Annotation 7 страница

Глава 15 Грэйс – Грэйс, ты уже готова? – окликает мама. Я беру свою камеру и сбегаю вниз по лестнице. У мамы отвисает челюсть. – Ого. Ты выглядишь так красиво. В честь чего? Смотрюсь в зеркало, висящее на стене в коридоре, проверяя гладкость волос. Я боролась с ними целый час прошлой ночью, выпрямляя свои кудри, пока волосы не стали напоминать сияющий занавес. На мне джинсы и простая футболка. Вся кожаная одежда и шипы наверху. Мне не обязательно носить доспехи каждый день. Я могу быть… ну, знаете… нежной, полагаю. Обуваю удобные балетки вместо сапог с заклепками и иду на кухню, чтобы приготовить несколько сэндвичей. – Мам, где ростбиф? – Я роюсь в ящике с мясной нарезкой. – С каких пор ты ешь ростбиф? – Оттолкнув меня в сторону, она находит ростбиф, спрятанный под упаковкой швейцарского сыра. Намазав майонезом пресные булочки, укладываю слои сыра, ростбифа и индейки, затем упаковываю сэндвичи в полиэтилен. – Ладно, я готова. – Грэйс, серьезно. В чем дело? – Никаких дел, мам. – Хорошо. – Она улыбается. – Рада за тебя. Пятнадцать минут спустя мама уезжает, а я направляюсь к школьному зданию. Проклятье. Йен еще не пришел. Убираю свою сумку, толкаю тележку к месту, на котором мы вчера остановились, и надеваю свежую пару перчаток. Вздрогнув, оглядываюсь по сторонам. Да, точно одна, но, клянусь, я до сих пор чую запах Зака, стоящего рядом со мной там, где Йен толкнул его спиной в шкафчики. Это было довольно неожиданно. Но я ему глубоко признательна. Надеюсь, он об этом знает. Я понимаю, насколько Йену было трудно выступить против друга. Линдси такого не сделает, хотя мне известно, что она ненавидит ту девочку, в которую ее превращает Миранда. Смотрю на свой телефон. Йен опаздывает. Надеюсь, у него не случился очередной приступ головокружения. Ох, дерьмо! Надеюсь, я не втянула его в еще большие неприятности с отцом вчера. Услышав шум в конце коридора, испуганно всхлипываю и оборачиваюсь кругом, но там никого нет. Замерев на месте, со скованным телом, наконец-то замечаю – одна из ламп на потолке лопнула, но расслабиться не могу. Мои пальцы онемели. Сердце несется галопом, пот выступает на задней поверхности шеи. У меня нет на это времени сейчас, черт побери. Я сильнее. Хватаю тележку, качу ее к шкафчикам, расположенным около лестницы. Опрыскиваю несколько штук, драю их, поглядываю через плечо, ища посторонних. Дверь на первом этаже по-прежнему закрыта. Однако онемение распространяется дальше, в груди появляется тяжесть. Черт, где Йен? Я должна позвонить его папе. Нет, стоп. Если он прогуливает, я его сдам. Но что, если он лежит где-нибудь без сознания? Я не могу дышать. Подхватываю сотовый, звоню маме, включаю громкую связь. – Эй, Грэйс. – Мама. Помоги. – Что? Что такое? Что случилось? – Не могу дышать, мам. – Ладно, держись. Я разворачиваюсь. Хорошо, достань свою воду. Воду? Точно. Моя сумка. Она не на моем плече. Тележка. Я положила сумку в тележку. Ползу к ней, раскрываю сумку, нахожу бутылку воды, жадно пью. – Возьми полотенце, намочи и приложи к шее… как я тебе показывала. Да. Полотенца. Отрываю несколько бумажных полотенец от рулона, смачиваю их водой, прикладываю к задней поверхности шеи под волосами. – Хорошо, дыши. – Не могу. – Ты можешь, милая. Ты дышишь. – Я одна, мам. Совсем одна. – Нет, Грэйс. Никогда. Я здесь. – Когда все это закончится? – шепчу я, потирая грудь, а мама вздыхает. – Не знаю, Грэйс. Может, если бы тебе не приходилось видеться с ним каждый день… Например, в Европе. Ты могла бы встретить новых друзей, друзей, которые тебя не знают, не знают о случившемся. Ты можешь начать заново, милая. Я закрываю глаза, запрокидываю голову