Таврские времена 9 страница

- Э-э! Разные люди бывают. Тут однажды один солидного вида гость, приехавший из Узбекистана, шумел. Я, говорит, первый сообщу в КГБ, если узнаю, что кто-то передает материалы о крымских татарах иностранным журналистам. Вот собачий сын!

И он опять выругался, чего раньше Керим за своим дядюшкой не замечал. Нынешняя крымская действительность, мать иху!

-Конечно, мир должен знать об издевательствах советской власти над нами, - заметил он.

Ехали они на ибраимовском «Москвиче», любовались видами Крыма. Керим обратил внимание, что живет нынешнее население Крыма в приземистых старых жилищах, оставшихся от девятнадцатого века, или в похожих на большие картонные коробки из-под обуви так называемых «переселенческих» домах, в которых селили собранную со всей территории России и свезенную в опустошенный Крым рабочую силу.

- Наши татары в Узбекистане даже из сырцового кирпича строят дома, которые по сравнению с этими лачугами кажутся дворцами, - заметил Керим.

- Да, - согласился Ибраим. – Если бы сюда перенести построенный мной в Кувасае дом, то вся бы округа сбегалась бы на него полюбоваться.

Забегая по времени вперед, скажу, что добротные каменные дома стали строить в Крыму возвращавшиеся в конце 80-х годов татары. Строили они их до подлой павловской денежной реформы девяносто первого года, а потом достраивать смогли в основном те, кто запасся заранее стройматериалами. Но пришло время, и народ приспособился к новой реальности и стали оживать недостроенные здания, вызывая у русского населения Крыма зависть, а у некоторых и злость.

По этому поводу произошел однажды у меня и моего спутника острый разговор с четырьмя русскими мужиками.

Но прежде, чтобы было понятно, приведу некоторые цифры.

В Крыму приличные люди строят дома из ракушечника. Один блок ракушечника равнозначен двенадцати стандартного размера кирпичам. Когда полулитровая бутылка водки стоила 2 рубля 87 копеек, стоимость одного блока ракушечника была двадцать копеек, то есть за цену одной поллитры можно было купить 14 блоков. На строительство средних размеров шестикомнатного одноэтажного дома идет 5 тысяч камней. Это 357 поллитровок, то есть за год воздержания от выпивки можно приобрести ракушечник на хороший дом.

Так вот в магазине, куда мы зашли за продуктами, четверо веселых мужчин отставили в сторону вторую опустошенную поллитру и принялись за предпоследнюю.

- Эй, - окликнули они моего спутника, которого знали по работе. – Ты не пьешь, так может твой гость не откажется? Давай, земляк, прими!

И мужчина протянул мне стакан.

- Извини, брат, я тоже не пью, - не совсем искренне ответил я.

А с чего бы я стал хлебать это зелье здесь с незнакомыми парнями?

- Куда вы, татары, свои деньги деваете, если водку не пьете? – недоуменно, хоть и полушутя, вымолвил угощавший и сам опрокинул стакан.

- А мы дома строим, своих жен и детей кормим и одеваем, – неприязненно произнес мой товарищ, дествительно не пьющий, и которому его товарищи по работе давно надоели своим подшучиванием над его неприятием водки.

- Да брось ты, Вася, не уговаривай их! – тоже неприязненно высказался другой мужчина.

- Не, погоди! – Вася завелся. – На какие деньги вы, татары, дома строите, а?

- Так сказано тебе, на те деньги, которые ты на водку тратишь, - ответил мой товарищ, думая, что этим завершит надоевший уже разговор.

- На эти деньги дом не построишь! – выкрикнул Вася, под одобрительные голоса товарищей.

Я решил, что вот так уйти будет непедагогично. Надо же этих хоть иногда уму-разуму учить…

- Ладно, ты мне скажи, ты сколько водки в неделю потребляешь? – спросил я Васю, доставая из кармана ручку и листок бумаги.

- Какое твое собачье дело? На свои пью! - зло ответил Вася.

- Не горячись. Ну, допустим одну поллитру в неделю…

Последовало недолгое всеобщее молчание, потом взрыв хохота.

- Ну, Васек, ты у нас интеллигент!

- Вася, ты, что, завязал?

- Вась, а Вась, зайди ко мне, я тя угощу, если уже денег даже на пузырь не можешь заработать.

- Хорошо, - сказал я, когда смех поутих. - Десять поллитровок в неделю, да?

