Часть вторая 24 страница

— Я не расскажу, — мрачно пообещала Софья, но тут же вскочила, словно девочка. — Петух поет. Ей-богу, поет петух! — Легко пробежав по блиндажу, она распахнула дверь.

Теперь и Лариса услышала пение петуха. Значит, кто-то из мирных жителей уже обзавелся живностью. Голосистый зов птицы ворвался в подземелье, как призыв к радости.

— Хорошо! — торжествовала Софья. — По народным поверьям, когда запоет петух, сгинет, рассыплется нечистая сила.

— Здесь наоборот получилось! — сказала Лариса, улыбаясь сквозь слезы. — Сгинула нечистая сила, и запел петух.

— Да ты слушай, как он поет! — Софья зажмурилась, блаженно улыбаясь. — Даже музыка Шопена, даже романсы Чайковского не доставляли мне никогда такого удовольствия!

* * *

В это время в палате для легкораненых проснувшаяся Варвара светло и робко смотрела на Ивана Ивановича, сидевшего около ее постели.

— Почему вы дежурите возле меня? — спросила она. — Разве мне было очень плохо? Неужели некому подежурить, кроме вас?

— Ты столько ночей провела возле раненых, которых я оперировал!..

— Долг платежом красен? Да? — смущенно пошутила она.

— Это не долг. Мне с тобой очень хорошо, — ответил он без улыбки. — Ты жива, Варенька, и я счастлив! — Он взял ее здоровую руку, бережно и нежно прижал к губам. — Скажи, ты хочешь… навсегда вместе?

Она молча провела горячей ладонью по жесткому ежику его волос, по лицу и тихо засмеялась, чуть морщась от боли, обаятельная в непосредственном выражении своего большого чувства.

Первого февраля 1943 года южная группа гитлеровцев в центре города перестала существовать: Паулюс со всем штабом сдался в плен. На другой день была вынуждена прекратить сопротивление северная группа в районе заводов. В городе наступила удивительная тишина. Повсюду затрепетали на ветру красные полотнища: бойцы с риском для жизни взбирались на стены развалин, на фермы разбитых цехов, лишь бы повыше поднять дорогие сердцу флаги. И сразу зазвучали на загроможденных улицах песни, заиграли гармони, пошла пляска. Плясали «русскую» с удалой присядкой, с лихим присвистом, плясали развеселый гопак, стремительную, как полет горного орла, лезгинку. Все, кто воевал в Сталинграде, веселились от души. Не обходилось, конечно, без выпивки, и тогда еще громче раздавались стук солдатских сапог и задорные частушки. Война не кончена. Еще долго придется драться с фашистами, но здесь, в Сталинграде, им уже не бывать.

— Теперь будем гнать фрицев до самого Берлина, — говорили солдаты.

— Гуляй, братва, а завтра опять в поход. Фронт-то, вон он где шагает!

Рвался немец прямо к Волге,

Только путь до Волги долгий.

Впер вояка в Сталинград,

Да не выбрался назад.

Звонко вторили, звенели женские голоса. И рыдания слышались: мирные жители с котомками за плечами, с санками, груженными домашним скарбом, уже бродили среди груд щебня, где когда-то были их родные дома, заглядывали в блиндажи.

— Ну что же, пока и в землянке можно пожить, и в подвале не плохо устроиться…

Четвертого февраля был назначен общегородской митинг. По этому случаю Варя с утра упросила Решетова отпустить ее из госпиталя: она тоже хотела присутствовать на митинге. В шапке-ушанке и мужском полушубке, подпоясанном ремнем, — больное плечо внапашку, — она вышла из штольни вместе с Иваном Ивановичем.

— Пойдем на Волгу! — попросила Варя, когда они, заглянув в город, прошли по тропинкам, проложенным через заваленные улицы. — Я чувствую себя прекрасно, честное слово!

Они выбрались из толпы на перекрестке и вдруг увидели Платона Логунова. Он, тоже в полушубке, в шапке-ушанке и валенках, стоял и смотрел вверх: голуби кружились над пустой коробкой многоэтажного дома, садились на балконы, на задымленные проемы окон.

— Здравствуйте, Платон! — сказали в один голос Варя и Иван Иванович.

Логунов вздрогнул, посмотрел на них, лицо его сразу помрачнело.

