|
|||
Annotation 3 страница Глава 6 Йен – Эй, малыш. Приоткрываю один глаз, не прижатый к подушке, вижу свою улыбающуюся сестру и испускаю стон. – Уйди, Вал. И перестань меня так называть. – Перевернувшись на другой бок, спиной к ней, проваливаюсь обратно в сон. Валери запрыгивает на мою кровать, едва не сломав мне лодыжку. Я спихиваю ее. – Ай, Йен! Ну же, вставай, иначе Тысячелетнему Соколу не поздоровится. Снова приоткрываю глаз, смотрю, как она изучает модели, которые я храню на полке над столом. Обдумываю ее угрозу пару мгновений. Ох, Вал сделает это без зазрения совести. Но я изначально не был доволен этой моделью, поэтому закрываю глаз и вздыхаю. – Йен, Бога ради, вставай! Ты просил меня разбудить тебя пораньше сегодня. Точно. Просил. Я переворачиваюсь на спину. – Ох, черт, малыш. Мировых запасов ополаскивателя для рта не хватит, чтобы справиться с твоим утренним дыханием. Да ну, правда? Улыбнувшись, сажусь и говорю " Привет! " прямо ей в лицо. Ее кожа приобретает занятный зеленоватый оттенок, и Вал выбегает из комнаты. – О, Боже. Ванная. Меня сейчас стошнит. Вставай! Если опоздаешь, папа убьет нас обоих. Она права. Только моя кровать такая удобная, а еще несколько минут ничего не изменят… – Йен! Поднимай свою задницу. – Я встал! Я встал. Хорошо. Да. – Я резко подскакиваю, мои глаза округляются, словно блюдца, сердце колотится. Папа стягивает с меня одеяло. – Чтобы был внизу через пять минут. Ты должен был проснуться двадцать минут назад. И, Бога ради, сделай что-нибудь со своей комнатой. За такое нужно уголовно наказывать. – Он взмахивает рукой, указывая на гору грязного белья, затем награждает меня злобным взглядом. Я поднимаюсь на ноги, но из-за приступа головокружения падаю обратно на кровать. – Йен? – голос отца смягчается. – Что такое? – Он прижимает ладонь к моему лбу. – Голова немного кружится. Уже все нормально. – Я опять пытаюсь подняться, на сей раз успешно. – Посмотри сюда. – Папа разворачивает меня лицом к себе, смотрит мне в глаза. – Ты бледный. Голова болит? – Нет, не особо. Просто мне нужно окончательно проснуться, и все будет в порядке. – Ладно. Жду тебя внизу. – Он умудряется натянуто улыбнуться, после чего выходит из комнаты. Я целую минуту смотрю на закрывшуюся за ним дверь, гадая, кто, черт возьми, вселился в моего отца. Десять минут спустя волочу ноги в кухню, накладываю себе порцию хлопьев, оставляю дозу обезболивающего напоследок. Подняв голову, замечаю, что за мной следят четыре пары глаз. – Йен, отец сказал, что у тебя кружилась голова? – Мама, укутанная в пушистый банный халат, держит в руках огромную чашку кофе. Ее волосы до сих пор растрепаны после сна. Точно. Сегодня суббота. У нее выходной. Валери одета в спортивный костюм, ее темные волосы собраны в хвост, а Клаудия в пижаме с узорами из огромных красных губ. Беру газету, лежащую на столе. – Я в порядке. Просто голова немного побаливает. – Я хочу, чтобы ты сегодня не перенапрягался. Эти шкафчики и завтра никуда не денутся. – С ним все в порядке, Мэри. – Папа взмахивает рукой. – Ты готов? Я замираю, не успев поднести ложку ко рту. – К чему? – Я тебя отвезу. – Я сам могу доехать. – Мог бы… если бы я доверил тебе машину. Чего я делать не собираюсь. Поэтому сам тебя отвезу. Нет смысла спорить. Я проглатываю еще несколько ложек хлопьев, перелистываю несколько страниц газеты, затем следую за ним. Мы оба молчим по пути в школу. Приятная перемена после лекций, так что я не возражаю. – Позвони мне, когда соберешься домой. Кивнув, открываю дверь. Прежде чем успеваю двинуться, папа хватает меня за руку. – Йен, звони, если опять почувствуешь головокружение. Понял? – Ага, хорошо. Он улыбается. Это настоящая улыбка. Не такая, будто у него запор, и не саркастичная. – Йен, я горжусь тобой, потому что ты выбрал тяжелую работу, лишь бы не подвести своих товарищей по команде. Я ерзаю на месте, отвожу взгляд. – Эмм. Спасибо. – Йен? Оборачиваюсь, жду. – Ты не знаешь, куда делась наша фотокамера? Хорошая? Для которой фотопленка нужна? Я качаю головой. – Понятия не имею. Поджав губы, папа тоже качает головой. – Я точно знаю, что она у нас есть. Вылезаю из машины, смотрю ему вслед. Странно. Очень странно. Спустя пятнадцать минут стою в главном коридоре на втором этаже, с отвращением глядя на тележку с принадлежностями для уборки. – Выбрасывай в мусорный бак все вещи, которые ученики оставили в шкафчиках, – инструктирует меня уборщик Боб. – Книги тоже? – Кроме учебников. Их складывай сюда. – Он указывает на пустую полку под тележкой. – Освободив шкафчик, тщательно его дезинфицируй. Мы же не хотим спровоцировать какую-нибудь эпидемию. Мои глаза округляются, завтрак едва не подступает к горлу. – Ага. Понял. Боб смотрит на свои наручные часы. Люди до сих пор носят эти штуки? – Твой партнер опаздывает. Мне нужно сообщить об этом мистеру Джордану. – Он вздыхает, качая головой. Я ковыряюсь в одном из шкафчиков, когда скрип подошв по линолеуму привлекает мое внимание. – О, а вот и она, – констатирует факт Боб. Ох, черт. Это Грэйс Колье. Вздохнув, задаюсь вопросом – чем, черт побери, я так разозлил Вселенную. Заметив меня, она резко останавливается посреди коридора. Одна ее