Таврские времена 14 страница

Фуат вышел из-за стола и минут через пять принес вторую партию шашлыков. Трапеза продолжалась, но уже в более неспешном темпе.

- Ну вот, - запив кусок мяса вином, Ремзи продолжил свой прерванный застольем рассказ. – Пришел я в милицию сам, поорали на меня, потом вывели Мерьем и мальчишек из камеры, матюкнулись еще несколько раз, не стесняясь женщины и детей, посадили нас всех в «уазик» и вывезли за Перекоп. Чуть ли не к Мелитополю довезли и там высадили в голой степи. На рассвете мы все уже были в Бахчи-эли, взломали замок и вошли в дом. Детей жалко было, им пришлось всю ночь не спать, пока не нашлась попутная машина, шофер которой согласился завезти нас в нашу деревню. Хоть много денег запросил, но довез как надо. На следующий день жена с детьми уехала в Узбекистан, а я занялся, как ни в чем не бывало, огородом. Степан не возражал, мы договорились, что если обойдется, то сделку восстановим. До самой осени меня не трогали, а в сентябре прибыла машина с пьяными дружинниками, которые под присмотром милиции побили меня, засадили в милицейский газик, а дом на моих глазах снесли бульдозером. Я смеялся и говорил, что дом не мой, что хозяин его Степан, русский человек. Но эти холуи выполняли приказ, им было все равно. И мне было все равно, я с огорода урожай продал, вещей моих в доме никаких не было, только матрац старый да кастрюля с ложкой, и еще жестяной чайник со стаканом. А Степан еще в выигрыше окажется…

Камилл покачал головой:

- Жалко человека, какой же выигрыш ему может быть? Ведь его имущество пострадало?

– Степан хороший мужик, - повторил Ремзи. - Сейчас судится с колхозом. Я, говорит, этих фашистов заставлю мне на участке новый дом построить, а потом опять тебе продам за ту же стоимость, говорит. Суд он точно выиграет, дом-то разрушили при свидетелях! Но я вскоре здесь недалеко в совхозе жилье купил. Большой дом, под бульдозер такой не пустят.

«А если пустят?», хотел спросить Камилл, но спохватился: и без того он, столичный житель, много глупых вопросов здесь задавал.

Крымчане увидели, какое впечатление произвел на москвича рассказ Ремзи, и Фуат счел нужным добавить:

- Ты думаешь, это единственный случай? Я лично знаю двадцать человек, чьи дома разрушили бульдозером, а по всему Крыму таких случаев намного больше. Ты знаешь, сколько людей осталось нищими из-за этого? Дом разрушен, вещи унесли пьяные дружинники – и семья голая, как в сорок четвертом году!

- А дружинники…, - начал было Камилл, но Ремзи опередил его своим ответом:

- Дружинники не местные, их привозят из других районов. Обычно это учащиеся крымских техникумов, куда приезжают со всех концов страны. А местные жители, хоть и настроены против нас, но в грабежах участие обычно не принимают.

- Иногда даже защищают своих татарских соседей, - сказал Ремзи.

«Итить твою мать, - думал Камилл, - живу я в Москве, общаюсь с приехавшими из Узбекистана татарами, борцами за народное дело, разговоры умные ведем, а здесь господствует насилие, самая жестокая борьба здесь идет, в Крыму».

Было, конечно, естественно, что со временем борьба народа переместиться в Крым. Но чтобы вот так по-фашистски на виду у всей планеты зверствовали!

К Камиллу подошел Февзи и произнес улыбаясь:

- Как здоровье отца? Мы с ним в тюрьме и в лагере рядом были.

- Как? - воскликнул Камилл и пригляделся к новому знакомому, пытаясь соединить его образ с лицами на привезенных отцом из лагеря фотографиях. - Так-так, узнаю! Ты Февзи из Чирчика, верно? Из-за стихов своих погорел?

- Да, - Февзи усмехнулся. - За одно наивное стихотворение. Учительница выдала любимая.