- Ну, это перебор. Это не всегда, только ежели праздники. А так, ну шесть, ну семь пузырей…

- Пусть будет поллитра на день, идет? - спросил я, и сделал простой расчет на бумаге. - Так вот, слушай.

Я пересказал кратко тот расчет, который был приведен выше:

- За год воздержания от выпивки можно приобрести ракушечник на хороший дом. Еще год не потребляй ее или потребляй умеренно, и на другие стройматериалы наберешь. Еще годик – и дом готов. Ну, как?

Не вполне еще пьяные мужики молча смотрели на нас, потом один из них взял листок бумаги с простыми расчетами и долго глядел на них.

- Да, так и получается, - задумчиво и без ерничания произнес он, возвращая мне листок.

- Оставь себе, - сказал я, довольный произведенным впечатлением. – Может пригодится.

- Ну, пойдем, - сказал все время молчавший мой товарищ.

Он протянул руку Васе, потом тому, который сложил листок с расчетами и спрятал в карман, потом обменялся рукопожатием и с остальными. То же сделал и я, не сдерживая ухмылки.

Василий решил, видно, сказать нам, татарам, приятное:

- Правду говоря, хороший у вас народ, трудолюбивый. Про дома мы не со зла говорим.

- Это мы от зависти, - хохотнул другой, и добавил: - Нет, ты не подумай. Вот у нас один из ваших работает, любую просьбу выполнит как надо. Отличный механик.

- Это ты про Акима? - встрял в разговор третий. – Да, Аким у нас чемпион…

Ему не дали договорить, опять загремел смех из четырех здоровых глоток.

- Чемпион! Любого из нас перепьет! Ты ему бы про поллитровки рассказал!

Мужики весело гоготали.

Улыбнулись и мы, хотя ничего веселого не было в том, что наши парни тоже порой приобщаются к этой мерзкой водяре.

- Слушай, - говорил Керим своему дяде, продолжая начатый разговор, - ведь в Узбекистане русские люди совсем другие, а? Работящие, тоже пьют, но в меру,. Вот отец моего школьного товарища, вернулся с войны раненым, сумел хороший дом построить, сына родил и воспитал. Правда, он не православный, баптист он. Но разве это имеет значение?

- Значение имеет то, что русские в Узбекистане из тех, кого раскулачивали, - ответил Ибраим. – Ну а в Крым из России завезли тех, кто раскулачивал, да еще и при советской власти не сумел устроиться на своей родине. Перекати-поле, одним словом.

- А как они Крым испоганили за эти годы! – и тут Керим рассмеялся. – Я вспомнил, как читал в очередной мерзкой книге, что воды в Крыму не хватает по вине татар. Татары, оказывается, очень любят козлиное молоко – ты слышишь? – и разведенные ими козы съели всю траву на склонах гор, оттого и воды не стало.

- Вот неумелые фантазеры! – захохотал Ибраим, на что Керим возразил:

- Эти люди, пишущие всякую чушь по заказу, прежде всего не уважают своих же читателей. Где логика в том, что наш народ, тысячелетиями хозяйствовавший в Крыму, способствовал тому, что не стало здесь воды после нашего выселения, а?

- Кстати, мы разводили в основном овец, а коз завели здесь послевоенные пришельцы, которые коров прокормить не могут! - Ибраим весело смеялся.

- Ты знаешь, Ибраим-эмдже, что написал о Крыме русский поэт Волошин? Он написал, что после захвата Крыма Россией «народ ушел, источники иссякли, нет в море рыб, в фонтанах нет воды». И это он написал еще в двадцатых годах. Что он написал бы сегодня?

- Вот честный русский человек! С такими русскими я ходил в разведку и опять пошел бы! – воскликнул Ибраим. – Между прочим, мне мой дед говорил, что по рассказам стариков раньше рыбы в Черном море было, действительно, больше. Все правильно написал этот…, как его?

- Волошин.

- Да, Волошин. Настоящий человек! Его сейчас печатают?

- Печатать-то печатают, и поэму «Дом поэта», откуда эти строчки, тоже напечатали. Но эти и другие строки очень уж коробят душу некоторым российским деятелям культуры. В предисловии к книге известный советский поэт обвинил Волошина, что он написал добрые слова о крымских татарах не искренне, а был подкуплен ими.

- Да ну? Неужели поэты так друг друга оскорбляют?

