«Это тот парень, которому кажется, что я лгала насчет Джейка». 7 страница

Мы столько всего пережили с тех пор, как познакомились, и нет ничего, о чем я не смог бы с ней поговорить. Ничего такого, что я не смог бы ей сказать. Я должен был стать сильнее с течением времени, все должно было стать легче для нас, а не тяжелее, но после смерти Бена…

Черт возьми, я совсем не тот парень, каким должен быть сейчас. Я всегда гордился тем, что знаю, кто я такой и чего хочу, борясь за свои цели, независимо от того, насколько глубоко мне приходилось пройти через дерьмо, но эта версия меня? Этот разбитый вдребезги, истерзанный, сломленный человек, лишенный даже малейшего проблеска надежды? Что хорошего в том, что я такой? Я бесполезен. Я просто чертова ходячая катастрофа.

Сильвер сломана и тоже страдает. Сегодня первый день в школе, и она скорее выйдет в мокрый снег и холод, чем пройдет пятьдесят футов мимо спортзала, черт возьми. Я даже не знаю, как она набралась сил, чтобы появиться здесь сегодня после всего того дерьма, что произошло в этой школе. Она просто чудо, черт возьми, эта девчонка. Замечательная, и намного сильнее, чем кто-либо может себе представить…

Ледяной ветер врывается в меня, пока я осторожно пробираюсь сквозь покрытые инеем хрупкие травинки, держась поближе к периметру здания. Ступая ногами, пятка-носок, пятка-носок, я стараюсь не производить слишком много шума, но на самом деле мне не нужно беспокоиться. Хруст и треск ломающегося под подошвами моих сапог подлеска звучат громко, но низкий, печальный вой ветра слышится еще громче.

Ветер шевелит волосы Сильвер, создавая светлый ореол вокруг ее головы, когда она поворачивает за угол в конце здания. Все, что мне действительно нужно — это последний взгляд на нее, прежде чем девушка исчезнет внутри школы. Так или иначе, этого будет достаточно, чтобы поддержать меня, пока я не смогу проехать мимо её дома позже вечером. Торопясь, пробегаю оставшееся расстояние до конца кирпичной стены, втягивая воздух и задерживая его в легких, как будто это каким-то образом сделает меня невидимым. Я уже в двух больших шагах от поворота за угол, когда слышу его голос.

— Я не хотел напугать тебя. Я должен был окликнуть или что-то ещё...

КАКОГО. ХРЕНА.

Гнев шипит у меня по спине как искра, бегущая по фитилю. Он не должен быть здесь. Он... он не имеет никакого гребаного права здесь находиться. Приближаясь к ней вот так... этот ублюдок потерял свой гребаный рассудок. Мои руки уже сжались в кулаки. Мои ноги движутся с собственным разумом, подталкивая меня вперед, побуждая бежать за угол и заставить ублюдка истекать кровью за это возмутительное вторжение, но…

«Тише, Passarotto. Пусть он говорит. Тогда ты поймешь, чего он хочет... и как заставить его уйти».

Это идет вразрез с каждым обрывком здравого смысла, которым я обладаю, но мне удается успокоиться, упираясь ногами в мерзлую землю. Парализованный, слишком напуганный, чтобы сдвинуться хотя бы на миллиметр, чтобы не сорваться и не потерять контроль над собой, я прислоняюсь к стене, закрываю глаза и напрягаюсь, чтобы расслышать то, что говорят сквозь шелест листьев.

Я чуть не скрежещу зубами, когда отец начинает оправдываться за свое прошлое поведение. Ногти впиваются в плоть, я разрываю кожу на ладонях, когда он комментирует, как сильно Сильвер защищает меня. Горячая желчь обжигает мне горло, он пытается втереться к ней в доверие, прося ее помочь мне встать на его сторону. Гордость и облегчение захлестывают меня, как зимний шквал, когда она по сути говорит ему отвалить.

Это моя девочка, Сильвер. Это моя девочка.

