«Это тот парень, которому кажется, что я лгала насчет Джейка». 10 страница

— Приятно знать, что преподаватели школы так любезны, — лукаво замечает Лоуэлл. — Я слышал о травмах Киллиана. Жаль, что спортсмен в расцвете сил был парализован. Я играл в школьный футбол и знаю, как тяжело было бы потерять карьеру при таких трагических обстоятельствах.

О да. Я все это прекрасно вижу. Этот придурок в футбольной команде, командует, властвует над своими товарищами по команде и терроризирует других студентов. Держу пари, что этот говнюк был таким же сумасшедшим, как и Уивинг. Может быть, он и не пытался никого изнасиловать или убить. А может, пытался. В любом случае, он из тех парней, которые запугивают и манипулируют, и именно это он делает здесь, в этом классе. Это все шоу, которое должно было проникнуть под кожу Сильвер. Судя по тому, как она нервно постукивает ручкой по блокноту, я бы сказал, что его маленькое представление работает.

— Теперь УБН сочувствует насильникам, детектив? — окликаю я его.

— Мистер Моретти! Мы еще не отменили обычную порядочность в классе. Если у вас есть вопрос, поднимите руку. — У доктора Харрисона багровое лицо. Забавно, что он возражает против того факта, что я заговорил без разрешения, а не из-за того, что я сказал.

— Вы же все знаете, что Киллиан обидел Сильвер. Вы, бл*дь, знаете, — рычу я. — Вы все просто слишком трусливы, чтобы поднять руку и признать, что вы поддерживали не ту гребаную команду.

Никто не произносит ни слова. Члены шахматного клуба и театрального клуба все уставились вниз на свои руки. Звезды легкой атлетики, законодатели моды и любимчики учителей: все стыдливо склонили головы, глядя куда угодно и на что угодно, только не на Сильвер. Они знают, что сделали. Каждый из них знает, какую боль и унижение они ей причинили, и ни у кого из них не хватает духу посмотреть ей в лицо и извиниться за это. Ублюдки.

— Алекс, если ты не будешь сдерживать свой язык, то окажешься на пути к директору Дархауэру. Итак, агент Лоуэлл, есть ли еще кто-то в вашем списке, с кем вы хотели бы поговорить?

Агент Лоуэлл забывает о Сильвере; он переводит свой пристальный взгляд на меня, и странная ухмылка приподнимает один уголок его рта.

— Ах да. Моретти. Вооруженный пацан. Я слышал, что тебя выпустили.

— За что держать меня взаперти? Я спас кое-кого от смерти.

Его улыбка становится шире.

— Но ведь мы этого не знаем, верно? Мы можем только отталкиваться от твоих показаний вместе с тем, что сказала девушка. — Он кивает в сторону Сильвер. — Ты ведь любишь этого парня, милая? Ты бы солгала ради него? Сказала бы то, что было бы неправдой, чтобы вытащить его из беды?

Слева от меня Сильвер выглядит так, словно хочет вскочить со стула и раскроить этому парню лицо. Моя пламенная, свирепая Argento. Ее щеки пылают ярким румянцем. Я смотрю, как краска разливается по ее шее, чувствуя, как растет мой собственный гнев. Доктор Харрисон, наконец, вспоминает, что он взрослый человек, ответственный за эту ситуацию, и говорит:

— В конце концов, агент Лоуэлл, не думаю, что этот разговор уместен в присутствии остальных учеников. Извините, но мне придется настоять, чтобы вы поговорили со всеми студентами, которых пожелаете допросить, лично. Сначала нам придется позвонить их родителям. Я не представлял себе, какие темы вы собираетесь освещать, и без присутствия законного опекуна…

— Все в порядке, док, — обрывает его агент Лоуэлл. — В этом нет необходимости. Не думаю, что мне вообще нужно задавать эти вопросы.

