|
|||
«Ты снова с ним встречаешься? Девочка, ты действительно наслаждаешься месяцем ЧЛЕНтябрем, не так ли?»Глава 3.
«Ты снова с ним встречаешься? Девочка, ты действительно наслаждаешься месяцем ЧЛЕНтябрем, не так ли? »
Зик
Как я оказался в парке на следующий день, точнее, в четверг, понятия не имею. Я думаю, это как-то связано с тем, что мне некуда было привести этого долбаного ребенка, с которым я был связан в течение следующих нескольких недель. Когда я в первый раз вижу его в Центре Больших Братьев, он сидит в кресле и болтает с какой-то дамой за столом, как будто они делали это сотни раз. Все разговоры прекращаются, когда я вхожу в дверь. Я подхожу к стойке, заполняю бумаги, прикрепленные к планшету, и ловлю взгляд седовласой секретарши за столом. Она подкатывается ко мне на стуле, вглядываясь в меня через толстые фиолетовые очки. — Ты опоздал, а твой маленький приятель ждет уже восемь минут. Она что, добровольная полиция? Восемь минут - это не так уж много. Я пожимаю плечами. — У меня был урок. — С этого момента старайся приходить вовремя, а то тебя накажут. — Она выхватывает у меня из рук блокнот, смотрит на мои нацарапанные ответы и спрашивает: — А где вы с Кайлом проведете сегодня два часа? Кто такой Кайл, черт возьми? — Кто такой Кайл? Женщина, Нэнси, если верить ее бейджику, наклоняет голову, мотая подбородком в сторону задней стены. Мальчик в кресле сидит, свесив ноги — на вид ему не больше десяти-одиннадцати лет, и смотрит из-под широких полей бейсболки «Окленд Эйс». Мне придется провести следующие два часа с этим ребенком? Дерьмо. Я стараюсь не морщиться, но безуспешно. — Ну? Мне нужен ответ. — Она подмигивает парню на скамейке, а ее пальцы парят над клавиатурой на столе, готовые ввести место моего свидания с моим новым младшим братом. — Куда ты повезешь Кайла? — Куда? — Да, Мистер Дэниелс, — нетерпеливо объявляет она. — Где вы будете и что будете делать со своим младшим? Какие мероприятия? — Она говорит так осторожно, будто я не понимаю. — Мы должны знать конкретную информацию из-за ответственности. Нэнси поджимает губы и складывает руки на груди. — Эта информация была в информационном пакете, который вы подписали, когда вступили в программу, должна добавить, неохотно. Вы подписали заявление о том, что ознакомились с правилами и положениями нашей организации. Что-нибудь припоминаете, Мистер Дэниелс? Да, я сделал это. Ясно, что я ни хрена не читал. — Думаю мы… — Я смотрю в зеркало над Нэнси и хмурюсь, когда вижу отражение маленького ублюдка, Кайла, закатившего глаза за моей спиной. — Поблизости есть парк, куда бы мы могли дойти пешком, чтобы мне не пришлось сажать его в грузовик? Тот, что на … Стейт-стрит. — О боже, — бормочет Нэнси. Она берет себя в руки. — Общественный парк Гринфилд или Национальный округ Централ? — Руки Нэнси подняты и парят над клавиатурой. — Есть парк под названием Национальный округ Централ? Похоже на тюрьму, — невозмутимо бормочу я. — Видите ли, Мистер Дэниелс, в округе есть несколько парков, и это два из них. Если вы ищете тюрьму, — она оглядывает меня с ног до головы, поджав губы, —то ближайшая находится в сорока минутах езды к северу. — Семь парков, — услужливо вставляет тоненький юный голосок. — Во всем городе семь парков. — Отлично. Угу. Думаю, я выберу Общественный парк Гринфилд. — На Стейт? — Пожилая женщина печатает. — Просто для ясности. Черт возьми, Нэнси, какая разница? — Точно. Нэнси поднимает голову. — Если вы встречаетесь здесь, всегда регистрируйте время начала и окончания на планшете. Если нет, пожалуйста, напишите нам на почту или напишите СМС со своими часами. Кайл знает правила. — Она одаривает его улыбкой и подмигивает. — Не забудь показать новичку, что к чему, Кайл. Еще одно подмигивание. Кайл спрыгивает со скамейки, и мы уходим.