Мужчины обнялись, и Февзи вкратце рассказал о перипетиях своей жизни, которые и нам в достаточной мере известны.

Так познакомились два наших героя, два чудом выживших в Узбекистане татарчонка.

- Мне сказали, что у тебя жена и ребенок. Почему ты их не привел? – спросил Камилл.

- Так Лютфие уехала в Чирчик к родителям! – воскликнул молодой муж и отец. – С ребенком ей одной здесь трудно ведь. Поначалу теща здесь была, потом увезла дочь и внука. Надеюсь, что жена скоро приедет.

- Скучаешь? – улыбнулся Камилл, на что Февзи печально поджал губы и согласно покачал головой. О семейном положении Камилла он спрашивать не стал, так как переписывался с его отцом и знал о переживаниях старого профессора и его жены, мечтавших о внуках.

- Ты уже был в Симферополе? – только спросил Февзи, - побывал в своем доме?

- Нет еще, - ответил Камилл, - я поездом Москва-Феодосия приехал. Но я раньше уже бывал в родном городе. Незаконно, так сказать, приезжал.

- Смотри, - предупредил Февзи, - по Крыму нашему брату опасно одному ездить. Нередки случаи, когда милиция хватает татар, избивает и вывозит за Перекоп. Было несколько очень тяжелых происшествий. Здесь суд не принимает заявлений от крымских татар.

- Будто мы и не граждане страны, - грустно заметил Камилл, который был осведомлен о таких происшествиях, а теперь и сам мог оказаться жертвой крымских властей.

Потом Камилл вспомнил, что слышал от отца о Февзи.

- Так ты же, кажется, здесь на археологических раскопках работаешь, нет? – спросил он.

- Работал, - ответил Февзи. – Уволили. В КГБ узнали, что я крымский татарин, бывший зек. Руководство моего отдела не смогло меня защитить. Теперь я по своей старой специальности работаю авторемонтником. Я же до ареста в Чирчике училище закончил.

- А я, вот, оператором в бойлерной работаю, - улыбнулся Камилл. – Ты по старой, а я новую специальность освоил.

- Как это? – Февзи был удивлен.

- Ты только отцу не сообщай, - строго произнес Камилл. – Я родителей расстраивать не хочу. Да, уже два года я безработный.

- Тоже по той же самой причине? – грустно спросил Февзи.

- Да, конечно.

Мужчины задумались. Потом Февзи улыбнулся и удовлетворенно произнес:

- Но я успел здесь домик-времянку купить и прописаться. Вот женился, теперь дети пойдут. Недавно старый «Москвич» купил, теперь он у меня как новенький. И материалы для строительства нормального дома уже приобрел.

- Машалла! - сказал Камилл. – Алла бахътынъызны берсин! Пусть Аллах даст вам счастье.

- Алла эпимизге бахът берсин! Эпимизге якъын вахъытларда ватанда яшамакъ къысмет олсун! Пусть Аллах всем даст счастья! Пусть всем нам в ближайшее время доведется жить на родине!

Гости разошлись поздней ночью.

Камилл был рад состоявшемуся неожиданному знакомству с Февзи, о котором иногда вскользь слышал от отца.

- Менден берабер отургъан яш бала Февзи де эвленген, - говорил ненавязчиво отец. – Сидевший со мной молодой парень Февзи тоже женился.

Да, обзаведение Камилла семьей стало проблемой вдвойне, после того, как он лишился работы. Но и до того, при его весьма приличном статусе, этот вопрос был из не простых. Камилл покинул территорию проживания крымских татар в возрасте около тридцати. А в этом возрасте неженатому мужчине отдалятся от своего этноса опасно! У Камилла, вообще-то, не было трудностей в общении с прекрасным полом. Он нравился девушкам, и причиной тому было, по-видимому, его искреннее восхищение ими в целом. Он никогда не скрывал, что считает каждую девушку потенциально своей подругой, а этим прелестницам всегда импонируют уверенные в себе мужчины.