«Ш-ш-ш, Mi amore. Дыши. Вдох. Выдох. Если ты сделаешь какую-нибудь глупость, они снова тебя запрут. Как ты будешь защищать ее, если окажешься за решеткой? »

Давненько я не слышал в своей голове голос матери. Я слушаю ее, хотя это требует огромных усилий. У меня трещит челюсть. Я так сильно стискиваю зубы, что у меня пульс стучит в деснах. Было бы так приятно ударить кулаком в лицо этому ублюдку. Я уже чувствую это сейчас — щелчок от соединения. Надрыв и шипение боли в костяшках пальцев. Вознаграждающий удар его тела об пол. Я смакую эту мысль, снова и снова прокручивая ее в голове.

Я сидел бы здесь часами, счастливо захваченный процессом мысленного избиения этого парня, но Сильвер вырывает меня из жестокой петли; рукой хватает мою под столом, и образ зубов Лоуэлла, вырывающихся из его головы, исчезает в мгновение ока.

— Не надо, — умоляет она вполголоса. — Он того не стоит. Они просто хватаются за соломинку. Джейк виновен. Копы это знают. Они ни за что не позволят такому мудаку, как Лоуэлл, проделать дырки в их деле.

Лоуэлл все еще ухмыляется, как будто ему виднее. Он высокомерно кланяется доктору Харрисону, затем засовывает руки в карманы джинсов и медленно выходит из класса. Заставляя свое тело подчиниться, я снимаю напряжение с плеч и сажусь немного прямее в кресле, освобождаясь от своего гнева. Вцепившись в него так крепко, я не почувствую себя лучше. Нет, мне нужно отложить это на потом, на более подходящий момент. Лоуэллу нужно в какой-то момент ослабить свою бдительность. Придет время, когда он отвлечется и забудет следить за своей задницей... а к тому времени я уже выясню, где он живет. Вскрою замок на его входной двери. Буду ждать его в темноте.

Улыбаясь, я сжимаю руку Сильвер, которая все еще крепко сжимает мою под столом.

— Не беспокойся, Argento. Все мое дерьмо под замком. Здесь не о чем беспокоиться.

По крайней мере, сейчас.

Весь оставшийся день я был так сильно взвинчен, что чуть не сломался. Сильвер ничего не подозревает, так как я стараюсь поддерживать непринужденность рядом с ней, что требует непристойного количества энергии, но внутри я киплю, как та буря на поверхности Юпитера, которая бушует уже сотни лет. Я ерзаю на своем месте в последнем классе этого дня, стремясь поскорее убраться из школы.

— Студенты средней школы Роли, мы рады сообщить, что ваши голоса были подсчитаны и выбрана тема для выпускного бала в этом году, — говорит Карен, помощник Дархауэра по системе оповещения. — По многочисленным просьбам «Джеймс Бонд: шпионы и злодеи» будет темой нашей вечеринки. Директор Дархауэр хотел бы, чтобы я упомянула, что все платья наших студенток должны быть скромными, без разрезов выше колена, а плечи должны быть прикрыты. — Карен устало фыркает. — Это смешно, что мне даже придется читать эту часть вслух, учитывая тот год, который у нас был, но, пожалуйста, обратите внимание, что никакого оружия, ни настоящее или поддельное, не будет разрешено на территории школы во время выпускного бала. Любой, у кого будет обнаружено оружие любого вида, даже в качестве части костюма, будет немедленно исключен из этого учебного заведения без обсуждения. Это все.

Как только Карен заканчивает говорить, раздается звонок. Мои сокурсники слишком взволнованы объявлением темы выпускного вечера, чтобы понять, что они свободны. Я же, с другой стороны, уже выхожу за эту чертову дверь.