Дверь в здание захлопывается за ней, когда она уходит, запечатывая ее внутри света и тепла Роли Хай, и меня окутывает смертельное спокойствие. Гнев все еще бурлит, но это уже не тот обжигающий вид, каким он был мгновение назад. Нет, это совсем другой вид гнева — тот, что охлаждается до закаленной стали и проникает глубоко в душу, вплетаясь в самую ткань человеческого существа. Я отталкиваюсь от стены и заворачиваю за угол как раз в тот момент, когда мой отец начинает уходить.

— Какого хрена ты тут делаешь? — рычу я.

Он останавливается как вкопанный, резко поворачивая голову в мою сторону. Расчетливая улыбка появляется на его губах, когда он оглядывает меня с ног до головы.

— Так, так, так. А вот и он, собственной персоной. Не думал, что увижу тебя сегодня, сынок.

— Фигня. Ты знаешь, что я здесь учусь.

Джакомо подавляет смешок, запрокидывает голову и смотрит на холодное зимнее небо.

— Ну да... ты же должен где-то учиться. Есть разница между тем, чтобы быть зачисленным в школу и на самом деле посещать её, верно? А мы, Моретти, вряд ли подходим для дальнейшего образования, не так ли?

Он говорит «дальнейшее образование», как будто это что-то смущающее — грязная, постыдная тайна, что таких парней, как мы, нельзя ассоциировать с таким отстойным понятием, как обучение.

— Ты ни черта не знаешь, старик. Просто потому, что ты был счастлив оставаться невежественным до конца своей жизни, еще не значит, что остальные хотят этого. Ты бросил учебу. И с какой целью? Чтобы выглядеть круто? Не хотелось бы лопать твой пузырь, Джакомо, но вылететь из школы, даже не потрудившись получить аттестат зрелости? Это совсем не круто. Это самое глупое, что может сделать парень.

Мужчина морщится, уголки его рта опускаются вниз.

— У меня куча денег, малыш. Прочная крыша над головой. Еда в шкафах…

— Это больше, чем ты оставил маме.

Он медленно моргает, явно уклоняясь от комментария.

— Для чего нужны математика, естественные науки и гребаный театральный класс, а? Все это чертовски бессмысленно. Ты прекрасно справишься, если развернешься и выйдешь отсюда прямо сейчас. Пустая трата гребаного времени, если хочешь знать мое мнение.

— Но ведь тебя никто не спрашивал, верно? Тебя вообще никто ни о чем не просил. Ты только зря тратишь свое время. Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал. Ты мог причинять мне боль весь день напролет. Ты мог бы отвергнуть меня и Бена, и я бы нашел способ примириться с этим. Такие мужчины, как ты, разочаровывают своих детей с незапамятных времен. Но то, что ты причинил боль ей? Это непростительно. Она была уверена, что ты вернешься, понимаешь? Она все время разговаривала с тобой, как будто ты стоял по другую сторону входной двери, собираясь войти в нее в любую сек…

— Это потому, что она была сумасшедшей, Алессандро! — Слова вырываются у него изо рта, эхом разносясь по лощине, а глубокая пещера за школой повторяет их ему, как звук выстрела.

Я стою совершенно неподвижно, как вкопанный, когда мужчина бросается ко мне, сердито тыча пальцем мне в лицо.

— Ты даже не представляешь, каково это было, мальчик. Она была неуравновешенной, когда мы встретились, но тогда это было мило. Довольно волнующе. Никогда не знаешь, что она сделает дальше. Непредсказуемость была забавной. Но когда ты родился, она... — он качает головой, отвращение глубоко врезалось в черты его лица. — Она совсем потеряла голову, Алекс. И совсем не в веселом смысле. Она пыталась ударить меня ножом, черт возьми. Как парень должен обращаться с сукой, когда она такая, бл*дь, чокнутая?

— Если ты еще раз назовешь мою мать сукой, я лично прослежу, чтобы ты никогда больше не ел твердой пищи. — В моей груди нарастает электрическая буря, и в любую секунду я могу распахнуться и обрушить ее на него.

