Глава XV. Сознание 34 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 34 из 58Следующая ⇒

- для своей зашиты необходимо выдвигать как можно больше аргументов; в то же

время необходимо наносить главный удар по тем положениям и аргументам

противника, которые он считает наиболее важными и на которые опираются другие,

менее существенные;

- необходимо знать непозволительные уловки в споре, следить за тем, чтобы ваш

оппонент их не применял (например, "палочный довод", "уловку артиста"), а при их

применении - немедленно давать соответствующий отпор своему сопернику;

- не рекомендуется обязательно во всем противоречить противнику; иногда полезно

согласиться с некоторыми его доводами и прежде, чем сказать "нет", произнести

"да"; это продемонстрирует ваше беспристрастие, стремление к деловому

рассмотрению вопроса; будет подготовлена моральная основа для успешного

завершения спора; согласившись с рядом доводов, надо затем уметь показать, что

они не имеют прямого отношения к предмету спора и не доказывают в целом правоты

оппонента.

Приведенные принципы спора не исчерпывают всей их системы. Для более полного

представления о принципах спора рекомендуем познакомиться со следующими книгами:

- Шопенгауэр А. "Эвристика, или искусство побеждать в спорах". СПб., 1900;

- Поварнин СИ. "Спор. О теории и практике спора" (ж-л "Вопросы философии",

1990. № 2; Отдел I. Общие сведения о споре. Отдел II. Уловки в споре);

- Введенская Л.А., Павлова Л. Г. "Культура и искусство речи. Современная

риторика" Ростов-на-Дону. 1995. (Раздел V. Основы полемического мастерства).

"Материалом", из которого строится спор, является аргументация.

Человек прибегает к аргументации в самых разных областях жизни - обсуждая

проблемы или принимая решения в повседневной жизни, в профессиональной

деятельности, в сфере науки, искусства или политики. В самом общем виде

аргументация может быть рассмотрена как интеллектуально-речевой (текстовый)

способ воздействия на взгляды или поведение человека, для которого характерно

следующее. Субъект этого воздействия - аргументатор - рассматривает того, на

кого данное воздействие направлено, как находящегося вне сферы жесткого

контроля, как обладающего свободой (физической, нравственной, юридической)

принять или отвергнуть адресованную ему аргументацию. Особенностью

аргументационного текста является то, что в таком тексте реализуется логико-

лингвистическая структура, которая может быть названа аргументационной

конструкцией. Аргументацион-ная конструкция содержит множество предложений,

продуцируемых (произносимых или написанных) лицом, осуществляющим аргументацию

(аргументатором) и адресованных некоторому другому лицу или группе лиц

(адресату, реципиенту, аудитории). При этом аргументатор надеется, что реципиент

примет одно из этих предложений (тезис аргументации) вследствие принятия им

других предложений аргументационной конструкции (оснований, посылок).

Иногда выдвижение тех или иных требований в качестве правил корректной

аргументации ведения спора порождает проблемы как практического, так и

теоретического характера. Примером могут служить проблемы, связанные с "доводом

к человеку" ("aigumentum ad hominem").

Ad hominem ("довод к человеку", "переход на личности") считался недопустимым не

только в споре, но и в любой корректной аргументации.

"Доводом к человеку" в споре называют апелляцию к качествам участника спора при

оценке утверждений о предмете спора, которые выдвинуты этим участником. Нередко

ad hominem используется как средство вызвать недоверие к тому, что говорит

данный человек.

А. Шопенгауэр рекомендовал использовать такие доводы как средство достижения

победы в споре. Нужно показать, советовал он, что утверждение противника,

видимость опровержения которого вы хотите создать, противоречит тому, с чем он

согласился раньше, тезисам его секты или школы, и тому, что он сам делает или не

делает: "Например, если противник защищает самоубийство, обязательно нужно

спросить его, почему он сам до сих пор не повесился, или если утверждает, что

Берлин нехороший город и что в нем невозможно жить, спроси его, почему он не

уезжает оттуда с первым поездом" (Шопенгауэр А. Эвристика, или искусство

побеждать в спорах. СПб., 1900. С. 35).

