Тихонравов, Ю. В. 36 страница

ливости. Право подобно цивилизации есть в целом "эманация" бессознательных, анонимных, постепенных и иррациональных сил, действующих в жизни каждой особенной нации. "Право растет вместе с ростом народа и набирает силу вместе с силой народа, и, наконец, умирает, когда нация теряет свою индивидуальность"4.

С точки зрения Г.Пухты, бесполезно искусственно конструировать и произвольно предлагать обществу ту или.иную придуманную правовую систему. Созданная отдельно от самой истории жизни народного духа, не наполненная им, она не может быть привита обществу. Как частям живого организма, как ветви целостной культуры народа правовым установлениям свойственна органичность, которая выраэйает-ся, помимо прочего, и в том, что стадии и ритмы развития права совпадают с ходом эволюции народной жизни. "...Этим органическим свойством право обладает также ив своем поступательном движении; органической является и преемственность правовых установлений. Выразить это можно одной фразой: право имеет историю".

Правовое состояние, отмечает Гомайер, основывается только на общем духе народа. "Поэтому, как только дух народа поднимается на более высокую ступень, все моменты государственного устройства, связанные с предыдущими ступенями, теряют свою устойчивость; они должны рухнуть, и не существует силы, способной их удержать"5. Бессмысленно навязывать народу государственные формы и соответствующие им нормы положительного права, к которым он не пришел в своем собственном развитии, ибо государственный строй - дело состояния этого внутреннего духа. Разумеется, можно найти сколько угодно примеров разительного несоответствия между одним и другим, но в этих случаях нет оснований говорить о государстве как органической целостности: оно тогда внутренне разделено и разобщено и существует главным образом благодаря чистой силе и грубому принуждению.

Историческая школа права, несомненно, права, если применять ее концепцию, например, к истории англосаксонского права, которое действительно выросло из обы-

4 Цнт по: Bodenheitner E. Jurisprudence. The Philosophy...- P.72.

5 См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права.- М.: Мысль, 1990.- С.379.

чая почти незаметно, благодаря смене поколений. Однако достаточно уже самого поверхностного взгляда на историю, например, мусульманского права, как сразу становится ясно, что постепенность и незаметность является здесь редчайшим исключением. Почти во всех случаях установление мусульманского права происходило взрывным и насильственным путем - через завоевания и революции. Что бы могли сказать по поводу общезначимости схемы исторической школы права, например, персы, которым после тысячи лет автономного развития собственных обычаев и правовых устоев в течение какого-нибудь десятка лет была навязана совершенно новая система права?

Историческая школа права, отождествляя положительное право с обычаем, сводя первое ко второму, в частности, тот факт, что положительное право включает в себя и право государственное, которое относится к форме политического устройства, тогда как обычаи относятся исключительно к культуре народа. Они коррелируют, но не совпадают, и есть десятки исторических примеров из жизни почти всех народов, когда положительное право вместе с соответствующей формой государственного устройства шло вразрез с обычаями народа, с его религией, культурой, когда между ними была пропасть, которая сужалась лишь в процессе долгой и мучительной социальной борьбы, так и не достигая никогда полного слияния вследствие невозможности такового.

Все это выявляет проблему коллизий обычая и права, или, что, по сути, то же самое, проблему правовой культуры. Данная проблема может быть сформулирована в виде двойного вопроса: принято ли следовать праву, и соответствует ли обычай закону? Именно ответ на первый вопрос составляет, как правило, меру правовой культуры: насколько принято соблюдать закон, настолько высока правовая культура. Поэтому вопрос о правовой культуре является чистой фикцией, поскольку исчерпывается отношениями между обычаем и правом. Именно это приводит западных, особенно англосаксонских, исследователей к иллюзии, согласно которой англосаксонская правовая культура является эталоном, с которым можно сравнивать правовые культуры других народов. Все дело в том, что англо-саксонское право выросло как раз из обычая, поэтому в Англии законно именно то, что принято, а значит, абсолютно принято соблюдать закон. Обы-

чай, главным гарантом которого выступает общественное мнение, далеко не всегда гармонирует с правом, главным гарантом которого является чистая сила. Поэтому в ряде стран общественное мнение находится не на стороне права. У англосаксов же общественное мнение, ввиду совпадения содержания права и обычая, целиком на стороне права. Поэтому они считают себя такими высококультурными в правовом отношении людьми, на которых должны равняться все остальные. Но уже древние греки, на которых без зазрения совести равняется вся Европа, не могли бы похвастаться высотой своей правовой культуры, о чем свидетельствует вышеупомянутая коллизия, изображенная а "Антигоне". Эта, коллизия, между тем, спровоцировала возникновение концепции естественного права, ставшей господствующей фило-софско-правовой доктриной в Европе почти на две тысячи лет. Можно ли на этом основании упрекнуть древних греков, подаривших миру, кроме того, и идею демократии и множество иных классических политических и правовых идей, в низкой правовой культуре? :>