Джек протягивает руки в умиротворяющем жесте.

— Алекс. Именно поэтому я пришел сначала повидаться с твоей девушкой. Я надеялся, что она поможет тебе понять, что я пришел сюда не для того, чтобы создавать проблемы. Все, чего я хочу — это, наконец, построить отношения между нами, после стольких лет…

Я бросаюсь вперед, ударяя его руками в грудь.

— А где ты был, когда они заперли меня и Бенни в том интернате, а? — Поток ярости загорелся прямо под поверхностью моей кожи. — Где ты был, когда меня выгнали из моей первой приемной семьи? — Я снова толкаю его, стискивая зубы. — Или второй? — Джакомо хорошо держится на ногах, но, когда я толкаю его снова, он теряет равновесие, поскользнувшись на наледи. — А как насчет третьего дома, Джек? Ты знаешь, что парень из третьего приемного дома не разрешал мне носить нижнее белье? Он обычно раздевал меня догола и запирал в собачьей клетке в гараже. Ему казалось забавным мочиться на меня через решетку, когда он приходил пьяный каждую вторую ночь.

Глаза несчастного ублюдка округляются, как будто я только что сказал самое обидное, что только мог придумать.

— Я... я не... знал, Алекс. Я бы так не сделал…

К черту. К черту его и его фальшивое чувство вины.

— Точно. Ты ничего не сделал, — выплюнул я. — Ты даже не проверял нас.

— Бен? — он шепчет. — Они... они и ему причиняли боль?

Маниакальный смех пузырится у меня в горле. Отойдя от него, оставив между нами небольшое пространство, я откидываю голову назад и выпускаю его на волю: воющий грубый, безумный смех в небо.

— Нет. Нет, нет, знаешь, Бену действительно чертовски повезло. Какая же это ирония судьбы? Я боролся зубами и ногтями, и я ругал Джеки, но, по крайней мере, она чертовски любила его. Она никогда бы не причинила ему вреда. Не специально. У него был стабильный дом, а это больше, чем было меня когда-либо. Конечно, сейчас это не имеет никакого значения, потому что БЕН МЕРТВ, и ты можешь катиться к чертовой матери!

Я бросаюсь на него, отпуская все это; молния внутри меня нуждается в том, чтобы выйти наружу. Джек вскидывает руки, прикрывая лицо, но я не собираюсь ломать ему нос. Сломанный нос — это больно, но это еще не конец света. Я сосредоточилась на более хрупкой части его тела: груди и животе. Если я сумею сломать ему несколько ребер, то, возможно, смогу нанести ему более серьезные повреждения. Проткнуть легкое. Остановить сердце. Я не знаю... что-нибудь.

Я вгоняю кулаки ему в бока и грудь со всей силой, на какую только способен, удар за ударом сыплются дождем... и мужчина тут же опрокидывается на задницу. Совсем не то, чего я ожидал. Я жду, когда он встанет, тяжело дыша, перенося свой вес с одной ноги на другую, готовый, черт возьми, покончить с этим... но затем Джек перекатывается на бок в грязном снегу и хрипит, пытаясь сесть... и все, что я вижу — это жалкий неудачник в кожаной куртке, притворяющийся кем-то, кем он не является. Притворяющийся, что он все еще чертовски важен.

— Проклятье! — Я провожу руками по волосам, потягивая их от разочарования. — Просто... убирайся отсюда на хрен, Джек. Мне надоело смотреть на твое лицо. Прошу в последний раз, сделай нам обоим одолжение и оставь Роли в своем зеркале заднего вида, ладно? Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Пыхтя, отец поднимается на ноги, расправляя футболку и куртку. Его лицо — белая простыня, такого же цвета, как выцветшее небо. Нижняя губа разбита, и зубы окрашены в ярко-малиновый цвет.

— Я бы так и сделал, если бы мог, сынок, — говорит он. — Но я пробуду здесь еще по крайней мере пару недель. Я остановился в мотеле, номер 6... если ты передумаешь и захочешь... поговорить.

