Элизабет Рудник 15 страница

В несколько шагов он нагнал королеву и остановился перед ней.

При виде Ханса Эльза испуганно попятилась.

– Береги мою сестру, – умоляюще сказала она, когда очередной порыв ветра захлестнул подол ее платья вокруг лодыжек.

Ханс сдержал рвущийся наружу жестокий смех. Неужели Эльза искренне думает, что в ее жалком положении может просить его об услуге? Она же полностью в его власти. Он один знает, что произошло на самом деле, а королеве ничего не известно. Откуда ей знать, что он запер Анну в библиотеке и оставил умирать от холода? Она‑то до сих пор считает его юным принцем, потерявшим голову от любви, и не догадывается, что все случившееся – лишь воплощение его плана проложить себе дорогу к трону. А впрочем, что ему стоит еще пару минут попритворяться, что Анна ему дорога? Это может оказаться полезным, чтобы одолеть Эльзу.

– Твоя сестра? – сказал он, стараясь вложить в свой голос побольше благородного гнева. – Она вернулась с гор вся замерзшая, еле живая. И сказала, что ты заморозила ей сердце.

– Что? – Эльза в ужасе затрясла головой. – Нет!

Ханс с удовольствием наблюдал, как исказилось от боли лицо королевы. «Любовь, – с презрением подумал он. – Она только делает людей слабаками – даже таких могущественных, как Эльза».

Готовясь нанести последний удар, Ханс положил ладонь на рукоять меча.

– Я пытался спасти ее, но было уже поздно, – сказал он. – Ее кожа была как лед, а волосы совсем побелели… – Слушая, как он с подробностями описывает бедственное состояние Анны, Эльза обессиленно упала на колени. Каждое его слово причиняло ей больше страдания, чем удар меча. – Твоя сестра умерла, – закончил Ханс. – Из‑за тебя.

Застонав, Эльза закрыла лицо руками, и Ханс, глядя на нее, ощутил прилив гордости. Он снова сумел овладеть ситуацией, которая, казалось, вышла из‑под контроля, и обернуть ее себе на пользу. Он снова вышел победителем.

«Честное слово, лучше и быть не могло. Если только, конечно, я придумаю, что сделать, чтобы этот снегопад…

…прекратился?»

Он вдруг увидел, что снегопад и вправду прекратился. Нет, поправил себя Ханс. Он не прекратился. Он застыл.

Снежинки вокруг него зависли в воздухе. Ветер стих. Эльза, которая раньше была центром этой бушующей метели, замерла неподвижно. Если бы Ханс не знал, что королева – живой человек, он сейчас принял бы ее за статую. Вопреки всему, красота и мощь этого мгновения так захватили Ханса, что он невольно опустил меч.

То, чему он был свидетелем, казалось ему столь же чуждым и невероятным, как магия: невыразимое горе от утраты истинной любви. «Она раскаивается в том, что сделала? Или сожалеет, что так и не попрощалась с сестрой?»

Стряхнув наваждение, Ханс вынул меч из ножен и шагнул к Эльзе. Какая разница, что она думает? К ней в голову все равно не залезешь, да и к чему? Любовь делает людей слабыми, и нанести последний удар лучше тогда, когда Эльза слабее всего. Замахнувшись мечом, он шагнул к королеве еще ближе. Пора положить конец этой зиме. И покончить с Эльзой. Раз и навсегда.

Глава 31

Белое и голубое. Больше Анна ничего не видела и не чувствовала. Весь мир вокруг нее сгустился в непроницаемую белую круговерть, со всех сторон закидывающую ее снегом. Опустив глаза, она увидела, что ее руки превратились в куски голубоватого льда.

Дед Пабби был прав. Она постепенно обращалась в лед.

