В прятки с Бесстрашием 78 страница

Боже, это всё со мной происходит?.. Рехнуться же так можно... Нас обоих пробирает озноб, но вовсе не от холода. Страсть захлестнула, захватила, заполнила до самых краев... Я хочу его всем своим существом, каждой пульсирующей точечкой, полностью. И немедленно. Немного неловкости оттого, что мы делаем это хоть и наедине, но в таком месте, это смущает и заводит одновременно, словно мы украдкой пробуем что-то запретное. «Мы заразились безумием», — пронеслось в голове, когда его влажные губы подарили короткий поцелуй и прикоснулись к мочке ушка. А дальше думать уже не получалось. Ох, черт, сердце сейчас выпрыгнет!

— Сладкая моя... Давай, детка, раздвинь ножки. — шепчет он мне в ухо, прикусывая мочку. А ладони гладят, впиваясь в тело, колено намертво врезается между моих бедер, разводя их... и пальцы забираются под тонкую полоску кружева, туда, к теплому, влажному центру, в котором уже своим особенным танцем, пульсирует желание. И резко сдирают мешающую преграду, с треском разрывая ткань. Длинные пальцы проникают в меня, скользят, покрываясь влагой... Я изворачиваюсь, охотно отзываясь каждому ловкому движению, хватая ртом воздух от остро прочувствованного прикосновения подушечек к клитору, пытаясь рефлекторно свести ноги, невольно сжимаясь, делая проникновения еще более плотными... Стоны можно совсем не сдерживать. Сдерживать? Разве это, вообще, возможно?.. Сладкие спазмы закручивались внизу живота, готовясь разметаться дрожью, цветными взрывами фейерверка в голове, в глазах. Колени стали просто ватными. Черт, я так долго не продержусь...

Моя ладошка прогуливается до самого низа его живота, потом вверх, к груди, расстегивая рубашку. Пальцы пляшут нервным тремором, рассыпая по полу пуговицы и кончики ноготков, наконец, добираются до проколотого, мгновенно затвердевшего соска, легонько щипая. Мощное тело вздрагивает, будто его пронзает электрический разряд до самого паха. Его губы похищают каждый вдох, каждый рвущийся стон, яростно захватывают, забирают мои губы, приоткрытые от нехватки воздуха, и прокатывают по ним кончиком языка и хочется утонуть в этом чудесном ощущении... Алекс отрывается от меня, пристально разглядывает, уголок его рта подрагивает в улыбке. Напор ласкающих пальцев, движущихся со сводящей с ума неспешностью, заставляет дрожать, задыхаться, закусывая губу. О-о-х... это мучительно сладко...

Широкая грудина вздымается, шумно вбирая в себя кислород. Руки гладят, вцепляются и царапают сильное, выносливое тело, убегают ниже, отстегивают тяжелую пряжку ремня, тянут вниз флажок молнии... пальчики обхватывают его член и медленно поглаживают, ощущая всю упругость, взвинченность и сильное напряжение мужчины. Подушечкой не спеша размазываю прозрачную тягучую каплю смазки, легонько прикасаясь к серебряным шарикам, выдергивая из Алекса низкий, хриплый стон. Он выцеживает ругательства сквозь зубы, подцепляет мой подбородок, поднимая к себе лицо, и прижимается ко мне так, что наши лбы соприкасаются. И смотрит, обволакивая взглядом, испытывающе, глаза в глаза... Пальцы покидают мое тело, вызвав протестующий протяжный стон, а потом он рывком приподнимает меня под бедра, усаживает на свою талию и входит полностью, одним резким, сильным толчком... Щиколотки скрещиваются за раскаченной спиной, щелкнув друг об дружку каблуками. Я обнимаю его за шею, вжимаясь, пытаясь слиться все теснее. Мурашки удовольствия волнами разбредаются под кожей по всему выгибающемуся дугой телу, пульсируя внутри горячей вибрацией, до самых кончиков пальцев, впивающихся в мощные плечи. Закрываю глаза, растворяясь в его настойчивых, глубоких проникновениях, во влажном, напористом скольжении, в резковатом касании губ к шее, вскрикивая от ускоряющихся толчков и прижимая к себе его голову, с наслаждением впитывая рваные стоны и почти животные взрыки. Терпкий запах его восхитительного тела кружит голову.