До поры до времени он не желал обзаводиться семьей, хотя бы уже потому, что это закрепило бы его в Узбекистане, который был местом его недобровольной ссылки. Покинув в критическом возрасте среду обитания милых крымских татарочек, он оказался в среде не менее милых славяночек и иудеечек. Однако в нашем неустроенном мире мужчине из оскорбленного советской властью народа заводить семью с девушкой, незнающей, что такое изгнание, что такое гласный жандармский надзор с шестнадцати лет, было крайне неразумно! Не поймет русская или даже еврейка оставшуюся в душе бывшего спецпереселенца непреходящую обиду. А если и поймет она, то уж наверняка не поймут ее родители. А родители всегда сохраняют влияние на свою дочь…

Вот потому все еще и не было у старого профессора Афуз-заде и у его жены внуков.

Утром приехал Февзи.

- Хочешь на раскопках побывать? - спросил он московского гостя.

- Разумеется! – Камилл встрепенулся. - Но ты же там уже не работаешь?

- Ха! Я там свой человек, там все мои друзья! - засмеялся Февзи.

На машине разом доехали до развалин мечети хана Узбека. Февзи обнялся с Володей, за руку поздоровался с другими бывшими коллегами, потом представил им Камилла. Камилл с какой-то непонятной ревностью смотрел на работу ленинградских археологов. Где-то в глубине его сознания копошилась, в общем-то, нелогичная мысль: «Копаете здесь у нас без нашего согласия».

Впрочем, такой ли уж нелогичной была эта мысль в макроисторическом масштабе? Разве не народу Камилла принадлежало здесь не только все, лежащее на поверхности земли, но и скрытое в ее глубинных слоях? А коли так, то имеют ли моральное право пришельцы разрывать наше историческое прошлое без нашего на то разрешения?

Однако, снявши голову, по волосам не плачут. Чем еще придется платить новым поколениям за ошибки и предательство ханов и мурз восемнадцатого века?

Все эти мысли и чувства возникли в сознании Камилла и определили его двоякое отношение к ленинградцам, ищущим здесь тайны веков и восстанавливающим разрушенную мечеть. Он, осторожно пройдя по камням, заглянул, прислушиваясь, в обнажившуюся внутренность строения, возведенного еще в начале четырнадцатого столетия, прижимал ладони к древним стенам. Он как бы надеялся получить здесь некую весть от далеких предков…

- Хотите посмотреть новый раскоп? - обратился Володя к задумчиво остановившемуся в стороне Камиллу. - Удачно вышли на древнее погребение. Слышишь, Февзи? - окликнул он друга. - Ты тоже еще не видел, пойдем!

Прямоугольный шурф глубиной приблизительно в три метра рабочие осветили подставленным под солнечные лучи листом белой жести, и Камилл увидел на дне череп и симметрично расположенные по обе стороны позвоночного столба ребрышки – труп был когда-то уложен на спину.

- Это не ваш человек, - заметил Володя. - Мусульмане хоронили своих по другому.

- Нет, Володя, уж извините меня, вы не правы, - хмуро возразил Камилл. – Это наш человек, и, может быть, это мой прямой предок. Наши предки жили здесь еще задолго до возникновения ислама и даже христианства.

- Ах, да! - засмеялся Володя, - вы же считаете себя потомками тавров!

- Киммерийцев, - строго произнес Камилл, - киммерийцев и тавров. В этом регионе обитали киммерийцы. Город Киммерион где-то здесь стоял, а? Разве не так, профессор?

- Ну, в общем, так, - осторожно произнес Володя, - но советская историография производит крымских татар от ордынцев, а я ученик этой школы.

Он рассмеялся и взглянул на улыбнувшегося Февзи.

- И вы разделяете точку зрения, что сотни тысяч ордынцев пришли на безлюдные земли, немедленно освоили хозяйство гор и степей, начали вдруг разводить сады и выращивать виноград и стали прародителями нынешних крымских татар? – Камиллу было не смешно.