- Еще как!

Керим напомнил своему дяде о Пастернаке, которого затравили после получения им Нобелевской премии. А Ибраим в ответ рассказал своему племяннику о том, как до войны татарские писатели ругали в газетах и в журналах старого поэта Бекира Чобан-заде и молодого Эшрефа Шемьи-заде…

Так в невеселых разговорах и доехали до места назначения.

Глава 14.

О том, что Февзи уже не имеет прописки в Питере,зналтолько Олег, даже Володя не был о том уведомлен. Но был он недавно уведомлен в том, что его протеже Февзи относится к неблагонадежной нации и должен быть уволен. Информацию об этом бедный Володя воспринял очень болезненно, протестовал, подготовил отчет о работе группы, в котором заслуги Февзи были выпячены и даже преувеличены.

Под новый год Февзи приехал в Ленинград по вызову руководства. Он после того разговора с Дим Димычем догадывался, зачем его вызывают. Перво-наперво Февзи встретился с Володей. Володя очень грустно уведомил своего друга о намерении руководства уволить его.

- Но я согласия на это не даю, - решительно заявил Володя.

После появления Февзи в отделе давление на Володю усилилось. Апелляция его к высшему руководству учреждения ничего не дали, так как этому высшему руководству был представлен секретный материал, касающийся личности защищаемого Володей начальника старокрымской базы. В парткоме и самому Володе сообщили некоторые сведения, касающиеся Февзи, «скрывавшего свое крымско-татарское происхождение». Володя взбеленился было, стал что-то горячо говорить об интернационализме, о конституции. В ответ ему без обиняков сказали, что, противопоставляя свое неправильное понимание текущих задач требованиям времени, он не может рассчитывать на сохранение должности руководителя научной группы.

- Конечно, будет очень жаль, если отдел лишиться такого опытного руководителя, каким являетесь вы, товарищ Орлов. Но мы надеемся, что хорошо известный вам товарищ Павлов тоже справиться с работой, которую в настоящее время выполняете вы.

Характерно, что всю эту кампанию по запугиванию Володи проводили совместно партком и профком, а не администрация – это было новый тактический прием гебни. Для давления на руководителя группы был выбран весьма подходящий моимент, когда директор учреждения, известный академик, находился в длительной зарубежной командировке. Не будучи ученым мужем из плохого романа, который оторван от реальной жизни и знает только свои формулы или своих букашек-таракашек, Володя сознавал, что апеллировать в создавшейся обстоятельствах к администрации вообще-то бесполезно. Тем не менее, он пришел на прием к исполняющему обязанности директора с материалами, свидетельствующими о научных и организаторских заслугах Февзи. Ответ, полученный им, был столь же бесцветен, как и личность исполняющего обязанности, и сводился к тому, что профсоюзная и партийная организация «тщательно разберуться в сложившейся ситуации».

Февзи работал один в коллекторской, когда туда вошел Володя. Пожали друг другу руки.

- Февзи, - сразу же начал Володя разговор. – Надо поговорить.

- Я тоже думаю, что надо, - отозвался Февзи, не прекращая работу. - Говори.

- Разговор серьезный, оставь все дела, - строго произнес Володя. – Я хочу тебе обрисовать ситуацию.

Февзи отодвинулся от лабораторного стола и повернулся к другу. Тот молчал.

- Если бы я думал, что ты слабак или держишь меня за глупого, то я тебе сейчас сам сказал бы, о чем ты хочешь со мной говорить, - произнес без улыбки Февзи.

- Да, я знаю, что ты знаешь - ответил Володя. – Но все же мне нелегко, мне противно говорить тебе то, что я должен сказать.

Он сел на стоящий у стенки стул и продолжил.

- Я вынужден был подать заявление на прием в партию и меня приняли в кандидаты, тебе это известно. Если я сейчас не дам согласия на твое увольнение, то меня в эту организацию не примут. А значит, согласно недавно внедренному порядку, от руководства экспедицией меня отстранят и назначат на эту должность Павлова.

- Только не это! – воскликнул Февзи. – Можешь не продолжать, я все давно знаю. И еще вот что, - перебил Февзи намерившегося продолжить свои пояснения Володю, - мы оба знаем, что меня в любом случае уволят, не так ли? Поэтому мне непонятно твое смущение, какое-то у тебя чувство вины передо мной, будто бы ты в чем-то виноват…

- Но ты же понимаешь, - произнес подавленно Володя.