назад, представляю, как взбираюсь по Испанской лестнице в Риме или исследую Лувр в Париже. Я могла бы проводить время с принимающей семьей или гулять по городу, встречать новых людей, людей, которые не знают, что я шлюха, людей с необычными акцентами и… с хорошими манерами, вежливых и… Нет. Нет. Вытираю холодный пот с шеи, прекрасно зная, что на другом конце света будет не лучше, чем здесь. Я должна посмотреть своему страху в лицо. Если сбегу, Зак победит, а он уже и так одержал достаточно побед в играх. Узел в животе расплетается, я снова могу дышать. – Грэйс, ты в порядке? – спрашивает мама, когда мое тяжелое дыхание замедляется. – Да, – отвечаю, проведя ладонью по лицу. – Да, – повторяю более уверенно. – Уже лучше. Спасибо, мам. Люблю тебя. – Тоже люблю тебя, Грэйс. Позвони мне позже, хорошо? – Ага. Я сую телефон в карман и поднимаюсь на ноги, которые едва чувствую. Но они не подгибаются, и этого достаточно на данный момент. Смотрю в окно, выходящее на стоянку, наблюдаю за командой по лакроссу. Даже с такого расстояния узнаю Зака по одной лишь его позе – руки на боках, голова высоко поднята. Возвращаюсь к шкафчикам. Позади меня лестница. Я не пропущу, если внизу откроется дверь. Успокоившись, вычищаю шкафчик за шкафчиком в одиночестве до тех пор, пока в животе не начинает урчать. Только тогда делаю перерыв на обед. Йен до сих пор не появился. Надеюсь, он в порядке. Я сижу у окна, смотрю, как тренер Брилл раздает бутылки с водой, а мальчики усаживаются прямо на игровое поле. Я на виду. Любой, кто посмотрит вверх, меня заметит. Но никто не смотрит, поэтому я достаю камеру из сумки и проверяю зум. Проклятье, недостаточно близко, чтобы поймать выражение лица. Ладно. Время для шпионской вылазки. В то же мгновение в груди все сжимается, колени дрожат. Но мне необходимо это сделать. Я должна запечатлеть это на фото, чтобы все увидели. Натягиваю толстовку, беру сумку и тайком пробираюсь поближе к полю. К тому времени, как добираюсь до своего любимого дерева, перерыв у команды уже окончен, все вернулись на свои игровые позиции, ждут свистка. Поднимаю камеру, проверяю ракурс – он идеален. Я вижу капли пота, стекающие по лицам. Навожу фокус, делаю снимки один за другим. – Ты идешь к Миранде после тренировки? – выкрикивает Кайл Заку. Тот пожимает плечами. – Возможно. Если ничего интересней не подвернется. – Забудьте Миранду, нам стоит поехать в лес. – Уже лучше. Потусим, дождемся, пока Рассел свои домохозяйственные обязанности исполнит. – Напиши ему. Он сегодня не пришел. – Не пришел? – Зак поворачивается лицом к Кайлу и пропускает мяч. Раздается свисток. Тренер Брилл орет на Зака, чтобы тот собрался, но он игнорирует его. – Слишком сильное похмелье, – подтверждает Кайл. Выражение, то самое выражение, которое я пыталась поймать, мелькает на лице Зака, когда он оглядывается и пристально смотрит на окно второго этажа, именно туда, где должна находиться я. Жму кнопку затвора; руки дрожат. И молюсь, чтобы кадр получился. С ним я смогу показать всем правду о Заке МакМэхоне. – МакМэхон, ты тут для того, чтобы играть, или позагорать пришел? – Извините, тренер. – За работу, парни! – Опять раздается свисток; я возвращаюсь к главному корпусу по периметру школы. Незаметно лавирую между деревьями, выхожу на стоянку, пробираюсь между припаркованными машинами, держусь в тени здания, юркаю через стальную дверь. Поспешно поднявшись по лестнице на второй этаж, останавливаюсь на месте как вкопанная. Йен сидит на полу, прислонившись спиной к шкафчику. – Где ты была, ясноглазая? – спрашивает он… Зачем – понятия не имею, ведь ледяной тон его голоса явно говорит мне, что ему и без того известно.