Доводы к человеку могут принимать вид "чтения в сердцах": "Вы отстаиваете это

положение по таким-то мотивам, потому его не следует принимать"; дискредитации

утверждающего: "Он - плохой человек, потому его утверждения ложны".

Приведенные примеры показывают порочность аргументации, основанной на смещении

оценок утверждений и утверждающего. Вместе с тем, строгий запрет на любые формы

"довода к человеку" также не оправдан. Строго соблюдая этот запрет, мы, говоря

об утверждениях какого-либо человека, не имеем право говорить о качествах этого

человека; обсуждая чьи-либо слова, не должны обсуждать мотивы, побудившие его

сказать эти слова; мы не имеем права разубедить кого-либо в заблуждениях,

вскрывая мотивы этих заблуждений. Если мы попытаемся последовать такому правилу,

то вскоре обнаружим, что дело это отнюдь не простое. Кроме того, возникает

вопрос, а стоят ли тех усилий, которые мы должны затратить на проведение этого

принципа во всех сферах аргументации, те результаты, которые мы в итоге получим?

Ведь это должно вести к отказу от множества типов рассуждений, которые буквально

пронизывают всю нашу повседневную, да и не только повседневную, аргументацию.

Получая некоторую информацию, мы часто интересуемся, каков источник этой

информации. Узнавая о том, что данный человек сказал то-то и то-то, мы можем

поинтересоваться, кто этот человек по профессии, где он живет, какова его личная

заинтересованность в пропаганде данного утверждения, имеет ли он обязательства

по его пропаганде. Возможно, мы захотим узнать, каков пол, возраст,

национальность говорящего, какова его репутация, и знание всех этих фактов может

оказать влияние на нашу оценку его утверждений. Правомерно ли утверждать, что

всегда и везде такого рода влияние бывает лишь отрицательным и затемняющим суть

дела? Ликвидировав такое влияние полностью, не ликвидируем ли мы тем самым один

из естественных механизмов предосторожности, имеющий корни в истории развития

человеческого общества? "Если кто-то говорит вам: "Не верьте этому человеку, у

него репутация человека нечестного" или: "Это честнейший человек, вы можете

следовать его советам", то всегда ли следует признавать такие доводы

несостоятельными в гносеологическом плане лишь на том основании, что здесь

имеется ad hominem? Нам могут возразить, что в данных случаях речь идет не об

истинности или ложности какого-либо суждения, а о целесообразности или

нецелесообразности совершения действия, о выработке той или иной линии

поведения.

Такое возражение правомерно, однако можно привести и другие примеры. "Данный

человек сказал, что произошло такое-то событие. Известно, между тем, что этот

человек часто обманывает. Значит, весьма вероятно, что данное событие не имело

места". В данном случае истинностная оценка утверждения обосновывается ссыпками

на личные качества человека, которому принадлежит это утверждение. Согласно

традиционным канонам данная демонстрация порочна. Однако, посмотрев на нее

непредубежденным взглядом, мы можем прийти к выводу, что она правомерна. В самом

деле, если человек часто лжет, то вполне вероятно, что он лжет и в данном случае

(разумеется, если данный вопрос относится к тому кругу вопросов, по которым

данное лицо часто лжет). Поскольку вероятно, что человек лжет в данном случае,

вероятно также, что событие, о котором он говорит, не имело места.

Даже такие сурово порицаемые доводы, как "чтение в сердцах", могут быть вполне

естественны и уместны в некоторых ситуациях, возникающих в общении между

близкими людьми. Нельзя считать заведомо предосудительным обращение одного

человека к другому, если отношения между ними достаточно доверительные, с

такими, например, словами: "Ты видишь в этом человеке так много недостатков,

потому что обижен на него. Постарайся встать выше своей обиды, это поможет тебе

избавиться от преувеличений".