Я смотрю, как он ковыляет к парковке, удивляясь, что те несколько ударов, которые я нанес, чудесным образом не заставили меня чувствовать себя лучше. В течение долгих ночей и бесконечных дней, когда я представлял себе, как укладываю своего старика, я был так чертовски уверен, что они это сделают.

У меня нет с собой сумки. Никаких записных книжек. Никаких учебников. Никаких ручек. Я приехал в Роли, чтобы наблюдать за Сильвер издалека, но после того, что только что произошло с Джеком, мои планы кардинально изменились. Джек бросил учебу в тот самый момент, когда ему это сошло с рук по закону. Он брался за дерьмовую строительную работу, никогда не поднимаясь выше самой низкооплачиваемой дерьмовой позиции, потому что никогда не был готов приложить усилия. Он бросал все еще до того, как приступал к работе, и то же самое относилось к моей матери.

Если я брошу школу только потому, что Бена больше нет, и уйду от Сильвер, потому что все стало очень сложно, то чем же я на самом деле отличаюсь от него? Бен был бы разочарован во мне, если бы я бросил все это сейчас, когда был тем, кто всегда поощрял его делать лучше, быть сильнее, не опускать голову и сосредотачиваться на своем образовании и жизни, которую он собирался построить для себя.

Когда я вхожу в класс на первом этаже английского блока, мисс Свифт косится на меня поверх своего iPad и хмурится. Она робкая, причудливая женщина, и ее челка постоянно лезет ей в глаза.

— Мистер Моретти, не думаю, что вы учитесь в этом классе.

При упоминании моего имени Сильвер резко вскидывает голову, ее ярко сияющие глаза изучают меня. Меня убивает то, что ее ответная реакция — это немедленное беспокойство; я могу прочитать это на ее лице за милю. Ее щеки все еще раскраснелись от холода снаружи, кончик носа восхитительно порозовел. Она так чертовски красива, что у меня перехватывает дыхание, когда я даже просто смотрю на нее. Я улыбаюсь в попытке подавить её панический взгляд, надеясь, что ее разум перестанет нестись с бешеной скоростью.

— Я попросил сменить класс, мисс Свифт. Я не получаю достаточных знаний в моем нынешнем классе английского.

— Э-э-э... — мисс Свифт смотрит на свой iPad, пролистывая несколько экранов. — Я не вижу здесь уведомления о переводе, Алекс. Ты не можешь просто прийти в класс углубленного английского, потому что тебе этого хочется. Перевод на продвинутый курс-это... ну, это вроде как большое дело. Так что…

Студенты в первом ряду избегают встречаться со мной взглядом, уставившись на свои открытые учебники, как будто боятся, что я вот-вот выскочу и разнесу все в пух и прах. Двое ребят из второго ряда отважились бросить на меня пару взглядов, одновременно наблюдая за мисс Свифт, ожидая, что она сделает.

Но я на самом деле не обращаю внимания ни на одного из них. Я слишком сосредоточен на Сильвер, пытаясь передать ей глазами извинение.

— Я не стану снижать средний балл по вашему классу, — жестко сообщаю я мисс Свифт. — Я здесь для того, чтобы учиться.

— Ты уверен? Потому что выглядит так, как будто ты пришел, чтобы строить глазки Сильвер Париси, а не открыть свой разум великолепию английского языка.

Теперь я полностью переключаю свое внимание на нее, мой взгляд сверлит ее лицо.

— Клянусь вам. Я не причиню вам никаких неприятностей. Я буду сидеть у окна. Я даже близко не подойду к Сильвер.

Женщина не выглядит слишком убежденной. И это не похоже на правду.

— Ладно. Потратишь наше время зря, и я вышвырну тебя из комнаты быстрее, чем ты успеешь сказать: «Кто такой Джеффри Чосер? » А после ленча я свяжусь с Карен, чтобы убедиться, что ты подал этот запрос. Садитесь на свое место, мистер Моретти.

