные достижения.

Восстание в системе Кастроппа случилось следующим образом:

Ранее в этом же году жизнь герцога Ойгена фон Кастроппа неожиданно оборвалась в результате крушения космического корабля.

Как высший аристократ, он обладал правом налогообложения в своей вотчине и хвастался властью и богатством. Кроме того, он около пятнадцати лет занимал пост министра финансов Империи. Во время пребывания в этой должности он использовал своё положение для стяжания личного богатства и периодически оказывался в центре скандалов, связанных со взяточничеством. Однако, если в связи с преступлениями всплывали имена аристократов, закон становился очень гуманным. А в тех случаях, когда дыры в законах оказывались слишком малы для герцога Кастроппа, ему всё равно удавалось избегать наказания путём умелого использования денег и связей.

Граф Руге, министр юстиции того времени, с сарказмом называл Кастроппа «умелым фокусником», из чего можно было сделать вывод о том, что даже в глазах родовитых дворян этот человек заходил слишком далеко. Они считали неудобным, что человек, являющийся опорой имперского правительства, настолько открыто отказывается следовать принятым для государственных служащих правилам. Общественное недовольство к одному человеку может легко перерасти в недовольство всем правительством.

И вот герцог Кастропп умер. Для министерств финансов и юстиции Империи это было благоприятной возможностью. Общее мнение гласило, что теперь нужно «пороть покойника». Это было необходимо, чтобы показать населению, что даже семьи знатнейших аристократов не могут избежать наказания, а также для того, чтобы обуздать бесчисленных «маленьких Кастроппов», существующих среди дворян, продемонстрировав им власть закона и силу правительства.

Естественно, что государственные средства, присвоенные Кастроппом, а также полученные им взятки представляли собой огромную сумму денег. В том случае, если их удастся вернуть в государственную казну, это хотя бы на некоторое время ослабит напряжение, испытываемое из-за огромных расходов на ведение войны.

Некоторые чиновники в министерстве финансов давно выступали за введение налогообложения для дворян, но это означало бы изменение всей национальной политики со времён Рудольфа Великого и могло привести к дворцовому перевороту. Однако если мишенью становился один герцог Кастропп, то недовольных среди аристократии было бы немного.

Поэтому в систему Кастропп были направлены следователи из министерства финансов. Именно тогда и начались неприятности.

У герцога Кастроппа остался сын по имени Максимилиан, который ожидал одобрения императора через канцлера для вступления в права наследования титула и имущества отца. Но в текущей ситуации канцлер Лихтенладе принял решение отложить это дело и признать наследника лишь после того, как следователи министерства финансов закончат проверку и конфискуют незаконно нажитую часть имущества предыдущего герцога.

Максимилиан выступил против этого. Ребёнок высшего аристократа, занимавшего важную должность при дворе, он был эгоцентричным молодым человеком, привыкшим к богатству и привилегиям, но не имевшим политического таланта своего отца, даже в отрицательном смысле этого слова. Он в буквальном смысле слова спустил собак на следователей, а затем выгнал их со своей территории. Этими собаками были «рогачи», которые за счёт изменения ДНК имели на головах конические рога. Злобные звери олицетворяли насильственную сторону власти аристократов.

Лишённый воображения молодой человек не понимал, что его действия являлись пощёчиной имперскому правительству, уделявшему большое внимание престижу и достойному виду. Но терпеть обиду они не собирались.

Когда вторая группа следователей также была незаконно выдворена из системы, министр финансов виконт Герлах направил запрос канцлеру, и Максимилиан был вызван в суд.

Получив жёстко сформулированный вызов в суд, Максимилан впервые понял, что его действия расцениваются как причиняющие беспокойство. Растерявшись, он вскоре впал в панику. Максимилиан убедил себя, что если отправится на столичную планету, то уже никогда не вернётся домой.

В семье герцога Кастроппа, разумеется, было множество близких и дальних родственников, обеспокоенных сложившейся ситуацией. Они наперебой стали предлагать себя в качестве посредника, однако это лишь усугубило подозрения Максимилиана.

