лет назад 4 страница

С каждым шагом к спальне мой гнев рос.

Хорошие девочки кончают.

Мудак.

Сукин сын.

Скотина.

У меня кончались ругательств, чтобы называть Стерлинга Спарроу. Возможно, существовал онлайн-словарь синонимов для оскорбительных личных местоимений. Я хотела добавить проверку этого пункта в свой список дел.

Вдох.

Выдох.

Никогда в жизни я не встречала никого более раздражающего, приводящего в бешенство или сводящего с ума, чем Стерлинг Спарроу. Он взорвал мои последние нервы, толкая меня так, как никогда не толкали. То, как он смотрел на меня, когда впервые вошел в кухню, заставило меня почувствовать, что я ему нужна. Он сделал что-то такое, о чем я, вероятно, никогда не узнаю – и я была его облегчением или, возможно, наградой. Я не была точно уверена, кем являюсь, кроме того, что в тот момент я верила, что он видит меня так, как человек видит того, кто ему дорог.

Он нуждался в том, что я могла ему дать.

Я ошибалась. Это было совсем не то, что только что произошло. Я не отдавалась ему – он брал.

Как бы он ни расстраивался, мужчина мог практически вызвать оргазм своими глазами и словами, без физического прикосновения. Пока я обдумывала то, что только что произошло, я поняла, что на протяжении всего совокупления он не собирался позволять мне кончить. Все дело было в нем и его долбаных наказаниях.

Бросив сумку на пол спальни, я зашла в гардеробную и нашла там новый комплект нижнего белья и пижаму. Да, здесь были кружевные шорты и майка, но нет, комплект не кричал о сексуальности. Потому что в этот момент мне меньше всего хотелось, чтобы Стерлинг думал, будто я все еще хочу то, чего он не дает.

К счастью, когда я вернулась в спальню, я все еще была одна.

Следующим моим шагом было отнести новую одежду в ванную. Закрывая дверь, я вдруг поняла, что эта чертова дверь не запирается. Конечно, нет. Стерлинг жил один, по словам Лорны. Зачем человеку, живущему в одиночестве, замок в ванной, куда можно попасть только из спальни?

Когда эта мысль пришла мне в голову, на моих губах появилась улыбка.

В ванной не было замка, но в спальне он был.

Стерлинг хотел обращаться со мной как с ребенком. Я буду вести себя соответственно.

Может, это мелочь, но не я отказала ему в оргазме – не в этот раз, хотя может быть, в следующий.

Потянув дверь, я снова заглянула в спальню и быстро осмотрела комнату.

Стерлига все еще нет.

Я бросилась к двойным дверям. Щелкнув тем же замком, что и днем, чтобы выйти из комнаты, я заперла наружный вход и повернулась спиной к двери. Моя обратная прогулка в ванную была медленнее, так как возмущение внутри меня трансформировалось в новый уровень удовлетворения.

Вот так, Спарроу.

Трахни себя. Только не используй меня для этого.

Я планировала поторопиться с душем и приготовиться ко сну, но с моим новообретенным пузырем безопасности, я передумала.

Горячая вода лилась из двух кранов, наполняя большую ванну, в то время как пар наполнял пространство. Пригоршня шариков для ванны добавила сладкий аромат лаванды. Сняв футболку Стерлинга через голову, я бросила ее на пол и уставилась на свое отражение. Синяк на руке был не единственной моей отметиной. Хотя был более отчетлив, оба моих бедра и, я могла видеть, когда повернулась, мои ягодицы тоже были испещрены ими с разной степенью обесцвечивания.

Мне хотелось разозлиться, чтобы эти дополнительные синяки усилили мой гнев. Я вспомнила времена, когда Стерлинг держал меня так крепко, что мне казалось, будто моя кожа покрыта синяками, и в эти моменты мне было все равно. Меня это не беспокоило. Нет, в таких ситуациях я была возбужденной и нуждающейся.

Мои груди вздымались от воспоминаний. Никогда еще мужчина не брал меня, не хотел, не обладал мной так, как Стерлинг. В отличие от синяка на моей руке, эти знаки были нанесены не в гневе. Они были даны и приняты в страсти. Я тоже заметила несколько царапин на его плечах. Когда дело дошло до нашей связи, я не была невинной свидетельницей, да и не хотела ей быть.

