Прототип. 5 страница

- Прекрасно, - выругался я, употребив несколько крепких выражений, - просто прекрасно. И что же мне делать? Что, если ты просчитался, пригнав мне аппарат с пустым баком?

- Бак не совсем пустой! - запротестовал Карповцев старший.

- Но и не полный! – закричал я, едва сдерживая себя, чтобы не треснуть кулаком по холодному куску наукоемкого металла. – На сколько времени его хватит?

Колька сглотнул, с опаской глядя на меня.

- Так… так ты согласен?

- Насколько его хватит? – чеканя каждое слово, повторил я.

К моему удивлению, брат мгновенно приободрился и, что называется, выпятил грудь колесом.

- Удивительно, но время в нашей реальности и пространстве четырехмерной геометрии ведет себя одинаково, - начал вещать он, деловито суетясь вокруг своего изобретения. – Только переход «сюда-туда» и «оттуда-сюда» имеет темпоральный рассинхрон, но он незначителен.

- Ближе к делу, Коля, - настаивал я, теряя остатки терпения.

- Восемь секунд!

- Что? – ужаснулся я.

- Восемь-десять секунд, - мгновенно поправился Николай, будто бы его «десять секунд» могли сыграть особую роль.

- Ты в своем уме? Всего десять секунд?

- Да, но этого вполне достаточно…

- Достаточно для чего? Чтобы провалить задание?! Чтобы собственными руками отправить семь сотен людей на тот свет?!

- Тише-тише, - запротестовал Колька, - зачем так с порога отвергать перспективные идеи?

- Затем, что твои перспективные идеи кажутся мне преступными!

- Это только на первый взгляд! Восемь-десять секунд более чем достаточно, чтобы справиться со всеми боевиками, надо лишь привлечь к освобождению заложников твоих коллег. Ты же не планируешь действовать в одиночку?

В порыве гнева я хотел было ответить резко, но вдруг сообразил, что в словах моего брата есть рациональное зерно. Спустя мгновение меня обуял стыд. Я так сконцентрировался на этой чудо-машине, что позабыл про боевых товарищей. Сперва я не верил, что изобретение Кольки окажется мне полезным, затем я поверил ему, и эта вера ослепила мой разум. Слава Богу, профессионал, живший в моем теле, взял ситуацию под контроль в самый ответственный момент.

- Предлагаешь включить «Глеба» в операцию по освобождению заложников?

- Да, - кивнул Колька. – А в чем проблема?

Я пожал плечами.

- Да ни в чем. Но придется менять разработанный и утвержденный план. И менять серьезно.

***

- Зимин на связи, - прогрохотало у меня в ушах, и мне пришлось убавить чувствительность наушников, чтобы не оглохнуть.

- Борис Никанорович, это Карповцев.

Я не видел своего собеседника, но мне оказалось несложно представить удивление, проступившее на его лице.

- Витя? – неуверенно произнес командир центра снайперов. – Это ты? Где тебя черти носят?

- Все потом, Борис Никанорович, все потом, - затараторил я. – Где Семенов? Не могу с ним связаться.

- Проводит инструктаж командиров ОТГ. Он… мягко говоря, в недоумении касательно твоего отсутствия.

- Прекрасно его понимаю, но сейчас не до сантиментов. Мне нужна с ним связь.

- Только с ним?

- Нет, со всеми. Попрошу тебя не отключаться, есть масса важных вопросов, которые стоит обсудить здесь и сейчас.

На том конце засопели:

- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Мне самому хотелось в это верить.

Чтобы устроить конференцсвязь со всеми, с кем я хотел переговорить, понадобилось минут пять. Я стоически пережидал, пока каждый, вышедший со мной на связь, выскажется по поводу моего внезапного исчезновения. Когда люди, собравшиеся в виртуальном пространстве общения, оказались готовы к конструктивной работе, я заговорил.

Перво-наперво, я задал вопрос Зимину:

- Борис, НС по-прежнему отслеживает позиции террористов? Твои ребята их видят?

- Видят синтезированное изображение, - уточнил Зимин, - ты же знаешь, как оно все устроено.

- Знаю, но, если оконные заграждения исчезнут, снайперы ведь смогут незамедлительно открыть точный огонь? Понимаю, вопрос... звучит несколько дилетантски, тем более, что утверждённый план включал в себя активную работу твоих парней, но, все же… ты своих орлов прекрасно знаешь, тебе…

- Как только уберем заграждения, они готовы будут стрелять.

