|
|||
«Что говорят после отличного траха? Спасибо за то, что была отличным репетитором. Давай трахнемся еще раз?»Глава 13.
«Что говорят после отличного траха? Спасибо за то, что была отличным репетитором. Давай трахнемся еще раз? »
Вайолет
— Кайл, у тебя отличные кроссовки. Сегодня четверг, и мы идем в городской детский музей, Зик, Саммер, Кайл и я, — поскольку погода слишком холодная для парка. Дети прогуливаются, когда я замечаю новые кроссовки Кайла. Я имею в виду, парень не мог сделать это более очевидным, дрыгая каблуками каждые десять футов, шумно топая вокруг, наклоняясь, чтобы завязать их возле каждой скамейки. Он останавливается, чтобы завязать их в третий раз с тех пор, как мы здесь. — Зик достал их для меня. Я выиграл пари. — Ты выиграл пари? — Повернувшись к нему, я спрашиваю: — Боже милостивый, что за пари ты заключаешь с одиннадцатилетним мальчиком, который требует, чтобы ты купил ему новые кросовки? — Обычное пари. — Он пожимает плечами. — Я обыграл его в баскетбол, — хвастается Кайл, забегая вперед, чтобы покрасоваться, подпрыгивая в воздухе и закидывая невидимый баскетбольный мяч. Его новые темно-синие с серым кроссовки высокого класса и последней модели. — Обычное пари? — Я скептически поворачиваюсь к Зику. — Вот как? Я останавливаюсь и нетерпеливо постукиваю носком коричневого ботинка по мраморному полу. — А что такого? — спрашивает Зик, когда дети оказываются вне пределов слышимости, изучая демонстрацию погодных условий. Я вижу, как Саммер нажимает на рычаг, как мерцает витрина перед ними, как молния освещает выставку. — Ему нужны были новые кроссовки. — Дело в том, Зик, что эти кроссовки очень дорогие. Что, если он бы проиграл? — Ты такая чертовски милая, — Зик смеется, фыркая носом. Он хватает меня за руку и тянет за собой. — Он бы не проиграл. Я хмурю брови. — Что значит, он бы не проиграл? — Именно то, что я и говорю. Он бы не проиграл пари. Ребенку нужны были новые кроссовки, его мама не может себе этого позволить, он выиграл пари, и точка. Когда он слегка сжимает мои руки, я дергаю его руку, останавливая нас обоих. — Зик Дэниелс. Ты большой добряк. Он смеется, красивые губы улыбаются, нежно увлекая меня за собой. — Неважно, Пикси, продолжай идти. Но я так легко не сдамся. — Не пытайся сменить тему. Я хочу, чтобы ты признал, что ты не такая жестокая задница. — Жестокая задница? Ты сегодня ругаешься, Ви? — Прекрати! Не меняй тему! Он тяжело вздыхает, его голос звучит подавлено: — Отлично. Может быть, иногда, я помогаю людям. — Почему? — Что значит «почему»? Ты просто спросила, а я тебе сказал. — Я слышала, но если тебе нравится помогать людям, почему ты всегда такой... ну, не знаю... злой? — Длинная, длинная история, которую тебе лучше не знать. — Конечно, я хочу знать, я хочу узнать тебя, Зик, особенно если мы собираемся, ну, ты знаешь… — Трахаться на фестивале секса? Я чувствую, как горят мои щеки. — Да. — Я тоже многого хочу, Вайолет, но я говорю об этом не для того, чтобы поддержать разговор. — Он смотрит вдаль, на Кайла и Саммер, прищурившись. — Я хочу отношений, — громко заявляю я. — Но я не хочу, чтобы между нами возникла неловкость. Все мое тело содрогается от внезапной инерции, когда он останавливается как вкопанный, настороженно глядя на меня. — Вайолет… — Нет. Я хочу поговорить об этом. — Я не позволю ему уклониться от разговора и дергаю за руку. — Какой ты, когда у тебя отношения? Его нос сморщивается и смотрит вниз, как будто я сошла с ума, стальные глаза скептически. — Я