Уложив светлые волосы на макушке, я поправила пучок, который он сбил, и подождала, пока ванна наполнится. Пять минут спустя я погрузилась в теплую воду, моя кожа порозовела, я опустилась на глубину, и вода хлынула в канал, окружающий мини-бассейн.

Мое одиночество было недолгим. Дверь ванной открылась.

Стерлинг не говорил.

Мое сердцебиение учащалось с каждой секундой тишины, но я не могла отвести взгляд от его темных глаз.

Его взгляд пожирал меня, проникая сквозь шелковистую воду, когда он подошел ближе, возвышаясь над ванной. Не говоря ни слова, он сбросил джинсы, единственную одежду, которую носил, и грациозно шагнул в ванну. Подобно Посейдону, греческому богу, его стройное тело было окутано лавандовой жидкостью. Волна за волной поднимались вверх, когда он опускался на глубину на другом конце ванны, и его ноги касались моих ног.

Его темные глаза ни на секунду не отрывались от моих.

Я выпрямила шею и сжала губы. Наши взгляды были битвой воли, и оба выражали наш праведный гнев. Никто из нас не просил прощения – ни он за свой эгоизм, ни я за свою мелочность.

Оглядываясь назад, я должна была понять, что замок не остановит Стерлинга Спарроу. Это он запер дверь снаружи, пока я спала. Вполне логично, что он может ее открыть.

Когда он собирался заговорить, я обрела дар речи.

– Стерлинг, я вспомнила прошлую ночь. Я все вспомнила.

Темнота его взгляда немного рассеялась, когда он наклонился вперед, заставляя воду плескаться.

– Я как раз собирался тебе сказать.

– Собирался?

Кивнув, он спросил:

– Что значит «все»?

Я посмотрела на свою руку и снова на него.

– Я знаю, что это было, не когда я падала. Я помню, как сидела в баре клуба. Ты был расстроен. Я сказала тебе, что то, что ты делаешь, причиняет боль, и ты не останавливаешься.

Его глаза закрылись и открылись, он сглотнул.

 – Арания, я мог бы сказать, что пытался избежать того, что случилось потом. Я мог бы сказать, что пришел в ярость, когда увидел, что ты нарушила мои простые указания, заказав выпивку, покинув барный стул и особенно покинув гребаную комнату. – Его тон стал глубже, а слова быстрее. – Я специально запретил тебе двигаться и разговаривать с кем бы то ни было. – Он покачал головой. – Ты не глупая, и это не были чертовски сложные команды. – Его пальцы сжались под водой. – Я мог бы сказать и другое. – Его широкая грудь поднялась и опустилась, он сделал глубокий вдох. – Я не из тех, кто извиняется. Я не всегда делаю то, что лучше – иногда это совершенно неправильно. Но я делаю то, что считаю правильным, ради тех, кто в этом замешан. Это касается и тебя.

Даже в теплой ароматной воде моя кожа покрылась мурашками, а в горле образовался комок. Я не хочу – не могу – быть с мужчиной, который, несмотря на то, что он заставляет меня чувствовать себя сексуально, будет считать меня неполноценной, недостойной извинений, который считает, что имеет одностороннее право принимать любое решение без обсуждения.

Моргнув, я оторвалась от нашего пристального обмена взглядами. Глядя вниз на воду, я боролась со слезами, которые теперь покалывали глаза.

Когда Стерлинг подвинулся поближе и взял меня за руку, вода снова забурлила.

 – Арания, прости меня.

Слезы выиграли битву, заполняя веки, когда я посмотрела в его нежные глаза.

– Ты только что сказал...

– Прости. И для протокола, я поймал тебя, когда ты упала, но нет, это была не твоя рука. Я расскажу Рените правду или ты можешь.

Я покачала головой.

– А что толку от этого?

Он притянул мою руку к своим губам, и я уже не сидела, а стояла перед ним на коленях в ванне. Поцеловав мои костяшки пальцев, он сказал:

– Формально, ничего. Лично я могу раз и навсегда показать ей, какой я на самом деле мудак.

Он притянул меня ближе, пока я не устроилась спиной у его груди, окруженная его длинными ногами и теплой водой с ароматом лаванды.

