![]()
|
|||||||
Призвание. 3 страница— Господи! — ругаюсь, раздражаясь из-за того, что мой дом захватили таинственные парни, которые не могут дать мне никаких ответов. Взгляд скользит по широкой груди и останавливается на темных глазах Брэнтли. У него немного щетины на подбородке — немного, но достаточно, чтобы слегка поцарапать тебя, — и его глаза темные, как бездонная яма, ведущая к вратам ада. И когда он открывает рот, я обнаруживаю, что слова имеют нечто схожее с темнотой его глаз. — Тебе бы не мешало держаться от меня подальше. Имея достаточно всего этого дерьма, я скрещиваю руки перед собой. Потому что я опасна. — Какого хрена я тебе сделала? Я чувствую молчаливое присутствие Хантера позади меня. Глаза Брэнтли впиваются в мои, прожигая, как горячий нож сквозь холодное масло. — Как насчет простого существования? Все было хорошо, пока ты не вернулась, — бормочет он, прежде чем оттолкнуть меня с дороги и направиться к двери. Он останавливается, положив руку на ручку, и бросает на меня быстрый взгляд через плечо. Его темные джинсы свисают с узких бедер, а белая футболка, в которую он одет, легко облегает его. Он что-то бормочет, прежде чем выскочить за дверь. — Вернулась? — спрашиваю Хантера. — Я никогда в жизни здесь не была. Он наблюдает за мной, отталкиваясь от стены. — Он не имел в виду «вернулась». Он просто имел в виду, когда ты здесь. — Хантер идет к входной двери, отпуская меня. — Я ухожу. Мои обязанности больше не нужны. Я остаюсь там, рассеянно глядя на дверь в течение нескольких вдохов. — Что за чертовщина? — Совершенно сбитая с толку всем, что изменилось в моем мире за такой короткий промежуток времени, я поднимаюсь по лестнице и вхожу в свою комнату, достаю альбом для рисования и сажусь за стол. Взяв пульт со стола, нажимаю кнопку «play» на звуковой панели. Взяв карандаш, прижимаю его к углу чистой белой страницы и начинаю рисовать. Стук в мою дверь каким-то образом прорывается сквозь наваждение от рисования вкупе с музыкальной дымкой. Тук-тук-тук. — Мэди! Отодвинув стул, я смотрю на будильник, который стоит на прикроватной тумбочке. — Черт. Сейчас половина шестого вечера, я делаю наброски уже три часа подряд, даже не прерываясь для свежего воздуха. До смерти мамы я рисовала так, по крайней мере, три раза в неделю, если не чаще, но с тех пор, как она умерла, мне все труднее полностью освободиться от окружающего и погрузиться с карандашом и чистыми листами в мир рисования. Музыка всегда была для меня отдушиной, но рисование было чем-то личным, чем мы с мамой занимались вместе. Потянув на себя дверь, я впускаю Татум. — Прости, — бормочу я. — Я немного увлеклась своим рисунком. Татум проходит мимо меня, сжимая в одной руке книгу в мягкой обложке, а в другой — розовую спортивную сумку. — Я вижу. — Она машет руками вокруг моей головы, имея в виду мой своенравный пучок, который беспорядочно закручен и сидит криво сбоку на голове. — Эй! — Ругаю ее, хихикая, указывая на кровать. — Это еще ничего. Ты должна увидеть меня утром. — Это правда, потому, что мои волосы по утрам ужасны. Они не только толстые и длинные, но и имеют естественную упругую волну, доставшуюся от испанских корней моей мамы. — Расслабься. — Я подозрительно смотрю на нее. — Где твоя пижама? Она смотрит на меня с улыбкой, вытаскивая пачку Твизлеров (прим. Twizzlers – жевательный мармелад в форме трубочек). — В моей сумке. Я наклоняюсь, выхватываю конфеты из пачки и иду к шкафу, достаю хлопчатобумажные пижамные шорты и легкую майку. — Я приму душ. Пришла домой и не успела привести себя в порядок. — О, — Татум сжимает грудь в притворном благоговении, — ты прихорашиваешься для меня? Я усмехаюсь, направляясь в ванную комнату. — Определенно