Я высаживаю Сильвер, чтобы она могла преподать свой первый урок игры на гитаре за этот вечер, и моя кровь все еще кипит от раздражения из-за Лоуэлла. Я провожу три часа в интернете, пытаясь проникнуть в личные дела УБН, но хакерство — это не моя сильная сторона, и поэтому я не очень далеко забираюсь. Простой поиск в Google показывает, что агент Джеймс Лоуэлл из городка, в часе езды к востоку от Сиэтла. Он учился в Холкомб-Хай, затем отправился в Калифорнийский университет, а затем уже стало трудно найти какую-либо информацию о нем вообще. УБН, вероятно, не ценит, что их агенты распространяют свою личную жизнь по всему Интернету, что объясняет, почему у него нет учетной записи Facebook или Instagram

Я готовлю себе еду, все время кипя, прокручивая в голове слова этого ублюдка, пока пью пиво и пытаюсь отвлечься перед телевизором. Впрочем, это бесполезно. Я не могу успокоить водоворот эмоций, которые рвутся у меня в голове. Мне нужно проникнуть в базу данных персонала УБН, и для этого мне нужно заручиться услугами кого-то гораздо более опытного в хакерстве, чем я.

Раньше я знал много людей в Беллингеме, которые могли бы нарушить государственную кибербезопасность, но здесь, в Роли, мои возможности довольно ограничены. Есть только один человек, который мог бы мне помочь, и этот человек — Зандер гребаный Хокинс. Нет никаких шансов, что я попрошу этого придурка об одолжении. Я скорее поеду в Беллингем и вытащу из постели одного из моих знакомых, чем буду ему чем-то обязан.

Я расхаживаю по квартире до девяти, и в этот момент понимаю, что сойду с ума, если ничего не сделаю, так что засовываю свою задницу в «Камаро» и еду к Сильвер. На этот раз я — настоящий мужчина. Паркуюсь на подъездной дорожке, прямо за фургоном Кэма, и поднимаюсь по ступенькам крыльца. Дверь открыта, как и обещал Кэм, так что я вхожу сам. Я даже не написал Сильвер, чтобы она знала, что я приеду. Если бы я это сделал, она, вероятно, предупредила бы своего отца. На полпути к двери своего кабинета Кэмерон оглядывается на меня через плечо, вопросительно изогнув бровь, как бы спрашивая: «Какого черта ты здесь делаешь? », но его удивление длится всего секунду.

— Сними ботинки, — приказывает он. — Только что все убрал. Никаких грязных следов на древесине до вторника, как минимум.

— Когда это вы стали такой хозяюшкой? — Но я скидываю кроссовки, пнув их ногой под стойку для почты рядом с конверсами Сильвер. — Это что, пахнет жареным сыром?

— Он мой. Сделай себе собственный.

— Вполне справедливо.

— Гарри спрашивал меня, не сыграете ли вы с Сильвер пару песен в закусочной на следующей неделе. Не смотри на меня так. Она сказала мне, что ты можешь играть.

Я ударяюсь о ступеньки, сверкнув Кэмерону ухмылкой через перила.

— Я подумаю об этом.

— Я скажу ему, что ты согласен.

— Я же сказал, что подумаю.

Кэм ворчит себе под нос, направляясь в свой кабинет. Я сопротивляюсь искушению развернуться и последовать за ним туда, чтобы еще немного помучить его. Он делает это чертовски легким, и то, что я подкалывал его, отвлекло мои мысли от Лоуэлла на ясные десять секунд. Из-за этого мое настроение уже резко улучшилось.

Однако я придумал еще один план, чтобы снять напряжение по дороге сюда, и я бы предпочел следовать ему. Дверь в комнату Сильвер закрыта, когда я подхожу к ней; я слышу тихую музыку, играющую по другую сторону двери, а также ритмичное постукивание клавиш. Стук прекращается в тот момент, когда я легонько стучу по дереву.

Секунду спустя Сильвер стоит в дверном проеме, утопая в огромном свитере «Роли Хай», ее волосы собраны в беспорядочный узел на макушке.

Господи помилуй мою душу…

Температура снаружи граничит с арктической, но здесь достаточно тепло. Ее ноги обнажены, верхняя часть бедер едва прикрыта крошечными серыми шортиками, которые она носит, и мой член предательски шевелится в штанах. Я не планировал становиться твердым, пока не убедил бы ее прокатиться со мной, но, похоже, у моего члена есть другие планы. Она так чертовски восхитительна. Я хочу раздеть ее, поднять, прижать к стене и войти в нее прямо здесь, прямо сейчас.