- Нет, конечно, так не бывает, - посерьезневший Володя покачал головой. - Но, слава богу, мне об этой стороне вопроса писать в своих отчетах не приходится. Это пропаганда, а не наука.

- То-то, - сказал московский доктор наук, которому даже эта последняя реплика Володи не добавила к нему симпатии. – Ханство от ордынцев, верно. Но этнос не может вдруг исчезнуть или вдруг появиться.

- Да, разумеется, - как-то вяло вымолвил ленинградский доктор наук, и добавил: - Пойдем пить пиво, что ли.

Камилл еще некоторое время стоял над раскопом, всматриваясь в останки человека, который, действительно, мог быть его предком…

Камилл не понимал, почему этот ленинградец, близкий друг Февзи, ему антипатичен. Но так оно и было.

Глава 20.

- Сегодня поедем к Кериму, он, наверное, уже вернулся из Узбекистана, - сказал утром следующего дня Фуат. – И с Шамилем познакомишься, его тоже с собой возьмем, если он дома.

Заехали к Шамилю и втроем поехали в гости.

Фуат еще раньше рассказывал Камиллу о Кериме, и Камилл очень хотел познакомиться с человеком, который по своей воле оставил престижную работу и приехал на родину.

Керим очень обрадовался гостям. Но при этом стал извиняться, что живет один и не может организовать достойное гостей угощение.

- Поехали в кафе! – воскликнул Шамиль.

- Ну, уж, - обиделся Керим. – Шашлыки в любом случае приготовить смогу. Вот только за баранинкой нужно съездить, а, Фуат?

И обратился к Камиллу:

- Машину надо бы из Узбекистана пригнать, да вот дела огородные, понимаешь.

На фуатовской «шестерке» мигом смотались на рынок, где купили отличную баранину. И, конечно, прикупили по дороге винца крымского.

Пока кусочки баранины пребывали в искусно приготовленном хозяином маринаде, мужчины беседовали за чаем с купленными в магазине печеньями, нетерпеливо вдыхая запах пряностей, выбирающийся из эмалированной кастрюли.

Разговор шел поначалу о действиях крымских властей. Керим под смех друзей рассказал о стычке с председателем райсовета.

- О кяфир сагъа да бир яманлыкълар япар! – сказал Камилл. – Этот кяфир тебе еще постарается нагадить.

- Конечно, - отвечал Керим. - У этих типов нынче жизненной целью стало нам гадить.

- Ну не скажи! – возразил Шамиль. – Их главная цель наворовать побольше, нахапать, пока у власти.

- А это у всех цель, что в Средней Азии, что в Крыму, - засмеялся Керим.

- И то же самое в Москве, – добавил Камилл, вспоминая рассказы коллег на «кухне изгоев».

Пришло время разжечь самодельный четырехугольный мангал. Насадили баранину на шампуры, и вскоре запах готового шашлыка разнесся по двору.

Потом Шамиль и Фуат решили зайти ненадолго к Таиру на соседнюю улицу, а Керим и Камилл продолжали беседу. Камилл поинтересовался шансами Керима получить работу в медицинском учреждении.

- Я все еще делаю попытки найти работу, но вижу отношение местных начальников и надежды все меньше. Как эти люди, которые живут на нашей земле, в наших домах, ненавидят нас, стараются нас выжить, мечтают уничтожить нас! И ведь они так поступают не с десятком, не с сотней людей, а с целым народом! - так говорил Керим.

- Ахырзаман! – с горечью смеялся Камилл. – Моя бабушка во время войны говорила, что приближается ахырзаман, апокалипсис. И люди в это время потеряют стыд и совесть, говорила она. В Бога не верят, поэтому и совесть потеряли.

- Да, но не так уж это смешно, - отвечал Керим. – Я тоже не религиозный человек, но душа не принимает лжи и равнодушия к бедам людей.