нет. Вымывшись в душе, быстро чищу зубы, на случай, если засну во время фильма, и открываю дверь Нейта, прежде чем проскользнуть в свою комнату. Я смотрю на гору конфет вокруг ее ног. — Святая мате... — Что? — невинно спрашивает она. — Ты недооценила мою любовь к сладкому? Я смотрю на чизкейк, картофельные чипсы, M& M's, упакованные пончики, мармеладные мишки и содовую. — Я думаю, что у меня скоро будет диабет. Она бросает в рот пригоршню М& М's. — Возможно. — Я спущусь и принесу несколько ложек для этого. — Указываю пальцем на чизкейк. Оставив ее без присмотра со сладким, спускаюсь по лестнице и бегу на кухню, моя голова качается, когда я напеваю мелодию «Простого человека» Линирда Скайнирда — она все еще застряла в моей голове из-за набросков. С двумя ложками, зажатыми в руке, вылетаю из кухни, но останавливаюсь у подножия лестницы, пятясь, пока не вижу гостиную, где все парни сидят на большом Г-образном диване. Нейт откидывается назад, прикрывая рот рукой, но морщинки от улыбки вокруг его глаз показывают, как сильно он пытается сдержать смех. — Что? — рявкаю я на него, игнорируя остальных парней. Боже, он меня раздражает. Открыв рот, он качает головой. — Ничего. Мои глаза сужаются. — Да, конечно. — Я смотрю налево и вижу Бишопа, сидящего там, раскинув руки на диване. Его темная футболка облегает его во всех нужных местах, а темные джинсы сидят на нем небрежно. На ногах армейские ботинки, и к тому времени, когда мой взгляд поднимается по его телу, снова падает на глаза, его черты меняются. С них стерто все, кроме невозмутимого выражения лица, которое он натягивает, как профессионал. — Разве у вас, ребята, нет места, где вы все могли бы встретиться? Почему здесь? — Я наклоняю голову, глядя на них всех. — Успокойся, котенок. Я работаю няней, так что нам придется приходить сюда. — Нейт делает паузу, его улыбка становится шире. — Если, конечно, ты не хочешь поехать с нами? Я оглядываюсь на Бишопа и вижу, как его глаза, которые все еще не отрываются от меня, темнеют. Эйс переключает свое внимание на Нейта, ругая его. — Во-первых, — говорю я спокойно, — никогда больше не называй меня «котенком». Или я пристрелю тебя. — Делаю паузу, внутренне смеясь над изменением выражения его лица. Наверное, это было не очень приятно, учитывая, что все уже думают, что я сошла с ума из-за мамы. — Во-вторых, — добавляю я, — я не ребенок. Я могу о себе позаботиться. Конец больше похож на бормотание, когда я поворачиваюсь на ногах и поднимаюсь по лестнице. Я только что поднялась наверх, когда оглядываюсь через плечо, чувствуя на себе взгляды. Бишоп внизу, смотрит на меня снизу вверх. Поворачиваюсь к нему лицом. — Что? Он почти не разговаривал со мной, за исключением того дня с Брэнтли. Татум предупредила меня о его репутации, и если это не было явным свидетельством того, насколько он замкнут и напряжен, не говоря уже о том, что неприступен — я уже говорила это? Это заслуживает того, чтобы заявить во второй раз — его личность в целом заставила бы вас хотеть бежать. Парень напоминает мне королевскую кобру. Молчаливый, смертоносный, и оставляющий вас гадать о том, что скрывается под его личиной. Пустое выражение лица остается стоическим, сильная челюсть напряжена, пока, в конце концов, я не разворачиваюсь и не захожу в свою комнату. Сердце колотится в груди, пока горло не сжимается, и не пересыхает во рту. Ударившись головой о дверь, я смотрю, как Татум спрыгивает с кровати, теперь уже в пижаме. — Ты в порядке? — Да, — отвечаю я, протягивая ей ложку и направляясь к кровати. — Давай просто съедим весь сахар. Я кладу в рот огромный кусок шоколадного чизкейка, одобрительно кряхтя от мягкой, сладкой крошки, которая касается моих вкусовых