– Ты можешь им быть, – сказала я, – но не всегда.

Стерлинг поцеловал меня в макушку и поднял мою руку. Его сильные пальцы нежно прошлись по ушибленной коже.

– Это не оправдание. Я ошибался, это не подлежит обсуждению. Дело в том, что ты меня удивляешь. Ты так чертовски сильна, вулкан, полный солнечного света. В мире, в котором я живу, куда тебя привел, я иногда забываю, что ты тоже хрупкая.

Мой день, несмотря на сон, был утомительным. Слезы тихо катились по моим щекам, когда я провела рукой по его ноге, вверх и вниз, и он сделал то же самое по моим рукам. Это не было сексуально, это было нечто большее... личное, знакомое, даже успокаивающее.

– Спасибо за извинения, – наконец сказала я, проглотив остатки слез.

– Ты можешь простить меня?

Отпустив его ногу, я развернулась, мы оказались лицом к лицу.

– Ты просишь меня об этом?

Стерлинг кивнул.

– Почему у меня такое чувство, что ты просишь простить так же часто, как и извиняешься.

Да, я знала, что технически это одно и то же, но его просьба – желание услышать слова от меня – поразила меня так, как я не ожидала.

Стерлинг обхватил мои щеки ладонями.

 – Потому что это очень точное предположение. Я не помню, когда в последний раз это делал. – Его глаза закрылись и снова открылись. – Нет, было когда-то, но тогда было уже слишком поздно. – Отпустив мои щеки, Стерлинг нежно поцеловал меня в губы. – Может, ты скажешь, что еще не поздно?

Мои щеки вспыхнули, а губы изогнулись в улыбке.

– Скажу? Да, Стерлинг, я могу и прощу тебя. Я не хрупкая. На самом деле, я сильная. Ты подталкиваешь меня к тому, чтобы я ... – я искала нужные слова, – ...в некоторых отношениях я нахожу это раздражающим и одновременно заряжающим энергией. Я не имею ни малейшего представления и не могу даже попытаться объяснить те изменения, которые произошли за последние несколько недель не только во внешнем мире, но и внутри меня – мои мысли, мои заботы, все во мне.

– Тем не менее, у меня есть границы, которые нельзя пересечь. Если я скажу «стоп», ты должен остановиться. Мне нужно знать умом и сердцем, что ты это сделаешь.

– Твоя безопасность...

Я поднесла палец к его губам.

– Я понимаю, что этот мир опасен, и он для меня в новинку. Я постараюсь выслушать и сделать все возможное, чтобы выполнить твои просьбы. Пожалуйста, выслушай меня, когда я скажу, что способ выразить свою точку зрения со мной – это не рукоприкладство. Это объясняет мне разные вещи. Я буду слушать. Я слушаю. – Я положила ладонь ему на щеку. – Стерлинг Спарроу, ты полностью завладел моим вниманием.

С тех пор, как я впервые увидела тебя.

Я не сказала последнюю часть, хотя это было правдой.

– Ты поработаешь над выполнением приказов, – подчеркнул он это слово. – Я поработаю над общением. – Стерлинг улыбнулся. – И никакого рукоприкладства.

Я склонила голову набок.

– Мы можем поработать над определением этого слова. Возможно, найдется место для переговоров.

Его улыбка погасла.

– Я тоже умею слушать. Твой отказ будет уважаться. – Он покачал головой. – Дело в том, что я презирал своего отца за то, что он нарушил ту же линию поведения с мамой. – Вена, которую я видела раньше на его лбу, проявилась вновь. – Я поклялся, что никогда этого не сделаю...

Я положила пальцы ему на щеку.

– Стерлинг, я тебе верю. Я прощаю тебя. – После поцелуя я повернулась, устраиваясь между его ног спиной к его груди. – А теперь, пока мы разговариваем, расскажи мне об этой женщине – моей матери.

Произнесение этих слов вслух должно было вселить в меня надежду и воодушевление относительно возможности создания семьи; однако каждый раз, когда та приходила мне в голову, мне казалось, что я оскверняю Джози. Эти двое не подходили друг другу. Мать была больше, чем женщина, которая дала мне жизнь, потому что из всего, что я могла оценить, эта женщина, которая выглядела пугающе похожей на меня, бросила меня.