— Алессандро. — Она старается не улыбаться.

— Ты ждешь кого-то другого? — Мой голос — это грубое рычание. Мое выражение лица — сдвинутые брови, опущенная голова, сверкающие глаза — вероятно, кажется немного зловещим, но черт с ним. Я чувствую себя немного зловещим. У меня есть несколько намерений, и ни одно из них не является хорошим. Я шагаю к Сильвер, руками обхватываю ее бедра, направляя обратно в комнату, и ее глаза широко раскрываются.

— О. Вот так вот, да? — шепчет она, поднимая руки, чтобы обвить ими мою шею. Я пинком захлопываю за собой дверь. — Ты мог бы написать мне. Я бы побрила ноги. — Она встает на цыпочки, пытаясь прижаться своим нежным бледно-розовым маленьким ртом к моему, ища поцелуя, но я отклоняюсь назад, чтобы она не смогла дотянуться.

— Я не хотел, чтобы ты брила ноги. Не хотел давать тебе возможность привести себя в порядок. Я хотел попробовать тебя такой, какая ты есть, Париси. Твой пот. Твои феромоны. Твой оргазм. Я хотел зарыться лицом между твоих ног и смаковать каждую частичку тебя без того, чтобы ты пахла мылом.

Две крошечные точки розового цветка, похожие на застенчивый румянец появляются на ее скулах.

— А что плохого в том, чтобы пахнуть мылом? — спрашивает она высоким голосом.

— А что плохого в том, чтобы пахнуть как ты? — Я провожу ее назад, мои пальцы впиваются в ее кожу через тонкую ткань маленьких шортиков, пока тыльная сторона ее ног не упирается в край кровати. — Я хочу твою сладкую, вкусную киску, Dolcezza. Если бы мне захотелось глотнуть духов, я бы остался дома и прополоскал рот лосьоном для тела.

Я провожу пальцами по впадинке на ее шее, мой взгляд натыкается на красную отметину, которая все еще остается там от петли Джейкоба. Врачи говорят, что, в конце концов, она сойдет на нет, что со временем она вообще исчезнет, но сейчас она все еще там — напоминание о том, что я почти потерял ее. Я притворяюсь, что это зрелище не делает меня злее, чем когда-либо в моей жизни. Делаю вид, что вообще ничего не вижу. Сильвер не замечает, о чем я думаю, ее сердце уже бьется, пульс заметно подпрыгивает в изящном изгибе шеи.

— Господи, Алекс, — шепчет она.

— Переодевайся, а то я буду не желанным гостем в этом доме, — приказываю я.

Она притворяется невежественной.

— Что ты имеешь в виду? О чем ты?

Я не позволю ей провернуть это.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Я говорю о том, как ты тяжело дышишь и умоляешь меня на ушко: «пожалуйста, Алекс, пожалуйста». О том, что ты выкрикиваешь мое гребаное имя. О том, как ты впиваешься ногтями в мои ягодицы, когда я трахаю тебя, и умоляешь меня погрузиться глубже. О моих зубах на твоей ключице, и моем языке у тебя во рту, и обо всем том, как я, бл*дь, беру тебя, и о том, как твой отец пытается выбить мне за это гребаные зубы. Ради Бога, Сильвер, надень, хотя бы эти, чертовы штаны. Я просто схожу с ума…

Она заставляет меня замолчать так же быстро и эффективно, как пуля в затылок. Ее рука... Ах, черт!... она тянется вниз между нашими телами и кладет свою руку прямо на мою эрекцию, которая напрягается под молнией моих джинсов, сжимая чертовски сильно.

— Ш-ш-ш. Тише, успокойся, — бормочет она. — Я буду хорошей девочкой. Я дам тебе то, что тебе нужно. — Ее щеки все еще ярко-розовые, но она, кажется, преодолела первоначальный шок от того, что я практически набросился на неё.