нога подергивается, словно Грэйс танцует, только я не вижу наушников, а эти причудливые серебряные глаза смотрят на меня так, будто я держу кнут и цепи. По крайней мере, сегодня она без своей подводки Клеопатры или черных губ. – Ты – Грэйс? – спрашивает Боб, на что она кивает. – Ты опоздала. Мне придется доложить об этом мистеру Джордану. Грэйс пожимает плечами, однако ничего не отвечает, даже не извиняется. Она снимает тяжелый на вид рюкзак и ставит его у стены. Пока Боб, вручив ей универсальный ключ, читает тот же самый урок по правилам чистки шкафчиков, который только что прочитал мне, я разглядываю ее. Она выглядит иначе. Обычно Грэйс носит много черной кожи, прям как какая-то байкерша. Но сегодня единственная привычная вещь на ней – кольцо в ноздре. Она собрала свои пышные волосы в хвост, надела спортивные штаны и просторную футболку, то и дело соскальзывающую с плеча. Напоминает мне о вчерашних девчонках из танцевального коллектива. Интересно, повезло ли Заку с обеими. Я сдерживаю ухмылку. Не удивлюсь, если повезло. – Йен? Есть вопросы? Боб похлопывает меня по плечу, отвлекая от размышлений о делах Зака. Грэйс смотрит на меня с отвращением. Я качаю головой. – Ладно. Я отомкнул для вас туалеты на этом этаже. Можете сделать часовой перерыв на обед. На этом все. Чтобы вернуться в здание, воспользуйтесь ближайшей к игровому полю дверью. Я приду проверить вашу работу в районе четырех часов. Грэйс натягивает резиновые перчатки, поправляет футболку и открывает шкафчик, расположенный рядом с тем, который мою я. Боб ее останавливает. – Почему бы тебе не начать с другой стороны? – Нет. – Извини? – Я сказала " нет". Он хмурится поначалу, но в итоге пожимает плечами. – Ладно. Хорошо. Боб удаляется по коридору, а я возвращаюсь к работе, опрыскиваю шкафчик дезинфектантом и жду. Спрей пахнет апельсинами. Используя универсальный ключ, открываю следующий шкафчик, опрыскиваю его, затем возвращаюсь к первому, вытираю, скребу, промываю. Во втором шкафчике нахожу кусок таинственной липкой, смолоподобной гадости, которая когда-то, берусь предположить, была жвачкой. Беру скребок с тележки, атакую эту гадость, бормоча ругательства себе под нос. Краем глаза вижу, как Грэйс передвигается на два шкафчика вправо от меня. Она опрыскивает один изнутри, но не может дотянуться до верха. Без своих байкерских сапог Грэйс стала гораздо ниже меня ростом. Никогда не замечал этого. Она ставит ногу на дно нижнего шкафчика, подтягивается, только все равно не достает. – Давай вытру. – Протянув руку, чтобы стереть спрей с верхней полки, улавливаю ее запах. Сирень. Любимый цветок моей мамы. Оборачиваюсь к Грэйс, улыбаясь, но она стоит в метре от меня и смотрит так, словно я – бешеный пес с пеной у пасти. – Ох, эмм. Извини. Я просто пытался, эээ, помочь, наверно. – Поднимаю руки. Черт, что с ней такое? Хотя, знаете? Мне, вообще-то, плевать. Я возвращаюсь к своему шкафчику, предоставляя ее самой себе. Проходят часы, пока мы работаем, по два шкафчика за раз, перескакиваем друг через друга, продвигаясь дальше по коридору. К 11: 00 моя голова раскалывается, в горле дерет от дезинфектанта. Я снимаю перчатки, швыряю чистящие принадлежности в тележку, иду к туалету, который Боб оставил открытым. Умываюсь холодной водой. Это помогает. Когда возвращаюсь обратно, Грэйс нигде не видно. Я пожимаю плечами. Наверно, тоже в туалет пошла. Вычищаю два шкафчика, потом четыре, но она так и не появляется. Рюкзак, который она оставила у стены утром, исчез. Если Грэйс сбежала, я на нее пожалуюсь. Возвращаясь к работе, открываю следующий шкафчик и обнаруживаю, что он полон. Громко матерюсь. Так приятно слышать эхо, разнесшееся по пустому коридору. Я делаю это снова. Начинаю доставать книги – учебники на полку, личные вещи – в мусорный бак. Затем вижу имя хозяйки, написанное размашистым, закругленным почерком: Даниэль Харрисон. Мы с Даниэль вместе ходим на математику. Она не появлялась в школе всю неделю. Слышал, у нее ветрянка. Ах, черт. Достаю ее вещи из мусорного бака. Я не могу их выбросить, зная, кому они принадлежат. Наверно, хреново болеть на весенних каникулах – даже хреновей, чем чистить личные шкафчики. Складываю книги, тетради и прочую мелочь на край тележки, потом обрабатываю шкафчик. Дезинфектант полагается оставлять на несколько минут. Когда передвигаюсь к следующему шкафчику, задеваю тележку, и все барахло Даниэль падает на пол. Я даже не утруждаюсь руганью. Это не так уж и весело, когда никто тебя не слышит. Приседаю на корточки, собираю вещи. Именно в этот момент приступ головокружения практически отправляет меня в нокаут. Хватаюсь за голову, падаю на колени, жду, пока мир не прекратит вращаться. Благодаря тому, что закрываю глаза, меня не выворачивает наизнанку на чистый пол. Мое тело убеждено, будто оно движется на высокой скорости. Дерьмо, это еще хуже, чем карусели в парке аттракционов. – Ты в порядке? Я медленно открываю глаза, с облегчением отмечая, что школа перестала раскачиваться. Грэйс стоит примерно в полутора метрах от меня, приподняв брови. Опять зажмуриваюсь. – Голова болит. И кружится. Слышу звук раскрываемой молнии. – На. Когда открываю глаза, Грэйс протягивает