— Похоже, я застрял с тобой, малыш. Постарайся меня не раздражать. Грязный пацан, о котором идет речь, не отвечает. Вместо этого, он занят тем, что движется по направлению к краю тротуара, чтобы избежать меня, увеличивая расстояние между нами, насколько это возможно, когда мы идем к парку возле здания «Старших братьев». Малыш – Кайл, балансирует на бордюрах, ходит по траве, под деревьями, уворачиваясь и плетясь по дороге. Его потертые черные кроссовки с нулевым протектором взбираются на очередной бордюр. Он несется вперед по крайней мере на тридцать шагов, как будто гончие ада кусают его за пятки, может быть, так и есть, при виде… Меня. Приближаясь к Общественному парку Гринфилд, месту, о котором вчера говорила Вайолет, я пытаюсь его обуздать. — Не бегай повсюду. Тебе, наверное, стоит вернуться сюда. Он игнорирует меня. — Я, блядь, с тобой разговариваю, парень. — Я, блядь, слышал тебя, — отвечает он, его подростковый голос срывается с фальшивой бравадой, которая не достигает его позы. Он поправляет козырёк кепки, чтобы лучше видеть меня. Согласно его досье, Кайл Фаулер, четырехклассник, который проводит большую часть времени в общественном центре, пока его мама работает. Согласно досье, он тихий, уважительный и проявляет склонность к спорту, его любимое занятие — футбол. Футбол? Да бросьте. Но, по моим наблюдениям, Кайл Фаулер — заносчивый сопляк, обиженный на весь мир, даже больше чем я, и с отвратительным ртом. Я прищуриваюсь. — Эй, следи за языком. Он даже не моргает. — Ты следи за своим языком. Мне одиннадцать. Я останавливаюсь и скрещиваю руки на груди. — Послушай, если мы собираемся провести вместе несколько месяцев, самое меньшее, что мы можем сделать, это попытаться поладить. Для моих собственных ушей это звучит так же раздраженно, как и для него. Его ответ – отвращение, сопровождаемое ворчанием, когда он забирается на деревянный стол для пикника и поворачивается спиной. — Мне не нужно с тобой ладить, придурок. У меня есть я. — Он тычет указательным пальцем в свою костлявую грудь. — Слушай ты, маленькое дерьмо… Он обрывает меня: — Я скажу маме, что ты все время ругался на меня, а потом тебя вышвырнут из этой дерьмовой программы. — Он показываем мне средний палец. — Клянусь Богом, парень, если ты не прекратишь, я … — Что ты сделаешь? Настучишь на меня? Мои ноздри раздуваются. В чем, черт возьми, проблема этого ребенка? — Почему ты участвуешь в этой программе, если так ее ненавидишь? Насколько хреново у тебя дома? — Я никогда не говорил, что ненавижу её, и это не твое собачье дело. — Кайл делает паузу, прежде чем направить еще один взгляд в мою сторону. Его маленькие измученные глазки сужаются на меня через плечо. — Я знаю, зачем ты это делаешь. Кто-то тебя заставляет. — Неважно. — Я проверяю время по телефону. — Мы должны убить час и сорок пять минут, прежде чем я смогу вернуть тебя, так что ты хочешь сделать? Он поворачивается ко мне, закатывая глаза за стеклами очков. — Не сидеть же в этом дурацком парке. Зачем ты привел меня сюда? Здесь не хрен делать. Парки для детей. — Я не возьму какого-то неряшливого ребенка кататься в моем грузовике, так что смирись. — Я не грязный. — Да, конечно. Я не знаю, где были эти руки. Я ошибаюсь, или его плечи поникли? — Мой последний старший брат по крайней мере кормил меня, когда я был голоден. — Я выгляжу так, будто мне не все равно, голоден ты или нет? — Нет. Ты похож на гигантскую задницу. — Это потому, что я и есть гигантская задница. Господи, неужели я только что назвал себя задницей? Я собираюсь опуститься до уровня этого ребенка? Я провожу ладонью по лицу и мысленно считаю до пяти, чтобы восстановить терпение. Пока я это делаю, Кайл оттолкнулся от стола и направился к качелям, волоча свои теннисные туфли по грубой древесной стружке. Вместо того чтобы сидеть на качелях, он хватает одну из них за сиденье и с силой толкает, заставляя ее лететь по воздуху. Цепи лязгают и ударяются о металлический столб, вызвав раздражающее эхо в тихом парке. — Прекрати это дерьмо, — раздраженно кричу я со своего места на столе для пикника. — Ты