Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





4 З. Гиппиус, «Весы», 1907, V



«Жизнь Человека» Л. Андреева несомненно самая слабая, самая плохая вещь из всего, что когда-либо писал этот талантливый беллетрист. «Елеазар», его недавний рассказ в «Золотом руне», тоже слаб, но не в такой мере, хотя и приближается, скорее, к разбираемой драме, нежели к прежним произведениям писателя; фантастические сюжеты, «мистическая» обстановка крайне невыгодны для Л. Андреева; вся грубость, вся примитивная его некультурность и вытекающая из нее беспомощность — выступают особенно выпукло и резко, как только Л. Андреев хочет оторваться от реальных форм быта. Собственно, талант у него очень большой, гораздо больше, чем у Горького; но у Горького чувствуется большая сгармонированность между талантом и содержанием таланта. С Горького ничего не требуешь. Л. Андреев не может справиться с вопросами, которые сам же поднимает, {112} ему душно в их темном хаосе. И как только он хочет что-то сам сказать, сознательно, начинается невероятная и постыдная фальшь. «Савва» его хаос невообразимый; но по крайней мере, там вопросы остаются вопросами, там хаос не разрешается плоскостью, вопли не переходят в риторику. Талант-самородок остается тем, что он есть; и не вылезает из-за него сам Л. Андреев, бессознательный, запутавшийся, чуждый культурности русский человек. Л. Андреев еще глубок, когда не думает, что он глубокомыслен. А когда это думает — теряет все, вплоть до таланта.

Не в том беда, что последняя драма его написана так, что не напоминает, а почти повторяет Метерлинка. Но она дурно, некультурно, грубо его повторяет; выходит не то доморощенная карикатура, не то изнанка вышитого ковра. И не в том только беда, что эта узловатая, рабски подражательная форма содержит в себе путанную, смятую, да еще банальную мысль о бессмысленном роке. Может быть впрочем, и вовсе там никакой мысли нет. Горе в том, что подобная вещь преподносится нам как художественное произведение, да еще с глубиной, с претензией на какое-то общее миросозерцание. Претензии убили самую возможность непосредственного живого слова; и нет их ни одного во всей «Жизни Человека», во всей драме, наполненной холодными, придуманными, крикливо-плоскими фразами. Никогда мне не было так жалко Леонида Андреева. Он давал сильные вещи, чувствовалось, что за ними стихийно, слепо мучится и борется живой человек, которого можно бы любить, с которым можно страдать вместе. А тут, из-за драмы и рассказа «Елеазар», вдруг высунулся малообразованный и претенциозный русский литератор, которого, поскольку он все-таки человек и все-таки Л. Андреев, ничего не понимающий и не разрешающий, — можно лишь бесконечно жалеть.

Такой «русский литератор» не только не разрешит {113} ничего, и не поймет, — но и нежной, легкой, высокохудожественной, культурной лирики Метерлинка никогда не достигнет. После «Василия Фивейского», даже после «Саввы», где местами у Л. Андреева вырывались крики настоящего богоборца, — прочтите грубую, топорную и в высокой степени глупую «молитву» героя драмы, так величественно названного Человеком с большой буквы. Ходульные слова — старательно выдуманные для изложения известной всем мещанам мысли, что и самый «сильный» (т. е. самый неверующий) человек может молиться, если ему что-нибудь хочется получить от Бога; и даже может обещать, что поверит в него, если получит, — но, что это ни к чему не ведет, ибо никакого Бога нет, а есть равнодушно-бессмысленная Судьба. Символизуется Судьба у Андреева «серым Некто», нисколько не страшной, а простой, бутафорской фигурой, стоящей бессменно в углу со свечой (тоже необыкновенно новым символом жизни человеческой! ) «Человек» все время «горд и силен». Жена Человека находит и молитву его «гордой», — на что он отвечает: «нет, нет, жена, я хорошо говорил с ним, так, как следует говорить мужчинам». Между прочим, он молился: «Ты — старик, и я — старик. Ты скорее меня поймешь»… Гордости в молитве не заметно, а просто примитивная риторика и решительная неумность. Нехудожественное произведение иногда оберегается от слишком режущей фальши — умом автора. Но у Андреева этого сторожа нет, да и увлекшись собственной риторикой, он уже ничего не замечает, риторика ему кажется возвышенностью, смешное — сильным, банальности — новыми открытиями.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.