Когда один из его родственников, граф Франц фон Мариендорф – человек, известный своим мягким характером – попытался поговорить с ним, он бросил его в тюрьму, и все надежды решить дело миром окончательно исчезли. Максимилиан, полностью утратив чувство реальности, начал собирать собственную армию, которая состояла в основном из силовых служб герцогства. Тогда правительство и решило направить флот на подавление восстания.

Этот флот, которым командовал адмирал Шмуде, покинул Один примерно в то же время, когда происходила битва в звёздной системе Астарта. Но флот Шмуде был с лёгкостью разгромлен.

Максимилиан, хоть и не обладал ответственностью взрослого человека, всё же имел каплю военного таланта, а командующий карательного флота не воспринимал его всерьёз. В результате имперский флот проиграл, а адмирал Шмуде погиб в бою.

Второй флот, направленный против Кастроппа, также потерпел поражение, и Максимилиан, теперь возомнивший себя великим полководцем, решил аннексировать территорию графства Мариендорф и стал строить планы о создании полунезависимой вотчины для себя на окраине Империи. Но, несмотря на то, что Франц, глава семьи Мариендорф, находился в тюрьме у Максимилиана, службе безопасности графства удалось сдержать Кастроппа и обратиться за помощью в столицу Империи.

Именно тогда Кирхайс и получил приказ императора. На то, чтобы подавить длившееся полгода восстание, ему потребовалось десять дней.

Кирхайс сделал вид, что идёт на помощь к людям графа Мариендорфа, но в последний момент повернулся и вместо этого направился в герцогство Касторп. Ошеломлённый Максимилиан, не думая о том, чтобы стоять и смотреть, как грабят его основную базу, прекратил осаду Мариендорфа и со всеми своими войсками бросился назад. Иными словами, Кирхайс всё же спас графство от опасности. Более того, его нападение на герцогство Касторп само по себе было лишь отвлекающим манёвром.

Максимилиан, пришедший в ярость от угрозы его дому, спешил туда, не думая об осторожности. Кирхайс, спрятав свой флот в области астероидов, дал ему пройти мимо, а затем нанёс сокрушительный удар с тыла.

Максимилиан покинул поле битвы, но лишь для того, чтобы пасть от рук своих подчинённых, надеявшихся таким образом смягчить собственное наказание. Оставшаяся часть его армии сдалась.

Таким образом, восстание Кастроппа быстро пришло к концу. Хотя было сказано, что на подавление потребовалось десять дней, на самом деле шесть из них ушли на путь с Одина, а ещё два – на борьбу с последствиями, арест преступников, опечатывание счетов и бумаг и прочие дела. Непосредственно же боевые действия заняли два дня.

Тактические способности, проявленные Кирхайсом в этом кратком противостоянии, были необычайны. Райнхард был удовлетворён, его адмиралы одобрительно кивали, а знатные дворяне были изумлены. Одно дело, что сам Райнхард обладает ослепительным талантом, но то, что и его правая рука настолько одарён, стало для них горькой пилюлей.

Так или иначе, военное достижение есть военное достижение. Кирхайс был повышен до вице-адмирала и награждён золотой медалью в форме двуглавого орла. Медаль и звание вручил ему на церемонии маркиз Лихтенладе, как исполняющий обязанности канцлера Империи. Он также высоко оценил способности Кирхайса, побуждая его быть благодарным и преданным императору.

Кирхайсу, знавшему обо всём, что происходило за кулисами, – к примеру, о совете Вайтца – поведение маркиза казалось абсурдным, но, разумеется, он не стал этого показывать.

Но про себя Кирхайс подумал о том, что бесполезно просить его быть преданным императору. Ведь именно Фридрих IV похитил настоящий объект его преданности и до сих пор удерживал рядом с собой. Так что Кирхайс сражался не за империю, императорскую династию или императора.

Зигфрид Кирхайс, этот высокий рыжеволосый юноша, стал весьма популярен среди женщин дворца, от служанок и до дочерей герцогов. Он об этом и не догадывался, а даже если бы знал, это стало бы для него лишь поводом для беспокойства.

И именно в это время, когда Райнхард и Кирхайс укрепляли свои позиции, перед ними появился капитан Пауль фон Оберштайн…

«Мне нужны штабные офицеры! » – в последнее время это желание Райнхарда росло день ото дня.