рецепторов. — Так скажи мне, — заявляет Татум, собирая свои длинные волосы в пучок на макушке и снимая очки в тонкой оправе. — Как тебе удалось привлечь внимание единственного и неповторимого Бишопа Винсента Хейнса? — О боже, только не это снова, — бормочу я себе под нос, запихивая в рот еще одну ложку. Фильм уже давно начался, и выстрелы на заднем плане звучат тихо. — Он смотрел. Это не значит, что он заинтересован — или я, если уж на то пошло. Потому что это не так. — Мммм. — Она слизывает чизкейк с ложки. — А теперь повтори еще раз. На этот раз с большей убедительностью! Я хватаю подушку и бросаю ей в голову, но она ловит ее, падает на спину и смеется. — Ладно, ладно, извини, но для протокола, эти взгляды, — она показывает между нашими глазами, — то, что вы устроили, было больше, чем я когда-либо видела от него. Никто в академии не достаточно хорош для его королевского высочества. — Она закатывает глаза, открывая пакет с мармеладными мишками. — Откуда ты знаешь? Может быть, он просто осмотрителен. Татум качает головой. — О нет, он был с другими девушками, но они не посещают Риверсайдскую академию. Они как... — Она замолкает, обдумывая слово, которое хотела использовать. — Знаменитые и все такое. Разочарованная отсутствием у нее лучшего определения, я прошу разъяснений: — Знаменитые — и все такое? Она кивает, не обращая внимания на мой удар по ее формулировке. — Да. Но это все слухи. Никто не видел его ни с одной из девушек, которые, по-видимому, были с ним. Я говорю о дочерях магнатов, наследницах и тому подобном скучном дерьме. Единственной девушкой, которую я знаю со стопроцентной уверенностью, была Хейлс, и это потому, что, да, они всегда были вместе, когда не были в школе. Это было похоже на современную Золушку, где бедная принцесса нашла своего принца. — О! Это просто подло. Покачав головой, Татум кладет в рот еще одного мармеладного медведя, и я тянусь за одним, прежде чем она съест их все. — Правда. Очень жаль. Тогда он все еще был недосягаем, но, по крайней мере, у него была улыбка на лице, когда она была рядом, и он не говорил людям «отвали», если они подходили к нему слишком близко. Я выдыхаю. — Ну что ж… тогда, наверное, ей повезло. Может быть. Потому что он ведет себя как мудак. Татум смеется, бросая в меня медведя. — Видишь… Я знала, что мы будем отличными друзьями. Она была права.
ГЛАВА 9
РАЗДРАЖАЮЩИЙ РИНГТОН МОЕГО МОБИЛЬНОГО ТЕЛЕФОНА звучит на прикроватной тумбочке, пробуждая от глубокого сна. Кряхтя, я сажусь на кровати и вслепую тянусь к нему, случайно задев спящую фигуру Татум. — Я не хочу ехать в Страну Конфет, — сонно бормочет она, переворачиваясь на бок. Я подавляю смех, отодвигаю телефон и прижимаю его к уху. — Алло? — шепчу я, стараясь не разбудить Татум. — Сестренка... Я смотрю на экран своего телефона, щурясь от яркого света, атакующего мое зрение. Прижимая его к уху, я громко шепчу: — Нейт! Что тебе надо? — Почему ты шепчешь? — он бормочет, почти шепча сам. — Ай! — Я слышу, как он рычит, и на заднем плане кто-то еще говорит: — Ты звонишь не поэтому, ублюдок. Войдя в ванную, я включаю свет и закрываю дверь, стараясь делать это тихо. — Что, почему? Что? Какого черта ты мне звонишь? — Я снова смотрю на свой телефон. — В гребанные 3 часа ночи? — Мой голос становится немного громче к концу. — Мне нужна твоя помощь. — С чего бы мне помогать тебе? Я даже не уверена, что ты мне нравишься! — Что? Почему? Я был добр к тебе. Я думал, у нас... ой! Бл*дь! Хорошо. — Он делает глубокий вдох. — Серьезно, Мэди. Мне нужна твоя помощь. — Его изменение тона потрясает меня, мои брови поднимаются, вместо того чтобы сойтись. Закрыв глаза, я наклоняюсь над раковиной, массируя висок свободной рукой. — В чем дело?