Она снова встает на цыпочки, требуя мой рот, и на этот раз я подчиняюсь ей. Я дам ей все, что она захочет, если она будет продолжать сжимать и тереть мой член так, как сейчас. Я вгоняю свой язык в ее рот, мимо ее мягких, податливых губ, целуя ее более грубо, чем когда-либо прежде, и она издает низкий, нуждающийся стон, который разжигает мою кровь. Я быстро хватаю ее за волосы и откидываю назад, обнажая чувствительную бледную кожу ее шеи. Я прикусываю эту нежную кожу достаточно сильно, чтобы пролить кровь. Почти.

— Алекс! Черт! — Она дергает мой ремень, отчаянно пытаясь его расстегнуть…

— Одевайся прямо сейчас, мать твою, — рычу я.

Она смотрит на меня снизу-вверх глазами цвета зимней реки, искрящимися вызовом.

— Не надо... говорить мне, что делать. — Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, она расстегивает мои джинсы, стягивает их с моих бедер, освобождает мой неистовый стояк, и падает на свои колени.

— Нет. — Я делаю шаг назад, пытаясь прикрыться, заставляя себя отойти от нее.

Боже.

Твою мать…

Видеть её такой…

На коленях.

Для меня.

Стыд разливается по мне, горячий, темный и скользкий. Это одно из моих любимых развлечений, представлять, как трахаю ее хорошенький маленький ротик, вгоняю себя в ее горло до самого основания своего ствола, пока она, бл*дь, не задыхается... не может дышать... пока я больше не могу этого выносить и не кончаю ей в рот…

Я хочу этого. Хочу этого слишком сильно, черт возьми. Но не могу позволить ей взять меня в рот и не быть с ней грубым. Я и так едва себя контролирую. У меня не будет никакой надежды обуздать себя, если она сомкнет свои губы вокруг моего стояка, и это заставляет меня чувствовать себя чертовым монстром.

После того как Уивинг, Сэм и Киллиан обращались с ней, Сильвер заслуживает того, чтобы с ней обращались как с гребаной королевой. Ей не нужны мои грязные, омрачающие фантазии. Беда в том, что у Сильвер есть свои собственные мысли, и она, похоже, не собирается легко отказываться от идеи отсосать мне.

Наверное, я единственный парень в школе, который пытается остановить девушку от того, чтобы она засунула его член в свой рот. Сильвер бросает на меня злобный взгляд, хватая меня за штанину джинсов, что довольно забавно.

— Почему? — требует она. — Я же уже делала тебе минет раньше.

— Может быть, в это трудно поверить, но на самом деле я здесь пытаюсь быть хорошим парнем. Тебе не нужно ничего для меня делать. Я просто хочу…

— Черт, нет! — усмехается она. — Ты не можешь врываться сюда, завести меня за пять секунд, а потом ограничивать то, что я хочу сделать, потому что думаешь, что каким-то образом делаешь мне одолжение. А тебе никогда не приходило в голову, что от одной мысли о том, что я отсасываю у тебя, я становлюсь мокрой, Алессандро Моретти? Что я иногда думаю об этом, чувствуя, как ты становишься все тверже и тверже в моем рту, дрожишь, потому что тебе нужно кончить так сильно, и это заставляет меня хотеть ворваться в твою квартиру и потребовать, чтобы ты немедленно трахнул меня?

Бляяя. Она фантазирует о том, чтобы отсосать мне? Я фантазирую о том, чтобы съесть ее киску, так что это не такое уж большое потрясение. Перед смертью Бена мы танцевали вокруг желания Сильвер проверить границы нашей сексуальной жизни. Тогда она не стеснялась идти за тем, чего хотела, и сейчас это не изменилось. Но слышать, как она говорит это вслух, это уже слишком, черт возьми. Клянусь Богом, если я не получу ее голой в ближайшее время, я не смогу отвечать за свои действия.

Она все еще стоит на коленях, все еще держась за мои джинсы, как будто полна решимости добиться своего, несмотря ни на что.

Первобытное желание закипает в глубине моего живота, приказывая мне действовать. В отличие от гнева, с которым я боролся, чтобы выбраться из-под него весь день, нет никакого выхода из-под этого. Потому что это и есть я. Я скорее отрастил бы третью руку, чем преодолел бы эту бурлящую потребность.