— Ну же сладкая, — доносится до меня голос Алекса, как сквозь треск помех. Сердце стучит где-то в горле, заглушая все звуки. — Ты можешь еще громче, я знаю... Я хочу, чтобы ты стонала так, чтобы машинист остановил поезд и пошел проверить что случилось...

Тяжелое, горячее тело вдавливает меня в прохладную поверхность стены, продолжая входить, вколачиваться и набирать безумный темп. Его широкие плечи, руки, все мышцы напряжены. Жадно тянет глотки воздуха между стонами и притянув к себе, почти грубо прихватывает мои иссохшие губы. Он целует несдержанно, сумасводяще, жестко присасывая и втягивая. Возбуждение пронизывающе бурлит внутри нас, я отвечаю ему не менее дико, царапаясь и кусая, чувствуя и слизывая выступившую кровь с таких вкусных губ. Он меня дурманит, вышибает из головы все мысли, ничего не существует вокруг, только он. Только его тягучий, затуманенный взгляд из полуопущенных ресниц. Я вижу, как эти ресницы вздрагивают, он шире открывает глаза и смотрит так внимательно и нежно, что меня пробирает до самого нутра. Вид, вкус, запах, тепло его тела действуют как сильнодействующий наркотик. Только его умелые, яростные губы. Крепкие ладони, сжимающие мои бедра до боли, что останутся синяки. Только мощные толчки, подчиняющие, принуждающие отзываться движениями навстречу, чувствуя навинченные спазмы обожаемого тела, и наполняющие сладкой пульсацией узел внизу живота. Сорвавшееся дыхание, что горят легкие, бешеный ритм взвитых сердец. Крики, дрожь горячего озноба, стоны удовольствия, поцелуи со вкусом наслаждения... Алекс ловит губами мои, нашептывающие его имя, губы, бессвязно умоляющие не останавливаться...

— Да, вот так, детка любимая, еще громче... — и сдерживаться дольше невозможно... Вспышки, искры перед глазами, раскаленная пружина расшвыривается в животе судорогами, криками, колотящейся дрожью, и с каждым последующим толчком тело покидает накопившаяся энергия, плескающаяся и переливающаяся через край. Выдохнув последний вскрик наслаждения, я жмусь к нему, не желая отпускать, скольжу ладонями по его скулам, шее, мокрым вискам, по нежному местечку за ухом. — Детка, я с тобой совсем голову теряю. Ты моя, только моя, Лекси, слышишь?..

— Только твоя... — эхом вышептываю и втягиваю в себя до упора резковатый запах мужчины, уткнувшись носом ему в шею, и чуть прикусываю впиваясь в кожу, разгоняя там батальоны мурашек.

Капли влаги на напряженных, скользящих животах... тесные объятия, лихорадочно блестящие глаза, пальцы, расчерчивающие вычурные узоры по коже. И его почти окаменевшее тело, подгоняемое окатившим меня удовольствием, врывается и толкается еще сильней, подрагивая, сотрясаясь спазмами хлынувшей страсти. Низкий, приглушенный стон наслаждения над моим ухом, мягкий поцелуй припухших губ...

Сбитое дыхание возвращается с трудом, пока я неторопливо глажу его по лицу, по влажным от пота волосам. Мышцы постепенно расслабляются, дыхание выравнивается. Потом по телу начинает разливаться облегчение и истомленная нега... И тут только я ощутила, как же нас нещадно колотит крупным ознобом. Аккуратно ставит меня на непослушные ноги, черт, а завтра я вряд ли смогу ходить... и на этих подкашивающихся ножках мне еще до фракции топать... Алекс облокачивается спиной к стене, притягивает меня к себе и обнимает, мимолетно целуя в висок, пальцами убирая пряди моих волос с лица. Тяжелая ручища прижимает к горячему телу, сталь удовлетворенно посверкивает из прищуренных глаз, он улыбается, вглядываясь мне в глаза, будто что-то там прочитал, увидел, убедился...

— Есть еще какие-нибудь пожелания? — Смотрит, склонив голову набок. Вместо ответа я быстрым движением прижимаюсь к прокушенной ранке на его губах, своими губами, впитывая солоноватую влагу.