16

Глава 16 Йен Ого. Грэйс выглядит сексуально. Сногсшибательно. У меня текут слюни при виде ее. Она распустила и выпрямила волосы. В пальцах покалывает от желания дотронуться до них. На ней нет косметики – ни подводки в духе Клеопатры, ни готической помады. Ее щеки раскраснелись – скорее всего, из-за секретной операции, которую она только что провернула. Грэйс даже одета иначе. Она не замечает меня, пока между нами не остается всего несколько метров пространства. Не знает – или, может, надеется, я не замечу – что она широко улыбается, взбегая вверх по лестнице. Улыбка исчезает, когда Грэйс обнаруживает меня. Она ее буквально отключает, откидывает волосы за плечо и приподнимает брови. – Ты все еще здесь работаешь? Новый образ, прежний характер. Ага. Определенно стоило остаться дома и вернуться обратно в кровать, потому что… ах, черт. Грэйс едва меня не подловила на проверенную рутину " ты мне нравишься, а я тебе нравлюсь", только я знаю, чем она в действительности занимается со своей навороченной камерой. Она просто очередная пассия Зака, еще одна в длинной веренице, которая не стерпела осознания, что ее тоже " поматросили и бросили". Я поднимаюсь, подхожу к тележке, хватаю баллончик чистящего средства и швыряю ей. Грэйс неуклюже пытается поймать его. Именно в этот момент я снимаю сумку с ее плеча и выуживаю оттуда огромную фотокамеру. – Эй! – Она пытается отобрать камеру, однако я уворачиваюсь от ее рук. Грэйс правда думает, будто я не заметил, как она исчезает каждый день? Думает, что никто не замечает, как она украдкой снует вокруг поля для лакросса? Включаю камеру, пролистываю фотографии, сохраненные на флэшке. – Йен, пожалуйста. Эта камера стоит пять тысяч долларов, кто-то пожертвовал ее школьной газете. Она не моя. – Да. Знаю. Вот чего я не знаю, так это почему ты заполняешь карту памяти снимками парня, который, как ты утверждаешь, тебя изнасиловал. Я провоцирую ее, но она не огрызается. Вместо этого плечи Грэйс поникают. – Ты не поймешь. Точнее некуда. – О, я понимаю, Грэйс. Ты позволила Заку поиметь себя, потом взбесилась, потому что он не остался с тобой. Чего тут непонятного? Она вздрагивает так, словно я ударил ее в живот, однако быстро спохватывается, готовая к перебранке. – А ты где пропадал сегодня? – Похмелье. Мы с Заком вчера устроили вечеринку. И обстоятельно побеседовали. Знаешь, что он мне рассказал? – Я листаю фотографии дальше. – Ох, смотри-ка! Вот здесь Зак уходит с вечеринки Миранды. А тут Зак блокирует бросок. И еще Зак. И еще. И еще. – Отпихиваю камеру ей в руки. – Он сказал, ты напилась той ночью до такой степени, что едва стояла на ногах. Он сказал, вы с Мирандой повздорили, и ты ушла. Он сказал, что беспокоился о тебе. Пошел следом за тобой, как на его месте поступил бы любой друг. Сказал, ты позволила ему поцеловать себя, снять твою футболку, и отыметь тебя. – Грэйс опять вздрагивает, только я уже зашел слишком далеко, чтобы отступиться. – Он сказал, что ты ему не отказывала. Она смотрит на меня; ее ясные глаза полны боли, но остаются сухими. Никаких слез от Коварной Колье. Весь этот маскарад с образом милой девочки? Ага, нет уж. Больше не куплюсь. – Ты ему поверил? – наконец спрашивает Грэйс; ее голос дрожит, однако я теперь к этому не восприимчив. Бросаю на нее взгляд. – Я видел его фото, а сейчас увидел твои, так что, да. Я верю ему. – Значит, ты мудак. – От дрожи в голосе не остается следа, и – пуф! – она снова трансформируется в Крутую Грэйс с презрительной ухмылкой на губах. – Я пошла на ту вечеринку ради тебя, придурок. Я так оделась, потому что хотела привлечь твое внимание, не его. Я порвала с ним спустя два дня, Йен. Два. Знаешь, почему? Она не дает мне шанса сказать, что ответ меня ни черта не интересует, и продолжает с напором: – Потому