Нагнувшись с нарочитой медлительностью, я беру ее за руки, мягко, но твердо поднимаю на ноги.

— Штаны, Париси. Я не шучу, черт возьми. Не говори больше ни слова. Я тебя умоляю, черт возьми. Надень какие-нибудь штаны и пошли.

Я предполагаю, что он собирается отвезти нас к себе домой, но Алекс пролетает мимо хозяйственного магазина, сжимая руль, напряженно глядя в лобовое стекло, его тело зажато и неподвижно, он едва дышит, заставляя «Камаро» проходить поворот за поворотом в ночи. Двигатель визжит, когда парень вдавливает педаль газа в пол, а я сижу на пассажирском сиденье так тихо, как только могу, пытаясь справиться с желанием, которое горит во мне. Я никогда не чувствовала ничего подобного раньше.

Я много раз нуждалась в прикосновениях Алекса, но этот обжигающий жар между нами был совершенно новым. Мы не занимались сексом с тех пор, как узнали о Бене. С тех пор между нами как будто существует негласное соглашение. Алексу нужно было время, чтобы оправиться от горя, и я согласилась дать ему это. Но сейчас это пожирает нас заживо. Воздух между нами так насыщен сексуальным напряжением, что я боюсь, как бы кто-нибудь из нас не сказал что-нибудь, случайно не прикоснулся друг к другу, и вся эта чертова машина не вспыхнула пламенем.

Алекс, должно быть, чувствует то же самое; его глаза по-прежнему устремлены на дорогу впереди, мышцы рук снова и снова напрягаются и расслабляются, пока он ведет машину. Через двадцать минут после того, как мы выезжаем за пределы Роли, я понимаю, куда он меня везет: туда, где мы впервые поцеловались. Туда, где впервые занимались сексом. В хижину моего деда.

Идеально.

Вечер пятницы, никаких обязанностей в выходные, никаких встреч... но потом мое любопытство вынуждает меня нарушить молчание.

— А как насчет магазина? Разве у тебя нет смены в эти выходные?

Алекс натянуто качает головой, как будто даже слишком энергичное движение может заставить его скатиться вниз с какого-нибудь огромного утеса.

— Генри я не нужен, — говорит он сквозь зубы.

К тому времени, как он сворачивает на длинную подъездную дорожку, ведущую к нашей цели, напряжение между нами нарастает до лихорадочного безумия. Он даже не заглушает двигатель, когда с визгом останавливается перед домом. Он пинком распахивает дверцу со стороны водителя, а затем обходит машину спереди, на мгновение освещенный двумя столбами белого света, отбрасываемого фарами, которые врываются в ночь через озеро Кушман.

Я неуклюже пытаюсь открыть дверь, но Алекс уже там. Он чуть не срывает эту чертову штуку с петель, когда рывком распахивает ее. Прежде чем я успеваю даже испуганно охнуть, парень наклоняется к машине и вытаскивает меня из нее, неся через морозную траву, которая выросла перед домом.

— Алекс. Боже, Алекс…

Парень опускает меня на верхнюю ступеньку крыльца, сдергивает мою одежду. Он одержимый зверь, и я ничуть не лучше. Я дрожу с головы до ног, когда хватаюсь за низ его толстовки и стягиваю её через голову. Его футболка идет вместе с ней, оставляя торс Алекса голым на холодном ночном воздухе, но он не жалуется. Мне кажется, он даже не замечает этого факта. Между нами достаточно тепла, шипящего и потрескивающего, как голодное открытое пламя, чтобы я не вздрогнула, когда он снимает с меня свитер и майку, которая надета под ним.

В трех футах от него находится входная дверь хижины, до которой легко дотянуться, но с таким же успехом она может быть и в миле отсюда. Мы и так уже слишком долго ждали. Еще минута, чтобы попасть внутрь, еще секунда... это просто невозможно. Алекс издает низкий, гортанный рык, когда ныряет вниз и хватает мои зимние ботинки, срывая их с моих ног. Парень срывает с меня носки, швыряя их по одному, оставляя меня стоять босиком на ледяной деревянной палубе, которая окружает здание.