- Ну, ты врач, тебе нельзя быть равнодушным к людям, - опять улыбнулся Камилл.

Потом добавил уже серьезно:

- Я тоже одно время был скептиком, отрицал все, что не вписывается в вульгарный, как я теперь понимаю, материализм. Однако жизнь заставила по иному на все эти дела посмотреть. Я сейчас думаю о том, что горе, перенесенное нашим народом, отзовется на судьбе тех, кто захватил нашу землю. Сколько татарских женщин говорили плача «Козьяшларым тутсын!», то есть пусть мои слезы вам отзовутся…

- Я не верю в проклятия и в божье наказание, - не очень уверенно произнес Керим.

Но московский физик продолжал свою нематериалистическую тему:

- Великий ученый двадцатого века Петр Капица говорил, что любимым его изречением является строка из «Гамлета»: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам». Так что и Капица допускал, что есть «тонкий мир», в котором действуют другие связи.

- Тонкий мир?

- Да, так называют тот мир, в котором происходят и находят отклик в нашей повседневности странные события, не умещающиеся в систему современной науки.

- Интересно все это, хотя и …, - на этом Керим прервал свое замечание и после некоторой паузы добавил:

- Впрочем, кто его знает…

Камилл рассмеялся:

- Вот, вот! Сомнение есть шаг к новому пониманию. Академик Капица сомневается уже давно.

Помолчали.

- Слушай, - произнес почему-то понизив голос Керим, - я был недавно в родной деревне моей бабушки по ее просьбе, это над Ай-Петри, деревня Кок-Коз, слышал?

- Конечно, известная деревня. Большое и богатое, говорят, было село.

- Да, было… Нашел дом, где бабушка родилась и выросла, ничего, прочный домик. Те, кто там живут, испугались, дураки, когда я заявился. Да не бойтесь, говорю, я только хочу передать дому привет от моей бабушки. Ну, в общем, погулял я по Кок-Козу, места хорошие, но атмосфера в целом какая-то недобрая, скучная. Ладно, пошел пешком к Ай-Петри, как мне мама рассказывала. Вид на море там потрясающий! Народу никого, только какой-то старик сидит на камне и тоже морем любуется. Я поздоровался с ним, а через несколько минут он меня спрашивает, не татарин ли я крымский? Я рассмеялся:

- Как это вы в рыжем мужике узнали татарина?

- А я всю жизнь с татарами прожил, - отвечает, - и с рыжими, и с черными.

Поговорили мы с ним, он бывший лесник, оказывается. Сейчас уже старый стал, на нищенской пенсии. И вдруг он спрашивает:

- Ты слышал, в Крымских горах кони-привидения обитают, с сорок четвертого года?

- Откуда, - отвечаю я с недоверием, - я могу о таких вещах слышать.

Лесник рассказал мне в подробностях о своих многолетних наблюдениях за этими привидениями, которых он называет голубыми мустангами. Слушай…

И Керим пересказал Камиллу о голубых мустангах все, что ему поведал Старый Лесник и что нам тоже частично уже известно.

- Лесник уверен, - говорил Керим, - что породили этих призрачных коней древние и тайные силы Крымских гор, что это силы возмездия, только по благоволению Аллаха сдерживающие свою мстительность. Так он и говорил мне.

Камилл с интересом слушал рассказ доктора и вспомнил сказанное старым Финном о каре земли.

- За эти годы, как говорил мне лесник, было немало жертв среди людей, которые позволяли себе без уважения относиться к этим голубым мустангам. Старый добрый человек просил меня, чтобы обратился я, абориген Крыма, к Аллаху с молитвой, дабы сдерживал Он эти недобрые силы от ярости.