Определяя, правомерно ли в том или ином случае использование "довода к

человеку", необходимо учитывать не только гносеологический аспект аргументации и

спора - выяснение истины, но и их этический аспект. Так, если даже "чтение в

сердцах" адекватно отражает реальное положение дел (например, утверждение типа:

"Вы не соглашаетесь со мной, потому что самолюбие мешает вам признать очевидную

истину"), то такого рода довод, примененный в неподходящей ситуации, например, в

публичной дискуссии, может быть оценен как оскорбительный и являющийся

показателем низкой аргументационнои культуры самого аргументатора.

Довод к личности опасен и своим психологическим эффектом. Он может настроить

воспринимающего (слушателя, читателя, зрителя) против аргументации (даже когда

она верна), если этот человек воспринимает довод к личности, как обидный для

себя. В других случаях, когда довод к личности принимает характер, лестный для

воспринимающего ("Подмазывание аргумента" в терминологии С. И. Поварнина), это

может побудить его принять ложный тезис, настроив его на некритический по

отношению к аргументации лад. Аргументация такого рода обычно содержит замечания

типа: "Вы как умный (проницательный, осведомленный, эрудированный, непредвзятый,

благородный и т.п.) человек не можете не согласиться, что..." В этих случаях

довод к личности создает условия для преувеличения степени правдоподобия

рассуждения, когда стирается грань между "иногда" и "всегда", "часто" и

"всегда", "иногда" и "часто".

Таким образом, известная осторожность в отношении универсального запрета на

доводы к личности вовсе не означает, что эти доводы всегда оправданы. Более

того, опасности, связанные с чрезмерным увеличением доводов к личности и

родственными им, а также со снисходительностью к такого рода доводам, гораздо

более серьезны, чем возможные отрицательные последствия излишней академичности и

непредвзятости в аргументации. Человек, категорически отвергающий любые

разновидности этих доводов, может казаться излишне простодушным, он тратит много

сил на разбор утверждений того, кто этого не заслуживает. И все же такой человек

представляется гораздо привлекательнее, чем тот, который беззастенчиво

пользуется доводами к личности, "чтением в сердцах", объявляя фактически не

заслуживающими доверия и не способными к истинному суждению всех, кто с ним

расходится во мнении, и наделяет всяческого рода достоинствами лишь себя и своих

единомышленников. Образ такого аргументатора просматривается за заявлениями о

том, что та или иная научная концепция неприемлема в силу политических или

религиозных взглядов ее автора или же вследствие ассоциаций с "вредными"

("буржуазными" или "коммунистическими") философскими или мировоззренческими

представлениями; образ такого аргументатора просматривается за намеками на то

обстоятельство, что данное суждение не должно приниматься во внимание в силу

партийной (профессиональной, возрастной) принадлежности его автора. Если мы

попытаемся количественно оценить соотношение между первым (чрезмерно

академичным) типом аргументатора и вторым (беззастенчиво апеллирующим к

личности), то увидим, что соотношение это в действительности складывается явно в

пользу последнего. Мы буквально утопаем в доводах к личности, подаваемых иногда

в более или менее замаскированном виде. Такого рода доводы находят благодатную

почву в политике, засоряют наше повседневное общение, могут уродовать

философскую аргументацию, аргументацию гуманитарных наук, проникать в

естествознание. Привычка пользоваться доводами к личности ведет к

дисквалификации аргументатора - ведь использование такого рода доводов требует

гораздо меньших усилий, чем рассмотрение существа дела, поиск релевантных и

достаточно надежных оснований для того или иного тезиса.

Глава XIX. Познавательное - практическое - ценностное

§ 1. Познавательное и практическое

Процесс познания во всех своих существенных моментах связан с практикой.

Познавательное и практическое взаимосвязаны, друг без друга не существуют.

Практика оказывает мощное воздействие на познание и формирование истины.

Выясним сначала сущность и структуру практики.

Важнейшими чертами практики как гносеологического феномена являются: 1)

целенаправленность; 2) предметно-чувственный характер; 3) преобразование

материальных систем.