Я иду и занимаю единственное свободное место в комнате — третий ряд, прямо под вентиляционным отверстием кондиционера, которое выбрасывает холодный воздух, несмотря на то, что с другой стороны окна свисают сосульки.

— Ну, хорошо. Хм, мне вообще-то нужно одолжить ручку. И еще немного бумаги. И еще учебник.

Мисс Свифт злобно смотрит на меня.

— О. Ты явно пришел сюда учиться, не так ли? — Ее ледяная улыбка меня не трогает.

Я промерз до костей и замерзаю сильнее, обдуваемый кондиционером, и я только что серьезно облажался, решив взять продвинутый курс — нагрузка наверняка будет намного тяжелее, чем в моем обычном классе — но это все неважно. Я дышу тем же воздухом, что и Сильвер. Я чувствую ее близость, и дикий, неистовый зверь внутри меня, который брыкался и дергал свои цепи, наконец, успокаивается, испускает мощный вздох облегчения. Именно здесь я и должен быть. И если присоединение к очередному продвинутому классу и сжигание моих мозговых клеток до хрустящей корочки означает, что я буду рядом с ней, то так тому и быть.

Глава 14.

Я рассказываю Сильвер о признании Зандера относительно моего отца. Рассказываю о своей стычке с Монти. Говорю ей, что больше не буду работать в «Роквелле». Как только я заверяю ее, что у меня есть деньги на оплату аренды, девушка, кажется, все воспринимает спокойно. Хотя, как и следовало ожидать, она не слишком рада, что я исчез из ее жизни.

— Тебе может быть грустно, Алекс. Ты можешь злиться, тебе может быть больно, и у тебя есть право побыть одному. Чего ты не можешь сделать, так это отталкивать меня. Меня это не устраивает. Мы так не поступаем друг с другом…

Сильвер заслуживает того, чтобы устроить мне разнос за то дерьмо, которое я творил за последние пару дней. Я должен ей больше, чем давал, и она имеет полное право разорвать меня на части за то, что я так исчез, но в этот момент, когда за окном «Камаро» снегопад, а внутри все так спокойно и тихо, все, что я хочу сделать — это поцеловать ее.

Я обнимаю ее за шею, быстро притягиваю к себе и прижимаюсь губами к ее губам, прежде чем Сильвер успевает закончить фразу. От нее пахнет корицей, мятой и имбирным чаем, который она иногда любит пить; я поглощаю все это, всю ее, погружая свой язык в ее рот с дикой самозабвенностью, от которой у нее перехватывает дыхание.

Я думаю, девушка не рассчитывала на то, что ее поцелуют так, как будто собираются трахнуть. Ей требуется секунда, чтобы ответить. Сильвер это делает с дрожащим вздохом, от которого волосы у меня на затылке встают дыбом.

Ее пальцы путаются в моих волосах, спускаясь по бокам моего лица, пробегая по моим ключицам, пока она не вонзает ногти мне в плечи, выдыхая резкие порывы воздуха через нос. Она такая чертовски кусачая. Я втягиваю ее нижнюю губу в свой рот, дергая ее передними зубами, и Сильвер издает тихий всхлип, который заставляет другую часть меня полностью встать по стойке смирно.

Я неохотно прерываю поцелуй, пока мы не зашли слишком далеко. Конечно, я очень сильно хочу ее. Само собой разумеется, что хочу, чтобы мой член был внутри нее, а она дрожала от оргазма, но это важнее, чем секс. Мне нужно все уладить. Если мы извинимся и помиримся, общаясь только через секс, мы забудем, как на самом деле говорить о нашем дерьме. Я не гений, когда дело доходит до эмоций, но почти уверен, что это закончится катастрофой.

Я держу ее лицо в своих ладонях, запечатлевая в памяти ошеломленный, разгоряченный взгляд на ее лице. Затем я нежно провожу кончиком указательного пальца по ее носу, стираю влажный блеск с ее рта, чтобы не отвлекаться на то, какая она горячая, с надутыми и припухшими губками.