Офицеры, которых он искал, не обязательно должны были быть специалистами в военных делах. Для этого Райнхарду хватило бы себя самого и Кирхайса, да и другие толковые адмиралы уже имелись. Поэтому он искал скорее людей с хорошими способностями к политическому маневрированию. Райнхард предвидел, что столкновения с аристократами при дворе – заговоры или же просто насмешки – станут всё более частыми. Кирхайс не подходил для того, чтобы доверить ему подобного рода дела. Проблема была не в интеллекте, а в характере и образе мышления.

Райнхард постарался вспомнить всё, что знал о человеке, который только что отдал свой бластер охраннику и безоружным вошёл в его кабинет. Ничего особо предосудительного по отношению к нему он не имел, так что посмотрел на вошедшего вполне благосклонно.

– Капитан Оберштайн, если я не ошибаюсь? Какое дело привело вас ко мне?

– Для начала я бы хотел попросить оставить нас наедине, – попросил незваный гость. Его отношение граничило с высокомерием.

– Здесь нет никого, кроме нас троих.

– Всё верно, здесь присутствует также вице-адмирал Кирхайс. Потому я и прошу оставить нас наедине.

Оба молодых человека посмотрели на посетителя. Кирхайс – спокойно, а Райнхард – с резким блеском в глазах.

– Говорить с вице-адмиралом Кирхайсом – это то же самое, что говорить со мной. Неужели вы об этом не знали?

– Мне это известно.

– Получается, вы хотите, чтобы вице-адмирал Кирхайс не знал содержания нашего разговора? Но это не имеет смысла, я всё равно расскажу ему после.

– Конечно, ваше превосходительство, вы вольны сделать это. Однако правителю нужно иметь под рукой людей различных типов. Работник А может выполнять работу А, работник Б – выполнять работу Б и так далее. Поручать человеку несоответствующую его умениям работу нецелесообразно. И слышать то, что не относится к его сфере обязанностей, подчинённому необязательно.

Кирхайс взглянул на Райнхарда и сдержанно сказал:

– Ваше превосходительство, возможно, будет лучше, если я подожду в соседней комнате…

Райнхард задумчиво кивнул. Кирхайс вышел, а Оберштайн наконец приступил к изложению того, о чём хотел поговорить:

– Честно говоря, я сейчас нахожусь в несколько неудобном положении. Полагаю, вы слышали, но…

– Вы дезертировали во время нападения на Изерлон. Не мудрено, что вас за это порицают. Ведь в то же время адмирал Зеект предпочёл героическую гибель…

Ответ Райнхарда был холоден, однако Оберштайн ничем не показал, что задет им.

– Да, для большинства я действительно дезертир и трус. Однако у меня есть своё мнение на этот счёт, ваше превосходительство, и я хотел бы его высказать.

– Вы, должно быть, что-то не так поняли. Оправдываться вам нужно не передо мной, а перед военным трибуналом.

Оберштайн, единственный выживший с флагмана изерлонского флота, попадал под максимально возможное наказание. Он не выполнил свой долг, состоявший в том, чтобы удержать командира от ошибки, а вместо этого заботился лишь о собственной безопасности. Это было достаточным основанием для всеобщего неодобрения. Кроме того, обстоятельства требовали также найти конкретного козла отпущения, чтобы свалить на него вину за падение Изерлона.

Услышав равнодушный ответ Райнхарда, Оберштайн неожиданно поднял руку к лицу, коснувшись правого глаза. Когда он наконец убрал руку, его правая глазница зияла жуткой полостью. Человек с серыми волосами протянул молодому адмиралу ладонь правой руки, на которой покоился маленький почти идеально круглый кристалл.

– Взгляните на это, ваше превосходительство.

Райнхард внимательно посмотрел, но ничего не сказал.

– Наверное, вице-адмирал Кирхайс уже говорил вам, что оба моих глаза искусственные. Родись я во времена Рудольфа – и был бы казнён, согласно закону о об исключении нежелательных генетических отклонений…

Установив на место искусственный глаз, Оберштайн устремил светящийся взгляд прямо в глаза Райнхарду.