мне маленький пузырек с обезболивающим. Я беру его с благодарностью, достаю две капсулы и проглатываю, не запивая. – Спасибо. Ползу к ряду шкафчиков, прислоняюсь к ним спиной, вытягиваю ноги, массирую пальцами виски. Слышится шелест целлофана. – Держи. Поешь. А то ты выглядишь неважно. – Грэйс предлагает мне половину сэндвича. Я моргаю, уставившись на нее, и гадаю, в чем подвох. Она перемещает вес на одну ногу, склоняет голову набок. – Ради всего святого, там нет вшей. Смех вырывается из груди против моей воли. У Грэйс невероятно сексуальный голос. Не визгливый и ноющий, как у подавляющего большинства знакомых мне девушек. Он… ну, он мягкий, но четкий. Проклятье, я уверен только в одном – мне хочется поддерживать разговор, лишь бы слышать ее голос. – Вши? Ты этот сэндвич во втором классе сделала или типа того? – Я забираю половинку из ее руки, откусываю, и… О, Боже! Я ожидал какую-нибудь девчачью еду – запеченные овощи, ростки люцерны или прочую подобную фигню, но сэндвич оказался с ростбифом, сыром чеддер, и приправлен майонезом. Не сдерживаю стон, потому что вкус восхитительный. – Очень вкусно. – Я вытираю рот рукой. – Вкусно для сэндвича, сделанного во втором классе, или вкусно в целом? Возможно, мне кажется, но на долю секунды на губах Грэйс Колье играет едва уловимая улыбка. – Просто вкусно, и точка. Спасибо. – Я откусываю еще. – Ага. – Она пожимает плечами. – Не за что. – Спустя минуту Грэйс садится на пол напротив меня, кусает свою половину сэндвича и начинает собирать вещи Даниэль, которые я рассыпал. – Чем ты заработала кару в виде уборки шкафчиков? – интересуюсь я. – Пнула один. Осталась вмятина. Пришлось согласиться на это или отдать камеру, одолженную у школы. – Для чего тебе камера? – Эм, для заявки на стажировку. – С кем? – С журналом " СитиСкэйп". Я киваю. Мама выписывает этот журнал. Он большой, выходит раз в месяц, с глянцевыми фотографиями и дерзкими статьями. Мне с легкостью представляется Грэйс в их штате. – Писать или фотографировать хочешь? Она пожимает плечами. – Что доверят. – Грэйс снова откусывает сэндвич. – Значит, эмм, ты не немая. – Я проглатываю последний кусок. Она фыркает. – Многим хотелось бы, чтобы я была немой. – Она поднимает стопку тетрадей Даниэль и кидает их в мусорный бак. Моя улыбка меркнет. Господи, что со мной не так? Сижу здесь, делю сэндвич с девчонкой, которая практически сломала жизнь моему другу. Сминаю целлофановую упаковку, бросаю ее в мусор, после чего стираю дезинфектант со шкафчика Даниэль. Грэйс поднимается, отряхивает пыль со своей великолепной задницы и отходит на четыре или пять шкафчиков дальше от меня. Я отрываю взгляд от ее анатомических достоинств и лезу в бак, чтобы достать все, что она выбросила. – Я думала, мы должны выкидывать то, что найдем? – Должны. Но это шкафчик Даниэль Харрисон. Ты ее знаешь? Грэйс отрицательно качает головой. – Она болеет, у нее ветряка. Поэтому ее вещи остались здесь. Я не буду их выбрасывать. Посмотрев на меня как-то странно, Грэйс опрыскивает очередной шкафчик. Мы не разговариваем до конца дня. Глава 7 Грэйс Чертов Йен Рассел. Нужно было спросить. Нужно было спросить, с кем мне придется работать. Когда я проснулась сегодня утром, мама уже отправилась на пробежку. Машина до сих пор стоит на школьной парковке, поэтому я сделала вывод, что мне придется идти в школу пешком. Надев подходящую одежду – спортивные брюки и потрепанную футболку, собрала волосы в хвост и спустилась в кухню, чтобы упаковать свой ланч. Утро выдалось приятное, в 7: 30 уже было тепло. Путь в школу оказался не богат на события до тех пор, пока мимо меня не проехала машина, и моя гортань закрылась. Паническая атака. Я позвонила маме. Она встретила меня на Главной улице, у автобусной остановки, где я сидела, зажав голову между колен, пытаясь дышать сквозь ледяной блок, сковавший мои легкие. – Ох, детка, все в порядке. Я здесь. Ты не одна. Когда приступ наконец-то миновал, оставшуюся часть дороги до школы Лаурел Пойнт мы прошли вместе. Добравшись до стоянки, молча уставились на слова, нацарапанные на дверях. Уперев руки в бока, мама вздохнула. Я открыла дверцу, нашла ключ там, куда папа его положил. Машина завелась с первой попытки. – Хочешь, я зайду с тобой? – спросила мама, но я покачала головой. – Нет. Похоже, со мной уже все в порядке. – Хорошо. Грэйс? Судя по ее виду, она была готова расплакаться. – Мам, что такое? – Прости, милая. Мне так жаль. Я редко была рядом, чтобы поддержать тебя, когда все это началось, да? Я вздохнула и отвела взгляд. Не только с того момента, когда все началось. С тех пор, как папа ушел. Но я отмахнулась. – Я в норме, мам. Правда. – Ты имеешь в виду, если не считать панические атаки? – сказала мама, печально улыбнувшись. – Во сколько ты заканчиваешь? – Эм, в районе четырех, думаю. Точно не знаю. – Я забираю машину. – Она улыбнулась, а я рассмеялась. Помахав на прощание, мама выехала со стоянки. Я смотрела ей вслед, пока машина не скрылась из виду. Мне хотелось догнать ее, кинуться ей в объятия, зарыдать и сказать: " Я не в порядке и не думаю, что когда-либо снова буду в порядке". Как рассказать маме, что я боюсь всего, каждую минуту? Как