что он нехороший человек, Йен. Когда я заметила это в первый раз, подумала, дело во мне. Может, я неправильно поняла, поэтому дала ему еще один шанс. Но дело было не во мне. Просто Зака не волнует никто, кроме него самого, а вы, парни, не обращаете на его характер внимания, поскольку он хорош на поле. Смеюсь на выдохе, хожу вокруг нее, пока она просматривает фотографии, проверяя, не удалил ли я чего. Если бы Грэйс хоть что-то знала про нашу команду, то поняла бы, насколько ее слова неверны. Тренер Брилл выступает за формирование чести, характера и уважения. Говорит, он предпочтет проиграть целый сезон достойно, чем выиграть один матч грязными методами. Он сажает игроков на скамейку запасных за вещи вроде… ну, за оскорбления в свой адрес. Зак проследил, чтобы я благополучно добрался до дома вчера. Когда Джереми, Мэтту и мне понадобилась помощь с математикой, Зак сам занимался репетиторством с нами после заявления тренера Брилла о том, что мы не сможем играть, пока не исправим оценки. – Когда я сказала ему, что больше не буду с ним встречаться, знаешь, что он ответил? Зак разозлился, осыпал меня ругательствами, сказал, полдюжины девчонок куда красивее меня в очередь выстроятся, чтобы… переспать с ним. – Она презрительно усмехается, и я прихожу к выводу, что в действительности Зак подобрал более живописный термин. Это тоже правда. Парню, который может трахнуть любую девчонку, какую захочет – где угодно, когда угодно – нет нужды заставлять ее силой. – Вот, чего я не знала о Заке МакМэхоне. Он не умеет проигрывать достойно, Йен. Совершенно не умеет проигрывать. – Грэйс встречается со мной взглядом, не моргая. – Я напилась и была рассержена. Думала, он вел себя любезно и старался утешить меня из-за того, на какой ноте мы расстались. Но я ошиблась. Боже, как же я ошиблась. Зак планировал отомстить. Ему было необходимо доказать мне, что он никогда не проигрывает. Это лицо, это выражение – последнее, что я помню. – Она тыкает пальцем в камеру, поворачивает ее, чтобы я увидел снимок. Все, что я вижу – Зак в ударе. – Я видела это выражение раньше. Ты тоже. На игривом поле всякий раз, когда он получает пенальти. Качаю головой, но не могу отвести глаз от фото на дисплее. Даже замершее в пикселях, это выражение – ехидный изгиб губ, то, как челюсти Зака сжаты, а взгляд сосредоточен на враге – оно дикое, будто лев выслеживает добычу. – Теперь я вижу его каждый раз, когда закрываю глаза. Холодок пробегает по позвоночнику; я отталкиваю камеру. – Ничего не доказывает. – Отхожу на несколько шагов назад. – Оно доказывает все, – резко возражает Грэйс. – Почему ты его защищаешь? Ты знаешь, что я права. Помнишь матч против школы Холтсвилла? Он отправил одного из их нападающих в больницу, Йен. Отхожу назад, продолжая качать головой. – Это был честный прием. Тот парнишка развернулся в последнюю минуту. Она вскидывает руки вверх. – Ладно. Верь, чему хочешь. С меня хватит. – Грэйс пихает фотокамеру обратно в сумку, закидывает лямку себе на плечо, направляется к двери. – Я все утро убирала одна. Ты можешь поработать остаток дня сам. – Подходя к лестнице, она оборачивается для последнего удара. – Я думала, ты другой. Этот задевает за живое, и я отворачиваюсь, чтобы она не заметила. Дверь на первом этаже захлопывается; я иду к окну, наблюдая, как Грэйс шагает через стоянку с такой силой, будто асфальт ее оскорбил и теперь должен умереть. Когда она пересекает полосу для автобусов, ее догоняют Джереми и Кайл. Быстро перевожу взгляд на поле. У команды перерыв. Тренер Брилл держит папку-планшет. Он не видит Джереми и Кайла, потому что его окружили другие ребята, наблюдающие за тем, как он планирует игровую схему. Зак хлещет воду, Мэтт двигает плечами, разрабатывая напряженные мышцы. Никто не замечает, как один