- Прекрасно. Это я и хотел услышать.

- Что ты задумал? - каркнул Семенов.

- Снять заграждения, - незамедлительно доложил я. – И еще кое-что по мелочи.

- Ты? - Удивлению генерала, казалось, не было предела. – Один?

- Да, один. У меня тут… появились некоторые возможности, которых не было раньше. В общем, людям на крыше взрывчатка теперь не нужна, обойдутся. Да, и командам с первой по третью можно не выдавать противовзрывное снаряжение. Ни к чему.

- А мины? – задал вопрос Ушаков. - А растяжки?

- Их не будет, гарантирую.

- Дай угадаю, - это уже Берг, - ты и их собираешь обезвредить?

- Совершенно верно.

При иных обстоятельствах надо мной поспешили бы подшутить, но все мы друг друга прекрасно знали. Если кто-то из нас предлагал какую-то идею, он предлагал ее на полном серьезе и точка.

- У меня один вопрос: как?

Я не знал, что мне ответить.

- Это… сложно объяснить. Когда мы планировали штурм, стало понятно, что нам позарез нужны тридцатки. Так вот, то, что у меня есть сейчас, во сто крат лучше тридцаток.

- Поделишься своими запасами с боевыми товарищами?

- А куда я денусь?

- Отставить болтовню в эфире! - гаркнул Семенов. – Карповцев, я очень надеюсь, что ты отдаешь себе отчет в том, что собираешься делать.

- Отдаю, Сергей Петрович. ОТГ будут действовать согласно плану, я же со своей стороны обеспечу им необходимую поддержку и постараюсь избавить от неприятных сюрпризов.

- Ты уверен в своих словах? – спросил Семенов.

Я ни в чем не был уверен, но это явно не то, что от меня ждали услышать.

- Более чем, Сергей Петрович, более чем.

- Что ж… добро, - молвил генерал. – Да поможет нам Бог.

Я мысленно подмигнуло Кольке, который стоял в двух шагах от меня, закупоренного в толщу тяжелых доспехов из стали, пластика и композитных материалов. Меня обуревала дикая смесь чувств. Удивительно, но в тот момент я четко осознавал, что участвую в самой чудовищной авантюре в своей жизни и при этом не испытываю и толики страха. Ни грана. Это было неправильно. Любой боец перед сражением испытывал страх – это нормально. Профессионал тем и отличался от зеленого новичка, что имел возможность обуздать свой страх, подчинить его своей воли, превратить его из злейшего врага в верного союзника. Так было всегда, но не сегодня. Сегодня я купался в спокойствии при этом испытывал дикий азарт. Я ощущал себя охотником.

***

Начала силовой части операции по освобождению заложников пришлось ждать почти час. Пока наверху перекладывали ответственность с одних плеч на другие, мне оставалось только ждать. Никогда не любил это время, когда секунды растягивались в минуты, а минуты – в часы. Во время боя все просто. Ты хорошо экипирован, обучен, знаешь свой маневр и маневр товарищей по оружию. Даже хитрость, коварство противника, его тактический гений непосредственно во время огневой работы не производят на тебя никакого впечатления. Ты боевая машина, которая выполняет поставленную перед ней задачу. Ты – винтик в отлаженном, хорошо смазанном механизме. Ожидание же боя – есть то самое, за что я, порой, не люблю свою работу. В это время спецназ напоминает мне пружину, сжатую до предела. Напряжение витает в воздухе, порой, мне кается, что его концентрат я могу почувствует на вкус и запах. План штурма проработан до секунд. Каждый боец знает, что, когда и как ему следует делать. Но нет команды, и ты вынужден ждать, пока кто-то там на верху соизволит дать отмашку.

Но, как бы нам, подчас, не хотелось остановить время, подобным трюкам мы, скорее всего, никогда не научимся. Пятьдесят с лишним минут, показавшиеся мне вечностью, минули, и Семенов получил приказ штурмовать здание школы.

- Походное положение, - скомандовал я, и спустя несколько секунд, изделие, названное Колькой гипермерным батискафом или ГБ, выпрямилось в полный рост.