- Да, мы оба понимаем, что вопрос стоит так: или увольняют одного меня, или же увольняют нас обоих. Что, трудный выбор? – Февзи засмеялся.

Володя тоже попытался улыбнуться, но у него не получилось.

- Но я в этих обстоятельствах выгляжу как предатель…

- Только в глазах обалдуев! – воскликнул Февзи. – Даже вся эта партейная сволочь не поверит, к сожалению, что ты стал для них своим человеком!

Володя был сумрачен. Февзи пожалел, что он опоздал с этим разговором – надо было ему первому произнести все то, что было сейчас сказано. Конечно, его друг в этой ситуации должен чувствовать себя преотвратительно, как каждый порядочный человек.

- Мы с тобой прагматики, мы оба заинтересованы в нормальном развитии работы экспедиции, - продолжал Февзи. – Итак, поступило два альтернативных предложения. Первое - уволиться мне, а тебе обеспечить нормальную работу экспедиции. Второе – уволиться обоим и сдать экспедицию этому фальсификатору и конъюнктурщику Павлову. При первом варианте надо учитывать ухудшение твоего самоощущения, при втором варианте нельзя сбрасывать со счетов твое же предательство в отношении всех работников экспедиции, не говоря уже об интересах науки. Ну, какой вариант выберет честный человек?

- Да, ты умеешь подсластить горькую пилюлю, - все так же хмуро произнес Володя.

- Эту пилюлю при первом варианте глотать принужден будешь только ты! – воскликнул Февзи. – Я не в счет, я в любом случае должен уйти. Ты обязан проглотить эту горечь! За тобой наука, за тобой твои сотрудники! Все мы понимаем, что тот, кто может на твое место прийти, найдет в Старом Крыму и славянское городище, и берестяные грамоты.

Тут уж подобие улыбки скользнуло на лице Володи.

- Тебе бы стать адвокатом, ты бы на весь мир прославился, - проговорил он.

- У нас стать адвокатом? Ты шутишь! - засмеялся Февзи.

- Я не сказал, что у нас, - печально улыбнулся Володя. - Ладно, жертва начальника-приспособленца, пойдем в пивную.

Пиво любят все, в том числе, как известно, и ученые мужи. Однако настроение Володи не улучшили даже раки, которых сегодня подавали в пивной на Невском. Одна мысль мучила его.

- Куда ты теперь денешься, Февзи? - траурным тоном спросил он друга.

- Как куда! - Февзи отодвинул одну кружку и притянул к себе вторую. Он был сегодня с точки зрения Володи непозволительно легкомыслен.

- Как куда! – повторил Февзи, сделав несколько больших глотков: пиво, вообще, надо пить серией больших непрекращающихся глотков. - В Крым, конечно!

- Так татар же там не прописывают, - неуверенно произнес Володя. – Тебя же из помещения базы теперь выпишут.

- А у меня там дом куплен! – громко засмеялся Февзи. - Да, да! Я, когда эта каша только начиналась вариться, купил на горном склоне над озером дом и там прописался на законном основании. Дом, конечно, не дом, а домик, дешевая времяночка, но с земельным участком. И я уже заказал стройматериалы, вот приеду туда, а там уже штабеля желтого пиленого ракушечника, доски и шифер. Нет, я не шучу, - добавил Февзи, встретив недоверчивый взгляд друга. - Все как есть говорю! И про стройматериалы тоже правда. Я ведь все эти годы практически на двойном окладе сидел, да еще и на государственных харчах.

- Ну, ты молодец! - первый раз за день Володя смеялся от души. - Ну, татарин ты крымский, ловкач!

- А у нас вся порода такая! - тоже смеялся Февзи, радуясь, между прочим, тому, что у его друга, кажется, полегчало на душе, но все же добавил: - Ремонт служебного автотранспорта, между прочим, я производил бесплатно сам. Так что…

- Когда меня все же вытурят с работы, - смеялся Володя, - я к тебе приеду, ты меня где-нибудь пристроишь!

- А пока не вытурили, будешь приезжать на отдых! - вторил ему Февзи. - С Олегом вместе будете приезжать!

- Обязательно! - восклицал Володька. - С женой и детьми!

- Как? Уже есть и жена на примете? - изумился Февзи.