здоровый парень и один не очень здоровый парень окружают девушку. Никто не видит, что Кайл трогает ее, или как она уворачивается. Никто не видит, как Джереми двигает кулаком, изображая грубый жест, за который ему бы надрали задницу, сделай он это перед моими сестрами. Никто не видит. Никто не слышит. И я не сдерживаюсь, думая над глупой загадкой – если на девушку напали в лесу, но этого никто не видел и не слышал, случилось ли все на самом деле? Даже отсюда я замечаю ужас в ее ясных глазах, который она так чертовски усердно пытается скрыть за тонной макияжа и острым языком. Я вижу. Бормоча ругательства, спускаюсь по перилам основной лестницы, распахиваю дверь и подбегаю к ним как раз в тот момент, когда Грэйс пинает Джереми коленом в живот. Он сгибается пополам, судорожно пытаясь втянуть воздух. Я хватаю своих друзей обеими руками и оттаскиваю в сторону. – Отвалите от нее к черту. Джереми оборачивается кругом. – Рассел, она… – Прибереги отговорки, Линз. Я видел, как вы приставали к ней. Вам повезло, что тренер Брилл этого не заметил, или вас обоих вышвырнули бы из команды. Тащите свои задницы внутрь и помочитесь, или что там вам положено делать, пока он не увидел. – Я отпускаю их. Они злобно смотрят на меня, уходя в здание. Поднимаю сумку Грэйс, отдаю ей. Она забирает ее, долго изучает меня с хмурым выражением на лице, словно размышляя над вопросом в тесте, который не может решить, после чего, наконец, уходит. Я смотрю ей вслед до тех пор, пока Грэйс не скрывается из виду. Почему-то после этого мне становится лучше. К тому времени, когда возвращаюсь в здание школы, Джереми и Кайл плюются от бешенства. – Чувак, какого хрена, что это было? – Джереми подходит ко мне практически вплотную, поэтому я наклоняюсь вперед, не отступая. – Это я остановил вас, потому что вы вели себя как говнюки. – Отталкиваю его на шаг назад, затем поворачиваюсь к Кайлу. – У вас мозги отказали, или что? Вы серьезно думали, что она спустит подобное с рук вам обоим? Вам повезло, что Грэйс не пошла прямиком к тренеру Бриллу. – И что бы она ему сказала? Мы просто разговаривали. Закатив глаза, отвешиваю Джереми подзатыльник. – Просто разговаривали. Ты всегда разговариваешь своей правой рукой? – Боже, расслабься. Это шутка была… – Это не простые разговоры и не просто шутки. Вы ее окружили. Загнали в угол. Вы лапали ее, а потом начали болтать всякую хрень, чтобы ее напугать. Зачем? Брови Джереми взметаются вверх. – Зачем? – Да. Зачем? Он смотрит на Кайла, но тот, состроив гримасу, смотрит на него. – Эээ… – Кайл, если бы кто-нибудь попытался так обращаться с Вал или Клаудией, как думаешь, что бы я сделал? Кайл чешет затылок, но у него больше нет ирокеза, поэтому он опускает руку и отводит взгляд. – Взбесился бы и надрал им задницы. – Чертовски верно. – Чувак, я бы никогда не стал вести себя так с твоими сестрами, – уверяет меня Джереми. – Тогда почему ты вел себя так с Грэйс? Они обмениваются взглядами, чем говорят мне, что им кажется, будто я слишком долго нюхал апельсиновое чистящее средство. Вероятно, они правы. – Потому что Грэйс… Я резко поднимаю руку. – Грэйс – девушка. И все. Хочешь приклеить любые другие ярлыки – валяй. Но никогда не забывай, что она в первую очередь девушка, а мы так с девушками не обращаемся. Сечешь? Джереми поднимает руки в знак поражения. – Да, да, ладно. Напряжение нарастает, пока мы втроем пронизываем друг друга взглядами. Я жду, чтобы один из них озвучил это, задал очевидный вопрос, но они оба слишком злы на меня, чтобы сказать, какой я лицемер, обличить меня. С каких пор? Пока они возвращаются на поле, посылая мне хмурые взгляды через плечо, я поднимаю баллончик чистящего средства и драю шкафчики с такой силой, что они бы начали кровоточить, окажись на месте металла кожа моих друзей.