никогда не был ни в одних. А как насчет тебя? Моя грудь вздымается, взволнованная тем, что он сотрудничает и что мы разговариваем. — Раз или два. Очевидно, ничего серьезного. Зик, я… я-я не могу спать с тобой, проводить с тобой время и не оказаться в ловушке чувств. — Что значит «ловушка чувств»? — Чем больше мы вместе, тем больше ты мне нравишься. Ты слышал выражение «сдирать слои»? Знаешь, как луковица. Я чувствую, что, наконец-то, начинаю видеть, что скрывается за твоим холодным поведением, слой за слоем, и мне начинают нравиться слои. Он кряхтит, все еще держа меня за руку. — Ты говоришь так, будто это плохо? — Мне что, нужно объяснять тебе по буквам? — Пожалуйста. — Ноздри Зика раздуваются. — Я просто беспокоюсь о себе. Я... была одна долгое время, если не считать Мел и Уинни, и я никогда не зависела от кого-то... черт, это будет звучать очень глупо. — Выкладывай Вайолет. Я делаю глубокий вдох и продолжаю, отпуская его руку, чтобы широко раскрыть свою передо мной. — Я-я сама себя вырастила. Это правда, что я жила в некоторых действительно хороших местах, и в некоторых плохих, но это не то же самое, что иметь безопасность или вернуть родителей. Саммер и Кайл проводят электричество от большого круглого шара к своим волосам, которые теперь стоят дыбом. Милашки. — Я отказалась от нашей первой встречи, но теперь я просто боюсь, что ты мне нравишься. Ты не худший. Его большая рука хватается за мою. Сжимает. — Ты тоже не худшая, Пикс. — Я знаю, что нравлюсь тебе, Зик. — Я застенчиво улыбаюсь. — Очевидно, — он закатывает глаза. Я снова дергаю его за руку, чтобы он смотрел мне в глаза. — Нет. Я знаю, что нравлюсь тебе. Мы смотрим друг на друга в тусклом свете музея, безмолвно оценивая. Он окидывает меня холодным взглядом с головы до ног, все еще держа за руку, и сквозь его губы просвечивает белая полоска идеально ровных зубов. — Докажи это. — Он улыбается. Я прищуриваюсь, сдерживая глупую ухмылку. — Ты докажи это. — Я думал, что уже сделал это. Я здесь, не так ли? Ты думаешь, меня бы затащили в гребаный Детский музей, если бы ты мне не нравилась? — Он говорит это тихо, прижимая меня к своему телу, приподнимая мой подбородок кончиками пальцев. Касаясь губами моих губ. Целует меня один раз, прежде чем отпустить. Это не совсем признание в любви. Но прямо сейчас? Этого достаточно.
Зик: Когда отвезешь Саммер к ее маме, хочешь сегодня вечером позаниматься у меня? Вайолет: Ты меня покормишь? Я умираю с голоду. Зик: Пицца? Вайолет: Звучит восхитительно. Без лука? Зик: Понял, без лука. У меня в 8? Вайолет: У тебя в 8. Зик: Тебе нужно, чтобы я приехал и забрал тебя? Вайолет: Я могу сама приехать, ничего страшного: ) Зик: Ты уверена? Я могу приехать за тобой. Вайолет: Это звучит, как будто ты ХОЧЕШЬ приехать за мной… Зик: Дерьмо. А я-то думал, что был ловким. И Вайолет? Вайолет: Да? Зик: Принеси зубную щетку. Зик
— Как ты думаешь, что думают обо мне Эллиот и Оз? — Вайолет лежит поперек моей кровати, перед ней разложены учебники и ноутбук. — Кто знает. Она обдумывает это, хорошенькая бровь изогнута. — Просто Оз таращился на меня, когда мы ели на кухне. Как будто я была чудаком. — Он действительно странный. Вайолет закатила глаза. — Это не то, что я имела в виду. Можно подумать, твои соседи по комнате не видели девушку на кухне. Все это было очень странно. Без обид. — Он, поверь мне, не обиделся. Оз урод. Не думай, что я не заметил, как он улыбался тебе, как большой, тупой идиот. Я не объясняю Вайолет, что мои соседи по комнате