рассказать, что я ненавижу ее, ненавижу отца за то, что они используют случившееся со мной в качестве нового орудия в их любимой игре " Ты – ничтожество, и вот почему…"? Ледяной шар вновь ударяет в грудь. Я смотрю на улицу. Только маминой машины и след простыл, а я по-прежнему не могу перестать кричать безмолвно, чтобы она повернула обратно и забрала меня домой. Донесшаяся с противоположной стороны парковки громкая трель свистка прерывает мой праздник жалости к себе. Резко поворачиваю голову в направлении игрового поля. Команда по лакроссу тренируется. Я буду находиться в школе в течение недельных каникул – лишь я и команда по лакроссу. Лишь я, парень, который меня изнасиловал, и несколько дюжин его ближайших друзей. Вот. Я сказала это. Слово на " и". Каждый раз часть меня боится, что я разлечусь на миллион осколков, стоит мне произнести это слово. Делаю шаг назад, удаляясь от криков, рыка, стука клюшек. Поднимаюсь по ступенькам, проскальзываю в школу, пока кто-нибудь из игроков меня не заметил. Я должна встретиться с уборщиком на втором этаже в восемь утра, и… Ох, дерьмо, я опоздала. Черт, я опоздала. Бегу вверх по лестнице, сворачиваю в западное крыло и замираю как вкопанная. Нет. Нет, нет, нет! Пожалуйста, пусть это окажется ошибкой. Мистер Джордан сказал, что он назначил еще одного ученика, помимо меня, чистить личные шкафчики. О, мой Бог, я проклята. Они оба оборачиваются, услышав мои шаги. Я ищу то выражение на их лицах, которое соответствует выражению лиц всех, мимо кого прохожу. Выражение, говорящее: " А вот и лживая шлюха! ". – Ты – Грэйс? – спрашивает уборщик. Я киваю. – Ты опоздала. Мне придется доложить об этом мистеру Джордану. Валяй, приятель. Директора меня не пугают. Только ученики. Я практически не обращаю внимания на его инструктаж. Наблюдаю за Йеном Расселом краем глаза. Высокий и подтянутый. Прекрасные губы, темные волосы, темные глаза, обладающие собственной силой притяжения. Йен красив, но дело не только в этом. В нем что-то есть – что-то, что я всегда вижу, когда смотрю на него. Я часто смотрю на Йена. Он неугомонный, в нем буквально бурлит энергия, и я этого не понимаю, хотя всегда хотела понять. Йен играет в лакросс. Почему он не на поле со своей командой? Что он натворил, чтобы застрять на этой работе? Однако эти вопросы не настоящие. Я не хочу думать о настоящих вопросах. Только как я могу не думать? Как много Йен видел? Во что именно Йен верит? Почему он помог мне той ночью? Уборщик отдает универсальный ключ, говорит, что куда класть, затем указывает на ряд шкафчиков напротив Йена. Черта с два. Он не в себе, если думает, будто я повернусь спиной к любому из друзей Зака МакМэхона. Когда уборщик уходит, хватаю пару резиновых перчаток. Мне не терпится начать. Держу Йена в поле зрения, готовая постоять за себя, если он решит поднять на меня руку, но его темные волосы закрывают лицо. Обрызгиваю шкафчик, однако не могу дотянуться до верха. Внезапно Йен появляется прямо у меня за спиной. Мои руки заняты, потому что я держусь за полку, а значит, не смогу защититься. – Давай вытру. Черт. Я подскакиваю так, что ударяюсь локтем. Он бормочет извинения, только я его не слышу из-за накатившей на меня паники. Йен отходит назад к своим шкафчикам. Я долго раздумываю, не залезть ли в один из них (без разницы, чистый он или нет) и не спрятаться ли там до конца нашего дежурства. Шесть дней. Каким образом, черт возьми, мне вытерпеть шесть подобных дней? Я делаю несколько глубоких вдохов, после чего остервенело драю следующий шкафчик. Йен оставил меня в покое, за что я ему благодарна. Мы работаем в тандеме, молча, постепенно движемся вдоль коридора. Только когда Йен куда-то исчезает, замечаю, что прошло несколько часов. Подхватываю свой рюкзак, выхожу на улицу, пробираюсь к игровому полю, где тренируется наша знаменитая команда по лакроссу. Укрываясь за линией деревьев, быстро передвигаюсь, пока не выхожу туда, откуда видны ворота. Зак там. Сглатываю с трудом, достаю камеру из сумки. Включаю ее, ловлю цель, приближаю с помощью зума, затем начинаю фотографировать. Угол неудачный. Свет тоже, но лучшего варианта у меня нет. Я должна запечатлеть этот кадр. Должна. Тренер дует в свисток, и вся деятельность прекращается. Игроки направляются к краю поля. Мое сердце замирает. Я в ловушке. Они меня увидят. Зак меня увидит. Сую камеру обратно в сумку, прячусь за деревом. Страх наступает мне на пятки. Сжимаюсь в комок, надеясь, что никто меня не заметит, что никто не спросит, почему я здесь. Сижу на корточках пять минут, десять. Опять раздается свисток тренера. Выглядываю из-за ствола. Игроки снова распределяются по позициям. Жду еще минуту, затем пускаюсь в бег, смешиваясь с толпой родственников и фанатов, ошивающихся возле трибун. Наконец-то добираюсь до здания школы. Едва войдя внутрь, припадаю к стене, прикладываю ладонь к груди. Сердце бешено бьется о ребра, горло сжимается, подобно апертуре моей камеры. Поспешно поднимаюсь по лестнице, ныряю в один из женских туалетов, прячусь в кабинке. Господи! Я не смогу сделать это еще раз. Не думаю, что переживу. Беру себя в руки, умываюсь, после чего возвращаюсь на свое рабочее место. Йен