«Глеб» имел голосовое управление. До сей поры прототип подчинялся приказам моего брата, а также пилота, которого военная лаборатория, в которой трудился Карповцев-старший, наняла для демонстрационных испытаний. Однако батискаф был Колькиным детищем, и ему не составило труда ввести меня в реестр лиц, допущенных к пилотированию сим замечательным аппаратом.

Голова «Глеба», как, собственно, и его плечевой пояс, мгновенно оказались на улице. Если б Колька заранее не разобрал крышу прицепа, батискаф бы попросту разломал ее.

- Погружение, - отдал я следующую команду.

Где-то позади меня начал нарастать гул. Я ощутил легкие вибрации в районе крестцового отдела позвоночника. Если проект моего брата получит одобрение свыше, ему стоит озаботиться вопросами комфорта солдат-операторов.

На лицевом щитке справа и снизу зажглась динамическая модель поведения ткани пространства, расчерченная в трех координатных осях. Ровный «лист бумаги» начал прогибаться вниз, образуя нечто, подобное воронке. Наверняка, ученые люди называли то, что в настоящее время видел я, специфическими терминами, но для меня она была воронкой, подобно той, что образуется в ванне при сливе воды. Левее нее появились три вертикальные шкалы, которые начали плавно подниматься. Поначалу они имели темно-синюю расцветку, но по мере возрастания их цвет теплел. Спустя несколько секунд, все три шкалы налились красным. Я был заранее проинструктирован моим братом и знал, что это означает: переход удался, и в настоящее время я находился в четырехмерном гиперпространстве, как тот человечек, которого вырезали из бумаги и приподняли над листом его плоского мира.

Я ожидал чего угодно, но только не того, что видел. Как угодно я представлял себе реальность, в которой, помимо длины, ширины, высоты, существовало еще одно, четвертое направление. Мой брат специально не сказал мне, как выглядит это пространство, и теперь я понял почему. Дело в том, что, поднявшись или «окунувшись» (батискаф же) в реальность старшей размерности, я очутился… на той же самой улице, в том же самом дворе, где находился до этого момента. Вот дома, образующие собой подобие колодца, только вытянутого, прямоугольного сечения, двор, отчасти заполненный машинами, деревья. Все то же самое, за исключением одной существенной детали, на которую не сразу обращаешь внимание. Люди. Они не двигались. Застыв в позах, венчавших незавершенные движения, они походили на карикатурные статуи, на человекоподобные модели – отчего выглядели жутко. Мой брат стоял ровно там, где я и предполагал. Его правая рука был приподнята, а указательный палец тыкал мне куда-то в район грудной клетки. Его рот был на половину открыт, а на лице, при желании, можно было разобрать что-то наподобие улыбки. Смотреть на него было неприятно и притягательно одновременно. Казалось, что я разглядываю панорамную фотографию окружающего меня мира. Это было удивительно и непостижимо.

От созерцания застывшей реальности меня отвлекли мигающие цифры в левом нижнем углу. Первым слева от запятой шел нолик, затем, так же слева от запятой, тоже нолик. Справа же я насчитал три ноля, затем шла пятерка и единица. Пятьдесят одна стотысячная доля секунды – непосредственный мой переход между реальностями, как я уже теперь знал, занял это ничтожное количество времени. Если б Колька специально не инструктировал меня насчет необычного для существа трехмерного мира поведения времени, я бы предположил, что лимит в восемь секунд, отпущенный мне практически израсходованной аккумуляторной батареей, будет весьма сложно преодолеть. Но я был подготовлен, поэтому не тешил себя иллюзиями. Пока батискаф находился в одной точке четырехмерного пространства, не двигался, время его словно бы не замечало, обтекало. Оно, конечно же, шло своим чередом, возможно, не шло, а бежало, но в режиме покоя «Глеб» не расходовал энергию, а таймер с правой стороны лицевого щитка был связан непосредственно с зарядом аккумулятора.

Я шевельнул рукой и ногой, в полном соответствие с тем, как стал бы двигаться в родном для себя мире. Миг спустя я очутился внутри жилого дома, на первом его этаже, оставив позади себя грузовик, субъективные сорок с лишним метров улицы, несущую стену здания и несколько перегородок. Я затормозил «Глеба», покосившись на время. Таймер показывал шесть десятых секунды. Вот так, я еще ничего не успел сделать, а бак моего железного друга уже начал потихоньку показывать дно.