вели себя так, будто никогда раньше не видели со мной девушку на кухне, потому что это так и есть. Они видели пьяных девушек, ковыляющих по коридору в мою спальню. Они слышали, как девушки совокупляются через наши тонкие стены. Но они никогда не видели, чтобы я с ними тусовался. Технически, Вайолет здесь уже в третий раз. И технически, они слышали наш половой акт через наши тонкие стены. Но теперь я начал ее кормить. Мои соседи по комнате смотрели, как я беру тарелки и салфетки и, блядь, режу ей кусок чертовой пиццы, издавая протяжные стоны и долбанное похотливое хихиканье на протяжении всего времени из гостиной. Ха, блядь, ха. А когда Оз и Эллиот вошли, чтобы украсть несколько кусочков? Они толкали друг друга локтями, как малолетки и хихикали. Оз пошел ещё дальше, когда прокашлял «подкаблучник» себе в кулак не один, а четыре раза. Тотальные и полные дебилы. У Кайла больше зрелости, чем у этих двоих вместе взятых. — Они глупые. Что за история у Эллиота? — Ви жует кончик ручки. — История Эллиота? — Я пожимаю плечами, достаю свой айпод и бросаю его на кровать рядом с ней. — Вообще-то он порядочный парень. Много времени проводит в одиночестве, занимается в своей комнате. Нечасто выходит из дома, вроде как одиночка, но не в плохом смысле. У него есть цели, и он довольно узкий кругозор. — Похоже, он в моем вкусе. — Она смеется, озорно поблескивая глазами. — В твоем вкусе? — Я прищуриваюсь и иду к кровати. — Какой у тебя тип? — Ну, знаешь, серьезный. Тихий. Прилежный. — Твой тип скучный. Она плюхается на спину, длинные волнистые светлые волосы разметались по моему покрывалу. — Да, наверное. — Ну, я могу вести себя тихо. — Иногда. — И я могу быть серьезным. — Что я делаю? Мне нечего доказывать. — Иногда ты слишком серьезен, тебе не кажется? — Я прилежный ученик. — Я знаю, что ты пытаешься. — Нехорошо так говорить, — кокетливо упрекаю я, стуча ладонями по матрасу и убирая с дороги книги, ноутбук и айпод. — Если бы у меня были чувства, ты могла бы ранить одно из них. Я ползу по кровати, вверх по ее телу, отталкивая ее волосы носом, касаясь губами ее уха. — Не надо меня дразнить, это нехорошо. — Это привело тебя сюда, не так ли? Я удивленно отшатываюсь. — Пикси, ты флиртуешь со мной? — Не специально. — Она облизывает губы, и я наклоняю голову, чтобы поцеловать ее в губы, обхватив руками ее голову. — Да. Моя грудь касается ее груди. Я опускаю таз, утолщающаяся эрекция между моих ног касается вершины между ее бедер. Целую ее подбородок, от нежного места под ухом до подбородка... вниз по фарфоровой коже на шее. Использую свой указательный палец, чтобы оттянуть хлопок ее футболки, оставляя теплые поцелуи на своем пути. Осыпаю поцелуями ее ключицу. Скольжу языком по ложбинке ее груди. Она вздыхает в мои густые волосы, поглаживая ногтями голову. Я позволяю своим рукам блуждать. Вниз по тонкой ткани её рубашки, больше подходящей к полу моей спальни. По бедрам, обтянутым джинсами, через петли на поясе. Вверх и вниз по металлической молнии. Она снова вздыхает, ее горячие маленькие ладони пробегают по моим широким лопаткам, кончики пальцев вдавливаются в каждый мускул, клеймя их своим горячим прикосновением, изучая каждую нить. Наши открытые рты снова встречаются в неторопливом танце, так чертовски неспешно и целенаправленно, и плавно… Я провожу языком по ее губам. Это небрежно, но маленькие удары молнии по позвоночнику заставляют меня дрожать, член напрягается в моих штанах. Мои брови морщатся от трения, причиняющей боль. От