— Не могу поверить, что я, бл*дь, это делаю, — бормочу себе под нос, больше не заботясь о том, разбужу ли я Татум. Подойдя к своему шкафу, оставляю пижамные шорты и майку, но снимаю с крючка толстовку на молнии, надеваю ее, прежде чем собрать волосы в тугой высокий хвост и надеть кроссовки. Выключаю свет, замечая, что Татум не двигается, затем выхожу из спальни и спускаюсь по двойной лестнице. Стук моих резиновых подошв по кафелю в фойе — единственное доказательство того, что я направляюсь в подземный гараж. Пройдя мимо кинотеатра, я толкаю дверь в чистое белое пространство гаража на десять машин, который больше похож на демонстрационный зал, со всеми стратегически припаркованными автомобилями. Увидев полуночно-черный «Эскалейд», я снимаю ключи, висящие на крючке, и нажимаю на брелок, чтобы отпереть. Складывая цифры в голове, рычу от разочарования. Глупый Нейт, очевидно, не подумал. Как, черт возьми, я должна втиснуть их всех во внедорожник, в котором всего семь пассажирских мест? Открыв багажник, я укладываю заднее сиденье ровно, а затем захлопываю его, возвращаясь на место водителя. Заводя машину, вставляю телефон в держатель и набираю номер Нейта. — Ты в порядке? — отвечает парень. — Нет, Нейт, я ни хрена не в порядке. Сейчас три часа ночи, а ты звонишь мне, чтобы я забрала вас, ребята, бог знает откуда в гребаной семиместной машине. Кстати, по утрам мне, обычно, нужен кофеин, прежде чем я смогу функционировать, а я, бл*дь, не люблю утро. Не говоря уже о том, чтобы вставать в три часа ночи! — Ты закончила? — небрежно спрашивает он. — Я собираюсь убить тебя. — Сестренка, ты на громкой связи. — Мне все равно. Он смеется. — Скажи мне, куда я еду, — рявкаю я. Он болтает, пока я веду машину. По мере того, как проходит больше времени и произносится больше указаний, это отправляет меня все глубже и глубже в предместья города. — Значит, ты попадаешь на темную гравийную частную дорогу слева. Ты видишь ее? По спине у меня пробегают мурашки. — Что? Да. — Смотрю слева направо и почти уверена, что вижу, как тени проносятся мимо моих окон и вплетаются в деревья на обочине дороги. — Хорошая девочка. — Он делает паузу. — Поверни в ту сторону. Что-то не сходится с тем, что он говорит, и с его тоном, но лучше бы это того стоило, и им лучше быть в беде, или я на него донесу. Если, конечно, буду еще жива. Если нет, я просто вернусь в виде призрака и испорчу их жизни. Съезжая по темной, жуткой, ухабистой гравийной дороге, по которой меня направляли только яркие фары внедорожника, я сглатываю комок нервов. Какого хрена он делает, и какого черта велел мне спуститься сюда? — Нейт? — шепчу я. — Возможно, я свернула не туда. Тишина. — Нейт! — кричу я в трубку. — Это не смешно. — Я не смеюсь, сестренка. Продолжай. Мы видим твои фары. Что я делаю? Полагаюсь на то, что мы с Нейтом немного сблизились и наши родители вместе. Я не уверена, что эти факты стоят моей жизни. Нет, не стоят. Я просто параноик. Единственный раз, за исключением школы, когда я не взяла с собой свой гребаный пистолет. Падаю духом. Мой папа не будет впечатлен тем, что я не ношу с собой оружия, и моя мама, без сомнения, стала бы кричать на меня с другой стороны о том, что именно по этим причинам они с папой так много учили меня стрельбе из огнестрела. Я