– Вы ведь понимаете? – спросил он. – Я ненавижу их. Рудольфа Великого, его потомков и всё, что с ними связано… Династию Голденбаумов и саму Галактическую Империю, живущую по установленным ими законам!

– Это смелые слова.

На мгновение у молодого гросс-адмирала перехватило дыхание. У него даже возникло нелогичное подозрение о том, что глаза странного капитана могут иметь какую-то особую функцию, вызывающую психологическое давление.

Хотя голос Оберштайна был низким, а в комнате были звукоизолирующие устройства, его слова отдавались весенним громом.

– Галактическая Империя – в том виде, в котором она существует сейчас под властью Голденбаумов – должна быть уничтожена. Если бы я мог, я бы с радостью разрушил её своими руками! Однако у меня не хватает для этого ни умений, ни власти. Всё, что я могу сделать – это помочь подняться новому правителю, стоя за его спиной. Я говорю о вас, ваше превосходительство гросс-адмирал Галактической Империи Райнхард фон Лоэнграмм. Я готов присягнуть вам.

Райнхард почти мог расслышать треск предельно наэлектрифицированного воздуха.

– Кирхайс! – Вскочив со своего места, позвал Райнхард своего друга и советника. Стена беззвучно открылась и в комнате появилась высокая фигура с рыжими волосами. Палец Райнхарда указывал на Оберштайна. – Кирхайс, арестовать капитана первого ранга Оберштайна! Только что он позволил допустить предательские высказывания, порочащие честь Империи, и я не могу смотреть на это сквозь пальцы!

Глаза Оберштайна ярко сверкнули. Кирхайс выхватил свой бластер со скоростью, казалось, находящейся за гранью человеческих возможностей, и направил его в грудь капитану. С самого начала обучения в военной школе мало кто мог превзойти юношу в стрельбе. Даже если бы Оберштайн держал пистолет и попытался сопротивляться, его усилия были бы бесполезны.

– Значит, в итоге даже вы не оправдали моих надежд… – горькая тень разочарования и самобичевания отразилась на его бледном лице. – Что ж, хорошо. Вы сами выбрали узкий путь, на котором лишь вице-адмирал Кирхайс сможет направлять вас.

Его слова были наполовину наиграны, а наполовину искренни. Он бросил ещё один взгляд на молчаливую фигуру Райнхарда, а затем обернулся к Кирхайсу.

– Вице-адмирал Кирхайс, вы сможете выстрелить? Вы ведь прекрасно видите, что при мне нет оружия. Так сможете ли вы нажать на курок?

Хотя Райнхард не отдавал никаких новых приказов, Кирхайс, по-прежнему держа Оберштайна на прицеле, колебался с выстрелом.

– Вы не можете выстрелить. Потому что вы такой человек. Это достойно уважения, но чтобы править империей нужно нечто большее. За светом всегда следует тень… Однако молодому графу Лоэнграмму, очевидно, этого пока не понять.

По-прежнему пристально глядя на Оберштайна, Райнхард жестом приказал Кирхайсу убрать оружие. Бесстрастное выражение его лица чуть изменилось.

– А вы человек, который говорит то, что думает.

– Ваша оценка – большая честь для меня.

– А адмирал Зеект… Думаю, он ненавидел вас? Или я ошибаюсь?

– Адмирал Зеект не заслуживал верности подчинённых, – спокойно ответил Оберштайн. Он знал, что в этот момент одержал победу в своей рискованной игре.

Райнхард коротко кивнул.

– Очень хорошо. Я выкуплю вашу голову у аристократов.

III

Министр военных дел, начальник Генерального штаба и главнокомандующий имперской Космической Армады были известны как триумвират командующих всеми вооружёнными силами. Чтобы найти пример человека, занимавшего разом все три эти должности, пришлось бы вернуться почти на сто лет назад, до времён наследного принца Отфрида, единственного, кто когда-либо делал это.

Отфрид также был и канцлером. С тех пор занимающие эту должность именуются «исполняющими обязанности канцлера», так как подданные избегают повторения любых прецедентов, установленных императором.