17

Глава 17 Грэйс Я бегу из школы так, словно за мной гонится вся команда по лакроссу. Оглядываюсь через плечо в двенадцатый раз, но Джереми и Кайла там нет. Зака тоже. И Йена. Я никогда не видела его таким – настолько холодным и полным ненависти. Дрожь пробегает вдоль позвоночника, я ускоряю темп. Он знает, чем я занималась со школьной камерой. Гадаю, когда Йен разболтает Заку. Зак, скорее всего, добьется моего ареста за преследование, или домогательства, или вроде того. О, мой Бог, почему все это происходит? Давление в груди нарастает, поднимается, будто расплавленная лава в вулкане. Я ничего плохого не сделала! Почему меня все время наказывают? Я потираю грудь, боль в которой стабильно усиливалась последние две недели после ударов ржавыми лезвиями, нанесенными столькими людьми. Как бы я хотела оказаться дома. Как бы хотела просто моргнуть или щелкнуть пальцами и исчезнуть с улицы, где каждый звук – угроза. Дует холодный ветер, я плотнее укутываюсь в свою куртку. Не знаю, когда приняла решение прийти домой к папе (он до сих пор на работе), но вот я стою на пороге. Пышный зеленый газон, лепные цветочные горшки, в которых уже цветут весенние цветы, баскетбольное кольцо над гаражом – от всего этого хочется вырвать на подъездную дорожку, идеально вымощенную плиткой. Мне здесь не место. Я это знаю, но, тем не менее, я тут. – Грэйс? Я оборачиваюсь кругом, моя челюсть отвисает. Это мой папа, в брюках Докерс и футболке, с граблями в руках. Не знаю, почему он дома посреди дня, но я рада, так чертовски рада. Все напряжение, все эмоции вскипают и выплескиваются из меня одиночным надрывным всхлипом. – Папочка. Секунду спустя я заключена в его объятия, плачу... из-за чего? Из-за всего, наверно. Я достигла переломной точки. Не могу так больше. Не могу быть стойкой. – Милая, что случилось? Я качаю головой, не в силах произнести ни слова, даже если бы и нашла правильные. – Идем. Пошли в дом. – Положив руку мне на плечо, он ведет меня по дорожке, но я колеблюсь. – Все в порядке, Грэйс. Проходи. На улице холодно. Через несколько минут папа укутывает меня в одеяло на диване в гостиной; на столике передо мной стоит упаковка салфеток. Детали от конструкторов Лего, которые собирает Коди, разбросаны по полу рядом с игровой приставкой Кита. Фотографии мальчиков украшают стены, полки. Фотографии папы и Кристи расставлены на приставном столике. Моих – ни одной. Я невидимка… если только дело не касается секса. Тогда я легкодоступна. – Теперь ты готова поговорить? – Он убирает волосы с моих глаз, мимолетно улыбнувшись. Когда папа улыбается, я вижу, почему мама и Кристи не устояли перед ним. Как я не устояла перед Йеном. – Парни – козлы. Улыбка сползает с его лица. – Какие парни? – Все. Папа смеется. – Да. Но какие в особенности? Глубоко вздохнув, рассказываю ему все. – Друзья Зака приставали ко мне сегодня. Команда на этой неделе посещает тренировочный лагерь по лакроссу. Я пнула одного из них за то, что он мне наговорил и дотронулся до меня. Ну, попытался дотронуться, во всяком случае. – Умница. Как я тебя учил? Кивнув, хватаю новую салфетку. – Прямо в солнечное сплетение. Я в последний момент вспомнила, что он, скорее всего, в защитной раковине, поэтому, ну, знаешь, передислоцировалась. – Подавляю улыбку. – Его лицо стало таким же пунцовым, как его волосы. Все еще обнимая меня одной рукой, папа одобрительно пожимает мое плечо. – Пап, я не понимаю тех, кто называет меня шлюхой. Ведь шлюхам должен нравиться секс, должно нравиться спать со всем, что дышит? Будь я действительно такой, разве я не должна была стать самой популярной девушкой в школе, а не наоборот. Приподняв руку, он похлопывает меня по голове. – Ты этого хочешь? – Нет, нет, я просто хочу, чтобы они оставили меня в покое. Я не понимаю, почему им нужно окружать