Что же касается законности тех или иных обычаев, тот этот вопрос решается в отношении конкретных систем позитивного права. Например, в современной России к большинству традиций, ритуалов и обрядов право индифферентно. В то же время оно опирается на привычные формы поведения, а в ряде случаев закрепляет их в своих нормах. В частности, имеющий высокую общественную значимость ритуал приведения главы государства, судей конституционного суда к присяге, регламентируется нормами Конституции и федерального конституционного закона (в Российской Федерации эта процедура предусмотрена ст. 82 федеральной Конституции и ст. 10 закона "О Конституционном Суде РФ"). Те же обычаи, которые противоречат закону, квалифицируются как правонарушения. Таковыми, в частности, уголовный закон признает преступления, связанные с пережитками местных обычаев (ст.ст. 231-235 УК РФ).

Испытывая на себе воздействие права, обычаи в то же время оказывают влияние на право. Обычаи существовали задолго до появления правовой формы общественного бытия и с появлением последней не исчезли, а вошли в нее органической частью, но отнюдь не слились механически с положительным правом, не трансформировались в него, а продол-

жают жить своей самостоятельной жизнью, сосуществуя с ним, взаимодействуя и взаимовлияя друг на друга. Ряд теоретиков и философов права склонны соединять воедино под одной рубрикой право (в том числе позитивное) и обычаи, рассматривая их как единый комплекс. Например, Хёбель прямо относит к праву обычаи первобытного общества. "Создает право не законодательный процесс, пишет он в лучших традициях исторической школы права. Большая часть первобытного права создана не законодательством, и современная социологическая юриспруденция и правовой реализм... совершенно ясно показали, что значительная часть современного права также не является следствием законодательства"6.

Хёбель не случайно ссылается тут на социологическую школу юриспруденции. В социологических концепциях права, как, может быть, ни в каких иных, особо выпукло выступает аспект противопоставления права государству, рассматриваемому как нечто внешнее и чуждое обществу. Это противопоставление происходило либо путем акцента на приоритет обычая как источника права, независимого и высшего по отношению к законотворческой деятельности верховной государственной власти (историческая школа права, Эрлих, Тимашев), либо путем противопоставления государству других ассоциаций, наделенных, по их мнению, равной, а то и более высокой законотворческой силой и властью (Вебер, Гирке и др.).

При определенных условиях обычаи действительно признаются в качестве источников права. В частности, гражданское право признает обычай делового оборота - правило поведения, сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности. Следует подчеркнуть, что удельный вес деловых обыкновений, являющихся по своему содержанию источниками российского права, возрастает. Очевидно, есть основания и применительно к российской правовой системе правовые обычаи не считать исключением в числе иных источников права.

Однако это возможно только в условиях хотя бы относительно мирного сосуществования обычая и права, ведь при

6 Hoebe] E.A. The Law of Primitive Man. A Study in Comparative Legal Dynamics. - Cambridge, Massachusetts.- 1954,- P.438.

определенных обстоятельствах между ними может возникнуть резкое расхождение и конфликт. Для этого нужно, чтобы положительное право вовсе не отвечало состоянию общества и тем самым его обычаям и нравам. Такие случаи возникают главным образом либо при попытках навязать обществу ту форму правового устройства, которая не соответствует "духу народа", его обычаям, культуре, нравственным ценностям, уровню его развития, либо в случае деградации существующей формы, что также ведет к разрыву между отвечающим ей положительным правом и обычаями народа. Если правительство идет слишком далеко вперед в своих намерениях и народ не способен или не готов принять нововведения, или, наоборот, если быстро развивающееся общество сдерживается в своем движении устарелыми правовыми формами и консервативным правительством, система положительного права оказывается мало или вовсе неэффективной. Власти в то же время могут попросту не понимать или игнорировать потребности и чаяния народа или отдавать их в жертву особым интересам экономически и политически мощных и влиятельных групп, подгоняя под НИУ^.нормы положительного права. Во всех этих случаях, говоря словами Аристотеля, "закон бессилен принудить к повиновению вопреки существующим обычаям"7. И тогда наступает неизбежно момент либо смены власти, либо всей формы государственного устройства и вместе с ними полного или частичного обновления положительного права. Вся история права, в общем и целом, свидетельствует, что там, где правовая норма не отвечала общественным условиям, она обычно не могла претвориться в жизнь, даже под принуждением. Такие случаи, однако, возникают в редких, патологических случаях, но этд состояние не может сохраняться длительное время, не неся с собой опасности разложения и гибели общества и государства. Нормально же нравы и обычаи не противоположны положительному праву, ибо, в конечном счете, обычаи суть глубинные основания формы государственного устройства и вместе с ним положительного права. Последнее, в свою очередь, служит необходимым и важным дополнением к обычаям в регулировании жизни общества и его самосохранении в стадии его государственного бытия. Мож-