Камилл не стал насмешничать по поводу того, что его товарищ только что высказывавший свой скептицизм в отношении мистических явлений, серьезно отнесся к рассказу о голубых мустангах. Что касается его самого, то он принял эту «нематериалистическую» информацию без предубеждения. И в свою очередь он задумался над тем, можно ли рассказать Кериму о красной ртути и о таинственной рукописи. Про ртуть он решил рассказать, а о рукописи воздержаться. Ну и что? - подумает его слушатель, - какие-то литературные упражнения. «Нет, - решил Камилл, - об этом эпизоде в своей жизни пока надо молчать».

- И еще, - продолжал Керим, - лесник говорил о некоем «черном узле», который иногда появляется в ночном небе над Крымом. Этот крутящийся «черный узел» видели, якобы, и некоторые из наших татар. Но это кажется совсем уж недостоверным!

Керим еще что-то говорил, а Камилл на мгновение задумался над тем, как со временем рушится упрощенное понимание миропорядка, настойчиво навязывавшееся всей образовательной системой в стране.

- Извини, что ты сказал? – обратился он к Кериму.

- Я допускаю, что мир создан Высшей Силой, - повторил Керим, - но никак не могу представить себе, что Высшее Существо отслеживает судьбу каждого человека.

Не прав был Керим, большой специалист в делах медицинских. Сейчас, по прошествии совсем немногих лет после этой беседы, любой автор, создающий свои тексты на компьютере посредством программы Word знает, что если, скажем, в тысячестраничном сочинении сместить с места одну буковку, то Word немедленно обнаружит ошибку и укажет на нее, и даже с комментариями и советами. И то же самое будет, если в тексте хоть миллион, хоть сто миллионов и больше букв! И такую программу создало земное человечество, мудрейший представитель которого сравнивал себя всего лишь с ребенком, который на берегу безбрежного океана играет камешками! Так неужто же вы, всего лишь играющий на берегу бескрайнего океана ребенок, смеете сопоставлять свои возможности с возможности Всевышнего?

Это обстоятельство разве не подсказывает вам, скептикам, что Высшее Существо способно создать такую программу, которая в состоянии отслеживать поведение каждого из нескольких миллиардов землян? Другая подобная программа будет следить за каждым шагом населения планеты, расположенной где-то у альфы Центавра, и так далее. Ведь мощь и всесилие Создателя Вселенной несравнимо выше возможностей сотворенного Им человека!

Вообще-то говоря, я думаю, что и задача отслеживания поведения каждого землянина не столь уж сложна, и через несколько десятилетий (а то и раньше!) соответствующие государственные организации на нашей планете будут способны не только ежесекундно контролировать поведение каждого гражданина, но корректировать его «в интересах государства». Ввести в тело человека микрочип – только и делов! А что за проблема для Творца Вселенной создать соответствующий датчик в организме каждого существа?

Так что у Высшего Существа, которого некоторые запуганные атеистами философы осторожно называют «Алгоритмом», имеется свой Super Word. Вот только жаль, что этот Super Word не дает нам, согрешившим, немедленных построчных комментариев и советов.

- Ну, это вопрос сложный, - так отреагировал Камилл на скептическое заявление Керима о подконтрольности человеческой судьбы. - Я тоже в недавние годы встретился с некоторыми явлениями, которые не могу объяснить без признания того самого, на что намекает академик Капица. Так что сфера наших знаний очень ограничена.

И он рассказал Кериму об обстоятельства появления красной ртути, о ее необычных свойствах и о том, как он решил избавиться от нее. Конечно, о драматических событиях в смолистом подземелье Камилл ничего не знал. Но он знал и поведал Кериму, что красная эта жидкость загадочным образом исчезла из секретного склада Академии Наук тогда же, когда он утопил свою канистру в горном озере.

Потом они сидели, обмениваясь краткими репликами и обдумывая последствия появления голубых лошадок и красной ртути.

Тут в ворота постучали. Керим обрадовался, что это Фуат и Шамиль привели с собой Таира. Но это был другой живущий неподалеку татарин по имени Марлен, который учуял, наверное, шашлычный запах, распространившийся по всему селу.

Продолжать серьезный разговор при новом госте стало невозможно, потому что, как знал Керим, Марлен стал бы встревать со своими неуместными репликами и хихиканьем.