«Поздравьте нас, Платон Артемович!» — хотел сказать доктор, но почувствовал, как больно Логунову видеть его вместе с Варенькой, и ничего не сказал. Вместо того спросил:

— Что вы тут разглядываете?

— Да вот… голуби! — продолжая исподлобья смотреть на Варю, невольно любуясь ею и невольно сердясь на нее, ответил Логунов. «Ранена, убежала из госпиталя — и на тебе, гуляет по городу! Что ж, понятно! Все выражение ее показывает, как она счастлива». — Прилетели голуби. — Логунов резко отвернулся и, щурясь не то от сердечной боли, не то от солнца, посмотрел вверх. Откуда они взялись? Здешние-то погибли, наверно… И мальчишки! Что делают, дьяволята!

Мальчишки действительно уже карабкались по остаткам лестниц, по балкам перекрытий, по батареям и крючкам парового отопления, подкрадываясь к птицам, поднимаясь все выше до верхушек стен, покрытых лишь синевой неба.

— Отчаянный народ эти мальчишки! — сказал Логунов глуховатым голосом.

— Да-да-да! Мирное население уже возвращается, — поддержал разговор Иван Иванович.

— Софья Вениаминовна говорит, что у нас по соседству объявился петух, — полушутя сообщила Варя, которая тоже понимала душевное состояние Платона.

— А у нас под берегом коза всю осаду прожила! — серьезно ответил Логунов. Ему было не до шуток, но не мог же он стоять, как истукан! — Многодетная семья… ну, и молоко детям.

Больше говорить оказалось не о чем.

Отойдя в сторону, Иван Иванович и Варя несколько минут шли молча: обоим было жаль Логунова.

На Волге курилась серебряная поземка — ветерок начинался. На просторе далеко отдавались ржание лошадей, скрип полозьев, голоса идущих и едущих людей. Спокойно, не таясь, среди бела дня шагали по ледовым дорогам люди. Навстречу с правого берега двигались нестройные колонны пленных гитлеровцев.

Аржанов и Варя дошли почти до середины реки и повернули обратно. На берегу, изрытом блиндажами, и среди развалин города шумел праздник победы, тревожил веселым гомоном проходивших пленных.

— Гляди, гляди! Вот настоящий фашист! — крикнул тоненьким, звонким голосом Алеша Фирсов.

— Это тебе в диковинку, ну и гляди! — отозвался добродушно Вовка Паручин. — А я на них, чертей, насмотрелся!

Привлеченные голосами знакомых ребятишек, Варя и доктор обернулись. Мальчики уже увязались за веселой компанией. Впереди, задом наперед, шел гармонист и, смеясь и подсвистывая, лихо наяривал на тальянке сибирскую подгорную. Следом за ним, размахивая платками, дробили каблуками по мерзлой земле женщины и солдаты.

Невысокий пехотинец с красным, обветренным лицом так и ходил козырем, так и покрикивал:

У фашиста кислый вид:

Пять ночей фашист не спит.

Не сомкнет, подлец, очей

От «катюшиных» речей.

И, глядя на ловкие выверты его проворных ног, обутых в тяжелые кирзовые сапоги, все хохотали. Смеялся и Вовка, шедший по пятам за ним, сдвинув на затылок шапку и с независимым видом, заложив руки в карманы распахнутого пиджака. Алеша Фирсов, натягивая рукава зимней куртки на озябшие кулачки, приподняв покрасневший носишко, бежал сбоку, засматривал на плясунов и заливался смехом. Странно, но хорошо звучал среди развалин беззаботный детский смех…

В полдень состоялся митинг. Громадная толпа людей впервые за полгода без опаски собралась под открытым небом на площади Павших борцов. Все вокруг говорило о страшном ожесточении недавних сражений. Вон разрушенное здание универмага, в подвалах которого был пленен командующий шестой фашистской армией Паулюс со своим штабом. Вон задымленная коробка здания обкома партии, опустошенная взрывами, и разбитый театр, откуда шло последнее наступление на окруженную группировку…

Площадь, как и все места боев, загромождена танками и пушками, везде валяются трупы. А кругом горы щебня и гигантские каменные решетки стен, сквозящих пустотой окон. Многоэтажные, с обломанными углами, с обрушенными перекрытиями, стояли эти серые стены как скалы на фоне синего неба. В бывшем сквере ни деревца — одни пеньки торчат из сугробов, и опять на каждом шагу мертвые танки, пушки, обломки самолетов и трупы.