Я положила голову Стерлингу на плечо. Его грудь несколько раз вздымалась и опускалась.

– Часть меня надеялась, что ты ее не вспомнишь.

Потянувшись к его руке, я переплела наши пальцы.

– Из того, что тебе известно, она говорила правду?

– Да, Арания. Аннабель Ландерс – твоя биологическая мать.

Я крепче сжала его руку.

– Мой отец – МакКри.

– Его уже нет.

Я кивнула.

 – Думаю, я это знала. Разве они не были женаты? Или она сменила имя?

– Они были женаты. Она никогда не меняла фамилию. Они оба были адвокатами, а позже она стала судьей.

– Судьей?

– Окружного суда... когда ты родилась. Сегодня она федеральный судья.

Это должно произвести на меня впечатление. Это заставило меня задуматься, не была ли одна из причин, по которой она не хотела меня видеть, связана с ее карьерой. Я любила «Полотно греха». И Луиза тоже, но я никогда не отдам ради этого ребенка. Я заставлю это работать. По крайней мере, я так думала.

– Это она отдала меня Маршам. Ты знаешь почему?

Мне кажется, я хотела получить подтверждение, что это альтруизм, а не эгоизм.

– Честно говоря, – ответил Стерлинг, – мы работали над этой загадкой много лет, и мы не знаем.

– Джози сказала мне, что она и моя биологическая мать были подругами очень давно. Моя биологическая – Аннабель. – Я покачала головой. – Странно знать имя. Во всяком случае, она сказала Джози, что с ней я буду в безопасности. Это было связано с моим отцом – МакКри.

– Все это случилось, когда я тоже был молод. Многие из первоначальных игроков ушли. Мы можем объяснить многое из того, что произошло со временем. Судя по всему, у твоего отца имелись кое-какие компрометирующие улики. МакКри попытался использовать их, чтобы получить власть, которая ему не принадлежала. Это дало обратный эффект. Что же касается связи между Аннабель и Маршами, то мы ее не нашли.

У меня закружилась голова.

– Я думаю, они вместе ходили в школу... Я не могу вспомнить. Почему она – Аннабель – не хочет, чтобы я была с тобой?

А почему Джози предостерегла меня от тебя?

– Подожди, – сказал Стерлинг, прежде чем я успела добавить вторую часть, – Я только что вспомнил, что сказала Аннабель, прежде чем мы вошли в лифт. Она спросила, почему ты выходишь за меня замуж. Почему она так сказала? Я сказал мужчинам в той комнате, что ты моя. Я никогда не упоминал о браке, с тех пор как мы летели на вертолете.

Я сделала глубокий вдох.

– Нет... Это была я.

– Ты?

– В дамской комнате она подошла ко мне. Это заставило меня нервничать. Она заставляла меня нервничать. Я сказала, что должна уйти, чтобы добраться до своего жениха.

Грудь Стерлинга напряглась, когда он кивнул. Отпустив мою руку, он поднял теплую лавандовую воду и пролил ее мне на плечи.

– Знаешь... – он поцеловал меня в шею. – ...Думаю, ты нашла идеальный ответ.

– Какой?

Он приподнял мой подбородок, пока моя шея не повернулась в его сторону.

– Мы должны пожениться.

Что?

Я не так представляла себе предложение. Я думала, оно может начаться со слова "выйдешь".

Стерлинг не шутил.

Я усмехнулась.

– Ладно. Во-первых, давай сосредоточимся на раскрытии завесы лжи, которую мне рассказывали всю мою жизнь, и пока мы этим занимаемся, ты можешь поработать просьбами.

– Дэниел, поговори со мной. Куда мы едем?

Мой тон больше не был спокойным. В последний час точно. Это было неправильно.

– Ты знаешь, доктор сказал, что я должна быть не более чем в двух часах езды от дома. Ради бога, мы же в Висконсине.

Я потерла свой растущий живот. Не растущий, выросший. В тридцать шесть с половиной недель у меня в любой момент могли начаться роды. Я была так расстроена после моего последнего визита к врачу – после того, как была ошеломлена, – что акушер для беременных с высоким риском предписал мне постельный режим.

Ошеломлена.

Все мои судебные дела были переподчинены. Я была дома.

Так было до сих пор.