Будучи наследным принцем, Отфрид был способным и перспективным молодым человеком, но взойдя на трон и став императором Отфридом III, он оказался вовлечён в водоворот придворных интриг и заговоров, сделавших его крайне подозрительным. Четырежды он менял императриц и пять раз – наследника пока, наконец, страх смерти от отравления не заставил его воздерживаться от пищи большую часть времени, и он не умер от истощения в совсем ещё не старом возрасте.

Трое нынешних командующих вооружённых сил Империи, министр военных дел Эренберг, начальник Генштаба Штайнхоф и главнокомандующий Мюкенбергер подали прошения об отставке исполняющему обязанности канцлера маркизу Лихтенладе, принимая на себя ответственность за потерю крепости Изерлон.

– Вы не стремитесь избежать ответственности и не цепляетесь за свои посты. Я думаю, ваша позиция в данном вопросе заслуживает самой высокой оценки. Тем не менее, если освободятся три главных военных поста, один из них, несомненно, займёт граф Лоэнграмм. Вы ведь не хотите сами помочь его продвижению? Однако, – продолжил Лихтенладе, – наказание вы всё же должны понести. С финансами у вас проблем нет, так как насчёт штрафа в размере годового жалования?

После этих слов канцлера на лице Штайнхофа появилось страдальческое выражение. Он ответил:

– Мы учитывали все последствия, когда говорили об отставке. Но мы ещё и солдаты. Сожаления будут слишком велики, если пойдут разговоры о том, что мы цеплялись за свои посты, вместо того, чтобы уйти в отставку… Поэтому, пожалуйста, подпишите прошения.

Маркиз Лихтенладе с неохотой отправился к императору, чтобы передать ему прошения об отставке трёх командующих.

Император со своей обычной апатией выслушал канцлера и отдал приказ камергерам вызвать графа Лоэнграмма. Усложнять жизнь общением через посыльных, когда можно было воспользоваться видеофоном и добиться цели гораздо быстрее, являлось одной из обязательных формальностей, принятых при дворе и должных свидетельствовать о могуществе императора.

Когда Райнхард прибыл во дворец, император показал молодому гросс-адмиралу три прошения об отставке и с интонацией, с которой обычно у ребёнка спрашивают, какую игрушку он хочет, предложил выбрать себе должность. Бросив короткий взгляд на канцлера, стоящего в стороне со страдальческой миной на лице, Райнхард ответил:

– Я не могу отбирать у кого-то его место, если это не является результатом моих собственных заслуг. Потеря Изерлона была вызвана ошибками адмиралов Зеекта и Штокхаузена. Один из них расплатился за неё собственной жизнью, а второй сейчас находится в плену у противника. Я не думаю, что кто-то ещё заслуживает порицания, и смиренно прошу ваше величество не винить командующих.

– Как великодушно, – император посмотрел на удивлённого Лихтенладе. – Граф высказал свой мнение. А ты что скажешь?

– Ваш покорный вассал поражён проницательностью графа в столь юные годы. Трое командующих сделали очень много для Империи, и я тоже прошу вас отнестись к ним с милосердием.

– Раз вы оба просите об этом, я не стану выносить сурового наказания. Тем не менее, нельзя, чтобы они избежали наказания совсем…

– В таком случае, ваше величество, что вы скажете о том, чтобы лишить их жалования за следующий год и перевести эти деньги в фонд помощи семьям погибших?

– Да, пожалуй, что-то подобное устроило бы всех. Детали я предоставляю канцлеру. Это всё, о чём вы хотели поговорить?

– Да, ваше величество.

– В таком случае, вы оба свободны. А мне нужно в теплицу, ухаживать за розами.

Райнхард и Лихтенладе удалились.

Однако, не прошло и пяти минут, как один из них тайно вернулся. Так как семидесятипятилетний маркиз возвращался почти бегом, ему понадобилось отдышаться, но к тому времени, как он прошёл в императорский розарий, он восстановил спокойное выражение на лице.

Там, среди розовых кустов, наполняющих теплицу прекрасным ароматом, неподвижно, как старое увядшее дерево, стоял император. Пожилой аристократ подошёл к нему и осторожно опустился на колено.

– Если позволите, ваше величество…

– Что такое?