Наклонив голову, Анна попыталась продвинуться еще хотя бы на шаг, но дующий в лицо ветер казался таким же непреодолимым, как кирпичная стена. Даже если бы Анна согрелась, она все равно не смогла бы далеко уйти в такую пургу. А сейчас, замерзшая и ослабевшая, она почти не могла двинуться с места. Каждый вдох отдавался болью в легких, словно их кололо ледяными кинжалами, глаза болели и слезились, на щеках от слез намерзали ледяные дорожки. Ног она уже давным‑давно не чувствовала, и даже ее волосы, как ей казалось, уже промерзли насквозь. Но она знала, что должна найти Кристофа.

– Кристоф! – крикнула она как можно громче, но ветер уносил ее слова, едва они срывались с губ. – Кристоф!

На душе у нее становилось все чернее. Она не знала, сколько сможет еще продержаться, но понимала, что недолго. Каждый шаг давался с таким трудом, словно ее отяжелевшие, непослушные ноги увязали в зыбучем песке. Только не сдаваться… Она обязательно найдет Кристофа. Она должна его найти. Пусть даже только для того, чтобы увидеть его в последний раз. И сказать ему, что он тоже ей дорог.

Боль, терзающая ее тело, становилась почти невыносимой, все ближе подбираясь к сердцу. Анна прижала ладонь к груди и зажмурилась. Перед глазами плясали цветные пятна, пульсируя в такт замирающим биениям сердца. Сквозь закрытые веки она скорее почувствовала, чем увидела, пробившийся сквозь тучи солнечный луч у нее над головой, и вдруг, к ее удивлению и облегчению, ветер неожиданно стих.

Анна открыла глаза.

Метель полностью прекратилась, и мир вокруг словно застыл. Снежинки замерли в воздухе, чуть мерцая под проглянувшим солнцем. Ветер исчез, а вместе с ним пропали и пронзительный вой, и обжигающий холод. Анна вдруг ощутила себя словно внутри огромного стеклянного шара.

Вокруг начали медленно проступать очертания предметов, прежде скрытых за снежной пеленой. Уже стали видны зажатые льдами посреди фьорда корабли с заснеженными палубами и изорванными в клочья парусами. Повернув голову, Анна увидела крепостные стены Эренделла, замковые башни за ними и даже горстку человеческих фигурок, столпившихся на гребне стены и махавших оттуда руками.

В навалившейся мертвой тишине каждый звук казался стократ громче: легчайшее потрескивание льда под подошвами Анны оглушало, как ружейные выстрелы, обшивка кораблей натужно стонала в ледяных тисках. Даже собственное тело казалось Анне неожиданно громким: прерывистое дыхание отдавало хрипом, даже кости как будто похрустывали от самого легкого движения. Эти звуки так напугали Анну, что она уже потянулась ладонями к ушам, чтобы закрыть их, как вдруг откуда‑то спереди донесся совсем другой звук: долгожданный и обнадеживающий.

– Анна! – эхом разнесся над фьордом живой, теплый, громкий голос Кристофа.

Анна уже видела, как он бежит к ней: растрепавшиеся волосы падают на глаза, щеки раскраснелись. Он тяжело дышал, но тормозить явно не собирался; даже наоборот, увидев Анну, он прибавил ходу.

– Кристоф! – попыталась она крикнуть в ответ, но ее голос прозвучал не громче шепота. Ну и пусть. Какая теперь разница? Ведь Кристоф нашел ее! И он обязательно ее спасет! Все, что ей нужно, это еще немного…

Но прежде чем она успела додумать до конца, ее слуха коснулся другой, безошибочно узнаваемый звук: металлический шелест меча, вынимаемого из ножен. Анна повернулась и совсем рядом увидела Эльзу: та сидела на снегу едва ли в десяти футах от нее. Ее голова была опущена, плечи сгорблены, словно на них навалилась тяжесть всего мира. Анна даже всхлипнула от облегчения. Эльза здесь! Совсем рядом! И Кристоф! Значит, сейчас все будет хорошо. Кристоф спасет ее поцелуем, а потом Анна сможет попросить у Эльзы прощения за все случившееся.

Но от радости она забыла про меч, и только сейчас с болезненной ясностью увидела, откуда взялся тот леденящий звук. Над сломленной фигуркой Эльзы возвышался Ханс, уже занесший клинок для удара.