7 Аристотель. Политика. Кн. вторая, V, 14.

но сказать, что жизнь государства сбалансирована и гармонизирована при соответствии положительного права обычаям народа. Так, к примеру, в традиционной китайской юриспруденции всегда считалось важным, чтобы обычаи (ли) не входили в конфликт с нормами положительного права (фа), Там всегда старались поддерживать следующий принцип: "ли" не может противоречить "фа", и наоборот, "фа" должно соответствовать "ли". Дисгармония между этими компонентами национального духа служит очевидным свидетельством болезни общества и государства8.

Суть в том: что люди в обществе - это носители определенного стереотипа активности, которые не только и не просто взаимодействуют, но взаимодействуют на основе определенной культуры, ее языка и символики, что уже само по себе существенно ограничивает число способов их поведения, выработанными в нем обычаями и нравами. Каждое общество, как отмечает Хёбель, "должно по необходимости отбирать лишь ограниченное число поведенческих моделей, соответствующих его культуре, и оно должно безоговорочно и диктаторски отвергать возможность принятия своими членами тех линий поведения, которые несовместимы с отобранными им линиями, равно как и многих других, только на

одном том основании, что они другие .

Хёбель мотивирует это "долженствование" тем не вызывающим сомнения аргументом, что живущие вместе люди должны иметь возможность предвидеть поведение других живущих рядом с ними людей в типичных ситуациях. Если этого нет, жизнь людей, утверждает Хёбель, превратится в хаос или сумасшедший дом. Хотя, как отмечает он, жесткость тут имеет все же относительный характер и в каждом отдельном случае имеет свои допуски, все же селекция и психологически, и социологически носит императивный характер. И это, продолжает Хёбель, "очень важно иметь в виду любой теории права, так как главная проблема, стоящая перед всеми правовыми системами, - это отбор: какую линию

Универсальной формой превращения обычая в право является институт суда. Суд, конечно же, есть одна из общезначимых форм осуществления права, каким бы способом оно ни возникало, однако для превращения обычая в право суд является единственной и абсолютно необходимой формой. Кроме того, в этом случае суд обязательно проявляет свою специфическую сущность, отличающую его от произвола власти. Ведь иногда понятие "суд" применяется к любым решениям властей, в том числе абсолютно произвольным. Например, абсолютный монарх может осуществлять свой суд, совершенно не руководствуясь никакими нормами. Но это уже не суд в собственном смысле слова, а, скорее метафора суда. Суд в собственном смысле слова есть гласное обсуждение поведения людей с целью определенной оценки. Данное явление является атрибутом отношений обычая, основанных, как уже говорилось, на общественном мнении. Однако суд общества не знает никакого принуждения, кроме силы общественного осуждения. Вернее, это осуждение в отношениях обычая не имеет никаких закономерных последствий; последствия в принципе могут иметь место, но лишь случайно. В правовых же отношениях общественное осуждение, выраженное судом, с необходимостью влечет за собой санкции, соответствующие вынесенной оценке.

Возникновение и установление права исключительно посредством правосудия характерно для англо-саксонского права, система которого распространена в большинстве англоязычных стран, включая, естественно, Великобританию и США.

Любопытно рассмотреть особенности правосудия в англосаксонской системе common law именно на примере США, поскольку в этой стране указанная система возникла не естественным путем, как в Англии, но досталась, так сказать, по наследству от бывшей метрополии. Изначально в Соединенных Штатах право формировалось как силовое осуществление идей деизма - в процессе национальной революции и войны за независимость.