– Я говорю это, осознавая, что могу вызвать ваше неудовольствие, но…

– Это насчёт графа Лоэнграмма? – в голосе императора не чувствовалось никаких эмоций. Это был сухой и безжизненный как шорох песка под ветром голос старика. – Ты хочешь сказать, что я даю слишком много власти брату Аннерозе.

– Вы уже знали, что я хотел сказать, ваше величество?

Что больше всего удивило министра, так это то, как отчётливо прозвучали следующие слова императора:

– Он не знает страха, и потому может не удовлетвориться властью главного вассала… Возможно, он увлечётся и пожелает узурпировать трон. Об этом ты думаешь?

– Если только с величайшими оговорками, да и то я не посмел бы сказать подобного вслух.

– И что, если он это сделает?

– Ваше величество?..

– Династия Голденбаумов существовала не всегда. Люди не бессмертны, и всё остальное во Вселенной – тоже. И потому нет никаких причин, чтобы Галактическая Империя не закончилась в моём поколении, – от сухого смеха императора канцлер задрожал. Глубины зияющей бездны обдали холодом его душу. – Но если всё это должно быть уничтожено в любом случае, то пусть и разрушение будет захватывающим!.. – голос императора затих, словно хвост кометы.

В итоге командующие армией вынуждены были признать, что они в долгу у Райнхарда. Поэтому они не смогли отказаться, когда на следующий день Райнхард связался с ними и попросил освободить капитана Пауля фон Оберштайна от всякой ответственности за случившееся во время потери Изерлона и перевести его в подчинение графу Лоэнграмму. Как они могли пользоваться «щедростью императора» сами и при этом принимать жёсткие меры по отношению к кому-либо? Сыграл в пользу Райнхарда и тот факт, что никто не считал спасение или разжалование какого-то капитана важным делом. Как бы то ни было, решение оказалось в пользу Оберштайна.

Что же касается того, что Райнхард отказался от столь завидного поста, то мнения высшей аристократии по этому поводу разделились примерно поровну на благоприятное «Удивительное бескорыстие, правда? » и отрицательное «Он просто пытается выставить себя в хорошем свете».

Сам Райнхард не обращал внимания ни на тех, ни на других. Должность он мог заполучить в любой момент, когда пожелает. Ну а пока пусть их занимают эти немощные старики. В любом случае, он рассматривал это положение лишь как ещё одну ступеньку к своей настоящей цели.

Ну а в этот момент его и вовсе не удовлетворили бы и все три должности сразу.

– В чём дело, Кирхайс? Ты выглядишь так, будто хочешь что-то сказать.

– Ну что вы, я ничего не хочу знать.

– Не злись. Речь об Оберштайне, не так ли? Я тоже некоторое время подозревал, что он может быть агентом аристократов. Однако он не из тех, кем они смогли бы управлять. У него острый ум, но он слишком своеобразен.

– Но сможете ли вы управлять им, господин Райнхард?

Райнхард чуть наклонил голову. Всякий раз, когда он это делал, одна прядь его прекрасных золотых волос падала на другую сторону.

– Хм… Я не жду дружбы и лояльности от этого человека. Он лишь пытается использовать меня, чтобы достичь своих собственных целей.

Райнхард протянул руку с длинными изящными пальцами и шутливо дёрнул лучшего друга за его рыжие волосы. Райнхард иногда вёл себя подобным ребяческим образом, когда поблизости никого не было. А уж волосы Кирхайса он с детства поминал по любому поводу, обычно хваля словами «Твои волосы, словно яркое пламя», а в случае их редких и коротких ссор говоря какую-нибудь гадость вроде «Что с твоими волосами? Это кровь на них? ».

– …Так что я в свою очередь собираюсь использовать его самого и его способности. А его мотивы меня не интересуют. Если я не смогу контролировать одного-единственного человека, как я могу мечтать править всей вселенной? Ты согласен со мной?

Политика – это не системы и процессы, а в первую очередь результат. Вот во что верил Райнхард.