Нет, этого не может быть. Почему Эльза оказалась здесь? Она ведь должна находиться в горах, в своем ледяном замке, а Ханс должен быть в Эренделле, продолжая притворяться славным парнем. Но почему‑то они оба оказались посреди замерзшего фьорда, и по глазам Ханса сразу было ясно, что он намерен убить Эльзу.

«Ради некоторых людей, – всплыли в памяти Анны слова Олафа, – не жалко растаять». Это и есть истинная любовь. Анна любила свою сестру. И сейчас, когда Ханс уже занес меч для последнего удара, она должна ее спасти.

Бросив взгляд назад, она увидела, как ни о чем не подозревающий Кристоф все еще мчится к ней по льду. Она улыбнулась ему слабой печальной улыбкой, и он замедлил шаг. На его лице мелькнула сначала растерянность, а потом страх, когда его взгляд упал на Ханса. «Прости меня, Кристоф», – сказала она про себя. А потом, собрав остаток сил, повернулась и с отчаянным криком метнулась к сестре. Она едва успела заслонить собой Эльзу, вскинув руку, как клинок Ханса со зловещим свистом обрушился на нее…

* * *

«Я умерла? – вяло думала Анна. – Вот, значит, на что это похоже».

В тот миг, когда она заслонила собой Эльзу, ее тело сделалось тяжелым, как каменная глыба, ноги окончательно онемели от холода и даже дышать стало невозможно. Хотя она по‑прежнему была в сознании, только видела саму себя как будто со стороны. Как в замедленном движении, она смотрела, как меч Ханса нанес удар и как на лице принца отразились шок и непонимание, когда клинок сломался об ее руку, а его самого отбросило назад.

Она услышала испуганный крик Эльзы, почувствовала, как рядом оказался опоздавший Кристоф, и даже уловила общий вздох людей, наблюдавших за ними издалека со стен Эренделла.

А потом все стихло.

На один долгий момент Анне показалось, будто все ее тело облекло жестким коконом. Свет потускнел, и она уже не понимала, где земля, а где небо, словно зависнув между двумя мирами.

Она попыталась шевельнуться, вырваться из этих тисков, как пловец, стремящийся к поверхности после затяжного нырка, но ее снова утянуло в тусклую темноту.

Спустя мгновение ее сдавленные легкие вдруг расслабились, а тело наполнилось теплом, от которого начало покалывать пальцы. Она почувствовала, как руки сестры крепко обнимают ее, прижимая к себе. Неясные фигуры, шевелившиеся где‑то на краю зрения, обрели четкость, приглушенные голоса зазвучали яснее. Сердце гулко забилось в груди, и она наконец ощутила подвижность в руках и ногах. Когда Анна открыла глаза, первое, что она увидела, была макушка Эльзы. Сестра припала к ее плечу и вздрагивала от рыданий, громко всхлипывая.

Двигаться Анне не хотелось. Она знала, что теперь ей это по силам, но пусть уж лучше это объятие продлится еще немного. Она так долго мечтала о том, чтобы сестра обняла ее, что теперь не хотела потерять ни секунды этого блаженства. Наконец, медленно и осторожно, она опустила руку на плечо Эльзы и тоже обняла ее.

– О, Эльза.

Анна ощутила, как Эльза в ее руках вздрогнула и как будто съежилась от потрясения, а потом с радостным вскриком обняла ее еще крепче. Так они и стояли, обхватив друг друга и не желая двигаться с места.

– Ты пожертвовала собой ради меня? – сказала наконец Эльза, чуть отстраняясь.

– Я люблю тебя, – просто ответила Анна. Ей очень хотелось поделиться с сестрой тем, что она успела узнать о любви, но она все еще была очень слаба даже для разговоров.

К счастью, у Олафа таких проблем не возникло. Приплясывая от радости, маленький снеговик так и носился вокруг сестер, ликующе вскидывая ручки‑веточки. Наконец, не в силах сдержать переполняющие его эмоции, он приподнял руками собственную голову повыше, чтобы оказаться лицом к лицу с сестрами, и с торжеством изрек:

– Знак истинной любви растопил лед в сердце!