- На примете может быть только невеста. Да, невеста есть, значит, скоро будет и жена, - Володя снова стал серьезным. - На свадьбу приедешь?

Февзи радостно обещал приехать на свадьбу друга, а сам подумал, что о своей свадьбе пока говорить не будет, ибо не все еще решено. Однако после того как побывает в своем новом крымском поместье, надо ехать в Узбекистан к своей избраннице, а то как бы не увели.

- А где ты на своем горном склоне найдешь работу, - вдруг опять встрепенулся Володя.

- Конечно же, там историки с университетским дипломом не нужны, - улыбнулся Февзи. - Но ты не забывай, что я классный механик с трудовым стажем. В районную «Сельхозтехнику» устроюсь или на автобазе какой-нибудь поработаю.

- Археолог твоей квалификации! - воскликнул Володя, потом грустно заметил: - А я ничего делать не умею. Если выгонят из института…

- То пойдешь на пляж фотографировать отдыхающих! - продолжил смеясь Февзи.

Ребятам было весело.

Февзи написал заявление об уходе из Экспедиции «по собствненному желанию», получил расчет и улетел в Крым. Несколько дней он провозился на своем участке, приводя в порядок двор и домишко. Потом появился в районном объединении «Сельхозтехника», которое, кстати, располагалось в том же Старом Крыму. Там по его документу и по записям в трудовой книжке приняли на работу авторемонтником. При этом Февзи обговорил себе право приступить к работе через две недели – ему надо было съездить в Чирчик и жениться.

Свадьбу в Чирчике сыграли скромную, но человек тридцать гостей все же набралось. Тут и родственники со стороны невесты, и друзья самого Февзи еще с прежних лет, и соседи. Всех интересовал факт женитьбы ленинградского научного работника на скромной девушке из Чирчика – о том, что Февзи живет в Крыму, знали только тетушка Мафузе и ее дети. Скрыть этот факт настойчиво просила сама тетушка Мафузе, бедная, запуганная годами спецпереселенческой жизни женщина. Февзи поначалу возражал против такой перестраховки.

- Мафузе-абла, никто меня теперь спецеререселенцем не сделает! – смеялся он.

Но убедил его в необходимости соблюдать известную осторожность Энвер, старший сын тетушки.

- Будь уверен, что уже завтра же в райотделе КГБ появится подробный отчет об очередной крымскотатарской свадьбе, - уверял он Февзи. – Ты что думаешь, среди наших татар нет сволочей, работающих на них? Одно дело, что крымский татарин Февзи увозит свою молодую жену в Ленинград, – тоже очень неприятно местным чекистам, – и другое дело, что молодая крымскотатарская семья будет проживать в Крыму. Понимаешь?

Февзи подумал и понял.

Но ни он, ни его более опытные в этих сплетениях коварства и зависти чирчикские друзья не знали, что если донос на ленинградца и поступит, то уже не в первый раз.

Опять же по настоянию тетушки Мафузе Февзи попросил свою невесту скрыть от своих родителей, что после свадьбы они будут жить в Крыму. Кстати, решил он, что предоставляется случай проверить, насколько молодая жена предана своему мужу - не так уж был он прост, наш историк-автомеханик. По не изменившемуся поведению родителей Лютфие он понял, что его избранница послушалась мужниного наказа.

Но билеты молодожены взяли на ленинградский поезд – нужно было показать Лютфие великий город, сходить с ней в Эрмитаж и, главное, отпраздновать бракосочетание в кругу ленинградских друзей.

Добирался скорый поезд из Ташкента в Ленинград более трех суток. Сама дорога из центра Азии к берегам Невы была немалым приключением для впервые едущей на поезде Лютфие, как, впрочем, и для Февзи, - ведь во время всех трех его посещений Узбекистана он пользовался услугами Аэрофлота. Когда поезд пересекал пустыню с ее юртами, верблюдами и жарой в его памяти возникли давние картины, когда он с матерью и братом, с другими односельчанами ехал в противоположном направлении, из Европы в Азию, и когда даже мудрый Мурат-эмдже не предполагал, что везут их на погибель…

Глава 15.

На собрании крымских татар, проходившем в здании городской школы, недавно избранный председатель райсовета, бывший главврач поликлиники, нахамил Кериму.

- А ты, да-ра-гой, занимался бы своим огородом. Надеюсь, это дело у тебя хорошо получается. И не лезь, когда грамотные люди серьезные вопросы обсуждают.