Пронизывающий холод лишает меня дыхания. Руки работают сами по себе, я расстегиваю ремень на талии Алекса во второй раз за этот час, срывая кожу с петель его джинсов. Алекс помогает, спихивая штаны и пинками освобождаясь от них. Его темные глаза неотрывно смотрят на меня, не отрываясь ни на секунду.

Я снимаю свои собственные спортивные штаны, которые он настоял, чтобы я надела еще в доме, а затем выхожу из своих трусиков, оставляя их в луже черного кружева на палубе у моих ног. Мой лифчик — это последний предмет одежды, оставшийся на мне. Полностью обнаженный и болезненно возбужденный, Алекс наблюдает за мной с ошеломленным обожанием на лице, когда я дразняще спускаю бретельки лифчика вниз по плечам, протягивая руку за спину, чтобы расстегнуть крючок.

Он делает резкий, мучительный вдох, когда я позволяю своему нижнему белью упасть на землю, и моя грудь освобождается. Последние тридцать секунд мы были безумны, потерявшись в жестоком, плотском безумии, но теперь мы оба стоим неподвижно, блуждая глазами по телам друг друга. Дыхание Алекса наполняется туманом, когда он сглатывает, делая неуверенный шаг ко мне. Его огромная фигура возвышается надо мной, затмевая меня так, что я чувствую себя невероятно маленькой.

Его темные волосы падают на лицо, скрывая глаза. Он убирает их с дороги взмахом руки, и от этого простого жеста мое сердце начинает биться сильнее, чем когда-либо прежде. Я люблю его так чертовски сильно, каждую маленькую, красивую, сломанную, невероятную часть его, и это все слишком, слишком много.

Черные чернила, которые ползут вверх по его рукам, извиваясь вокруг воротника горла в клубке роз и шипов, будто перемещаются в лунном свете, который пробивается сквозь облака над головой, окрашивая его торс серебром.

Я могла бы с уверенностью сказать, что он самое удивительное существо, которое я когда-либо видела, но такое простое описание не воздаст ему должного. Он не просто великолепен. Он выше всяких слов. За пределами воображения. За гранью мечтаний. Если я доживу до ста лет, то никогда не смогу полностью объяснить, насколько эффектен голый Алессандро Моретти. Он стоит такой высокий и гордый, беззастенчивый к тому факту, что его член тверд и касается его живота таким образом, что притягивает взгляд вниз…

— Argento, — шепчет он почти укоризненно. Он протягивает руку и легонько проводит пальцами по моей щеке. — Я ведь не заботился о тебе, да? Я был так поглощен своим собственным дерьмом, и все это время ты была голодна. — Он не спрашивает, а знает, что это правда так же хорошо, как и я. Он может прочитать это по мне, потребность вибрирует от моей кожи, как электрический заряд.

На другой стороне озера кричит птица, ее крик разрывает безмолвный ночной воздух. Этот звук напоминает нам обоим, что мы стоим снаружи в середине зимы, голые, как в тот день, когда родились на свет.

— Я хочу тебя здесь, — громыхает Алекс, его голос хриплый, как виски и дым. — Я хочу видеть тебя под звездами, с луной за спиной и холодным воздухом в легких.

Я беру его за руку и веду вниз по ступенькам крыльца, направляясь к пристани, которая выходит на озеро. Камни и острые обломки дерева впиваются в нижнюю часть моих ног, но пересечь поляну не занимает много времени. Затем гладкие, замерзшие доски причала заменяют грубую землю, что значительно облегчает ходьбу.

На полпути вниз по узкому пирсу Алекс обнимает меня сзади, разворачивая меня, его руки лежат на моих бедрах.

— Ты ведьма, не так ли? Ты украдешь мою душу, и оставишь меня тонуть, опьяненного любовью в холодной черной воде.

Я закрываю глаза и улыбаюсь.