— Поцелуй меня, солнце, — прошу я, он прихватывает мои губы, даря еще одну щедрую порцию удовольствия, обводит их языком и становится нежным, неторопливым, невозможно ласковым. Гладит кончиками пальцев мое лицо, целует так мягко, осторожно, словно я хрустальная. — И держи меня, иначе я сейчас упаду. — Смеется, совсем беззаботно, открыто, обхватывая меня руками, поглаживая по спине.

— Может, повторим?..

— Мы уже почти приехали, видишь, вон огни депо. — в груди разливается нега, я чувствую какой-то опьяняющий восторг, от его взгляда, такого глубокого, завораживающего.

— Останешься у меня сегодня?

Я вздыхаю. Как бы я хотела, солнце. Каждый день засыпать и просыпаться с тобой рядом.

— Не будем лишний раз привлекать к себе внимание, мы и так много сделали для этого...

— Боишься?

— Да ну, нет, конечно, просто... У нас и так проблем много. Не хочется лишний раз нарываться. Война идет все-таки. Но я бы очень хотела остаться. Правда.

— Я знаю. — Алекс помолчал, как будто хочет о чем-то сказать и не решается, словно каждое слово дается ему с трудом. Это что-то новенькое.

— Что-то случилось? — я внимательнее вглядываюсь в его лицо, пытаясь рассмотреть в зазеркалье серой радужки, ответ. Лицо расслабленное, но задумчивое, приоткрыл искусанные мной губы, ресницы же, наоборот, припустил.

— Нет. Много событий сегодня... Устал просто. — отвечает он, откидывая голову назад, и растирает затылок, и строит вид, как будто все действительно в порядке.

Я набрасываю платье, пытаясь хоть кое-как скрепить разорванную застежку, и прислоняюсь к его плечу, ерзаю, устраиваясь поудобнее, обнимая Алекса за шею одной рукой. Приятная теплота любимого тела согревает мгновенно от утреннего холода. Я беру его за руку переплетаю наши пальцы, стараясь незаметно заглянуть в лицо Алексу и вычислить там весь спектр, только мне известных эмоций. Нужных мне. Важных. Но только он всегда надежно прячет, в силу своих принципов или убеждений то, что на самом деле у него творится за душой. И мне от этого тревожно, и страшно тоже, но когда Алекс рядом, это «страшно» как-то чувствуется отголосками. Скоро конец инициации, а что будет дальше... Что будет с нами?.. Я не знаю!

Мне скоро уезжать на обучение, без этого никак. Идет война, а у меня, казалось бы, сильной девочки, нет больше сил думать не о том, выживу ли я, или же дорогие мне люди, или сможем ли мы победить, доживем ли до победы... У меня сил не осталось думать и переживать о том, что станет с нашими отношениями. Ведь они должны переходить в какую-то другую стадию, развиваться и выходить на новый уровень... но пока я вижу только ревность и собственничество. Можно это считать за любовь? И входит ли это, вообще, в Алексовы планы? Есть ли в его планах на дальнейшую жизнь, место для меня? Я люблю его всем сердцем, каждой частичкой своей души, но... что он чувствует ко мне? Он не говорит, да и навряд ли можно надеяться на откровенность. Упрямый слишком. И спросить самой, страшно... Страшно оттого, что можно снова разбиться, рассыпаться на острые и очень болючие осколочки... и у меня колени подогнутся именно в тот самый момент, именно тогда, когда надо будет изо всех сил отчаянно продолжать жить... На меня будто небо уронили, так стало тяжело и сложно, и поэтому как-то слабо теперь верилось в светлое будущее. Вообще, хоть в какое-то.