— Я подвел тебя, — шепчу я. — Мне чертовски жаль.

Ее глаза все еще не сфокусировались, Сильвер качает головой, сглатывая.

— Ты никого не подвел. В этом-то все и дело. Никто не ждет, что ты просто встанешь, отряхнешься и пойдешь дальше, как будто ничего не случилось. Ты потерял его, ты потерял Бена и...

Эти слова, острые, как ножи, пронзают меня до костей. Я пытаюсь убежать от них с тех пор, как узнал, что Бен мертв, но на этот раз я сажусь на свое место и смотрю им в лицо, чувствую их и стараюсь не убегать от правды.

Бен мертв.

Мой брат ушел, и он больше не вернется.

Я никогда не буду сидеть напротив него в закусочной и макать картофель фри в молочный коктейль вместе с ним. Мы никогда не будем смотреть вместе фильмы ужасов. Звук его невероятно редкого смеха никогда не заполнит свободную комнату квартиры, которую я получил только для того, чтобы он мог приехать и жить со мной.

С этими реалиями трудно смириться. Я не хочу принимать ничего из этого, но в этом и заключается суть смерти. Это нельзя игнорировать. Ты просто должен найти способ жить с последствиями, и это гораздо хуже, чем я могу вынести.

Сильвер прочищает горло, теребя воротник моей футболки, прослеживая швы.

— Я не сержусь на тебя за то, что ты исчез. Нет. Я не знаю, как ты должен с этим справляться, ясно? Нет никаких рекомендаций, как справиться с горем.

— Вообще-то есть. В интернете их миллионы, и каждый из них — дерьмо собачье. Со мной все будет в порядке. Мне просто нужно понять, как поставить одну ногу перед другой, а я не знаю, как это сделать и…

Сильвер кладет подбородок мне на плечо, накручивая мои волосы на палец.

— И?

— И... я должен поступить в колледж, а потом найти хорошую работу, верно? Погасить мои долбаные кредиты в течение следующих двадцати лет и получить ипотеку. Стать ответственным человеком, который сожалеет о том, что покрыл себя татуировками. Вот что будет дальше.

Откинувшись назад, Сильвер очень долго тревожно молчит. Через некоторое время она прислоняется затылком к матовому окну позади себя и глубоко вздыхает.

— А что бы сказала по этому поводу твоя мама? Что она хотела для тебя, когда ты вырастешь?

Ну дерьмо. Я действительно мог бы обойтись без того, чтобы впустить свою мать внутрь этой машины. Вспоминать о ней — значит впустить её в свою жизнь, а это просто слишком много и трудно, чтобы иметь с этим дело прямо сейчас. Однако Сильвер задала вопрос и выглядит так, словно она ждет ответа.

— Она... она хотела, чтобы я занимался музыкой. Хотела, чтобы я стал художником, как Джакомо. Она хотела, чтобы я стал исследователем Арктики. Глубоководным ныряльщиком. Мама хотела, чтобы я был счастлив.

Сильвер мягко улыбается, проводя подушечкой большого пальца по линии моего подбородка, заставляя мою щетину скрипеть в безмолвной машине.

— Она хотела, чтобы ты был свободен... — тихо говорит она. — Ничего из того, что она представляла для тебя, не было связано с работой в офисе, закладными или сожалениями. Ты не создан для этого мира, Алессандро. Ты был создан для красочных чернил и грохота двигателя, открытой дороги, полной возможностей и неопределенностей. Вот как должна выглядеть твоя жизнь после окончания школы.

Кислород вырывается из моих легких в длинном выдохе.

— Меня не интересует будущее, в котором нет тебя, Argento.

— А кто говорил об этом? Я уже сказала тебе однажды, что никуда не уйду. Мы вместе выдержим любые бури, какие только встретятся на нашем пути, обещаю. Мы ведь уже сделали это, не так ли?