Камилл ради приличия обратился к дожевывающему мясо Марлену:

- Ну, как ты тут устроился? Давно в Крыму?

- Нет, три месяца, как приехал.

- А семья? -

- И семья здесь, - захихикал Марлен.

- Вот это хорошо! Смелый ты человек!

- Так его ж прописали и работу дали в райцентре, - сухим голосом пояснил Керим.

- Прописали тебя? – спросил удивленный Камилл. – Так сразу и прописали?

У Марлена забегали глаза:

- Ага, прописали...

И превел разговор на другую тему:

- Слушай, что это по радио говорят «ДжемилЁв». Разве у нас такие фамилии бывают?

- Ну, ты даешь, акъай! ДжемИлев да-а! Джемилев, Мустафа Джемилев! – недовольно откликнулся Керим.

- А что тогда говорят «ДжемилЁв»? – настаивал Марлен.

Камилл поглядел на него, хотел высказаться по поводу его разума, но сдержался и только, взглянув на Керима, покачал головой.

- Ну и хорошо, что говорят, пусть даже с ошибкой, - вымолвил он. - Мустафа наш национальный герой, других таких нет.

- Как нет, а…, - начал было Марлен.

- Да, да! – нетерпеливо перебил его Керим. - Но все они герои Советского Союза, а Мустафа наш национальный герой! Разницу понимаешь?

Марлен повел головой и хотел что-то возразить, но почувствовал опасную напряженность во взгляде Керима и недовольно замолчал.

Я согласен с тем, что герои разные бывают.

Для меня герой Абдуреим-ага Решидов, Герой Советского Союза, который в знак протеста против дискриминации готов был сжечь себя в центре Симферополя.

Для меня герой Амет-ага Абдураманов, отказавшийся от индивидуальной прописки в Крыму в качестве участника боев на Малой земле и требовавший этого права для всех крымских татар.

Для меня герой Аметхан Султан, дважды Герой Советского Союза, вопреки давлению властей настоявший, чтобы бюст ему был поставлен в Крыму.

Для меня герой Закир Мустафаев, мой друг студенческих лет, мой соратник по Первой Организации, не покорившийся КГБ и зверски убитый в застенках за то, что хотел жить в родном Озенбаше. Именем Закира Мустафаева названа улица в Симферополе (Каменка).

Для меня герой – Муса Мамут. Этот человек сжег себя не из-за личного желания жить в Крыму, а за то, чтобы жить в Крыму вместе со своим народом.

Есть такая пошлая поговорка, что, мол, жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо в Крыму. Для нас Крым не райский уголок, для нас Крым – родина. Понятно ли это всяким перекати-поле, для которых что Рязанщина, что Орловщина, что остров Сахалин – все нашенская земля?

Слишком много земли для этих оторвавшихся от корней сухим кустам для своего катания надо, как бы не закатиться им куда-нибудь.

После разговора о героях Марлен поблагодарил за угощение и поспешил уйти.

- Что это за любитель шашлыков? – спросил Камилл.

- Не шашлык его привлек, а то, что где шашлык, там и гость. Какой гость, откуда прибыл – такая информации кое-кому очень нужна. И про Джемилева вопрос был не случайный.

- Понятно, - проговорил Камилл.

Продолжать тему не стали. Достаточно того, что Камилл запомнил имя и лицо этого Марлена.

Вскоре пришли Фуат и Шамиль и, действительно, привели с собой Таира. Расстались ребята нескоро, но вполне во вменяемом состоянии.

Утром в дом Фуата опять пришел Керим, который рад был пообщаться с изощренным в разного рода знаний человеком, какого он нашел в Камилле. И Камиллу этот его новый друг был очень интересен. Фуат поехал по своим делам, а два безработных доктора наук пошли побродить по окрестным невысоким горам. Потом сидели на камне у скудной речки и говорили о крушении крымской природы. Камилл вспомнил рассказ одного русского человека из тех, кто проживал на Полуострове еще с довоенной поры, о том, что после выселения татар сады и леса Крыма оставались несколько лет бесплодными.