И обратился с глумливой улыбкой к представителю из Симферополя:

- Понаехали сюда деньгу легкую зашибать! Едва по-русски говорить умеют, а туда же, со своими рассуждениями лезут.

Керим смолчал, но затаил желание отомстить. Долго ждать не пришлось. Когда собрание закончилось, Керим увидел, что председатель райсовета по срочной нужде забежал в туалет. Керим задержался в коридоре. Спустя некоторое время шибко грамотный председатель вышел из уборной и поспешил к выходу. Мельком окинув взглядом оба конца коридора и убедившись, что он пуст, Керим пошел навстречу председателю и втолкнул его в открытую дверь классной комнаты.

- Тихо, сволочь, не смей подымать шума! – Керим прижал бывшего главврача спиной к исписанной мелом классной доске и схватил его левой рукой за горло. Председатель уписался бы от страха, однако было нечем. Но его страха оказалось достаточным для того, чтобы не вздумать поднимать крик, - он ощущал сильные пальцы этого огородника на своей шее.

- Ты халтурщик, который рецепт написать грамотно не может. Я знаю, как к тебе относятся врачи поликлиники. Я, чтобы ты знал, таких как ты вышвыривал из института…

- Ты…, вы…? – бывший главврач заикался то ли от страха, то ли от удивления.

- Да, я! Я профессор, доктор наук в той области знаний, в которой ты, поганец, пытаешься халтурить. И приехал я на родину не деньгу зашибать, а работать на благо людей, лечить их. А твоя власть мне, профессору, отказала даже в должности дежурного врача. И приехал я в Крым оставив должность заведующего кафедрой. А ты, недоучка, смеешь глумиться надо мной!

Не ожидал от себя всегда сдержанный Керим такого неординарного поступка. Но видно силен был шок от беспардонного заявления председателя, шок даже на фоне тех унижений, которым оказался подвержен профессор Асанов в последние полгода по прибытии на родину.

Тесен мир и невелик. Особенно невелик Крымский полуостров, нити людских судеб встречаются и расходятся здесь чаще, чем мы об этом узнаем. И не предполагал Керим, что судьба еще прежде, много лет назад, сводила его с этим, ныне амбициозным, но жалким по своей сути субъектом.

Отец Керима, врач-хирург, ушел на фронт в первую же неделю после начала войны. В семье на руках матери, окончившей перед замужеством фармацевтический техникум, осталось трое детей. В последние годы перед войной она не работала – занималась большой семьей. Теперь жить в городе не представлялось возможным, и Зекие с тремя малолетними детьми решила уехать в деревню Гюлим недалеко от Севастополя, где жил ее старший брат Иззет, инвалид, который не мог быть призван в армию. Иззет в колхозе заведовал пасекой, да и своих пчел у него было немало. Жена его возила ароматный крымский мед на базар в Мелитополь, и семья всегда жила в достатке. Иззет и его жена были бездетными. Они радушно приняли Зекие с детишками. И все жители деревни были рады приезду Зекие, которая тотчас же устроилась в оставшуюся без работников колхозную лечебницу на должность медсестры.

Керим с братьями целые дни проводили на лугу рядом с превращенной в склад мечетью. С деревенскими сверстниками горожане быстро подружились, научили их городским играм.

Среди завсегдатаев луга был белобрысый и всегда сопливый мальчишка лет семи. Он смотрел со стороны на других детей играющих в разные игры, и никогда не присоединялся к ним. Когда раздраженные его хихиканьем и всегда замызганными соплями щеками пацаны кидали в него пучок травы или даже давали легкого тумака, он бежал к плетню своего двора, соседствующего с излюбленной полянкой деревенской детворы, и кричал противным голосом «Па-а-па!». Родители его, у которых он был единственным ребенком, строго велели ему взывать в критических случаях не к папе, а к маме, но он по привычке каждый раз начинал «Па-а-па!», потом спохватывался и уже орал «Ма-а-ма-а!». Дело было в том, что отец сопливого, колхозный бухгалтер Степанов, был призван, как и все мужчины, в армию, куда и отправился в августе, оставив бухгалтерию на жену, бывшую при нем счетоводом. Но уже в середине сентября Степанов тайком объявился в селе, первое время скрывался, но… Сами понимаете, село есть село, это вам не Москва, где человеку запросто затеряться. Женщины поначалу посетовали на то, что единственно у этой Степановой муж вернулся домой, да и забыли вскоре о том судачить, тем более что эта маленькая семья была как бы чужая в их деревне - за год до войны только приехала откуда-то с Донбасса. При встречах с соседками Степанова говорила, что мужа ее медицинская комиссия отправила домой по состоянию здоровья. Может, так оно и было, потому что еще раньше было известно, что из Донбасса Степанов с женой и с маленьким сыном приехал в Крым из-за полученной на шахтах болезни. Хотя какую болезнь на шахте мог получить бухгалтер? – ну да бог с ними, необщительные были это люди.