сидит на полу, мертвенно бледный, держится за голову. Вокруг него валяются книги. Не раздумывая, подбегаю к нему, чуть не уронив свой рюкзак. Он дышит. Он в порядке. Грудь пронзает боль. Похоже, это мое сердце говорит: " Хватит уже! ". Я медленно приближаюсь к Йену. Бесшумно. – Ты в порядке? Он не двигается. – Голова болит. И кружится. Меня охватывает чувство облегчения, однако оно сопровождается беспокойством. Мне страшно видеть Йена, не пышущего энергией, поэтому я роюсь у себя в сумке, нахожу пузырек обезболивающего. – На. Он бормочет " Спасибо", затем отползает к стене, прислоняется спиной к шкафчикам, громко вздыхает. Его лицо по-прежнему кажется слишком бледным на фоне темных волос. Опять лезу в рюкзак, достаю сэндвич, распаковываю. – Держи. Поешь. А то ты выглядишь неважно. Протягиваю ему половину. Вместо того, чтобы его забрать, Йен смотрит на сэндвич… На меня… И тут мне становится ясно. Он не хочет замараться моим позором – позором девушки, выдвигающей ложные обвинения в изнасиловании. – Ради всего святого, там нет вшей. Он смеется. О, мой Бог, Йен Рассел по-настоящему смеется. А потом разговаривает со мной, ест сэндвич, которым я его угостила. Должно быть, я во сне, потому что никто не улыбался мне, не разбрасываясь оскорблениями при этом, больше месяца. Поверить не могу. Слова слетают с моих губ. Я даже не продумываю их. Йен говорит, и я каким-то образом отвечаю. Не замолкаю почему-то. Рассказываю ему о том, как пнула шкафчик, придумываю целую историю о программе стажировки в журнале – не хочу, чтобы он знал, зачем я на самом деле ношу с собой школьную камеру. И это восхитительно, потому что я счастлива, наверно. Я так давно не чувствовала себя счастливой. Не уверена, однако мне кажется, что это действительно счастье. Так продолжается до тех пор, пока Йен не упоминает о моей предполагаемой немоте. Пытаясь показаться уверенной, забавной и в то же время самокритичной, говорю: – Многим бы хотелось, чтобы я была немой. Когда свет гаснет в его глазах, думаю: " Вот оно! Вот то выражение, которого я ждала, выражение, не позволяющее мне забыть, чем я стала". Неудачница. Обманщица. Шлюха. Хочу сказать ему, что я не такая. Хочу провалиться сквозь землю. Хочу убежать и спрятаться. Хочу, чтобы этот день закончился. Я начинаю выкидывать в мусор содержимое одного из шкафчиков, которое Йен рассыпал по полу, но он меня останавливает, заявляя что-то про ветрянку. Когда он аккуратно складывает вещи в чистый шкафчик, делаю вид, будто не наблюдаю за ним, не представляю его в образе рыцаря, пришедшего мне на помощь на белой Тойоте Камри. Проглатываю крик, распирающий грудную клетку – эту отвратительную пороховую бочку уверенности, что он – парень, который заботливо возвращает на место тетради с группой One Direction, принадлежащие заболевшей однокласснице, знает: я не такая, какой меня все считают. Знает, но молчит. Йен игнорирует меня весь остаток дня. Глава 8 Йен Я иду на улицу, чтобы дождаться папу у входа. Грэйс куда-то исчезла. Это хорошо. Очень хорошо. Не хочу ее видеть. Я не должен был разговаривать с ней. И она об этом знала. Она убежала так быстро, словно за ней Цербер гнался. Полагаю, это моя вина. Я забыл. Проклятое сотрясение. Сидя рядом, просто болтая, глядя в ее ясные глаза, было так легко забыть о том, что Грэйс сделала. Что, по ее словам, сделал Зак. Но теперь я вспомнил. Меня посадили под домашний арест той ночью. Команда устраивала вечеринку в лесу, неподалеку от железнодорожной станции. Я должен был приехать на место в 7: 30, но папа вышел из себя, потому что в его машине закончился бензин, и не выпустил меня из дома. Я тогда вообще машиной не пользовался, но он не хотел слушать. Мы серьезно повздорили. Мне еще больше досталось за пререкания. Полтора часа спустя Клаудия призналась, что брала машину и не заправила ее. Однако даже после этого мне не разрешили уйти. Из-за моего отвратительного отношения или прочей подобной хрени. Мама наконец-то выступила свидетелем со стороны защиты, и в районе девяти часов меня отпустили. Я поехал на станцию, только к тому времени уже никого там не осталось. Попытался отправить сообщения нескольким людям, но никто не ответил. Бродя по лесу, я чуть не споткнулся о тело Грэйс. Она лежала рядом с рельсами, окруженная пивными бутылками. Ее белье было спущено до лодыжек. Я подумал, что она мертва. Господи, я был в этом уверен. Когда начал трясти ее, кричать, Грэйс застонала. Я похлопал ее по щекам, встряхнул еще раз. Она открыла свои серые, словно облака, глаза. Как только ее взгляд сфокусировался на мне, они распахнулись еще шире. Грэйс заплакала, потом вырвала. Она умоляла меня отвезти ее в больницу. Что я мог сделать? Я думал, у нее алкогольное отравление или вроде того. Но Грэйс сообщила, что ее изнасиловали, после чего все посмотрели на меня, будто это сделал я. – Зак, – сказала она. Меня чуть на изнанку не вывернуло. Быть не может. Это просто невозможно. Но доктора позвонили в полицию и ее родителям. Папа Грэйс примчался с какой-то трофейной женой. Потом приехала ее мама, и они втроем принялись кричать и рыдать, пока Грэйс осматривали, ища доказательства. Я позвонил Заку. – Что она