Блин, когда это я успел превратиться в такую маленькую сучку? С каких это пор я начинаю ощущать эту раздутую боль в груди всякий раз, когда Сильвер говорит о будущем? Мне кажется, что я держу в руках что-то хрупкое, нежное сверх всякой меры, и малейшее движение может привести к тому, что оно разобьется вдребезги. Всю свою жизнь я должен был быть сильным и дерзким, чтобы пережить следующий день. Однако вся эта история с Сильвер требует утонченности. Требует нежного прикосновения, с которым я точно не родился. Когда внутри школы, на другой стороне парковки, раздается звонок, я ловлю себя на том, что молюсь о том, чтобы все это выяснить, прежде чем я окончательно что-то сломаю.

Глава 15.

Три недели спустя

— Я слышала, что ее поймали, когда она сосала член Джейка, и новенький вышел из себя. Да и вообще, какой псих носит с собой пистолет? Я говорила, что с этим Моретти что-то не так с тех пор, как он появился здесь.

— Боже, какая же ты глупая! Если это правда, то как она оказалась в больнице со сломанными ребрами и следом от веревки на шее?

— Какого хрена, подруга. Как, черт возьми, я могу получить все ответы? Я что, чертов теле-детектив? Все, что я знаю, это то, что Джейк должен получить часть своего наследства после своего восемнадцатилетия. Вот увидите, эта сука будет стучать в его дверь, протягивая свою неухоженную руку, надеясь на выплату. Серьезно, ты видела ее руки? Они отвратительны. Ее пальцы на самом деле мозолистые, как у старухи.

— О боже, Лия, ты такая стерва!

Взрыв хохота отражается от кафельных стен раздевалки — стая гиен, гогочущих над свежим трупом. Я закатываю глаза, удивляясь тому, как глупо звучат девчонки, хихикающие друг с другом по другую сторону шкафчиков. Последние три недели были прекрасны. Теперь, когда Кейси и Джейк ушли, никто не смеет открыто напасть на меня. Да и какой в этом смысл? Не осталось никого, кто мог бы произвести впечатление своими случайными актами жестокости, и поэтому меня в основном игнорируют. Хотя, время от времени случается такое дерьмо. Небылицы и острые слова, придуманные для развлечения за мой счет. Девочки знают, что я здесь, а это значит, что их небольшая беседа ведется с определенной целью — задеть меня. Хреново для них, что я слышала гораздо худшие вещи. Ничто из того, что они или кто-то еще говорят, не может повредить мне сейчас. Я буквально чертовски неприкасаемая. Заскучав от этой истории, я заканчиваю завязывать шнурки, поправляю свои спортивные штаны Роли Хай и сажусь на ближайшую скамейку.

— Оливки, — громко говорю я. Девушки по другую сторону шкафчика благополучно замолкают. — В сороковых годах, после войны, моя бабушка вышла замуж за моего дедушку. Они были молоды и влюблены, и им хотелось уехать от родителей, поэтому они купили участок старой фермерской земли в Тоскане и решили начать выращивать оливки.

Из-за шкафчика высовывается голова: светлые, идеально уложенные волосы; черная подводка для глаз и густая тушь на ресницах; нелепо обрисованные губы, которые выглядят как-то по-клоунски. Это Лия Прескотт, в своей загорелой плоти. Она всегда была низкоранговым членом «Сирен», но с уходом Кейси все игроки пришли в движение, поскольку многие девушки желают получить место королевы пчел.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Оливки? — выдыхает она с отвращением. — Ты так отчаянно нуждаешься во внимании, что просто начинаешь болтать о долбаных оливках?

Я одариваю ее сладкой, как сахар, улыбкой.