потерпела неудачу, как чертова дочь. Приподнимаюсь на своем сидении. — Нейт, я, бл*дь, ничего здесь не вижу, но я… о боже! — Ударяю по тормозам, все четыре шины уходят в заносе. Я крепко сжимаю руль. — Нейт! — кричу я в трубку. Тишина. Медленно смотрю вверх через лобовое стекло, густая пыль от шин все еще плавает в воздухе, и вот тогда я снова вижу это. Десять человек. Десять темных толстовок закрывающие их лица. Десять… — Нейт? — Наступает понимание. Десять. Включив передачу задним ходом, я как раз собираюсь дать задний ход — к черту все и всех, — когда мое водительское окно разбивается на миллион осколков, крошечные стекла падают мне на колени. Я кричу, поднимая руки, чтобы прикрыть лицо, как раз в тот момент, когда рука проскальзывает внутрь и открывает замок. Глубокий смешок заставляет мурашки бежать по моей шеи, когда рука в кожаной перчатке обхватывает мой рот. — Привет, Мэдисон. Мы с тобой не знакомы, но мы знаем тебя. Мы хотим сыграть в игру. Вот что случится, если ты проиграешь...
ГЛАВА 10
Я КУСАЮ ЕГО ладонь, зная, что ничего не сделаю с перчаткой, защищающей ее, но отказываюсь сдаваться без борьбы. Он смеется, вытаскивая меня, пока воздух не выходит из моих легких, а затем бросает меня. Спиной ударяюсь о гравийную дорогу. Волосы разлетаются по лицу, когда темные руки снова опускаются ко мне. Страх переводит мое тело в режим автопилота, поэтому выбрасываю ногу, брыкаюсь, делаю выпад и мечусь. Я не сдамся без боя, это уж точно. — Какого хрена вы делаете? — кричу на них. Подхватив мои ноги под руки, он легко перекидывает меня через плечо. — Нейт! — я кричу ему. — Я убью тебя. Клянусь гребанным богом, ты мертв! — Нет, если мы сначала убьем тебя. Заткнись, черт возьми. — На широких плечах, парень продолжает нести меня по мертвой дороге, пока не останавливается. Я поднимаю голову и вижу, что за нами следуют четыре темные тени, все в толстовках, закрывающих лица. Сканируя взглядом каждого из них, останавливаясь на том, кто, я почти уверена, Нейт. — Почему? Он останавливается, подходит ко мне как раз в тот момент, когда тот, кто держит меня, бросает на землю. — Почему, Нейт? — кричу, моя задница болит от удара о гравий. Нейт — я думаю — идет ко мне, опускаясь на землю, пока не становится на колени передо мной. Он наклоняется вперед, и если бы лыжная маска не закрывала его лицо, я бы смогла увидеть то, что, как я предполагаю, является ухмылкой на его лице. — Ты ведешь себя так, будто не знаешь. — Что? — Поворачиваюсь и смотрю, как он поднимается на ноги и открывает заднюю дверцу длинного лимузина. — Завяжи ей глаза, — произносит другой голос. — Что? — Мотаю головой из стороны в сторону, наблюдая за каждым из них. — Нет! — Качаю головой, отступая назад, пока моя задница не ударяется о машину. Сильная рука из лимузина обхватывает меня за талию и тянет внутрь. Я кричу — полный девчачий крик — как раз в тот момент, когда мне на глаза натягивают повязку, закрывая обзор. Тишина. Темнота. Все, что у меня есть, — это слух, который, если быть честным, не очень хороший. Дыхание, глубокое дыхание, вдох и выдох. Это все, что я слышу, когда машина проседает от того, как люди набиваются на заднее сиденье. Моя грудь поднимается и опускается, гнев начинает клокотать на поверхности. — Какого хрена, черт возьми, здесь