меня, обзывать, угрожать, знаешь? – Как они тебе угрожали? – Слышать резкий тон в его голосе приятно. Это внушает мне чувство… безопасности. Впервые за несколько недель я чувствую себя… практически хорошо. – Друзья Зака. Джереми Линз и Кайл Морэн. Они окружили меня, словно стервятники, по очереди пытались облапать. Только я отбивалась от одного, подступал другой. Кайл сказал, что девушки вроде меня не достойны серьезных отношений. Потом Джереми сказал, что я бы хорошо смотрелась с его… – О, Боже, это мой папа. Я не могу это повторить. Не могу произнести те слова перед ним. Поэтому показываю жестом. Папа сдавленно стонет, будто задыхается, и садится прямее. – Почему парни думают, что это нормально? Он долго молчит, опустив взгляд на свои руки. Они больше не обнимают меня за плечи. Сейчас они сжаты в кулаки. – Грэйси, некоторые мальчики считают секс соревнованием. Конкурсом. Спортом. Девочки – всего лишь очки, которые нужно собрать. А некоторые девушки… – Внезапно папа хлопает ладонями по своим бедрам. – Ну. Именно так к тебе отнесся Зак. – Папочка, он… Он поднимает руку, чтобы перебить меня. – Не имеет значения, что случилось на самом деле, Грэйс. Это невозможно доказать. Полиция не арестует Зака. Его не исключат из школы. Ты ничего не сможешь с ним сделать. Ты можешь только контролировать свою ответную реакцию. – Осмотрев меня, папа улыбается. – Думаю, это отличный старт. Одеваться, как полагается хорошей девочке… Я резко поднимаю взгляд. Он действительно только что сказал это? – Ого. Что это значит, черт возьми? – Ну, милая, ты носишь слишком много кожаной и обтягивающей одежды с шипами, а это говорит мальчикам… – Говорит им что? " Вот она я, мальчики, налетайте! "? – О, я бы не так выразился. – Как бы ты выразился? – Я откидываю одеяло, встаю, скрещиваю руки на груди. – Ты думаешь, это моя вина. Ты всерьез думаешь, что во всем виновата я, разве не так? – Проклятье, Грэйс, ты облегчила дело! Ты была ночью в лесу, пьяная, и вырядилась как… как… – Как шлюха. Папины губы плотно сжимаются. О, Боже. Я смотрю на него. Я унаследовала его глаза, его ДНК, его кровь, и он стыдится меня. Прежде чем успеваю что-нибудь сказать, входная дверь распахивается, из прихожей в комнату доносится топот маленьких ног. – Папочка! – Привет, пап! Коди и Кит прыгают на своего папу… Их папу. Прижимаю ладонь к груди, потому что боль вернулась, на сей раз с компанией. – Привет, Грэйс! – Мальчики набрасываются на меня следом. Я улыбаюсь через силу. Входит Кристи, неся в руках несколько пакетов с продуктами, переводит взгляд с меня на отца. Температура в комнате падает на десять градусов. – Ох. Я не знала, что ты заглянешь к нам в гости сегодня, Грэйс. Загляну в гости? О, ясно. Мне нужно приглашение, чтобы прийти домой к моему отцу. – Кирк, почему ты не сказал мне, что Грэйс придет. Я купила продукты с расчетом только на нас. – Кристи строит фальшивую гримасу, будто говорящую: " Ох, незадача", которая на самом деле маскирует злорадное ликование: " Как жаль, какая печаль", и мне хочется придушить ее этими долбанными фальшивыми жемчугами. – Да, Кристи, я понимаю. Я не приглашена на ужин. – Можно подумать, мне кусок в горло полезет. – Грэйс, ничего подобного. Просто… – Грэйс, – перебивает ее папа. – Идем. Я отвезу тебя домой. Домой. Конечно, ладно, какая разница. В машине папа прочищает горло. – Извини. Кристи любит все планировать и… – Я понимаю, пап. – В моем имени нет буквыК, поэтому, полагаю, мне не место в Клубе. Словно меня это хоть Как-то волнует. Мы с мамой живем не очень далеко от папы и Кристи. Я могла бы дойти пешком, только ему, наверно, нужно было почувствовать себя отцом, или вроде того. Мы останавливаемся на светофоре. Судя по часам на приборной панели, еще и двух нет. – Почему ты дома в разгаре дня? – Ох, у меня отпуск на этой неделе. Я сглатываю