Я поймал себя на мысли, что считаю батискаф, которым управлял, своеобразным транспортным средством. На деле же «Глеб» являлся массивным, навороченным в технологическом плане доспехом или экзоскелетом. Я понятия не имел, какими критериями руководствовался мой брат, относя этот аппарат к батискафам.

Погрузившись в дом, я отметил еще одну любопытную особенность перемещений в четырехмерном пространстве. Любые препятствия, возникавшие у меня на пути, при приближении к ним на некоторое расстояние, начинали трансформироваться таким образом, что я мог одновременно наблюдать всю их внутреннюю структуру разом и целиком. Это походило на то, как если бы какой-то определённый предмет сначала послойно отсканировали, а затем вывесили все сканы на одном грандиозном полотне, предоставив наблюдателю (в данном случае мне) любоваться его нутром.

В левом верхнем углу застыли часы и минуты, показывающие время в трехмерном мире. Операция по освобождению заложников началась в тот момент, когда я нырнул в пространство старшей размерности, поэтому теперь мне следовало поторапливаться. Не хотелось расстраивать своих парней, ведь я так много им пообещал.

Как я понимал, находясь в четырехмерном пространстве, трехмерный мир я воспринимал не полностью, не до конца, при этом трехмерные препятствия для меня как бы и не существовали вовсе. Пройдя жилой дом до конца, я затратил некоторое субъективное время, чтобы осмотреться, сориентироваться на местности и проложить дальнейший маршрут. Я намеревался двигаться по прямым линиям, тратя энергию аккумуляторной батареи максимально эффективно. Внутри программной оболочки «Глеба» существовало приложение, в которое были загружены карты крупнейших регионов страны, но я не стал его вызывать, поскольку знал район проведения антитеррористической операции как свои пять пальцев.

Было крайне любопытно невидимкой преодолевать кольцо оцепления, незримой иглой пронзать дворы, улицы, здания. Наверное, именно в такие моменты человек и ощущал себя всесильным. Сила и возможности налагали на их обладателя определенную ответственность. Я прекрасно осознавал, какими возможностями наделило меня изобретение моего брата. Я уже говорил ранее и повторю это вновь, что теперь я с большой насторожённостью смотрю в будущее. Человечество не готово к тому, чтобы вести войны при помощи аппаратов, аналогичных «Глебу». Бог знает, какие основы мироздания мы можем пошатнуть, используя такие машины.

Когда я достиг пожарного выхода концертного зала, энергии батареи осталось на три с половиной секунды использования. Мне стоило максимально точно просчитывать свои дальнейшие действия, чтобы не попасть впросак. Не хотелось бы всплыть по среди зала беспомощной грудой металла, лишенной даже элементарной возможности защитить себя.

Я собрался с духом и начал рассматривать «полотно» концертного зала школы. Впервые за крайние сутки кому-то из подразделения антитеррора удалось получить настолько четкую и адекватную картину происходящего внутри. Как мы и предполагали, боевики прекрасно подготовились. Двадцать шесть террористов, вооруженных штурмовым автоматическим оружием, тяжелым пехотным оружием, постарались максимально осложнить жизнь штурмовикам, заминировав все, что только можно. В зрительный зал можно было попасть через пожарный ход, через парадный на первом этаже и через два выхода на балкон второго этажа. Естественно, все эти входы-выходы были начинены неприятными сюрпризами. Штурм в таких неприятных условиях обернулся бы многочисленными жертвами как среди спецназа, так и среди заложников. В самом зрительном зале на высоте трех метров были подвешены три самодельных взрывных устройства, которые приводились в действие от шести независимых (с учетом полного резервирования) нажимных панелей-детонаторов. Стоило боевику сойти с одной такой панели, и концертный зал превращался в одну большую братскую могилу, ввиду чего я обязан был предпринять все усилия, чтобы СВУ не сработали бы. Кроме того, мне необходимо было снять металлические щиты, которыми были перекрыты оконные проемы, чтобы предоставить нашим снайперам возможность беспрепятственной работы. И все это я должен был успеть сделать в течение трех с половиной секунд. Задача, кажущаяся невыполнимой.

Но только на первый взгляд. Крепко подумав, я принял решение о приоритетности целей. Перво-наперво, мне предстояло разминировать коридор, соединявший сцену зала с пожарным выходом. Далее, двигаясь по прямой, я достигал второй цели – СВУ. Таким образом, расчистка оконных проемов оставалась на десерт, а значит могла закончиться как угодно, в том числе и безрезультатно.