Анна подняла голову. Неужели Олаф имел в виду то самое, о чем сейчас подумала она? Чье сердце сейчас растаяло – ее или Эльзы? Она не стала бы кидаться под меч для спасения самой себя. Такая мысль даже не пришла бы ей в голову. Она это сделала лишь ради своей сестры. Потому что… И тут ее осенило. Ей сразу стало ясно, о чем говорили тролли, и что было с самого начала известно Олафу, и что она сама не сумела разглядеть в своей слепоте. Теперь она знала, что такое любовь. Она любила Эльзу. Больше всего на свете. И она готова была сделать все что угодно ради ее спасения. Одолеть высокие горы или даже заслонить Эльзу от меча своего бывшего жениха‑негодяя. Знак ее любви к Эльзе оказался сильнее магии. Она улыбнулась и посмотрела сестре в глаза.

– Любовь… растопит лед, – задумчиво проговорила Эльза и, встретив взгляд сестры, повторила уже громче: – Любовь… ну конечно!

– Эльза? – окликнула ее Анна. Неужели ее сестра подумала сейчас о том же, что пришло ей самой в голову всего мгновение назад, – что Анна не единственная, чье сердце перестало быть холодной льдинкой?

Словно угадав ее мысли, Эльза кивнула.

– Любовь, – повторила она.

Она воздела руки и одним ликующим, радостным взмахом направила свою магию в небо.

Когда поток волшебства ударил вверх, тучи над Эренделлом разом рассеялись, открыв чистое лазурное небо. Воздух быстро теплел, а снег по всему королевству начал стремительно таять и исчезать. Казалось, вместе с Анной и Эльзой вся земля начинает новую жизнь: цветы и травы снова жадно потянулись к солнцу, еще более свежие и душистые, чем раньше. Прищурившись, Анна увидела, как детвора всего города высыпала на пристань, радостно топоча по мелким лужам, в которые превратились недавние сугробы.

Любовь. С самого начала она была главным ключом ко всему. Любовь к Анне вынуждала Эльзу держаться холодно и отстраненно, чтобы не ранить ту, которая была ей дороже всех на свете. Боясь прожить всю жизнь без любви, Анна бросилась в объятия к первому встречному, но потом истинная любовь Олафа и Кристофа помогла ей понять истинную сущность Ханса. И наконец, любовь оказалась сильнее самой могущественной магии, что Эльза сумела доказать, положив конец зиме. «Теперь, – думала Анна, – мы с Эльзой начнем все сначала. И заживем счастливой жизнью, от которой так долго отказывались».

Поверхность фьорда под ногами у Анны вдруг содрогнулась. По льду начали стремительно разбегаться трещины, и Анна с испугом подумала, что им всем придется добираться до берега вплавь. Но тут, к ее нежданной радости, льдины расступились, и она почувствовала, как что‑то поднимает ее все выше и выше. Опустив взгляд, она увидела, что все они стоят на палубе корабля, которого до этого было не видно под слоем снега. Влажное дерево блестело на солнце, словно только что отполированное.

Последним взмахом рук Эльза собрала уцелевшие остатки снега вместе, и Анна с изумлением и восхищением смотрела, как этот снег взметнулся в небо, собираясь воедино и превращаясь в одну огромную, безупречно‑прекрасную, совершенную снежинку, и как потом эта снежинка разлетается праздничным фейерверком. Когда же последние льдинки растаяли и пропали, никаких следов зимы не осталось: в Эренделле стоял прекрасный, солнечный, теплый июльский день.

– Я знала, что ты сможешь, – сказала Анна, с улыбкой глядя на сестру и сияя от гордости за нее.

Эльза улыбнулась в ответ и тоже хотела что‑то сказать, как вдруг ее перебил как всегда жизнерадостный голосок Олафа:

– Это точно самый лучший день в моей жизни… и возможно, последний.