сказала? Фигня, чувак. Она сама ко мне подкатила. Она была абсолютно согласна. Он подтвердил свои слова, показав то видео. Полагаю, меня ему было недостаточно, потому что Зак опубликовал ролик в Фэйсбуке. Я не могу выкинуть из головы образ стонущей и тяжело дышащей Грэйс. Видео длится секунд тридцать, однако я посмотрел около пяти. На большее меня не хватило. Мой интерес к ней иссяк. Зак первым ее получил. Они сходили на пару свиданий, и я думал, что на этом все. Конец. Никакой химии. Совсем. Я собирался сделать свой ход, раз уж у них ничего не вышло. Но теперь, когда они переспали, я не могу. Парень никогда не позарится на женщину своего друга. Копы говорили со мной, с Заком. С Джереми. С подругами Грэйс, Линдси и Мирандой, со всеми, кто был на вечеринке в лесу тем вечером. По их словам, Грэйс была пьяна, пьяна до такой степени, что еле держалась на ногах. Зак ее лапал, и она ни разу не возразила. Миранда сказала, Грэйс флиртовала с ним. Спустя какое-то время они ушли куда-то вдвоем. Никто не запомнил, когда именно. Народ пустился врассыпную, потому что кому-то показалось, будто они увидели патрульную машину. Сбежали все, кроме Грэйс. Раздается гудок клаксона. Я забираюсь на пассажирское сиденье и киваю папе. – Привет. – Привет. – Он закатывает глаза. – Ну, сколько шкафчиков ты вычистил? – Перестал считать после двадцатого. – Я зеваю. – До сих пор чую запах моющего средства. Такая гадость. – Как голова? Не кружилась? Мгновение я колеблюсь. – Да. Разболелась сильно. Грэйс дала мне обезболивающее и половину своего сэндвича. – Что за Грэйс? Дерьмо, почему я упомянул ее имя? Он теперь не отвяжется. Отец затянет лекцию на тему употребления алкоголя несовершеннолетними, и о том, как мне повезло, что он решил наказать меня тогда. – Колье. Она тоже влипла в неприятности. – Грэйс Колье? Это случайно не та… – Папа сворачивает направо, останавливаясь на красный, когда мы выезжаем на улицу. – Да. – Как она? Не того вопроса я ждал. Оцениваю выражение его лица. Кажется, он обеспокоен, а не в ярости. – Эмм. Нормально, наверно. – Наверно? Вы провели вместе целый день. Разве ты не поинтересовался? Нет. Не поинтересовался. Потому что не хочу знать. Мы едем по Главной улице. – Йен, ты с ней вообще разговаривал? – Да, пап, разговаривал. Я поблагодарил ее за помощь. – И все? Ты не спросил, как она держится после… после той ночи? – Нет, пап, не спросил, ясно? Я не разговариваю с Грэйс с тех пор, как она оклеветала Зака. – Йен, у каждой истории есть две стороны. – Ага, я знаю. Просто ее версии не верю. На протяжении нескольких кварталов мы молчим. Папа тормозит на светофоре. – Тебя там не было. Откуда тебе знать, что на самом деле произошло? – Я знаю Зака, пап. – Сползаю ниже в кресле, нетерпеливо ожидая смены сигнала, чтобы поскорее сбежать. Наконец-то загорается зеленый. Отец поворачивает на нашу улицу. – Ты ведь знаком с Трэйси и Элом, да? Я киваю. Они, вроде как, лучшие друзья моих родителей. Их дочь, Эми, ровесница Клаудии, моей старшей сестры. – За несколько лет до вашего с Вал рождения Трэйси была замужем за другим человеком. Джо. Я познакомился с ним на детской площадке, мы быстро поладили и стали общаться, чтобы наши дети могли играть вместе. Офигеть. Эл не отец Эми? Я этого не знал. Гляжу в пассажирское окно, гадая, как много костей переломаю, если выпрыгну. – Однажды ночью, едва мы уложили Клаудию спать, кто-то начал тарабанить в дверь. То есть, действительно колотить кулаками. Я беру биту, спускаюсь вниз, открываю дверь и вижу на пороге Трэйси в окровавленной ночной рубашке. Что за новая разновидность ада? Очередной виток в серии лекций? – Я поведаю тебе сокращенную версию. Джо бил свою жену. Год, целый год я дружил с этими людьми. Приходил к ним в дом. Приглашал их в свой. Ни разу даже намека не улавливал, что у Джо такой взрывной темперамент. Или что Трэйси его боялась в той или иной степени. Ни единой зацепки. Именно это я сказал копам, когда Трэйси заявила на Джо. Папа подъезжает к нашему дому, глушит двигатель, открывает дверцу. На этом все? И в чем был смысл? – Так что потом случилось-то? – Его отпустили. И когда подобное повторилось, Трэйси понадобилась операция, чтобы оправиться от травм. – Я не понимаю. Зачем ты мне об этом рассказываешь? Следую за отцом к входной двери. – Ты не можешь знать кого-либо, если не живешь с ним – только тогда тебе будет известно, каков этот человек в действительности. Зак – твой друг, и это замечательно, что ты хочешь остаться верен ему. Однако ты понятия не имеешь, на что он способен. Поэтому, не торопись осуждать Грэйс, ладно? Даже если это было не изнасилование, мальчишка оставил ее в лесу, одну. Подобный поступок о чем-то, да говорит, Йен. Я опускаю взгляд, сосредотачиваюсь на своей обуви. – Зак испугался, пап! Все испугались, когда подумали, что скоро нагрянет полиция. Он запаниковал. И все. Папа молчит пару мгновений. – Возможно. Но я уж точно подумал бы дважды, прежде чем позволил ему встречаться с одной из твоих сестер. Я удираю наверх, к себе в комнату. Больше не хочу слышать ни слова. Зак никого не насиловал. Они просто развлекались. Оба перепили, и все зашло слишком далеко. Такое случается. Грэйс