Незавидная ситуация, но делать нечего. Мне в любом случае пришлось бы чем-то жертвовать. Оставалось только надеяться, что мой расчет окажется верным, и аккумуляторная батарея не подкачает.

Управляя «Глебом» всего-ничего, я, тем не менее, успел уяснить одну простую истину. Во время переходов между пространствами разной мерности батискаф затрачивал гораздо меньше энергии, чем во время путешествий по четырехмерному пространству. В связи с чем, я собирался совершить несколько десятков переходов между реальностями, с целью нанесения группы точечных обезоруживающих ударов по инфраструктуре террористов, а также по живой силе противника. Подобное маневрирование требовало от оператора ювелирного управления аппаратом, поскольку батискаф, имевший внушительные размеры, в некоторых помещениях школы попросту бы не поместился. Однако гений моего брата учел этот момент и сделал возможным ограниченное взаимодействие с материей трёхмерного мира, оставаясь при этом в пространстве старшей размерности. За частичное всплытие в реальный мир отвечала система преобразователей, расположенных на передних конечностях батискафа. Когда Колька рассказывал мне об этом, он был вынужден вновь обратиться к аналогии с вырезанным из листа бумаги человеком.

- Представь себе, - рассказывал мой брат, - что ты своими пальцами держишь человечка за ноги, но при этом он руками касается плоского листа, той его части, что ограничена кругом. Несложно догадаться, что при таком положении вещей его тело будет находиться в третьем измерении, но пальцы бумажных ручек в точках касаний с листом бумаги окажутся в двумерной плоскости. То же самое будет происходить с «Глебом» при частичном всплытии. Части рук проваляться в трехмерную реальность, в то время как все остальное будет находиться в надпространстве. Тем самым ты получишь уникальную возможность взаимодействовать с объектами трёхмерного мира и при этом находиться в четырехмерье.

Я сфокусировал свое внимание на минном заграждении, установленном в коридоре пожарного входа. Дверь с контактным размыкателем проводами соединялась с СВУ, сделанным на скорую руку. При отпирании двери размыкалась цепь, и срабатывала взрывчатка. Кустарно, просто, но, тем не менее, надёжно и эффективно. Вдоль Г-образного коридора я насчитал пять растяжек и две противопехотные мины. Половина всего этого адского арсенала наверняка бы сработала при взрыве СВУ.

Мне пришлось совершить совсем небольшой шажок, чтобы оказаться… в пространстве проекции коридора, назовем это так. Собравшись с духом, я приказал батискафу совершить частичное всплытие в трёхмерной реальности. Визуально для меня ничего не изменилось, при этом вибрации и гул в районе крестца сделались чуть тише, а вертикальные шкалы сменили цвет на более холодный и опустились на пару миллиметров.

- Ну, Колька, не подведи, - выдохнул я, и ткнул огромными металлическими пальцами в детонаторы взрывного устройства, которые видел, как на ладони.

На исчезающе малый период времени кончики пальцев «Глеба» вернулись в трехмерное пространство, материализовавшись внутри структуры детонаторов, и, тем самым, разрушили их. Повинуясь заложенной в «мозги» батискафа команде, «Глеб» вновь полностью собрался в четырехмерном пространстве, и мою «шалость» никто не обнаружил. Даже если б рядом со взрывным устройством в этот момент находились боевики, они бы ничего не заметили. Кажется, Колька упоминал, что такой тип работы батискафа здорово напоминал поведение каких-то виртуальных частиц, образующихся на границе пространств с разной метрикой, но его высокоучёные слова на тот момент не ахти как отложились в моей голове.

В нашей семье физиком был мой брат. Я был военным и, в настоящее время выполнял свой долг перед Родиной и обществом. Аналогичным образом, я обезвредил растяжки и противопехотные мины, нарушив целостность конструкций сих взрывных устройств.

Когда я оказался внутри проекции зрительного зала, энергии у моего железного коня оставалось на две секунды работы.

- Должно хватить, - прошептал я сам себе.

Шаг вперед, частичное всплытие в трехмерной реальности, нарушение работы детонаторов, уход в четырехмерный мир. Краем глаза я подмечал, как нули в правом нижнем углу сменяются другими цифрами. Энергия расходовалась неумолимо, но батискаф показывал свою эффективность.