Анна поглядела на снеговика и ахнула: на теплом солнышке он начал быстро таять, расплываясь лужицей. Но его это ничуть не огорчало. Повернувшись к солнцу с блаженной улыбкой на физиономии, он впервые наслаждался тем, о чем мечтал всю жизнь, – летом.

Анна перевела взволнованный взгляд на сестру. «Сделай что‑нибудь!» – молча взмолилась она. Конечно, очень здорово, что зима закончилась, но она просто не могла себе представить Эренделл без ее маленького нового друга. Кажется, Эльза прекрасно ее поняла.

– Потерпи чуть‑чуть, малыш, – ласково сказала она и снова взмахнула руками. Ледяной вихрь сорвался с ее пальцев и окутал Олафа, тут же заморозив его обратно. А потом, просто на всякий случай, Эльза создала маленькое холодное облачко, из которого все время шел снег.

– Ух ты! – возликовал Олаф, ковыляя туда‑сюда, чтобы убедиться, что облачко, как привязанное, повсюду следует за ним. – У меня теперь мое собственное облако!

Анна засмеялась от радости. «Кажется, я начинаю понимать, как это здорово – иметь сестру, владеющую ледяным волшебством, – подумала она. – Например, если нам захочется, мы можем покататься на лыжах хоть в августе. И на всякие торжества не придется нанимать мастера по созданию ледяных фигур. И каждое лето мы сможем устраивать катание на коньках! А самое главное, – мысленно добавила она, вновь и вновь радуясь тому, как обернулись события, – мы можем делать все это вместе. Все складывается просто великолепно!»

Откуда‑то со стороны послышался хриплый стон.

Ну, почти все.

Оставалась еще одна мелочь: разобраться с принцем Хансом.

Обернувшись, Анна увидела, что принц скорчился на палубе, схватившись за голову и жалобно стеная. «Ах, ну да», – подумала Анна, смутно вспоминая, что слышала его потрясенный вопль, когда его меч разлетелся на куски от удара о ее ледяное тело и как его самого отбросило в сторону. Наверное, он сильно ушибся и потерял сознание, догадалась Анна. Так ему и надо.

Но Анна оказалась не единственной, кто заметил присутствие принца. Кристоф, который до сих пор смирно и терпеливо стоял в сторонке, тоже покосился на него и стиснул увесистые кулаки, а потом решительно направился к Хансу.

«По‑моему, мне лучше разобраться с этим самой», – решила Анна. Когда Кристоф проходил мимо нее, она удержала его за руку и покачала головой, стараясь объяснить все одним долгим взглядом. «Я сама займусь им», – читалось в ее глазах. И она зашагала к Хансу.

Видя, что к нему приближается его бывшая невеста, Ханс неловко поднялся на ноги и теперь растерянно озирался, пытаясь понять, откуда вдруг взялась такая хорошая погода и тем более Анна – живая и невредимая.

– Но… но… она же заморозила твое сердце, – заикаясь, пробормотал он.

– Единственный, у кого здесь ледяное сердце, – это ты, – холодно отрезала она.

Анна уже повернулась, чтобы уйти, но помедлила. Она поглядела на сестру, которая так настрадалась по вине Ханса. А потом перехватила взгляд Кристофа и увидела в нем гнев, который парень еле сдерживал. Ханс умудрился навредить и ему тоже. Может, и не нарочно, но все равно его он тоже ранил. Опустив глаза, она посмотрела на свои руки. Они снова приобрели нормальный цвет и свободно двигались, но она никогда не забудет, какими они были ледяными и как ей было страшно и горько, когда Ханс бросил ее одну умирать в запертой комнате. Анна сделала глубокий вдох. Конечно, она была принцесса, а принцессам полагается вести себя как благородным, воспитанным и утонченным девушкам, но не могла же она просто взять и уйти…

Круто развернувшись на каблуках, она встала лицом к лицу с принцем Хансом, размахнулась как следует и со всей силы врезала рукой по его самодовольной физиономии. Оплеуха получилась на редкость звонкой и такой сильной, что Ханс перекувырнулся через борт корабля и с громким плюхом шлепнулся в воду.