перебесится. Включаю компьютер, проверяю обновления своей компании. Статус Джереми гласит, что команда собирается в " Пицца Хат" в 19: 00. Выбрав свежую одежду, юркаю в ванную, где смываю с себя вонь дезинфектанта. *** – Йоу, Рассел! Я замечаю растрепанные рыжие волосы Джереми посреди группы моих товарищей по команде, сидящих за несколькими столиками, сдвинутыми вместе в углу кафе, и двигаюсь в ту сторону. – Как оно, старик? – Я даю пять Кайлу Морэну, одному из нападающих – высокому, худому парню с ирокезом, после чего подтягиваю к столику новый стул. – Йен, что, черт возьми, произошло у мистера Джордана? – Ты не слышал, Кайл? Йен драит личные шкафчики. – Джереми обвивает рукой мою шею и трет костяшками по голове. Я смеюсь, заехав ему локтем в живот, отчаянно надеясь, что никто не спросит про Грэйс. Мне не стоило беспокоиться. Зак шлепает Джереми по руке, чтобы он убрал ее с моей головы. – Чувак, ты спятил? Сотрясение. – Извини, приятель, – отвечает Джереми, мгновенно посерьезнев. К нам подходит официантка, ставит на стол несколько корзинок с хлебными палочками. Разговоры и смех стихают на несколько секунд, пока мы ее разглядываем оценивающе. Девушка горяча – в смысле, просто улет. Белокурые волосы заплетены в длинную косу, обтягивающая футболка подчеркивает довольно неплохие формы, а ее улыбка одновременно отчасти застенчивая и отчасти сексуальная. На бейдже указано, что ее зовут Эдди. Челюсть Джереми едва на столешницу не падает. Взгляд Кайла опускается к ее буферам. А Зак проводит рукой по волосам, растрепывая их так, как девчонкам, похоже, очень нравится. Когда Эдди уходит, в меру виляя задницей, наш столик взрывается чередой стонов, вздохов и " Мммм" от Джереми. – В сторонку, мальчики. Эта девочка моя. – Зак ухмыляется, глядя ей вслед. – Ни за что, МакМэхон. – Кайл машет головой с такой силой, что шипы его ирокеза образуют размытую дугу. – Кто первый схватит, – говорит он, бросаясь за хлебной палочкой. – Я бы не прочь схватить кое-что, – добавляет Джереми, сжимая воздух для демонстрации. – Словно тебе хоть полшанса светит, – возражает Кайл. – А тебе светит? – спрашиваю я. – Мальчики, это настоящая женщина, а не компьютерная графика. Вы бы не знали, что с ней делать без консоли. – Зак качает головой, забавляясь. Смех Кайла громом разносится по залу. – Спорим, ей придется по вкусу мой джойстик! – Теперь это так называется, – говорит Джереми, хихикая. Он до сих пор ведет себя как тринадцатилетний. – Чувак, если хочешь подцепить такую девку, то секрет в том, что ты можешь сделать для нее… а не с ее помощью. Хор смешков волной поднимается над столом. – Ох, урок начинается, парни! Профессор МакМэхон нас сейчас научит! – выкрикивает Мэтт Робертс, выуживая свой бумажник. – Ставлю двадцатку на то, что она тебе даже номер телефона не даст. – Он швыряет купюру на центр столика, рядом с хлебными палочками, прямо в маленькую лужицу, натекшую с графина содовой. На долю секунды присутствующие обмениваются обнадеженными взглядами, после чего все достают деньги. Трое ставят против Зака. Кроме меня. Я никогда не делаю ставок против Зака. – Ладно, вот правила. – Мэтт склоняется ниже. – Все, что тебе нужно сделать – заставить ее назначить тебе свидание. Зак фыркает. – Я тебя умоляю. – Она идет. Она идет. – Джереми шикает на нас, когда Эдди и еще одна официантка подходят к нашей компании с подносами, полными различных видов пиццы. Вторая официантка, фигуристая брюнетка, смотрит мне в глаза. Откинувшись на спинку стула, Зак придвигается к Эдди, склоняет голову набок и улыбается. Такая улыбка явно говорит: " Я знаю, что тебе нравится, и могу выполнить любое твое желание". Поверьте, это работает. Эдди его игнорирует. Не унывая, Зак снова наклоняется, чтобы… прочитать ее бейдж. Я закатываю глаза. – Эдди. Если это сокращенная версия, то каково полное имя? Она смотрит на него, не улыбаясь. – Эддисон. – Прелестно. Теперь она улыбается. Пошло-поехало. – Итак, прелестная Эддисон, сколько тебе лет? – Достаточно. Удивленный возглас Джереми заглушен ударом локтя от Кайла. Зак кладет руку на спину Эдди, гладит вверх-вниз. Она не ударяет его и не уклоняется, так что, похоже, он в деле. – Я праздную со своими парнями. Наша команда по лакроссу непобедима в этом сезоне. Впереди игра за титул, а после – турнир. Это своего рода соревнование звезд, и… ну, меня выбрали игроком. Я пытаюсь не прыснуть со смеху от его наигранной скромности. Выбрали всех, кто сидит за этим столом. – Поэтому, почему бы тебе не помочь нам отпраздновать? – Конечно. Еще несколько графинов содовой принести? – интересуется она сладким голосом. Я гадаю, понял ли Зак, что его сейчас спросили, сколько ему лет. – Я думал совсем не о том. – Он медленно встает, по-прежнему поглаживая ладонью спину девушки, не отводя глаз от ее лица. – Что скажешь: ты… я… тихая, приятная поездка на пляж… Встретим рассвет. О, Боже, мы словно на представление фокусника смотрим. Зак высокий – около 190 см. Когда он выпрямляется, Эдди приходится задрать голову, чтобы сохранить зрительный контакт. Она даже не замечает, что он приблизился к ней вплотную, достаточно близко для поцелуя. Гений. – Эмм. Звучит заманчиво. – Это