В соответствии с этим отцы-основатели США Джеффер-сон и Вильсон прямо заявляли, что верховная власть в обществе всецело принадлежит гражданам и что народ имеет право не соблюдать законы, если они представляются несправедливыми или противоречат разуму. Эта демократическая идея весьма импонировала революционным настроениям, ибо совпадала с интересами рвущейся к власти буржуазии и была серьезным идейным оружием в борьбе с чрезмерным вмешательством королевской власти в дела промышленников и торговцев'.

Созданная американскими идеологами концепция, согласно которой законы составляются народом, была соединена с религиозной идеей о выражении в праве божественного разума и в таком виде положена в основу Декларации независимости (1776) и Конституции США (1787). Американская правовая теория трактует конституционное право как собрание принятых народом божественно-разумных и абсолютно неизменных правил поведения людей.

Вместе с тем, согласно англо-саксонской правовой традиции, особую роль в политической организации общества правовая идеология США отводит суду, рассматривая его как наилучшее средство ограждения священного права частной собственности от любых, в том числе и государственных, посягательств. Свои функции судебная власть осуществляет в форме контроля над деятельностью законодательных органов (принцип разделения властей) и в форме разрешения конкретных судебных дел. Как политический орган cправедливого разрешения дел суд, согласно этой теории, в своей деятельности опирается лишь на выраженные в законе принципы. При этом считается, что судьи не принимают непосредственного участия в создании конституционных законов, а лишь провозглашает волеизъявления народа в форме судебных решений по конкретным делам. Судейская корпорация, соответственно, изображается способной беспристрастно и справедливо - в полном соответствии с конституционными "вечными" принципами и "естественными" правами человека - разрешать все возникающие в обществе социальные конфликты. Эта идея дополнялась новой, более

Старченко А.А. Философия права и принципы правосудия в США.- М: Высшая школа, 1969. - С.6.

прогрессивной и демократичной, организацией самой судебной системы, которая воплощала социальные интересы буржуазии в таких принципах судопроизводства, как презумпция невиновности, свободная оценка доказательств, новые стандарты доказывания, введение досудебного расследования и.т.д.

Таким образом, с принятием Конституции и принципа разделения властей правовые идеологи США нашли весьма благопристойное и далекое от революционности применение высказанной отцами американской конституции - Джеф-ферсоном и Вильсоном - и прогрессивной в своей основе идее о праве народа не соблюдать несправедливые законы. Американская правовая теория с укреплением власти буржуазии превращает это мнимое право народа в законное право судей, поддерживаемое доктриной "судебной непогрешимости", или "юридического абсолютизма". Согласно этой доктрине, судебная система в целом и Верховный Суд США в особенности наделяются полномочиями действовать от имени народа, выражая его "подлинные желания", и выносить решения, соответствующие "вечным принципам" морали и справедливости.

Исторически заимствованная США англосаксонская система Common Law, согласно которой суд при постановлении решения опирается в большинстве случаев не на писаный закон или статью кодекса, а на ранее принятое судебное решение по сходному делу, способствовала созданию специфического типа законности, а именно, законности в форме прецедента.

Частое обращение судов в условиях прецедентной системы к широким и не всегда логически оправданным аналогиям приводило, по существу, к смещению правовых и моральных норм и тем самым позволяло превращать мнение суда о господствующей морали в действующую норму права, на основе которой принимается решения суда по конкретному делу. При такой форме законности американский суд наряду с функцией применения права неизбежно наделялся и функцией правотворчества.

Разумеется, господствующая в американских судах мораль всегда была далека от того, чтобы выражать насущные интересы трудящихся масс. В ее основе лежит та же конституционная идея защиты капиталистических правопорядков и

частнособственнических интересов. "В целом, по традиции американского права,- пишет видный юрист Соединенных Штатов Моррис Коэн, - в судах господствовало уважение к "личной" собственности и свободе предпринимательства, так же как и к некоторым традиционным нормам морали. Оно... мало заботилось о рабочем, который зависит от милости высших экономических сил. Денежная экономика, естественно, ведет к отождествлению добродетели с денежной удачей, так что только>е, кто не беден, являются достойными и честными..."2.