Практика - это деятельность, активное взаимодействие человека с материальными

системами. Деятельность свойственна и роботам, ее результатом выступают

измененные материальные системы. Однако здесь нет целеполагания, а есть лишь

целеисполнение; роботы не продуцируют цели, планы, проекты, поэтому их

деятельность практикой назвать нельзя. В то же время для инженеров, создающих

этот вид технических устройств и их совершенствующих, соответствующая

деятельность, неотрывная от выдвижения идей и их материализации, есть практика.

Нет практики и в животном мире, хотя животные взаимодействуют с материальными

системами, уничтожая, создавая или изменяя их. Практика неотрывна от человека,

его целеполагающей, целенаправленной деятельности, от формирования идеальных

моделей и стремления их осуществить.

Вторая черта практики - предметно-чувственный характер. По этому признаку она

выделяется уже не из материальных взаимодействий вообще, а из совокупной

человеческой деятельности, отграничиваясь от деятельности познавательной и

оценочно-ориентационной. В отличие от мыслительной, духовной деятельности,

непосредственно не сталкивающейся с материальным сопротивлением объекта (здесь

"сопротивление" иного рода, связанное с отражением внешних и внутренних свойств

объекта), практическое взаимодействие человека с объектом представляет собой

именно преодоление сопротивления материального предмета. При этом человек

функционирует физиологически, расходуя силу, энергию подобно взаимодействующей

природной системе.

Третий признак практики - преобразование материальных систем. Не любые

перестановки элементов системы, как и не любые предметно-чувственные акции

человека, будут практикой, а только такие, которые изменяют качества подсистем и

системы в целом, ведут к ликвидации, разрушению системы или, наоборот, к ее

развитию, совершенствов? чию или созданию новой материальной системы. Здесь

чрезвычайно важное значение имеют возможности предметных систем, умение человека

их "нащупать", познать, оценить и использовать; столь же важно создание новых

возможностей. Й. Элез пишет, что практика есть специфически человеческий способ

превращения некоторого предмета из возможности в действительность; но такое

определение, пожалуй, было бы неполным, ибо то, что дает практике собственно

человеческий характер, есть прежде всего создание новых возможностей... На

основе познания свойств и законов природы человек открывает новые возможности и

ставит новые цели, в соответствии с которыми создаются новые предметы, не

существующие в природе.

Человек способен изменять состав элементов и структуру материальных (природных и

социальных) систем, поскольку он действует в соответствии с объективными

законами (не всегда адекватно познает, но должен действовать в соответствии с

ними, иначе его деятельность будет бесплодной). Конечный результат практики,

находящийся в предметно-объектной сфере, оказывается материализованной целью.

Только все три вместе взятых признака - целенаправленность, предметно-

чувственный характер и преобразование материальных систем - образуют практику

как гносеологический феномен.

Следует, однако, учесть, что первый и третий моменты не связаны между собой

однозначно: цель должна реализоваться, но результат практической деятельности

может не соответствовать ей или же соответствовать только частично. Практика

нередко приводит к результатам, противоположным поставленной цели. В данном

случае такую предметно-чувственную деятельность (как якобы не содержащую в себе

цель) можно было бы, наверное, и не включать в разряд практической деятельности.

Однако одно соображение заставляет квалифицировать это как практику:

несоответствие (или противоречие) результата замыслу гносеологически не менее

ценно, чем соответствие; оно говорит либо о несовершенстве цели (и требует ее

корректировки), либо о неправильном понимании средств и условий ее реализации,

что ведет к дальнейшей проработке тех или иных звеньев процесса практики и к

новому циклу практической деятельности. В данном случае имеет место не

бессистемная предметная деятельность, а поэтапное движение к нужному результату.

Фиксирование отмеченного несоответствия как этапа или рубежа учитывает

перспективу возможного достижения цели, совпадения последующего результата с

целью. Здесь практика рассматривается под призмой мобильности ее составных

элементов, с учетом процесса развития.