«А вот теперь, – удовлетворенно подумала Анна, когда Эльза с чувством обняла ее, а Кристоф поглядел на нее с одобрением и гордостью, – теперь все действительно великолепно».

Глава 32

«Как же так получилось? Почему все вдруг пошло не так?» – горестно недоумевал Ханс. Всего мгновения отделяли его от вожделенной короны и власти, и вдруг их увели у него прямо из‑под носа.

Сидя в той же камере, в которой он совсем недавно держал Эльзу, Ханс глядел на Эренделл. Той стены, которую разрушила Эльза, по‑прежнему не было, но это было не страшно: погода стояла отличная, так что не было нужды укрываться ни от снега, ни от холода. Солнечные лучи рисовали яркие золотистые пятна на каменных плитах пола, легкий ветерок приносил слабый запах морской соли. Вдалеке, за лесом, виднелась острая вершина Северной горы, а здесь, вокруг замка, свежей листвой зеленели деревья и цвели яркие цветы. Снизу, со двора замка, доносился смех резвящейся детворы, а из гавани слышалось бодрое хлопанье парусов кораблей, готовых отправиться в путь.

Сплошная идиллия.

И Ханса от нее просто тошнило.

С того момента, как его заперли в этой камере, он снова и снова прокручивал в голове последние часы, которые провел на свободе. Но сколько бы он ни обдумывал каждый свой поступок, сколько бы ни пытался нащупать момент, когда он совершил решающую ошибку, он так и не понимал, что же вдруг произошло. Вот он возвышается над Эльзой с мечом в руке, готовый одним ударом покончить с ней и обеспечить себе корону, а потом…

…перед ним откуда‑то появилась Анна, принявшая на себя удар меча. Он успел увидеть осуждающий взгляд ее голубых глаз, а потом его руку пронзила боль от удара, когда клинок обрушился не на коленопреклоненную Эльзу, а на ледяное тело Анны. И в следующий миг он уже растянулся на снегу, потеряв сознание.

А когда он наконец очнулся, вокруг все изменилось.

Снегопад прекратился, облака рассеялись, воздух потеплел. Но Ханс тут же понял, что смягчилась не только погода: Анна и Эльза тоже как будто оттаяли. В то самое мгновение, когда Анна принесла себя в жертву ради сестры, всякая холодность и отчужденность между сестрами исчезла без следа. Теперь они стояли рядом, то и дело обнимаясь и смеясь, как будто наверстывали упущенное за годы одиночества время.

И от этого Ханса тоже мутило.

«Если бы только я был попроворнее, – сокрушенно думал он. – Выхвати я меч мгновением раньше – и они никогда не узнали бы, что такое прощение. Никогда не узнали бы, что такое сестринская любовь. Как я никогда, всю мою жизнь, не знал любви братьев. Эльза была бы мертва, за ней умерла бы Анна, а я получил бы то, что заслуживаю».

Но в итоге вместо короны он получил оплеуху.

Снаружи загремели ключи, и Ханс резко повернулся к двери.

– Принц Ханс, – окликнули его, – пора отправляться.

– Куда? – спросил он внезапно охрипшим голосом.

– Домой, – отозвался голос.

Дверь медленно, со скрипом, отворилась, и у Ханса перехватило дыхание. На пороге стояли двое рослых стражников: руки на рукоятях мечей, лица суровые.

– Поднимайтесь, – приказал один из них.

Ханс послушно встал и протянул стражнику чуть дрожащие руки, чтобы тот мог защелкнуть на них наручники.

– А вы случайно не могли бы снять их на время нашей с вами прогулки? – попросил он с робкой надеждой.

Стражник не ответил.