ее языка. Ее запаха, звуков и нежной ласки. Моя рука скользит под ее футболкой вдоль грудной клетки, без предисловий обхватывая ее правую грудь. Она снова надела один из тех маленьких кружевных лифчиков, без косточек, подкладок или притворства. Только сиськи и кружево. Я продолжаю задирать рубашку, пока мы вместе не снимаем ее через голову. Лифчик лавандовый. Фиолетовый. Мягкий фиолетовый. Нежное прозрачное кружево едва прикрывает соски. Я чувствую, как мои зрачки расширяются при виде ее маленьких сисек в сексуальном мини-лифчике, который ничего не оставляет воображению. Может, ее сисек и недостаточно, чтобы заполнить мою большую ладонь, но они идеальны. Это она. Я опускаю бретельки с ее плеча, отодвигая чашку в сторону. Целую вниз по её шее, проведя носом по коже. Облизываю и щелкаю ее персиковый сосок, рукой нежно поглаживая под грудью, дразня, пока я дую на влажный кончик. Он твердеет и просто умоляет, чтобы его сосали. Мои губы подчиняются и сжимаются. Я осторожно втягиваю его в свой горячий рот, посасывая. — О боже, — стонет она, впиваясь ногтями мне в плечи. Мой скальп. — Оооо… Я отпускаю сосок, целую ниже там, где была моя рука, затем щедро уделяю внимание другой её груди. Целую ее обнаженное плечо, изгиб шеи. Я покусываю и посасываю всю дорогу. — Сними рубашку, — приказывает она. — Я хочу почувствовать твою кожу. Я откидываюсь назад, становлюсь на колени над ней, стягиваю через голову рубашку и бросаю ее на пол. Мой обнаженный торс поверх ее тела, твердые грудные мышцы против ее мягких сисек, ощущение неописуемое. Чертовски охренительное. Чертовски сексуальное. Гребаный рай. Она похожа на чертова ангела. Мои пальцы теребят застежку на ее джинсах, расстегивая пуговицу. Тянут вниз молнию, металлические зубы издают единственный звук в комнате, кроме нашего тяжелого дыхания. Провожу ладонью по ее животу, погружаясь за пояс ее нижнего белья. Ее бабушкиных трусиков. Я хихикаю; она такая чертовски милая. Различия между нами поразительны; я почти останавливаюсь, чтобы перечислить их все, но прерываюсь, когда Вайолет двигает бедрами, чтобы перенаправить мою руку, извиваясь. — Тебе нравится? — Мой голос хриплый, грязные мысли пустили корни в моем грязном мозгу. — Ты так хорошо чувствуешься. — Она задыхается. — У тебя невероятные руки… Женщины уже говорили это раньше, стонали в воздух о том, как хорошо я заставляю их чувствовать себя, но это другое. В Вайолет нет ничего отрепетированного или драматичного. Все по-настоящему. Поэтому, когда она шепчет, что мои руки невероятны, моя грудь раздувается от удовольствия. Удовлетворения и гордости. Похоти. Я облизываю мочку ее уха. — Видела бы ты, на что способны эти руки. Хочешь, покажу? Быстрый, страстный кивок и еще одно мычание: — Ммммм. Мы с энтузиазмом стягиваем джинсы, ложась на кровати в одном нижнем белье. Положив голову ей на плечо, я целую ее в шею, позволяя своей плоской открытой ладони плыть вверх по ее полуобнаженной фигуре, оставляя мурашки на коже. Начиная с икр моя рука так велика, что легко обхватывает всю ее ногу. Обхватывает ее бедро, неторопливо поглаживая. Мой большой палец проникает за эластичную ленту ее нижнего белья, тянется вверх к ее стройным бедрам. Рука скользит по ее животу, проводит указательным пальцем по пупку медленными ровными петлями. Она все время смотрит на мою руку, втягивая воздух, когда я провожу средним и указательным пальцами по нежной коже ее груди. Вайолет поворачивает голову, наши глаза встречаются, а я продолжаю нежно