кислоту, поднимающуюся к горлу из желудка, и просто киваю. – Мило. Было бы куда милее, если бы я знала, что ты в отпуске. Может, мы могли бы заняться чем-нибудь вместе. Он ерзает на сиденье. – Мы с Кристи скоординировали наши графики так, чтобы провести эту неделю с мальчиками. – Ах, с мальчиками. Папа бросает на меня взгляд и вздыхает. – Ладно тебе, Грэйс. Сделай мне поблажку. Тебе семнадцать лет. Мальчики еще маленькие и… – И им не нужно проводить время с их сестрой-шлюхой. – Проклятье, Грэйс. Так не честно. Я… – Высади меня здесь. Я дальше сама дойду. – Сигнал сменяется на зеленый; он проезжает мимо школы. – Грэйс… – Слушай, я понимаю, пап, ладно? Ты хотел начать с чистого листа, – кричу я. – Извини, что " заглянула в гости", не дождавшись письменного приглашения. Просто высади меня здесь. – Отец сворачивает на Главную улицу, внезапно тормозит у тротуара и просто смотрит вперед, в то время как я подхватываю свою сумку и открываю дверцу. Захлопнув ее за собой, слышу скрип покрышек, когда он делает резкий поворот на 180 градусов. Остаток пути преодолеваю пешком, мой гнев тлеет подобно пропитанной маслом тряпке вблизи от открытого пламени. Поверить не могу. Папа берет неделю отпуска и даже словом не обмолвится. " Эй, Грэйс, мы ведем мальчиков туда-то. Хочешь с нами? ". Подумал ли он, что у меня, возможно, выдалась абсолютно отвратительная неделя, и мне бы не помешало нечто большее, чем пятиминутный разговор по телефону раз в неделю? Черт, нет. Я пинаю входную дверь, отчего та ударяется о стену прихожей. Шагаю на второй этаж, в свою комнату, бросаю сумку на кровать, моргаю, стараясь избавиться от режущего ощущения в глазах. В доме тихо, если не считать единичных скрипов и стонов. Слишком тихо. Поднимаю тяжелый пояс-цепь, который больше не ношу, потому что он… ну, тяжелый… крепко сжимаю его обеими руками. Проверяю мамину комнату, за всеми дверьми, даже ванну, но там никого нет. Я одна. Дом испускает очередной жуткий звук. Почему он делает это только тогда, когда я остаюсь одна? Почему он не стонет, не скрипит, не вздыхает, когда здесь полно людей, способных уверить меня, что серийный убийца-психопат не прячется в шка… О, Боже. Я не осмотрела шкаф. Медленно крадусь обратно в свою комнату, распахиваю дверцы шкафа; цепь у меня в руке задевает несколько вешалок, сбивая три пары брюк на пол. – Господи, я схожу с ума. Бросив тяжелую цепь возле стола, запускаю пальцы в волосы. Всегда найдется невыполненное домашнее задание, полагаю. Или можно посмотреть телевизор и попытаться заглушить зловещие звуки закадровым смехом. Обычно в это время я бы гуляла с Мирандой и Линдси – слонялась бы по школе, фотографировала или делала покупки в торговом центре. Тянусь к своей сумке, достаю камеру, подсоединяю шнур к ноутбуку. Одна за другой фотографии, снятые сегодня, загружаются с карты памяти на жесткий диск. Индикатор выполнения отсчитывает количество: остается двенадцать… остается одиннадцать… десять. Звук начинает напоминать шаги – тяжелые бутсы опускаются на ступеньки, ведущие на второй этаж… в мою комнату. Двенадцать ступеней – по одной на каждую фотографию. Дом стонет; я резко разворачиваюсь на стуле, сердце бешено колотится, но тут никого нет. Еще шесть снимков остается. Подхватив цепь, спускаюсь вниз. В кухне нагребаю в руки консервы из кладовой, устанавливаю их перед дверью, проверяю, все ли замки заперты. Наверно, нож будет лучше ремня, поэтому я вытягиваю один из подставки, держу перед собой, словно меч. К тому моменту, когда возвращаюсь к себе в комнату, все снимки загружены. Сглотнув неприятный привкус, появляющийся у меня во рту всякий раз, когда вижу Зака МакМэхона, листаю фотографии и нахожу одну – ту самую. Фотографию, которая вернет мне мою жизнь обратно.
18

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