значит " да"? – допытывается Зак. Сидящие за столом затаивают дыхание. – Ох. Я подумаю. Все выдыхают разом. Зак склоняется, шепчет что-то Эдди на ухо, отчего она заливается румянцем и кивает, улыбаясь. Когда она уходит, Джереми не выдерживает первым. – Ну же, братан! Что она сказала? Рухнув обратно на стул, Зак заводит руки за голову. – Ты ее слышал. Она думает. – Ну, а что ты сказал? Зак подхватывает кусок пиццы, качая головой. – Ладно, Рассел, давай посмотрим, сможешь ли ты добиться лучшего результата. – Он дергает подбородком в сторону девушки, помогавшей Эдди. Я надеялся, что никто не обратит внимания на то, как она на меня смотрела. Однако все равно киваю, прочищаю горло, поправляю волосы и поднимаюсь. Она стоит возле салат-бара, сметает со стойки кусочки зелени, бекона и прочей хрени, просыпавшейся мимо мисок. – Привет, – здороваюсь я с улыбкой. Девушка поднимает глаза, потом отворачивается, улыбаясь емкостям с салатными заправками, и бормочет " Привет" в ответ. – Как тебя зовут? Она высокая. Ее темные волосы тоже заплетены в косу. Девушка смеется. – Не Эдди. Я протягиваю руку. – Привет, Не Эдди, я – Йен. Приятно познакомиться. Она снова смеется, на сей раз искренне. – Забавно. – Повернувшись ко мне лицом, девушка продолжает: – Хорошо. Меня зовут Джессика. Но ты можешь называть меня Джесс. – Мило. Тебе по-прежнему придется звать меня Йеном. – Я приближаюсь еще на шаг. – В моем имени всего три буквы, но, думаю, ты можешь называть меня И. Она улыбается лукаво. – Итак, в чем суть пари? Я невинно моргаю. – Какого пари? Ухмыльнувшись, Джесс вытирает каплю соуса. – Ох, да ладно. Я знаю, что вы поспорили. Что ты должен сделать? Попался. Вздохнув, признаюсь: – Взять у тебя номер телефона. Ты мне очень поможешь, если я получу твой раньше, чем он получит номер Эдди. – Я киваю головой в направлении Зака. – Не вопрос. – Она достает ручку из кармана фартука, обвязанного вокруг ее бедер, хватает мою руку и пишет номер на предплечье. Я победно поднимаю руки вверх, вызывая бурную реакцию парней за нашим столиком. – Спасибо, Джесс. – Не за что. Можешь позвонить как-нибудь. Номер настоящий. – Она легко шлепает меня тряпкой, улыбается и уходит на кухню. Я возвращаюсь за стол, будто профи к представителям низшей лиги. Мы принимаемся уминать пиццу, хлебные палочки, содовую. Посреди обеда кто-то дает мне подзатыльник. – Привет, малыш. В новые переделки не вляпался? Я резко оборачиваюсь, готовый придушить свою сестру, в то время как мои друзья начинают хохотать. Она только что сломала мне жизнь этим прозвищем. – Исчезни, Вал. Мэтт приподнимает брови и шепчет что-то своему соседу, который отвечает: " Сестра". Улыбка Мэтта становится шире. – Бери стул. Подсаживайся к нам. Валери смотрит на него со своим мастерским выражением, говорящим: " Ага, сейчас". – Эээ. Нет уж. Слава Богу. – Исчезни, Вал, – повторяю я. Зак протягивает руку. – Йен. Ты должен быть любезнее со своей сестрой. Она красивая, забавная и просто проявляет заботу о тебе. Я пристально гляжу на своего друга, но он не обращает на меня внимания. Зак смотрит на мою сестру. У него глаза блестят – подобный блеск означает, что он считает Вал привлекательной. У меня отвисает челюсть. О, мой Бог, Зак не просто считает ее привлекательной. Он пытается очаровать мою сестру. Она улыбается ему – по-настоящему, а не одной из своих раздражающих ухмылок, которые приберегает для меня. – Именно. Прислушайся к своему товарищу, Йен. Господи, я в параллельной вселенной. Зак встает. – Вот. Садись, перекуси с нами. Я найду другой стул. – Он улыбается. Я отпихиваю свою пиццу. Валери поднимает руки и качает головой. – Не могу. Я встречаюсь с подругами, и мы сразу уходим. Просто увидела Йена и решила поздороваться. – Наклонившись, она шумно чмокает меня в щеку. Мне хочется выдрать ее длинные волосы, прядь за прядью. – А меня? – Зак разводит руки. Вал обнимает его и тоже целует в щеку. Боже. Поверить не могу, что она купилась на эту уловку. Покачав головой, замечаю, что Эдди наблюдает за развернувшейся драмой с печальным, шокированым выражением на лице. – Зак. – Я кашляю. – Эдди смотрит. Его улыбка улетучивается, он отходит от моей сестры, садится на свое место. – Рад был повидаться, Валери. Передавай привет родителям. – Непременно. Еще увидимся, малыш. – Она подмигивает мне. Клянусь, я ей за это отомщу. Не знаю, как, и не знаю, когда. Но отомщу. Все следят за тем, как Вал подходит к другому столику, где ее ждут подруги, Кэсси и Джина. Я встречался с ними несколько раз. Они классные, и не относятся ко мне так, как Вал: будто я – прыщ на заднице. – Чувак, у тебя сестра – огонь, – говорит Джереми, присвистнув. – И она под запретом, – напоминаю я каждому сидящему за столом. Включая Зака. Или, может, Заку в особенности. Мы едим, словно животные из зоопарка, перемываем кости команде, занявшей второе место, и избегаем разговоров о Грэйс Колье. Когда приносят счет, Кайл хватает его первым. – Твою ж мать. – Что? – Он сделал это. Черт, он это сделал. – Кайл показывает нам счет. Сверху написан номер телефона Эдди. Я улыбаюсь, убирая в карман свой выигрыш. Возможно, раздобыв таки ее номер, Зак отвяжется от моей сестры.
|
|||
|