– Просто, понимаете, я уверен, что королева и принцесса не хотели бы, чтобы меня провели через весь город в кандалах. Это может скверно отразиться на дипломатических отношениях и все такое прочее…

– Принцесса Анна предупредила, что вы наверняка скажете что‑то в этом роде, – перебил его второй стражник. – И велела нам вас не слушать и не верить ни единому вашему слову. Мы доставим вас прямиком в гавань.

«И чему я удивляюсь? – размышлял Ханс, покидая под конвоем камеру. – Неужели я искренне думал, что Анна смягчится и забудет, что я пытался убить ее сестру и ее саму? Или что я пытался одурачить ее, притворяясь, что влюблен?» Он поежился. Почему‑то в глубине души он и впрямь верил в это. Он был так уверен в непогрешимости самого себя и своего плана, что мысль о поражении никак не укладывалась у него в голове.

И все же он потерпел поражение. Полное и безоговорочное. И если стражники сказали правду, что его отправляют домой, этого поражения ему уже не исправить.

Как только до Ханса окончательно дошло, что происходит, он принялся упираться и вырываться что было мочи, но стражники держали его крепко и его протестующих воплей как будто не слышали.

«Я не могу вернуться назад. Пожалуйста, прошу вас, только не домой», – в отчаянии думал Ханс. Но с эренделльскими стражниками не поспоришь: они определенно хорошо знали свое дело.

Глава 33

Гавань Эренделла снова ожила. Ворота замка стояли распахнутые во всю ширь, рыночная площадь кипела и бурлила, а теплый, напоенный летними ароматами воздух так и манил выйти на улицу, превращая обычный день в праздник.

В самом замке настроение царило тоже праздничное. В распахнутые окна врывался свежий ветерок, все двери были открыты настежь, а огромное количество посуды, которое так поразило Анну несколько дней назад, не спешили убирать в кладовки – ведь скоро она снова понадобится для очередного бала! Главный зал уже ничуть не напоминал убежище для обездоленных: полы были тщательно натерты, обгоревшие свечи в канделябрах заменены на новые, зато груды одеял и пледов давно убрали подальше. А дровам и хворосту, приготовленным для очагов, нашли другое полезное применение: они пошли на починку плетней и изгородей, поваленных снежной бурей. Лакеи и горничные деловито сновали по коридорам, болтая и перешучиваясь, от души радуясь, как им повезло, что у них такая чудесная, любящая королева и такая добрая, веселая принцесса. Одним словом, прежде молчаливый и унылый древний замок полностью преобразился и как будто даже помолодел.

Однако перемены коснулись не только замка. Уединившись в своей комнате, Анна присела перед туалетным столиком, разглядывая свое отражение. Девушка в зеркале выглядела точно так же, что и несколько дней назад. «И все‑таки я стала другой», – подумала Анна, задумчиво вертя в пальцах рыжий локон. Внешних отличий было немного: исчезла белая прядка, которая была у нее с детства, и взгляд, который раньше выдавал печаль и одиночество, теперь был полон жизни и надежды, а улыбка сияла радостью. Такие незаметные черты, размышляла Анна, но какие огромные перемены стоят за ними.

Зато ее внутреннее состояние, признала Анна, изменилось гораздо сильнее. Теперь ей больше не приходилось красться по пустым коридорам к заветной двери, каждый раз зная, что ее не удостоят ответом. Теперь по утрам Анна вскакивала с постели еще до восхода солнца и тут же мчалась в спальню Эльзы, где они просиживали вместе часами, наверстывая упущенное общение, глядя, как на полу вытягиваются солнечные пятна. А потом они вместе начинали новый день. Анна провела Эльзу по своим самым любимым местечкам в окрестностях замка и познакомила ее с Кьекком, а еще показала ей, где теперь Кук прячет шоколад, и они, вспомнив детство, попытались незаметно стащить немного, но у них ничего не вышло.

А еще они очень полюбили выходить за ворота. Они так мало знали о жизни за пределами замковых стен, что каждый новый день одаривал их новым бесценным опытом, будь то поход на рыбалку, или возможность послушать пение школьного хора перед ратушей, или прогулки по лугам, где они с восторгом бегали, взявшись за руки, по душистой зеленой траве.