происходит? — решаю первой нарушить молчание. — Прекрати притворяться, сестренка. — Нейт. И он сидит рядом со мной. Тот, кто затащил меня в машину, сидит с другой стороны. Моя голова резко поворачивается туда, где находится Нейт. — Что за чертово представление? Ты действительно начинаешь меня бесить. Я не понимаю, о чем ты, черт возьми, говоришь. Я пришла сюда, потому что думала, что остальные из вас, куски дерьма, попали в беду! Так ты хочешь сказать м… — Черт возьми, кто-нибудь, заткните ее, — раздался голос рядом со мной. Нейт хихикает, но я не обращаю на него внимания. Моя голова поворачивается к другому голосу. — О, мне очень жаль. Правда. Я так чертовски сожалею, что на самом деле вылезла из своей теплой постели и пришла, чтобы убедиться, что остальные из вас в безопасности, и вытащить вас из того, что, черт возьми, вы все делали! — Нейт, чувак, твоя старушка серьезно относится к ее отцу? Потому что мне жаль тебя, — это прозвучало от кого-то напротив меня. — Сестренка, веди себя хорошо. Делай, что тебе говорят, и все закончится хорошо. — Да, за исключением того факта, что я не думаю, что она очень хорошо делает то, что ей, бл*дь, говорят. — Это снова голос рядом со мной. Глубокий, властный и… — Ну бл*дь, — Нейт ворчит рядом со мной. — Скажи мне, что, черт возьми, делать, потому что я не знаю! Она — девочка! — Ты уверен? — спрашивает голос напротив меня. — Я имею в виду, что она увлекается оружием, и у нее чертовски умный рот. А может, и нет. Может, мне стоит проверить? — Отвали, Хантер. — Это опять Нейт. Я напрягаюсь. — Никто ничего не будет проверять. Нейт шаркает рядом со мной. — Я хочу спросить тебя кое о чем, сестренка. Ответь мне честно, потому что там, куда мы тебя везем, ты не выберешься живой, если не будешь честна. — Куда вы меня везете? — спрашиваю я, подражая его тону. — И кто это, черт возьми? — Кусаюсь в ответ. — Началось, — бормочет другой голос рядом со мной. — Извини, ты не хочешь надеть эту чертову повязку на глаза? — раздраженно спрашиваю я его. — Я доброволец! — говорит другой голос. — Заткнись на х*й, Кэш! — Кэш? — я усмехаюсь. — И ты тоже! — кричит Нейт в мою сторону. — Заткнись. — Кто-нибудь может снять эту повязку с глаз? — Мне нравится это на тебе, — шепчет тот же голос напротив меня. Нейт рычит. — Вернемся к моему вопросу! — кричит парень, хотя у меня такое чувство, что на этот раз он кричит не на меня. — Послушай, нам нужно знать, была ли ты здесь раньше. — Где? — спрашиваю я. — В Хэмптоне. Мгновение. — Нет. — Это не имеет никакого гребаного смысла, — снова бормочет голос рядом со мной. — Ты девственница? — спрашивает Нейт. Это заставляет его нахмуриться. — Что? — бормочу я. — Что это за вопрос? — Отвечай на гребаный вопрос. — Да, — говорит тот, что рядом со мной. — О, простите! — я усмехаюсь. — Не хочешь ли ты ответить на все мои вопросы? И я бы предпочла не говорить об этом. — Ты собираешься продолжать задерживать свои ответы? — парирует он. — Я не... — Рука скользит по моему правому бедру, сбоку от Нейта. — Что ты делаешь? — Я стряхиваю его руку со своей ноги, только для того, чтобы она вернулась обратно. — Продолжай сестренка. — Ладно, во-первых, если ты собираешься меня лапать, не мог бы ты держать «сестренку» подальше от своего рта? Он смеется, затем