нарушаешь покой. Да, мой покой. Он не обращает на меня внимания, и его бледные костлявые руки снова с силой толкают сиденье. — Эй! — Мой голос гремит. — Я сказал, прекрати это дерьмо. Не знаю, почему меня это волнует, он оставил меня в покое и занимается своими делами, как я ему велел, но, по какой-то причине звон металла действует мне на нервы. Это меня раздражает. — Ты собираешься сесть и качаться на этой штуке, или все время будешь меня раздражать? — Рычу я низким голосом, полным нетерпения. Кайл бросает еще один хмурый взгляд через свое худое плечо, грозовая туча негодования проходит через его темно-синие глаза, прежде чем яркие лучи солнца делают его выражение непроницаемым. Моя челюсть сжимается в натужном вздохе. Это сложнее, чем я думал. — Хочешь, я тебя подтолкну? Боже, что я говорю? Не думаю, что за всю свою жизнь я когда-либо кого-то качал на качелях. К тому же, ему одиннадцать, разве он не должен знать, как качать самому? — Пошел. Ты. Он отпускает сиденье зеленых качелей, возобновляя свой путь через щепки к игровому комплексу, по пути пиная носком теннисных туфель слой щепок. Он уже на извилистом спуске, когда я снова проверяю телефон и стону. С момента последней проверки прошло всего восемь минут. Я нажимаю кнопку, чтобы открыть приложение Spotify, в неудачной попытке утопить себя в музыке. — Ты не должен говорить по телефону во время наших занятий, — кричит он мне. — Возможно, если бы ты прочел руководство, то знал бы, что это строго запрещено, если только это не абсолютно необходимо для повышения качества наших отношений. — О, да? — Кричу я в ответ, закрывая приложения и засовывая телефон в задний карман. — Что ещё мне нельзя делать? — Тебе-то что? Ты уже нарушил пять правил. Да? — Ладно, умник, и какие правила я нарушил? Кайл крадется в мою сторону, размахивая костлявыми руками. Он останавливается передо мной, держа руки на поясе своих черных спортивных штанов. — Ну, для начала, ты не должен ругаться при детях. Все это знают. — Ты справишься с этим? — Я скрещиваю руки на груди. — Что еще? — Ты должен был сказать маме, куда меня везешь. Боже. — Твоей маме? — Ага. И ты не должен оставлять меня одного. — О чем ты говоришь? Я прямо здесь, черт возьми. — Да, но ты просто позволил мне побродить вокруг. Ты хочешь, чтобы меня украли? — Он раскидывает руки в стороны, размахивая ими, чтобы показать, что я позволяю ему бродить по парку без присмотра. — Ты должен проводить время со мной. — Малыш, ты хочешь проводить время со мной? Я засранец, помнишь? Две минуты назад ты назвал меня гигантской задницей. Помнишь? Молчание отвечает на мой вопрос. — Малыш, серьезно? — Меня зовут Кайл. — Ладно. Кайл. Что ты тогда хочешь делать? Кататься на велосипедах? Скейтборд? Сразу говорю, я не собираюсь быть тем, кто придумывает дерьмо для нас. — Скейтбординг и езда на велосипедах? Это то, чем ты занимаешься в парке, и я только что сказал тебе, что ненавижу это место. — У меня нет других идей. Прости. Кайл теребит молнию своей поношенной куртки. — Разве у тебя нет крутых друзей, с которыми мы могли бы потусоваться? Я тут же вспоминаю Вайолет и Саммер, которые, вероятно, сейчас развлекаются. Я отмахиваюсь от этой мысли, раздраженный тем, что он не может быть счастлив, раскачиваясь на качелях и взбираясь на столы для пикника и прочее дерьмо, как нормальный ребенок. Почему его нужно развлекать? — Может, в следующий раз, посмотрим. — Затем: — Не возражаешь, если я проверю время, о, Хранитель правил? Кайл усмехается. — Без разницы. Девяносто семь минут с этим ребенком. Еще сто двадцать семь до тренировки по борьбе. Двести шестьдесят две минуты до того, как я смогу захлопнуть дверью своей спальни в этот дерьмовый день. — Мы должны терпеть друг друга только в течение следующего часа и тридцати семи минут. Ты можешь с этим жить? Парень смотрит на меня сверху вниз, большие карие глаза обрамляют худое лицо с бледной кожей. Темные веснушки на переносице похожи на грязь. Растрепанные, торчащие в разные стороны волосы придают ему дикий вид. Он делает глубокий вдох. — Ты... — выдыхает он. – Отстой.
|
|||
|