— Это один из крупнейших экспортных товаров Италии. Бабушка и дедушка создали оливковую империю. Когда они переехали в Америку в семидесятых годах, то взяли на себя управление бизнесом и жили за счет прибыли. Бабушка продала свой бизнес в середине девяностых, когда умер мой дедушка. Я не буду вдаваться в подробности, но давай просто скажем, что семья Париcи чертовски хорошо устроилась. Мы — то, что некоторые люди могли бы назвать неприлично хорошо обеспеченными. Я обеспечена до конца жизни. Мне совершенно точно не нужны наследственные деньги Джейкоба Уивинга. Но даже если бы я планировала вымогать деньги из этого куска дерьма, мне пришлось бы туго. Он психически нестабильный насильник и проведет следующие тридцать лет, гния в тюремной камере с замороженными активами. Итак. Ты хочешь пойти в спортзал и по-настоящему потренироваться, или собираешься торчать здесь, вытаскивая свои шорты из своей задницы и лопая ананасовую «Хубба-Буббу», как обычная сука, которой ты являешься?

У Лии отвисает челюсть. Низко-низко, и вот там, в щеке у нее торчит комок ярко-желтой жвачки.

— Фу, — ворчит она. — Ты что, пялилась на мою задницу? Отстой. Даже не думай об этом, ясно?

Боже, серьезно? Какая скукотища. Я вскользь упоминаю о ее заднице и вдруг начинаю к ней приставать?

— Если бы я увлекалась девушками, Лия, ты не была бы на моем радаре. Меня интересуют только существа с душой, а ты гребанный вампир.

— Хамка! Погоди, а что за вампир? Типа Беллы Свон? Или пыльная старая карга из одного из тех старых черно-белых фильмов?

— Девочки! — Голос тренера Фоули грохочет в раздевалке, заставляя одну из девушек, все еще слоняющуюся по другую сторону шкафчиков, громко вскрикнуть от испуга. — Я слышу ваши препирательства из своего кабинета в другом конце коридора. Что, черт возьми, с вами не так?

Тренер Фоули раньше работала в школе Роли, но пару лет назад ушла на пенсию. Дархауэр заманил её подальше от садоводства и катания на горных велосипедах, чтобы прикрыть тренера Квентина, пока тот находится в отпуске.

Именно Фоули тренировала «Сирен» во время моего первого года в команде. Она всегда держала Кейси в узде, когда моя бывшая лучшая подруга имела обыкновение задирать новых девушек, которые присоединились к команде. Я не была достаточно сильна или храбра, чтобы самой урезонить Кейси, никто не был, сделать такую вещь было бы социальным самоубийством, но тренеру Фоули было наплевать на ледяную королеву Кейси. Она была невосприимчива к каждому из закидонов Кейси, и теперь также невосприимчива к тому, что говорит Лия.

— Тащите свои задницы в спортзал прямо сейчас. И если я еще раз услышу, что кто-то из вас матерится, то вы все будете наказаны. А ну-ка шевелитесь! Сильвер, зайди ко мне на секунду, мне нужно обсудить с тобой пару вопросов.

— Сука, — бормочет Лия себе под нос. — Ты уже давно не в команде, Париси. Не думай, что ты просто так вернешься и займешь свое прежнее место на вершине пищевой цепочки «Сирен». Это будет не так просто.

Я натянуто улыбаюсь, сжимая губы в тонкую линию.

— «Сирены» меня нисколько не интересуют, Лия. Я здесь только для получения баллов для поступления в колледж. Поверь мне. Весь пол в твоем распоряжении.

Ее рот открывается и закрывается, как у рыбы, вытащенной из воды, хватающей ртом воздух. Если я буду стоять на месте достаточно долго, уверена, что она вернется с резкой ответной репликой о том, что ей не нужно мое разрешение на конкурирование на роль главной сучки «Сирен», но я уже прохожу мимо нее, направляясь в офис тренера Фоули.

Подружки Лии тихонько щебечут и бормочут за моей спиной; не могу сказать, сплетничают ли они обо мне или о своем любимом лидере. Меня это не волнует. Они обычные старшеклассники, цепляющиеся за несущественные, ненужные вещи. Они все еще думают, что выжить в Роли Хай — это тяжело, но они чертовски ошибаются. Выжить здесь чертовски легко, если тебя изнасиловали и чуть не задушили.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