Зашел разговор о нравственности заселивших Крым людей.

- Никакого сострадания к татарам, у которых отняли все и загнали в азиатские земли! Ведь и многих русских власть тоже ссылала в Азию, в Сибирь. Могли бы и посочувствовать. Хотя теперешним жителям наших земель не один десяток лет промывали мозги антитатарской пропагандой.

- Да, - соглашался Керим, - здешнее новое население в большинстве своем сильно отличается от русских людей, проживающих в Средней Азии. Конечно, мы с тобой понимаем, что любой народ всегда игрушка в руках властей, он говорит и делает то, что власть велит. Но не слишком ли мы умничаем, желая оправдать злобный антитатарский настрой некоторых пришлых жителей Крыма многолетней пропагандой? Ведь и свои мозги иметь надо.

Камилл невесело рассмеялся:

- Да, мы иногда пытаемся найти оправдание тому, чему нет оправдания. Всеобщий недостаток интеллигенции много рассуждать и искать за очевидным некие нюансы, может и существующие. Но эти нюансы не определяют реальность. Реальность груба, а интеллигенты готовы к всепрощению.

- Вот потому и нельзя во главе национально-освободительного движения ставить интеллигентов, - продолжил Керим мысль своего нового друга. - Возглавлять народный бунт должен или пастух, или ремесленник, или даже простая крестьянка. Интеллигенты много рассуждают, ищут оправдания своим врагам и обычно становятся соглашателями.

- Вот именно! Это я и хотел сказать, - отозвался Камилл. – Ученого человека связывает с действительностью множество привязанностей, и власть всегда найдет ниточку, потянув за которую можно убедить много о себе воображающего интеллектуала в том, что он поведет революцию по гибельному пути. И это же нужно сказать о номенклатурных работниках, привыкших к различным льготам – из их среды борцы за народное дело не выходят.

Тут уже рассмеялся Керим:

- Да, но зато из этих выходят имитаторы борьбы, на самом деле борясь за сохранение полученных от властей привилегий.

И добавил:

- Прав был Ленин, утверждавший, что пролетариату нечего терять, поэтому он самый революционный класс! Но сам-то он был из русских интеллигентов.

- Что ж, бывают исключения, которые и в среде интеллигенции, и в среде партийной номенклатуры хорошо видны на фоне закономерных правил, - ответил задумчиво Камилл.

Он припомнил то недавнее время, когда с друзьями создал первую полулегальную организацию, начавшую планомерную деятельность за пробуждение народа на борьбу за возвращение в Крым. Он продумывал уже не раз тот ход событий, который произошел бы, если бы он и его соратники не оказались вынуждены после окончания своих институтов уехать из столицы Узбекистана по обязательному распределению. Что было бы? По крайней мере, за пятерых руководителей организации он ручался, что не дали бы себя запугать или уговорить. Однако какую деятельность они должны были бы развивать? Весь регион, прилегающий к Ташкенту, они уже взбудоражили, приезжали к ним и из других областей республики. Ну, допустим, их не арестовали бы, и они продолжали бы «ходить в народ» и побуждать к действию – весьма полезное решение, но это уже превратилось бы в рутину. Необходимо было бы переходить к следующему этапу, но к этому этапу поднявшийся народ перешел естественным образом – возникли инициативные группы и появились местные лидеры. Какое место заняли бы они, руководители первой организации? Наверное, местные лидеры потянулись бы к ним, и не факт, что он, Камилл, и его соратники смогли бы удовлетворить их запросы – только действительное развитие событий дало бы ответ на этот вопрос. Наверное, все же не удалось бы избежать внутренней борьбы, вряд ли авторитета кого-нибудь из бывших студентов оказалось бы для этого достаточно. Пожалуй, они во время сошли с политической сцены…

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