Система Common Law приводила к тому, что провозглашаемый американский правовой идеологией принцип законности, предполагавший в классическом его виде господство единой и устойчивой системы санкционированных верховной властью общеобязательных норм права, в условиях США никогда не имел под собой реальной почвы. Он оставался всегда лишь декларативным лозунгом, хотя естественно-правовая доктрина никогда прямо не отстаивала тезис о судейском правотворчестве. Известный американский юрист Джером Фрэнк, излагая господствующую в XIX в. позицию писал: "Судьи никогда не делают и не будут делать законы, то есть нормы права. Эти нормы существуют до судебных решений, предшествуют им. Судьи просто находят или открывают эти ранее существовавшие нормы так же, как Колумб открыл Америку. Судьи не более изобретают нормы, чем Колумб изобрел Новый Свет, когда он открыл его. Если ранее провозглашенная в конкретном деле норма позже отвергается судом, то неверно будет сказать, что новая норма изобретена или придумана. Следует считать, что прежняя норма никогда не существовала. Это была ложная карта "права", точно так же, как была ложной и доколумбовская карта. Судья, провозгласивший норму в прежнем решении, видимо, имел плохо зрение, ибо допустил ошибку в "обнаружении права"3.

В этот период американские суды из уважения к доктрине прецедента с ее принципом stare decisis (оставаться верным и не нарушать установленный порядок вещей) не так часто прибегали к прямому отречению от прецедента. Чаще всего

Коэн М. Американская мысль.- М.: Изд-во иностр. лит., 1958.- С. 154. 3 Frank J. Cours on Trial.- N.-Y.-1963.- P.263.

такое отречение практиковалось путем косвенного выхолащивания неугодных положений. Правовая теория и судебная практика в этих целях прибегали и продолжают прибегать к достаточно разработанной системе методов и приемов "стерилизации" прецедентного права. В одних случаях суды пользуются приемом "точного вопроса", или "различения", который дает им свободу выбора между "конкурирующими аналогиями"4.

Другим методом является метод "вербальной независимости", когда суды в своем стремлении добиться угодных решений отдают "дань словесной стабильности, втискивая полученные результаты в установленные категории, в которые эти решения фактически не укладываются"5. Еще один метод - такое использование прецедента, когда ссылаются не на самое решение, а на лежащий в его основе некий рациональный смысл (ratio decidendi). Излагая последний способ правовой "стерилизации", известный американский юрист Леон Грин пишет: "Одно и то же дело может быть прецедентом для стольких мнений, сколько имеется судей, которые отличаются друг от друга тем, что используют разные, связанные с решением, "принципы"6.

По сути дела естественно-правовая идея, согласно которой "судья не делает, а открывает" до него существовавшие нормы права, была лишь весьма удобной формой правового произвола, ибо ничуть не сдерживала, а, наоборот, поощряла судей в бесконтрольном со стороны законодателя установлении выгодных буржуазии правопорядков. Осуществляя судебную политику на основе свободно и широко толкуемого прецедентного права, суд тем самым непосредственно творит право, самостоятельно определяя, что является и что не является законным. Таков механизм, с помощью которого моральное право народа не соблюдать несправедливые законы было трансформировано американской юриспруденцией в законное право судей7.

4 Stone H. Fallacies of the Lagal Form // Interpretations of Modern Legal Philosophies.- N.-Y.-1947.- P.699,

5 Radin M. The Trial of the Calf // Cornell Law Review.-1946.- Vol.32.- P.137.

6 Green L. Ludge and Lury.- N.-Y.-1930.- P.76.

7 Старченко А.А. Указ. соч. - С.9.

Юридическое мировоззрение с его доктриной правового абсолютизма не ограничивалось тем, что фактически наделяло суд функциями правотворчества.

Энергичная критика устаревшей теологической правовой доктрины была начата известным американским юристом Оливером Холмсом.

Оливер Вендел Холмс (1841 - 1935) свое философское и юридическое образование получил в Гарварде. В 1882-1902 гг. он сначала стал членом Верховного суда в штате Массачусетс, а затем и Верховного суда США. Вместе с тем, Холмс был не только и даже не столько практиком, сколько теоретиком права.

Классическая работа Холмса "Общее право" возникла на основе курса лекций по конституционному праву, который он читал в Гарварде. Именно здесь была впервые высказана известная мысль о том, что "жизнь права не имеет логики: она имеет опыт". Истоки прав, согласно Холмсу, следует искать в желаниях примитивного человека взять реванш у тех, кто причинил ему какой-либо ущерб. Отсюда следует, развитие права, сама его жизнь неизбежно зависит от превалирующих условий человеческого бытия - от насущных потребностей данного периода, преобладающих моральных и политических теорий и представлений, от наличия интуиции и степени ее использования в области политической деятельности, явных или же неосознанных влечений, даже предрассудков, которые судья разделяет со своими коллегами. Подобные условия в состоянии сделать гораздо больше для выработки правил по управлению человеческим общением и значительно сильнее повлиять на сам процесс этого управления, чем какие-либо силлогизмы формально-юридического характера.