гладить ее кожу. Вдоль выпуклостей ее грудей, затем по гладким плечам. Когда я дотягиваюсь до ее запястья, наши пальцы переплетаются. Я целую ее в нос. Она целует меня. Я вдыхаю ее — вдыхаю все, что касается этой девушки: от ее ароматного шампуня до запаха ее чистой, безупречной кожи. Они говорят не судить человека по внешности, потому что внешность может быть обманчива, но в этой девушке нет ничего обманчивого. Она прекрасна как внутри, так и снаружи. Милая. Сочувственная. Добрая. И красива сердцем, телом и умом. Вайолет ДеЛюка — моя противоположность во всех смыслах этого слова. Мой палец скользит по ее лбу, спускаясь к виску. Когда ее губы складываются в застенчивую улыбку, а красивая розовая верхняя губа прикусывает нижнюю... это агония. Мои глаза закрываются, когда я целую ее, темные брови сосредоточенно морщатся. Я не осмеливаюсь открыть их снова. Каждая часть меня покалывает во время этого поцелуя. Эти ощущения я, конечно, не забуду в ближайшее время, даже не могу описать их без того, чтобы не звучать как чертов слабак. Черт, я уже говорю, как один из них. Вайолет перекатывается на меня, наши тела прижаты друг к другу, идеально выровнены, пока я не сдвигаюсь, мой твердый член уютно зажат между ее ног. Там, где и должен быть. Я обнимаю ее, мои руки бегут по ее позвоночнику, вниз к ее заднице, сжимая и притягивая ее к себе, давление в моих яйцах так чертовски приятно, что я стону. Ее бедра слегка вращаются, когда мой большой палец цепляет ее нижнее белье, потянув вниз. Она нащупывает меня непослушными пальцами. — О боже, голышом так хорошо, — стонет она, откидывая голову назад, когда я посасываю ее шею. Провожу языком по ее соскам и сосу их. Ее рука неуверенно протягивается между нами и хватает мой член. Крепко обхватывает, ведет вверх и вниз. Вверх... и... вниз. Я перестаю двигаться. Перестаю дышать. Задерживаю дыхание, ожидание, черт возьми, почти убивает меня. Мои глаза закатываются от ее восторженного служения. — Да, погладь его, — стону я в ее волосы, желая сжать их в кулаке, но боясь причинить ей боль. — Дерьмо. — Я все делаю правильно? — Ее карие глаза остекленели, губы розовые и пухлые. — Боже, да. Все, что тебе нужно сделать, это дотронуться до меня, и я кончу. Когда она дергает мой гигантский стояк, я считаю до десяти, не желая кончать в ее руке. Я хочу взорваться внутри неё. — Вайолет? Она поднимает глаза. — Без резинки? В прошлый раз мы не пользовались презервативами, и я не хочу использовать их с ней снова. Ее рот образует «O», и она кивает. — Я принимаю таблетки. Я тянусь к ее бедрам. Ее губам. Наши губы сливаются, как два любовника, выжившие только за счет поцелуев. Мокрые. Небрежные. Возбуждающие. Я протягиваю руку между ее ног, пальцы скользят по ее влажной киске. Ее голова падает на покрывало, волосы рассыпаются веером. Я наклоняюсь и накрываю ее рот своим, заглушая ее удивленный вскрик, когда мой член погружается по самую рукоятку. Идеально подходит. Так чертовски уютно. В обтяжку. Используя мускулистые бедра, я медленно толкаюсь в нее. Сжимаю ягодицы от усилий. Взгляд Вайолет смягчается, веки тяжелеют. Рот приоткрывается. Голова откидывается на подушку. Да, это Вайолет. — Отдайся члену, детка. Мой таз качается, подпитываемый видом ее возбужденного взгляда. Я не могу перестать целовать ее губы. Ее розовые, идеальные губы. Это не быстрый трах – это медленное испепеление, создание чего-то сумасшедшего, чертовски хорошего, и я даже не могу придумать слов. Мы почти не шумим, только тихие вздохи