— Хм. Значит, ты меня любишь?

Губы Алекса легонько касаются моих, между нами пробегает жар, несмотря на то, что он нежен.

— Ты же знаешь, что люблю, — бормочет он мне в губы. — Как я могу не любить? Ты зыбучий песок. Чем больше я борюсь с тобой, тем глубже погружаюсь.

Его грудь касается моих сосков, и восхитительная дрожь пробегает по моему телу. Странно, что холодный воздух ничего для меня не значит, и все же тепло дыхания Алекса, скользящего по моей коже, заставляет меня покрываться гусиной кожей. Боже, я так чертовски сильно хочу его. Внутренности моих бедер скользкие, моя киска жаждет, чтобы он протянул руку между моих ног и прикоснулся…

Ну все, мне надоело ждать. С меня довольно. Я больше не могу этого выносить.

— Я сделала то, что ты просил, Алекс. Я оделась. Выскочила из дома, даже не сказав папе, когда вернусь. Я проделала весь этот путь до хижины вместе с тобой. Пришло время мне взять на себя лидерство на некоторое время, а ты…

— Я? — спрашивает он, поднимая брови.

— Ты не скажешь ни слова. Ты будешь лежать на спине, — я дерзко протягиваю к нему руку и хватаю его за член, — ты будешь лежать спокойно, и ты позволишь мне делать все, что я захочу.

Глаза лихорадочно блестят, рот немного приоткрыт от внимания, которое я в данный момент демонстрирую его члену, пока я решительно двигаю рукой вверх и вниз по длине его ствола, он одаривает меня дерзкой улыбкой. Уверена, что я единственный человек в мире, который когда-либо видел, как он улыбается правильно, как будто он действительно это имеет в виду.

— И с чего ты взяла, что я соглашусь на это, Argento?

— Ну. — Я крепко сжимаю его, наслаждаясь тем, как он шипит сквозь зубы ругательство. — Ты только что сам это сказал. Ты любишь меня. Ты ведь сделаешь все, чтобы я была счастлива, да?

Алекс откидывает голову назад, стонет, и звук, который выходит из него — это смесь чистого экстаза и чистого страдания.

— Я обречен.

— Так и есть. — Нет смысла спорить с ним, когда он прав. — Но и я тоже. Ты — моя ахиллесова пята, а я — твой криптонит. К счастью для нас, наши слабости — это также и наши сильные стороны. А теперь сделай это, Моретти. Ложись, пока я их не сжала. — Я держу его за яйца. Буквально.

— Воу, стой. — Он берет меня за запястье, но не отдергивает руку. Игривая кривая улыбка трогает его губы. — Я всегда буду тебе повиноваться. Я в твоем полном распоряжении. Но лучше быть осторожной, если ты когда-нибудь захочешь иметь от меня детей. Думаю, ты в курсе, что эта часть моей анатомии имеет решающее значение для процесса зачатия ребенка.

Он просто дурачится. Он был в шоке, когда я рассказала ему о нынешнем состоянии Зен. Но слышать, как он говорит о детях, наших детях, позже, когда мы оба будем готовы... это вызывает у меня головокружение опьяняющим, очень приятным способом.

Сжимая немного сильнее, вдавливая кончики своих ногтей в его кожу, я выгибаю бровь в сторону Алекса, одаривая его улыбкой.

— Ложись, — приказываю я. — Прежде чем я решу вообще не трахать тебя.

Парень падает на колени, как будто его только что сбила стрела. Он смотрит на меня снизу вверх, обнажая свое горло, обнажая себя передо мной. Ночное небо ясно и полно звезд; я вижу их отражение в его глазах, когда он встречается со мной взглядом, и от одного его вида у меня перехватывает дыхание. Он медленно откидывается назад, сначала опускаясь на локти, а потом ложась на спину. Мышцы на его горле напрягаются, когда он смотрит, как я делаю шаг к нему. Собравшись с духом, я делаю глубокий вдох, отказываясь смущаться от того, насколько полностью и совершенно обнажена я сейчас.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