Когда мне удалось локализовать опасность, исходящую от СВУ, подвешенных в концертном зале, аккумуляторы «Глеба» практически исчерпали себя. Три десятые секунды – это все, на что я мог рассчитывать.

Три десятые секунды, поставившие меня на грань выбора. С одной стороны, я мог бы попытаться вывести сверхсекретный образец отечественного вооружения из активной зоны проведения КТО, переместившись, скажем, в подвальное помещение под концертным залом, но в этом случае снайперам бы пришлось работать вслепую.

Подобного я не мог допустить, поэтому принял решение до самого конца оказывать любую посильную помощь моим боевым товарищам. В задачу подразделений антитеррора, прежде всего, ставили спасение жизней заложников. Я решил придерживаться именно этого.

К счастью, когда я не совершал движений в надпространстве, для меня время в трёхмерной вселенной словно бы останавливалось. Я имел возможность во всех деталях изучить обстановку, царившую вокруг здания школы. Спецназ в полном соответствие с планом пошел на штурм. ОТГ, отрабатывая маршруты, двигались к намеченным целям. Мне нужно было только сдвинуть «Глеба» с места, чтобы увидеть финал разыгрывающейся драмы. Я оценил диспозиции террористов и тех бойцов спецназа, кому предстоял огневой контакт с противником в самое ближайшее время. Под всеми возможными углами я вглядывался в застывшие трёхмерные тени людей, волею судьбы оказавшихся по разные стороны баррикад вечной войны. Я долго не мог решиться сделать этот последний шаг. По правде сказать, мне не хотелось его делать, и я до сих пор не верю, что я, все же, сделал его.

Решение и ответственность за принятое решение. Я много раз глядел в глаза смерти, я убивал, был ранен, я спасал людей, вытаскивал их из-под огня. Я заслонял собой людей от пуль, но только находясь во чреве батискафа я по-настоящему осознал, что такое ответственность за принятые тобой и только тобой решения. Я ощутил груз ответственности, и его тяжесть едва не раскатала мое бренное тело в блин.

Мне пришлось положиться на удачу, эффект неожиданности и профессионализм моих товарищей. «Глеб», повинуясь моим командам, повинуясь моему телу, скользнул вперед, по направлению к среднему и дальнему, если считать от сцены, оконным проемам, и материализовался в трёхмерном мире. Я вывалился в реальность подобно демону преисподней, с лязгом, скрипом и скрежетом сбрасывая в периметрический проход заграждения, водруженные террористами.

Я успел заметить, что точка «всплытия», выбранная мной, оказалась чрезвычайно удачной. «Глеб» вынырнул в трехмерном мире на высоте приблизительно полутора метров и всем своим весом обрушился на пулеметчика, разламывая, сминая его тело, дробя кости. Батискаф начал заваливаться мордой вперед, подминая под себя еще одного террориста; кроме того, я был уверен, что падающие низ заграждения подмяли под себя по крайней мере одного боевика.

Это все, что я успел понять до того момента, как пространством концертного зала завладело пуле-огневое безумие. Бойцы первых трех ОТГ вывалились на сцену и сходу открыли ураганный огонь по террористам, не успевающим вовремя отреагировать на резкое изменение боевой ситуации. По задней части зала начали работать снайперы. Мне искренне хотелось верить, что парни, крепко знающие свое дело, максимально облегчат жизнь бойцам штурмовых команд.

Жахнуло за стеной, в холле. Даже находясь во чреве железного монстра, я слышал сухой треск выстрелов, доносящихся отовсюду. Раздалась еще серия взрывов, где-то вверху, надо мной. На их фоне и на фоне интенсивной пальбы истошные крики заложников были практически неразличимы.

Я искренне переживал, что более ничем не могу помочь своим боевым товарищам. Батискаф исчерпал последние запасы энергии, а я был обыкновенным человеком, не суперменом из заокеанских комиксов. Я чисто физически не мог пошевелить ни рукой, ни нагой. Более того, я предполагал, что не смогу покинуть аппарат без посторонней помощи. Фактически, я был замурован внутри «Глеба». Единственное, что мне оставалось, это ждать и надеяться, что команда опытных профессионалов рассчитала все правильно. Вера в лучшее – это все, на что я мог рассчитывать в тот момент.