и низкие протяжные стоны наполняют мою комнату, кровать скользит по деревянному полу на своих металлических колесиках с каждым нежным, но сильным толчком. Я посасываю ее шею, когда моя левая рука погружается под ее задницу, чтобы притянуть ее ближе. Это сводит меня с ума. Боже, как я люблю трахаться. — Вайолет. Я люблю трахать ее. — Вайолет. Она такая чертовски милая. — Вайолет. Я облизываю, посасываю и целую ее до безумия, ее голова болтается из стороны в сторону, рот открыт, руки закинуты за голову. — Больно? — Требую я, вдавливая ее таз в свой матрас. — Я слишком груб? Из неё вырывается мучительный вой: — Н-н-е-е-ет, боже, нет, это идеально… — Тебе это чертовски нравится, да? — Д-дааааа…— Она скулит, бедра поднимаются, таз вращается. — Боже, да. Милая, симпатичная маленькая Вайолет не возражает против пошлых разговоров с ней во время секса. — Скажи мое чертово имя. Ее стеклянный взгляд смотрит на меня, прежде чем ее губы ухмыляются, опьяненная похотью: — Скажи мое. — Вайолет. — Иезекииль, — стонет она, гладя меня по щекам. — Зик. Они говорят, что ты можешь извергать какое-то сумасшедшее дерьмо, когда ты в середине траха, и я выдыхаю слова: — Где ты была всю мою жизнь? — прежде чем я смог их остановить. Они слетают с моего языка, как мольба, не вернуть их назад. Судя по тому, как смягчается ее взгляд, она их не ненавидит. — Где тебя черти носили? — Я тяжело дышу, двигая бедрами, желая, чтобы я уже заткнулся. Мой потный лоб касается ее плеч, и мои бедра останавливаются. — О, черт, детка... Вайолет... — я вонзаюсь в нее снова и снова, так сильно, что изголовье кровати ударяется о стену с удовлетворительным стуком. Лампа дрожит. — Пикс, мне так нравится быть с тобой, что я не знаю, что со мной не так. Я перестаю качаться. Перестаю толкаться. В буквальном смысле останавливаюсь в середине траха. Она гладит меня по волосам, пока я лежу неподвижно, мой член внутри нее, лобковая кость прижата к ее клитору, – эта честная чушь делает невозможным мое движение. Вайолет испытывает мою решимость, извиваясь подо мной. — Я не могу перестать думать о тебе, Вайолет, — выпаливаю я со стоном; она чувствуется так чертовски хорошо рядом со мной, так чертовски хорошо. — Я не могу остановиться, п-прости. Вайолет откидывает голову назад, обнажая шею. — Теперь ты заикаешься. Ты говоришь, как я. — Боже, Вайолет, ты такая... — я провожу рукой по ее телу, ласкаю грудь, нежно сжимая ее. Щиплю сосок. Эндорфины в основном портят мне жизнь. — Я без ума от тебя. Заткнись, Зик. Прекрати болтать и Трахни. Ее. Уже. — В моей жизни нет никого, похожего на тебя, Вайолет. Я... Я... Не говори этого. Не смей этого говорить, придурок. Я сглатываю. Она смотрит на меня из-под полуопущенных век, как смотрят мои друзья, когда они под кайфом, ждет следующих слов, поглаживая меня по спине. — Ты... что? — Ее задыхающийся шепот мягко подсказывает мне. — Что ты хочешь сказать? Я слишком остро ощущаю ее тело под собой. Я не доверяю себе, поэтому закрываю ее рот своим, вкладывая все невысказанные слова в этот поцелуй. Все слова, которые я не должен или не могу сказать. Отстранившись, балансируя на локтях, я медленно вхожу и выхожу из ее, мои серые глаза встречаются с ее. Мощно. Опьяняюще. Захватывающе. Настолько интенсивно, что, когда мы кончаем вместе, в одно и то же время, низкие, умоляющие стоны Вайолет совпадают с моими. Себастьян был прав в одном: чем больше времени я провожу с Вайолет, тем глубже падаю, тем больше теряю контроль над реальностью.
|
|||
|