его рука скользит выше. — Но я бы предпочел этого не делать, — Нейт отстраняется. — Нет, ты права. Это слишком странно, Бишоп. Должно быть, он наклоняется, потому что его дыхание касается моего лица. — Да, нет, я не это имел в виду! Бишоп рычит. Прямо рычит. — Двигайся, Нейт. Нога Нейта, которая касалась меня, теперь исчезла, и я поворачиваю голову туда, где находится Бишоп, чтобы спросить, что, черт возьми, происходит, когда я внезапно оказываюсь на спине, и надо мной нависает твердое тело. — Что ты делаешь? — шепчу я, чувствуя легкую клаустрофобию из-за отсутствия зрения и из-за того, что он лежит на мне сверху. Хотя Бишоп не опирается на меня всем телом, его торс прижат ко мне. — Бишоп, — предупреждает кто-то напротив меня. Его тело касается меня, и я захлопываю рот. Теплое, туманное дыхание обдает мой рот легкими касаниями. — Отвечай, когда я задаю тебе вопрос. Если ты соврешь, я сделаю что-нибудь, что ты сочтешь неуместным. Ты понимаешь? — Эм, честно? Нет, я не… Его рот прижимается к моему, теплые, мягкие губы прижимаются к моим. Моя кровь закипает, и в ушах начинает стучать. Он легко приподнимается. — Ты... — Он приближает губы к моему уху. — …понимаешь? — рычит он мне в шею. — Да... — я прочищаю горло. — Да. — Все, что нам нужно было сделать, это поцеловать ее, чтобы она заткнулась? — говорит голос, затем я слышу удар, а затем он ворчит: — Ай! — Ты когда-нибудь лгала? Что это за вопрос? — Да. — Ты девственница? — Это сложный вопрос. — Как так? — спрашивает парень. Я почти могу представить, как он наклоняет голову. — Ну… — я прочищаю горло. И не вспомнить. — Это просто так. Пауза. Тишина. — Она не лжет, — шепчет Бишоп. — Да, мы поговорим об этом, — говорит Нейт с другой стороны машины. — Я сомневаюсь в этом, брат. Единственное, о чем вы будете говорить, — это о том, как ты пропустил летящую пулю. Тишина, а затем смех всех, кроме Нейта и Бишопа. — Ты мне доверяешь? — спрашивает Бишоп. — Нет. — Ты умна. — Спорно, учитывая мои нынешние обстоятельства. Он отрывается от меня, и я вскакиваю со своего места. — Сними повязку с глаз. Я хватаюсь за нее, поднимая ее на лоб. Внутри... вытянутого «Хаммера» горят золотые неоновые огни? Неудивительно, что в нем поместилось так много людей. — Срань господня, — шепчу я, оглядываясь по сторонам и выглядывая в окна. — Где я, черт возьми? Я смотрю на Бишопа, находя его таким же восхитительным, как и в школе. Хотя до этого мы с ним разговаривали всего один раз, все равно трудно понять, что это один и тот же парень. До сегодняшнего вечера у меня были только взгляды, чтобы сравнить что-либо, кроме той ночи, когда он заставил Брэнтли оставить меня в покое. — Отвези ее домой. — Бишоп не смотрит на меня, он смотрит прямо на Нейта. — Мы не можем этого сделать, — рычит Брэнтли из темного угла, его толстовка все еще закрывает лицо. Бишоп тоже все еще одет в нее, вместе со свободными дорогими на вид потертыми джинсами. На этот раз Бишоп смотрит прямо на Брэнтли. — Мы забираем ее домой. — Эм, не хочу быть занозой в заднице или что-то в этом роде, но вы, ребята, должны мне объяснить. Вы вытащили меня из постели в три часа ночи, похитили, а потом… — На этот раз я смотрю прямо на Бишопа, его глаза смотрят прямо из-под капюшона. Черт. Сосредоточься. — Целуешь меня. Что, черт