Свержение правительства и провозглашение себя императором – это не то, что делало действия Рудольфа Великого непростительными. Важнее то, как глупо он использовал свои обширные новообретённые полномочия – для самообожествления. Это и было истинное лицо Рудольфа – жажда власти под маской героизма. Какое благо он мог бы оказать всей цивилизации, если бы использовал свои возможности в правильном направлении! Вместо того, чтобы тратить энергию на конфликты из-за политических разногласий, человечество могло бы уже оставить свои следы по всей галактике. Пока же люди правят лишь пятой частью этого царства звёзд, даже если принимать во внимание владения мятежников.

Ответственность за это препятствие на пути человеческой истории лежит исключительно на самовлюблённости Рудольфа. «Живой бог»? Да лучшее определение этого человека – чумной дьявол!

Огромная сила и власть были необходимы, чтобы разрушить старую систему и создать новое правление. Но Райнхард не повторит ошибок Рудольфа. Он станет императором. Но не станет передавать этот титул своим потомкам.

Рудольф слепо верил в родословную и гены. Но генам не следует доверять. Отец Райнхарда не был ни великим человеком, ни гением. Не имея ни способностей, ни желания жить своими силами, он продал собственную прекрасную дочь, чтобы продолжать бездельничать и жить с комфортом. Семь лет назад, когда чрезмерное употребление алкоголя и разгульная жизнь привели к внезапной смерти отца, Райнхард не нашёл в себе сочувствия, чтобы оплакать его. Хотя его и укололо в сердце зрелище слёз, стекающих по фарфоровым щекам сестры, но его горе и боль относились исключительно к ней.

Ещё одним примером ненадёжности генов, за которым не нужно ходить далеко, было нынешнее состояние династии Голденбаумов. Кто мог бы предположить, что хотя бы капля крови гиганта Рудольфа течёт в тщедушном теле Фридриха IV? Кровь рода Голденбаумов давно уже помутнела до неузнаваемости.

Все девять братьев и сестёр Фридриха были мертвы. Начиная со своей императрицы, Фридрих зачал шести женщинам двадцать восемь детей. Но шесть из них погибли в результате выкидышей, девять родились мёртвыми, а из тринадцати родившихся четверо не прожили и года, пятеро скончались, не дожив до совершеннолетия, а ещё двое умерли уже взрослыми. Остались лишь две дочери, маркиза Амалия фон Брауншвейг и герцогиня Кристина фон Литтенхайм. Обе вышли замуж за обладающих большой властью аристократов из старинных родов, и обе родили по девочке. Помимо них, только кронпринц Людвиг, умерший в уже взрослом возрасте, оставил после себя ребёнка. Это был Эрвин Йозеф, единственный в настоящее время ребёнок мужского пола в императорской семье. Однако, так как ему исполнилось ещё только пять лет, он пока не был даже наследным принцем.

Император Фридрих IV, впитавший, казалось, весь упадок императорского дворца, был для Райнхарда лишь объектом горькой ненависти и насмешек, но всё же имел в его глазах две положительные черты.

Во-первых, после гибели многих женщин во время родов император боялся потерять Аннерозе и никогда не пытался завести с ней ребёнка. Другим фактором такого решения было давление со стороны аристократов, озабоченных возможной борьбой за трон в случае, если Аннерозе родит здорового ребёнка. С точки зрения Райнхарда, сама мысль о том, чтобы его сестра носила ребёнка Фридриха IV, была отвратительна.

Во-вторых, Райнхарда радовало то, что претендентов на трон так мало. Есть лишь император и три его внука. Всё, что ему нужно сделать, это устранить этих троих. Или можно было использовать другую стратегию и жениться на одной из внучек, хотя бы просто для вида.

В любом случае, в придворных делах Оберштайн должен был оказаться полезным. С его тёмным энтузиазмом и упорством, этот человек окружит высших аристократов и императорское семейство паутиной схем и интриг, а если понадобится, вероятно, не колеблясь, убьёт даже женщину или ребёнка. Вероятно, именно потому, что Кирхайс предполагал подобное, он бессознательно ненавидел этого человека, но Райнхарду тот всё же был нужен.

Он задавался вопросом, станут ли Аннерозе и Кирхайс смотреть на него с той же любовью сейчас, когда он нуждается в таком человеке, как Оберштайн.

Тем не менее, он был готов и дальше следовать выбранному пути.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