***

- Да, Виктор Николаевич, дела…

Штатный дознаватель ЦСН ФСБ Самсонов Андрей Леонидович, которого все за глаза называли Блестящим из-за вечно потной и оттого прекрасно отражающей любой свет лысины, прикрыл рот рукой и уставился куда-то в пол, задумчиво разглядывая тончащие ворсинки резинового настила, которым был устлан пол кузова машины-изолятора. В двух шагах от него на обыкновенном офисном стуле с металлическими ножками и прорезиненной спинкой сидел мужчина в военно-полевом костюме, без разгрузочного жилета на груди. На запястьях его рук блестели металлические оковы наручников. Короткие с проседью волосы прикрывала бандана, туго стянутая на затылке. На левой скуле мужчины алел неглубокий порез. Несмотря на помятый в целом вид, глаза задержанного излучали вселенское спокойствие и умиротворение, а в выражении его лица при некоторой толике внимательности можно было бы прочесть глубокое удовлетворение.

- Если б кто мне такое рассказал, я б точно не поверил, - усмехнулся мужчина на стуле.

Блестящий медленно кивнул, чуть слышно вздохнул, прежде чем заговорить вновь.

- К счастью… или же, наоборот… к несчастью в соседнем изоляторе находится ваш брат, Виктор Николаевич, который всю ту же историю рассказывает со своей точки зрения, но под тем же самым… эм… соусом, что и вы. Любопытно.

- Фантастика, да?

Самсонов, протер красные уставшие от хронического недосыпания глаза.

- Херня это все, - молвил он после долгой паузы.

Виктор Андреевич Карповцев позволил себе легкую усмешку.

- Заварили вы оба кашу, - процедил Блестящий. – Братцы-акробатцы, вашу мать…

- Мы заварили? – в голосе Карповцева-младшего ясно слышалось удивление. – Мне казалось, что ответственный за весь этот беспредел лежит на улице в мешке для трупов, с развороченной к чертям собачьим головой. Такое, знаешь ли, всегда случается, когда в глазницу попадает тяжелая пуля из ШАКа[5]. У некоторых от нее и вовсе голову с плеч сносит.

Блестящий не стал отвечать на реплику задержанного. Он подошел к узкому длинному столику у входной двери, оперся на него и громко забарабанил пальцами.

- Леонидыч, ты знаешь, что мы оба поступили верно, - произнес Карповцев, елозя на стуле, чтобы размять затекшие ягодицы. – Если б не Колька, мы бы сейчас занимались выносом трупов гражданских, а так… ни одного погибшего во время штурма. Ни одного. Раненых, конечно, многовато, но… Покажи мне тех, кто в этой ситуации сработал бы лучше.

Дознаватель некоторое время продолжал выстукивать замысловатый ритм, затем резко остановился.

- Я-то знаю, Витя, - сказал он негромко. – Я даже, отчасти, понимаю вас обоих, но… Что ты прикажешь мне делать с… с этим вашим… аппаратом-агрегатом, чтоб ему провалиться… Этот… батискаф, который в настоящий момент грузят на специальный транспорт под усиленным конвоем спецбата Минобороны. Ты понимаешь, что вы оба засветили сверхсекретную разработку отечественного НИИ? Разработку, которая имела стратегическое назначение! Осознаешь ли ты, Витя, что тебе грозит?

Виктор Карповцев лишь пожал плечами.

- Я вот все думаю, - ответил он, - по какой статье военного трибунала меня могут упечь за решетку… и не нахожу ни одной.

- Разве?

- Да. Представляешь?

Блестящий мотнул головой, причем это движение получилось у него каким-то конвульсивным, дёрганым.

- Нет, не представляю, Витя. Как насчет самовольного оставления места боевого дежурства, и это во время проведения КТО, в которой ты должен был принимать самое активное участие?

Вопрос не выбил Карповцева из колеи.

- Я действовал согласно уставу внутренней службы ЦСН, - ответил он не задумываясь.

- Да нежели?

- Точно тебе говорю. Согласно нему, офицеры могут поступать любым образом, чтобы максимально эффективно выполнить свой долг. В данном случае под максимальной эффективностью подразумевалось устранение террористов и сведение потерь среди заложников к минимуму.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 Следующая ⇒