возьми, происходит? — Ничего, что касается тебя, — говорит Бишоп, не сводя с меня глаз. — По крайней мере, не сейчас. — Хм, видишь ли, у меня проблема с этим… Его рука тянется ко мне, а затем он грубо тянет меня, пока я не оказываюсь у него на коленях, оседлав его. — Что ты делаешь? — Толкаю его в грудь. Твердая грудь — проверено! Одна его рука скользит вверх по моей спине, а затем к затылку, в то время как другая остается сжатой на моем бедре. Он тянет мое лицо вниз, чтобы встретиться со своим, пока его губы не скользят по моим. — Вот, что, черт возьми, я хочу сделать. А теперь сделай нам всем одолжение и закрой свой гребаный рот. Я захлопываю рот, мои зубы втягивают нижнюю губу. Его взгляд падает на мои губы, прежде чем вернуться к глазам. — Я только что поняла, что все еще в пижаме. Да, я хочу домой. Отвези меня домой. — Слезаю с его колен, и через несколько секунд его хватка ослабевает. Плюхнувшись рядом с ним, я смотрю на Нейта. — Пошел ты. — О, ты любишь меня. — Нет, я почти уверена, что нет. — Конечно, — он улыбается мне. — Прости, котенок. — Нет. — Я качаю головой, распуская волосы из конского хвоста, прежде чем запустить в них пальцы и стянуть их обратно на макушку. — Я также не в восторге от котенка. — Но это мило, — Нейт усмехается. — Вот именно, а я — нет. — Верно, — бормочет Брэнтли. — Она чертовски раздражает. Назови ее... крысой. Я отмахиваюсь от него, и его глаза темнеют, но не так, как у Бишопа. А так, чтобы у меня мурашки побежали по позвоночнику, потому что я на сто процентов уверена, что он ненавидит меня. Мы возвращаемся на нашу частную подъездную дорожку, и когда машина останавливается, я вылетаю из салона. — Подожди! — Нейт останавливает меня. — Я серьезно, сестренка. Ты никому не можешь рассказать о том, что произошло сегодня вечером. — Что, черт возьми, произошло сегодня вечером? — спрашиваю я, глядя на них всех. — Мы... Я не могу говорить об этом с тобой. — Тогда зачем, черт возьми, меня похищать? — Теперь я смотрю прямо на Нейта. — Почему бы просто не сказать мне: «О, эй, хочешь поиграть в «Правду или действие? » черт, Нейт! — Черт, — ворчит он, а затем смотрит на Бишопа. — Мы должны были это сделать. Бишоп пожимает плечами. — Никогда не играл в эту гребаную игру и не собираюсь начинать. — Затем Бишоп смотрит на меня. — И мы не об этом, Китти. — Ой! Нет тебя… Нейт вытолкивает меня и захлопывает дверь. У меня отвисает челюсть при виде закрытой двери как раз в тот момент, когда «Хаммер» начинает отъезжать. Я поднимаю руку и отмахиваюсь от них, не сомневаясь, что они видят еще меня, прежде чем я поднимусь по мраморной лестнице, а затем к тяжелым двойным дверям. Зевок срывается с моего рта, и когда я вижу большие часы, висящие на стене в гостиной, я понимаю, почему. Солнце вот-вот взойдет, и я не хочу рисковать разбудить Татум или заставлять ее спрашивать, где я была, поэтому иду в гостиную. Сняв обувь, снимаю плед со спинки дивана и сворачиваюсь калачиком на теплом мягком одеяле.
ГЛАВА 11
МОЯ НОГА КАЖЕТСЯ ТЯЖЕЛОЙ. И первое, что я чувствую, это запах — бекон! Мои глаза распахиваются. Татум входит в гостиную со сковородкой в руке, ее волосы уже гладко вытянуты утюжком. — Вставай, нам нужно позавтракать, а потом нужно идти. Я со стоном откидываюсь на спинку дивана.
|
|||||||
|