– Я никогда не думала, что меня ждет такое счастье, – призналась Анна сестре однажды вечером, когда они устроились в уютной библиотеке.

– Я тоже, – тихо сказала Эльза. – Не могу поверить, сколько времени я потеряла, прячась ото всех. Пожалуйста, прости меня.

Анна затрясла головой. Сестра уже успела рассказать ей, что произошло в ту ночь, после которой вся их жизнь изменилась. Когда обе сестры узнали правду о том, как Эльза случайно ранила Анну льдинкой в голову, это сняло огромную тяжесть с их плеч.

– Ты ведь тогда была совсем маленькая, – сказала Анна. – И я тоже. Мы же толком ничего не понимали! И маме с папой вовсе не следовало заставлять тебя скрывать, кто ты есть, Эльза. Потому что ты чудесная и удивительная. Это ты прости меня. Прости, что я не догадывалась, что ты просто пытаешься защитить меня.

– Ах, Анна, – с улыбкой ответила Эльза. – Я люблю тебя и всегда любила. И буду любить всю жизнь. Давай не будем повторять прошлых ошибок и больше никогда не будем ничего скрывать друг от друга.

Анна рассмеялась и протянула сестре руку.

– Договорились, – весело сказала она.

Вздохнув, Анна встала из‑за туалетного столика и подошла к окну. Как хорошо, что они с Эльзой наконец помирились и стали так дружны. И все же оставалось еще кое‑что, что Анне следовало сделать, прежде чем окончательно забыть о прошлом и начать новую жизнь.

В гавани стоявшие на якоре корабли мягко покачивались в такт легкой зыби, а те, что пришвартовались к причалам, чуть слышно постукивали бортами о кранцы. Большинство из них сейчас были безлюдны: капитаны и их команды охотно отложили плавание, чтобы насладиться отличной погодой и приятно провести время в Эренделле. Но кое‑где на палубах и в трюмах кипела работа. Один из кораблей, готовящихся к скорому отплытию, был тот самый, который должен был отвезти Ханса обратно на Южные острова.

К некоторому огорчению Анны, поучаствовать в решении судьбы Ханса решили все, и оно вызвало некоторые споры. Анна просто хотела посадить его на корабль и как можно скорее выставить из Эренделла, а Эльза, со своей стороны, настаивала, что его нужно судить и наказать по закону за покушение на убийство обеих сестер.

– Ведь он же хотел отдать меня под суд, – справедливо заметила Эльза, когда они все собрались в комнате совета. – Почему же я не должна этого делать?

– Потому что от этого не будет толку, – возразила Анна. – Поверь, я много думала об этом, пока сидела и замерзала взаперти. Я воображала себе столько способов, как наказать его пострашнее. Но лучшее наказание для него – это то, чего он больше всего боится: бесславное возвращение домой. Пусть дальше с ним разбираются его отец и братья. Если они и в самом деле так ужасны, как говорил о них Ханс…

– Готов поспорить, все они прекрасные люди! – перебил ее Олаф, склонный во всем видеть хорошее. – Только представь себе! Целых двенадцать братьев! Всегда есть с кем поиграть…

Анна покачала головой, чуть посмеиваясь над благодушной невинностью Олафа. Хотя, возможно, он и прав. Она ведь слышала только версию Ханса, когда он рассказывал о своей семье. Вполне может статься, что они – милейшие люди на свете и только Ханс оказался паршивой овцой.

– Лично я, – вмешался Кристоф, – согласен с Эльзой. После того как Ханс так ужасно с тобой поступил, он заслуживает самой жестокой кары. – Он посмотрел на Анну, и в его взгляде было столько тепла, что Анна невольно покраснела. За всей суматохой им пока так и не довелось обсудить тот факт, что Кристоф примчался за ней, но Ханс заставил ее усвоить один важный урок: никогда не стоит торопить события. Кристоф сейчас здесь, рядом с ней – и это уже прекрасно.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 141516 17 Следующая ⇒