Если мы выдвинем требование, чтобы и в третий признак практики - "преобразование

материальной системы" - обязательно входила только исходная "чистая" цель (а в

разных преобразованиях обязательно разные цели), то мы неправомерно сузим объем

понятия "практика". Получится, что если результат предметно-чувственной

деятельности не окажется воплощением исходной цели и станет плохим его

воплощением, то эту деятельность нет оснований считать практикой. В признак

практики "преобразование материальной системы" цель входит неоднозначным

образом. "Преобразование" как результат практики может быть дальше от цели или

ближе к ней, но и в первом, и во втором вариантах это будет практика. Даже в том

случае, если результат воздействий на объект противоположен исходной цели (как

это нередко бывает в экспериментах по индуцированию мутаций в генетике), все

равно эту предметно-чувственную деятельность следует отнести к практике. В таком

случае третий признак практики исключает указание на то, что "преобразование

материальной системы" строго и однозначно соответствует исходной цели. Тем не

менее без заданной цели преобразование материальных систем не будет практикой.

Итак, практика - это целенаправленная предметно-чувственная деятельность

человека по преобразованию материальных систем.

Нередко при определении практики указывают на то, что это активная и

материальная деятельность. Но указания на эти моменты при исходном определении

излишни. Активность уже заключена в понятии "деятельность", как "природа",

"общество" имплицитно содержатся в понятии "материальные системы" (при

определении практики как активной, целенаправленной деятельности людей по

изменению окружающих предметов и явлений, по преобразованию природы и общества).

Материальность практики тоже содержится в приведенном определении.

Во взаимоотношении субъективного и объективного в структуре практики

определяющим является объективное. Наличие идеального, субъективного в практике

не колеблет того положения, что в своей основе практика есть материальный

процесс.

Имеются следующие формы практики: общественно-производственная (промышленное и

сельскохозяйственное производство; изготовление продуктов потребления и средств

производства), социально-политическая (создание государств, классовая борьба,

формирование партий, преобразование социальных структур, органов управления,

революционные движения, забастовки, войны, акции по ликвидации атомного и

химического оружия и т.п.); научно-экспериментаторская, связанная с намеренным

изменением объекта исследования (социальный эксперимент, физический, химический,

генетический и другие виды эксперимента); врачебная, или медицинская

(хирургическая, терапевтическая, стоматологическая и т.п.); семейно-бытовая,

повседневная, хозяйственная (строительство и ремонт жилья, садоводство,

огородничество, приготовление пищи и т.д.).

Эти формы практики являются основными, поскольку охватывают важнейшие сферы

жизнедеятельности человека (помимо них имеются: детская игровая практика,

связанная с "преобразованием" предметов; асоциальная практика убийц; спортивная

практика, ведущая к физическим изменениям людей и т.п.).

Художественную деятельность, на наш взгляд, нельзя безоговорочно относить к

практике или к не-практической деятельности. Она нуждается в дифференциации по

видам искусства и выделении видов с явно выраженной предметностью. В скульптуре,

например, произведения имеют трехмерную форму и выполняются из твердых или

пластичньгх материалов. Сама по себе предметность здесь не решает вопроса:

необходима оценка цели, назначения деятельности. В аспекте главной функции

искусства - эмоционально-эстетического воздействия на духовный мир людей - такая

деятельность является духовной, а в аспекте технической реализации, приемов

создания скульптур, свойств используемых материалов та же деятельность будет

практической деятельностью.

Не следует причислять к практике деятельность театрального артиста, писателя,

идеолога, создателя военных теорий, политических доктрин и программ.

Термин "практика" имеет большой спектр значений: это и приемы, навыки какой-либо

работы; это и "частная практика учителей", и "морская практика", и т.п. Нередко

данный термин используется как синоним слова "опыт". В широком своем значении

практика - это вся деятельность человечества, включающая в себя и практику

познания, в том числе практику теоретического познания.

В гносеологии данный термин имеет свое, специфическое значение, противоположное

терминам "духовное", "умозрительное", "теоретическое". За этим скрывается

проблема соотношения познания (теории) и практики, необходимость ее решения.

Вследствие этого хотя и не возбраняется в философии применять термин "практика"

в самых разных значениях, но в гносеологии все же требуется понимать под

практикой целенаправленную предметно-чувственную деятельность субъекта по

преобразованию материальных систем. Если та или иная деятельность не обладает

отмеченными признаками, то ее не следует относить к формам практики.