— Вот как закончилась в Сталинграде военная авантюра гитлеровцев. — Иван Иванович огляделся по сторонам. — Что они сделали с нашим городом — дважды героем!.. И сами дошли до последней степени разложения. Но в Берлине как будто ничего не знают: армия уничтожена, а командующему дали звание фельдмаршала. Да-да-да… Паулюс получил это звание в день своей сдачи в плен. Совершенно непонятно, почему Гитлер повысил его в момент полного разгрома!

На трибуну уже поднимаются генералы — командиры дивизий, члены военных советов и командармы.

— А наш Василий-то Иванович настоящий джигит! — рассказывал недалеко от Варвары казак с Дона, не спускавший глаз с Чуйкова. — Любому черкесу не уступит.

— Ну уж и черкесу! Те ведь сызмальства на конях, — усомнился кто-то из молодых солдат, но на него зашикали, тронулись, всей громадой подались к трибуне.

Иван Иванович, оберегая Варю, придерживая ее под здоровую руку, с мальчишеской гордостью смотрел на выступавших с трибуны, которые обращались к народу и армии со словами привета.

Ответно дрогнула вся площадь и точно приподнялась: тысячи шапок взлетели над радостно взволнованной толпой.

Варя тоже бросила свою ушанку, но не поймала ее и весело посмотрела на Ивана Ивановича, который размахивал шапкой и кричал «ура». В этой же толпе кричали «ура» Наташа с Ваней Коробовым, и Петя Растокин, и Василий Востриков, и Платон Логунов. Тут же стоял и прослезился от волнения капитан затонувшего «Гасителя», а потом командир бронекатера Трофим Петрович Чистяков, и повариха Тамара Спирина была здесь. Где-то, слитые с толпой в порыве общего ликования, стояли Решетов, Злобин, Галиева, Софья Шефер, Лариса. Подоспевшее мирное население смешалось с защитниками города, оставив в стороне узлы, ряд груженых санок, забыв на это время о своей бездомности: теперь все казалось легко преодолимым. А мальчишки — и здешние, и примчавшиеся с левого берега из Краской слободы — шумели больше всех и выше всех бросали свои шапчонки.

— Ты что это? — испуганно прикрикнул Иван Иванович на Варю, увидев ее растрепанную, непокрытую голову, насунул ей до самых бровей большую шапку и огляделся: поискал, куда же она закинула свою. — Туда же! — любовно сказал он, поднимая затоптанную ушанку и отряхивая ее.

День был сурово морозный, но февральское небо над городом ярко синело. Ослепительно блестели полыньи на волжском плесе и оледенелые склоны высот над Красноармейском, точно облитые золотой глазурью. Тишь-то какая установилась! Сразу превратился Сталинград в глубокий тыл: войска, отбившие атаки фашистов в районе Среднего Дона, уже по Донбассу шагают…

Кажется: кончилась война — так далеко отодвинулась угроза смерти. Каждый чувствует, точно гора свалилась с плеч. Победили и живы остались. Однако у всех навернулись слезы, когда, склонив обнаженные головы, почтили минутным молчанием память погибших.

«Как жаль, что нет сейчас с нами дорогого Дениса Антоновича, то-то торжествовал бы он! Многих не стало за эти пять с половиной месяцев, — подумал Иван Иванович. — Но великий подвиг они совершили! Недаром написано на развалинах стен, на самом берегу Волги: „Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева. Выстояв, мы победили смерть“. Какие гордые и какие правдивые слова».

— О чем ты задумался? — спросила Варя.

— Я думаю о том, что Сталинград показал всему миру, как велика дружба советских людей. «Выстояв, мы победили смерть».

1950–1954 гг.

Москва — Сталинград

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.com

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1] ОРМУ — особая рота медицинского усиления (здесь и далее примечания автора).

[2] ГВСУ — Главное военное санитарное управление.

[3] Косная лодка — не промысловая, на Волге и Каспии используется для переездов.

[4] Эмболия — закупорка сосуда мозга пузырьками воздуха.

⇐ Предыдущая 54 55 56 57 58 59 60 616263 Следующая ⇒