Конституция страны для Холмса - это своего рода социальный эксперимент, и в этом смысле она сравнима с человеческой жизнью, которую тоже можно рассматривать как своеобразный эксперимент. В работе "Путь права" (1897) он в духе господствовавшего тогда прагматизма заявил, что объект изучения в праве составляет "предсказание сферы применения публичной силы посредством суда". Чтобы познать право как таковое, человек должен отказаться от моральных и чисто формальных соображений и взглянуть на себя как на внеморального субъекта, который заботится лишь

о тех материальных приобретениях либо утратах, о которых ему в состоянии что-либо предсказать такое знание.

С учетом вышеизложенного Холмс выстраивает такое определение права: право есть не что иное, как предсказание того, каким образом будет действовать суд на практике. Представление о законном праве (как и о законной обязанности) связано с предсказанием о том, как будет наказан человек в том или другом случае по решению суда, если он сделает или не сделает то, что запрещено или, соответственно, предписано. Рассматривая право как серию предсказаний, он сближал его с эмпирической наукой. Конечная цель науки, в том числе юридической, - определять относительную ценность различных социальных целей.

В праве, говорил Холмс, как и в любой другой области человеческого общения, индивид может в полной мере ощутить или проявить всю полноту своих чувств и намерений: он может излить свой гнев на жизнь, он может испить здесь горькую чашу героизма, он может износить свое сердце в погоне за недостижимым. В этом обобщении много справедливого, поскольку право не воспринималось и не воспринимается философско-правовой традицией неким вспомогательным орудием правления, но всегда соизмеряется с добром, справедливостью, общим благом.

Связь концепции Холмса с прагматизмом (термин, введенный У.Джемсом) более всего прослеживается в его восприятии истины (в том числе юридической) Истина предстает не в виде непререкаемого абстрактного абсолюта, а в тех формах, в каких он£ проявляет себя в процессе практического использования, в ходе осуществления своей функции руководства к действию и т.д.

Будучи вместе с Пирсом, Джемсом и другими философами и юристами членом известного "Метафизического клуба", откуда, по существу, берет начало американский прагматизм, Холмс многое сделал для внедрения этой специфически американской формы позитивизма в правовую идеологию США. Проповедуя прагматизм, Холмс призывал американских юристов отказаться от потерявшей престиж теологической идеи о неизменности и божественном происхождении права и расценивать судебно-правовой процесс "реалистично", в свете "социального опыта". Право, по Холмсу, "это не что иное, как предсказание того, что

судьи будут делать в действительности"8. Руководящим принципом для принятия судом того или иного решения выступают прагматические "соображения о том, что является выгодным для этого общества"9. Холмса не устраивает прежняя идея формального подчинения суда только закону: при вынесении решения судья должен принимать во внимание не только конституцию и основанные на ней законы, но и господствующие этические принципы, а главное - социальный опыт, то есть учитывать выгодные и полезные социальные последствия принимаемого решения. Когда мы имеем дело с положениями Конституции США, пишет Холмс, то "мы должны понять, что они применяются к жизни, развитие которой совершенно нельзя было предвидеть даже наиболее одаренным из ее создателей... Поэтому дело, которое находится перед нами, должно быть рассмотрено в свете нашего полного опыта, а не просто в свете того, что было сказано сотню лет назад"10.

Начатая Холмсом "фронтальная", как ее именуют американские юристы, атака на устои естественно-правовой доктрины привела к существенному ослаблению ее позиций в правовой идеологии и формированию в первой четверти XX в. двух новых, вначале "социологической", а затем "реалистической", школ в юриспруденции США.

Более влиятельная из них - социологическая, или Гарвардская, школа была основана известным теоретиком права Роско Паундом. Активными сторонниками этого направления считаются такие теоретики и практики, как Стоун, Брендаиз, Кардозо, Уигмор, Франкфуртер, М.Коэн, Лас-свелл, Макдугал и другие, а также один из столпов американского прагматизма Дж.Дьюи. Представители этой школы главное внимание при объяснении сущности права уделяют социально-политическим факторам ("социальная польза" или "господствующий интерес"), разумеется, не связывая их с классово-антагонистической структурой современного американского общества. Внимание правовых идеологов сосредоточено лишь на том, чтобы судья действовал с учетом

⇐ Предыдущая 31 32 33 34 353637 38 39 40 Следующая ⇒