Сейчас я ехала на арендованной машине по вновь замерзшим весенним дорогам, петляя по направлению к Мэдисону, штат Висконсин. Но по какой-то причине мы уже не ехали по шоссе номер 90. Дэниел выехал на узкую двухполосную дорогу, петлявшую по дикой местности Висконсина.

– Мы едем кататься, – сказал мой муж, качая головой из стороны в сторону. – Мы не в Висконсине, дорогая. Ты ошибаешься.

Не ошибалась. Мы направлялись на север и покинули Иллинойс некоторое время назад. Я была способна читать знаки. Вдобавок ко всему, прогноз обещал снег. Дэниел лгал, как будто мог заставить меня поверить ему, а не уликам.

Всякий раз, когда я начинала говорить, муж качал головой. Он не хотел, чтобы я говорила или задавала вопросы. Он знал меня лучше, и все же с каждой милей мое беспокойство росло. Страх не помогал нашему ребенку.

По мере того, как мой ум анализировал ситуацию, стало ясно, что все происходящее было связано с рейдом ФБР на прошлой неделе. Их было двое: один из нашего дома и один из офиса Дэниела. Агенты забрали наши личные телефоны и коробки с бумагами, а также наши домашние компьютеры, и не только наши, но и его помощников. В течение следующих четырех дней, Даниэл пропал без вести. Я не знала, жив он или мертв, и даже не знала, кого спросить.

Два дня назад он вернулся другим человеком.

Он вел себя странно. Его обычная самоуверенность пошатнулась, он был параноиком по отношению ко всем и вся, и он пил больше, чем обычно. Сегодня утром, в воскресенье, он проснулся и объявил, что у нас есть планы. Я подумала, что это может встреча быть с его сестрой Полин и ее мужем Рубио. Они были нашей единственной семьей с тех пор, как мы оба потеряли родителей. Хотя у них не было детей, Полин была очень полезна и поддерживала меня во время беременности. Несколько недель назад она устроила мне вечеринку.

В свои сорок один год, будучи финансово обеспеченным человеком, вечеринка казалась излишней, но ее очень ценили. Символика значила больше, чем подарки. Это было похоже на сбывшуюся мечту, окруженная друзьями и коллегами с розовыми подарочными пакетами и оберточной бумагой. В этот момент я верила, что наша с Дэниелом мечта наконец-то осуществилась.

Это было за неделю до того, как наш мир развалился.

Человек, который вторгся на прием к моему акушеру, был агентом Бейном из отдела уголовных расследований ФБР. Он сообщил мне о готовящемся рейде и предложил неприкосновенность, если я соглашусь быть допрошенной и дать показания.

Я понятия не имела, о чем он говорит.

Допросить меня о чем?

Свидетельствовать о чем?

Я была судьей.

Агент Бейн сказал, что я не ответила на его запросы.

Я не получала его запросы.

Все это не имело никакого смысла.

Что я могла знать о преступлениях, кроме тех, что были в делах, которыми я руководила, и о тех, которые я рассматривала по положению?

Шины взятой напрокат машины подпрыгнули, Дэниел въехал на гравийную стоянку небольшого мотеля. Окруженное лесом одноэтажное здание раскинулось в обе стороны от центра, где, по-видимому, находился офис, всего по четыре номера с каждой стороны. Обветшалое заведение находилось прямо у двухполосной дороги, практически в глуши.

Темнеющее весеннее небо не улучшало обветшалого вида. Когда на вывеске погас один из огней, вместо «мотель» было написано «Мот–ль».

Когда я начала говорить, Дэниел приложил палец к губам.

Я разочарованно покачала головой, мой живот сжался.

– Я сейчас вернусь, – сказал он одними губами.

Когда Дэниел открыл дверцу и быстро захлопнул ее, автомобиль наполнился холодом.

Нет, просто нет.

Я натянула пальто на плечи и плотно закуталась в него.

Глядя в окно на небо, я ощутила зловещее чувство в животе. Я жила в Иллинойсе с юридической школы. Я узнала клубящиеся темно-серые облака. В них лежал снег – много снега. Мы были в трех часах езды к северу от Чикаго. Даже в конце марта в этом районе может начаться снегопад. Несколько лет назад здесь выпало более двух футов менее, чем за сутки.