Так вот, папаша сопливого после возвращения в деревню на работе не восстановился, на улицу не выходил – похоже ждал ухода советской власти. И ребенку Степановы запрещали взывать к отцу, чтобы не напоминать лишний раз, что в доме есть молодой мужик, когда в других домах только старики и малолетние мальчишки.

И советская власть покинула Крым. Дело не в том, что все люди так уж безумно любили советскую власть, но она при всех этих отъемах имущества, коллективизации, пропажах людей была все же своей властью. А тут эти чужаки, оккупанты …

Приходу немцев предшествовали трагические события, развернувшиеся неподалеку от деревни.

Со стороны побережья, оттуда, где стоял город Севастополь, то и дело доносился раскатистый грохот взрывов. Над деревней Гулим пролетали с тяжелым гулом немецкие самолеты. Но в самой деревне вот уже несколько дней стояла наша пехотная часть, не больше роты. Телеги были скрыты в садах, бойцы разместились по домам.

Командиры были недоступны для вопросов женщин, а красноармейцы в большинстве грустно отмалчивались, ибо и сами не знали, что будет завтра, а может и через час. Были и такие, которые злобно скалились и говорили:

- Не бзди, тетка, немцев в вашу деревню не пустим, уничтожим их здесь в смертельном бою.

Но хромой Иззет успокаивал селян, обращая их внимание на то, что окопов солдаты не роют. Значит, оборонять деревню здесь не собираются.

Но несколько женщин решили уйти со своими чадами из деревни, стоящей у опасного севастопольского тракта, скрыться у родственников в горах. Не вняв уговорам Иззета решила спрятаться на время в дальней деревеньке и Зекие.

- Брат, у меня трое детишек, за которых я в ответе перед их отцом, - говорила Зекие. – Ты уж прости меня, и пусть односельчане тоже на меня не обижаются. Как только обстановка прояснится, мы сразу вернемся к тебе, в город я уже детей не повезу.

Она собрала вещи в узелок и с тремя мальчишками отправилась ранним утром в путь.

Километра через три беженцы поднялись на склон горы, с другой стороны которой располагалось селенье, где мать решила спастись от неожиданностей войны.

Со склона навстречу женщине и детям спускалась четверка молодых краснофлотцев. Непонятно, откуда они шли и что знали. Пока парни в тельняшках и бушлатах что-то говорили мальчишкам, со стороны трассы послышался характерный рокот мотоциклов – суки немцы всегда пускали их вперед, если не видели сопротивляющихся войск. Зекие запаниковала и стала говорить краснофлотцам, что, совсем неподалеку в деревне еще стоят наши, что они успеют до них добежать. Моряки посовещались и сказали, чтобы она по быстрому уходила за гору, что они дадут здесь бой фашистам. Зекие плакала, просила ребят все же дойти до наших войск. Время было потеряно и теперь женщине с сыновьями было не успеть скрыться за склоном.

На обрыве можно было разглядеть что-то похожее на вход в пещеру. Возможно, моряки давеча прятались в ней, потому что их старший велел отвести туда женщину и детей.

- И подсади их, им не влезть будет, - добавил он, будто бы этот веснушчатый улыбчивый здоровячек сам не догадался бы.

Краснофлотцы весело попрощались с мальчишками, так весело, будто собирались на гулянку, где малышам не место. А глупые малыши не понимали того, что поняла их мать.

У моряков были автоматы и гранаты, и они, подпустив мотоциклеты с колясками поближе, открыли по врагу прицельный огонь. Сразу же, до того, как немцы успели соскочить с сидений и залечь, около десятка оккупантов остались лежать на дороге и на ее обочине. Но подходили военные грузовики, из которых высаживались солдаты в черного цвета мундирах, и вскоре склон горы был охвачен вражеским полукольцом.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