Различные виды практической деятельности неравноценны не только в плане форм

жизнедеятельности, но и по отношению к прогрессу; практика может быть либо

созидательной (конструктивной), либо разрушительной (деструктивной) по своим

результатам (даже вандали-стской).

По своему содержанию и назначению практика бывает стандартизированной

(стереотипно-механической), сопряженной с многократным воспроизведением одного и

того же результата, без непосредственного выхода на познавательную деятельность

(хотя она также включает в себя цель), и поисковой, нацеленной на достижение

прироста познавательной информации. Стандартизированную предметную деятельность

тоже следует считать практикой в гносеологическом смысле, ибо она не только

создает материальные предпосылки для научных исследований, но и таит в себе

возможности для своего совершенствования, т.е. для перехода в творчески-

поисковую форму.

В зависимости от субъекта деятельности практика подразделяется на виды (отмечаем

только некоторые из них): индивидуальная, микрогрупповая, социального слоя,

класса, нации (народности), государства, общества. Знакомство с основными

формами и видами практики (типология форм и видов практики еще только

разрабатывается) показывает, что любая практика имеет общественный, социальный

характер. В практике человек действует, конечно, как природная сила. Но эта сила

наделена кроме всего прочего еще и общественной силой, воплощаемой прежде всего

в духовном, идеальном компоненте практики. Выдвижение цели, идеи сопровождается

ориентацией на определенные нормы и ценности общества, группы. Сам субъект -

результат общественных отношений, их концентрированное выражение; сознание и

мышление индивида невозможны без коммуникаций с другими людьми. Объем и

результат практической деятельности - тоже общественные.

Практика выступает как общественный процесс изменения, преобразования

материального мира в мир социальной предметности, культуры, в очеловеченный мир.

В практике человек имеет средство для преобразования природы в своих интересах,

в интересах человеческой цивилизации. Если исключить деструктивный,

вандалистский тип практики, то последняя выступит в качестве антиэнтропийного

процесса, способного упорядочивать не только общественную жизнь, но и более

масштабные природные структуры.

В практике изменяется не только природа (или социальные структуры); изменяется

сам субъект, в частности индивид. Практика воздействует на его органы чувств, на

его сознание, мышление, идеи. Происходит взаимоотражение, ведущее к

взаимообогашению и индивида, и общества, и природы. Такое взаимообогащение

осуществимо благодаря идеальному моменту практики, имеющему в своей основе

объективные закономерности. "Тот факт, что в своей практической деятельности

люди используют объективные законы, не следует трактовать в смысле абсолютной

тождественности законов практики и законов бытия. Законы практики и законы

объективной действительности неидентичны... Объективно-диалектические законы и

диалектические принципы деятельности субъекта не совпадают полностью между

собой" (Воронович Б. А. "Философский анализ структуры практики". М., 1972. С.

37).

Духовная сторона практики включает в себя наиболее общие принципы действий

субъектов, вытекающие из общего представления о мире (сюда входят и другие

регулятивы более частного порядка). Центральное место, однако, занимают идеи,

планы, проекты будущего материальной системы, организующие весь комплекс

всеобщих и частных регулятивов практической деятельности. И. С. Нарский отмечал:

именно в практике объединяются, и притом весьма своеобразно, такие

противоположности, как материальность и идеальность, объективность и

субъективность; объективность пронизывается именно в практике субъективностью,

возвышается до нее, а субъективность именно в практике становится наиболее

объективной по сравнению с прочими формами своего существования.

В структуре практики имеются не только субъективные и объективные стороны, но и

такие процессы, как распредмечивание и опредмечивание. Благодаря им и

совершается взаимопереход субъективного и объективного. По определениям,

имеющимся в "Философским энциклопедическом словаре", существо этих процессов в

следующем. Опредмечивание - это процесс, в котором человеческие способности

переходят в предмет и воплощаются в нем, благодаря чему предмет становится

⇐ Предыдущая 29 30 31 32 333435 36 37 38 Следующая ⇒