Раньше для него отношения с девушками, были просто — увлечения. А сейчас что это? Любит ли он меня? Умеют ли, вообще, такие как он, любить? Все дело в том, что я иногда вижу, что в Алексе явно горит какая-то внутренняя борьба с самим собой, и он часто о чем-то задумывается, даже злится на что-то, а потом, то отдаляет меня, то приближает. Может быть, потому, что я тяну ситуацию не в ту сторону, в которую ему хотелось бы? Тяну-то я тяну, да только вот знаю, что Алекс не так прост. И всё, что про него говорят, к моему сожалению, нельзя делить на два. Кто-то считает, что он просто со мной играет, но... я вижу, как он на меня смотрит, так что сердце начинает отчаянно трепыхаться, как прикасается ко мне, как обнимает, я чувствую, определенно что-то есть, но... Нужна ли я ему на самом деле? Да, он нежен со мной, заботлив. И вновь всплывает это кошмарное, пресловутое «но»... Я уеду на полгода, а люди умеют иногда забывать, и не всегда это человеческое свойство, является — подарком природы. Он может встретить кого-то за это время, а что будет со мной? Даже от одной этой мысли, я не могу нормально соображать и собрать кусочки реальности воедино, она словно разбивалась и расслаивалась, не давая покоя и окуная меня в еще большую панику. Я безумно боюсь его потерять, так боюсь, что у меня уже это «боюсь» по венам течет, оно заползло между ребер, мешая дышать, и в горле застряло комом. Воздух со свистом вырывается из груди, и я в очередной раз сжимаю запрыгавшие пальцы в кулак. Всю свою боль, весь страх, всё своё бессилие туда сжимаю так, что кости вот-вот затрещат. Думать совсем не хочется. Не сейчас... Я подумаю обо всем этом, когда останусь одна, одна... И, вообще, вязнуть в черном колодце паники, лучше в одиночку.

— Лекс, что с тобой? — я выныриваю из своих дум, как из бассейна, наполненного до краев водой, потянувшись вслед за родным голосом. И только сейчас замечаю, что слишком сильно сжимаю его ладонь, аж пальцы все побели, что Алекса приводит это в немалое замешательство, и он на миг замирает с таким болезненно-удивленным лицом, глядя на меня. Отчаянно и очень пристально смотрит. Я всю жизнь старалась быть предельно честной, только вот сейчас у меня не слишком-то получается сказать правду. Только глаза отвожу с отрешённой улыбкой, да зубы стискиваю. А может, спросить его? А вдруг он ответит? Вдруг он откроет мне душу? Может решиться и сознаться ему в своих опасениях и страхах, рассказать, как сильно я его люблю, сколько он для меня значит, как он мне нужен, может быть, хватит уже молчать... — Замерзла совсем? Иди ко мне. — Алекс вдруг так сильно прижимает меня к себе, что я начинаю дрожать, потому что у него руки просто горячие и он так странно вздыхает, и это очень страшно. Но еще страшнее станет, если он меня сейчас отпустит. Мужчина бережно прислоняет мою голову к своей груди, где так шумно толкается сердце. Ветер приносит холодный порыв, и я ежусь, задыхаясь и воздухом, и чувствами своими, сжимая руки вокруг его шеи, обнимая и утыкаясь в нее носом, потому, что верю ему. Ведь верить просто до смерти хочется. — Устала, сладкая, я так сильно тебя уморил?

— Всё хорошо, — никогда в жизни я так отчаянно не врала... — Просто... спать очень хочется. — шепчу ему, выдувая теплый воздух на кожу, что он слегка дергается, как от щекотки и еще сильнее меня стискивает. — Алекс, ты чего? Ты меня сейчас раздавишь.

— Ничего, детка, — передразнивает, но как-то вяло для своего обычного энтузиазма. И он сам это понимает и пытается сгладить ситуацию: — Просто захотелось тебя обнять. — осторожно касается моей щеки кончиками пальцев и в какое-то мгновение, мне то ли кажется, то ли становится совершенно отчетливо ясно, что на самом деле, всё Алекс и сам прекрасно видит, чувствует и понимает. Понимает даже, может быть, куда лучше меня.

______________________________

*Бульвар — Boulevard Of Misery Business Part 2 Green Day Vs Paramore

*Сентябрь — Bring Me To Life When September Ends Green Day Vs. Evanescence

*Новокаин — Give Me Novocaine Green Day

*Королева — Queen Of Rain Roxett

* http://x-minus.org/track/6639/field-of-innocence.html

========== «Глава 93» ==========

Дани

Как говорит Лекси, моя задница без приключений... Вообще, если бы я в этот раз просто спустилась с шестого этажа на первый, да на лифте, все было бы прекрасно и замечательно. Я пробралась бы в нашу комнату, обнаружила бы сопящую Фокси, полное отсутствие Лекси и спокойненько улеглась бы байки. Но вот беда, все эти дни я почти ничего не ела, кусок в горло не лез со всеми этими переживаниями, и вот... Почувствовав целую революцию взбунтовавшегося организма, я решила зашмыгнуть на кухню и перехватить там чего-нибудь питательного. Лучше всего, конечно, кексик, но подошел бы просто стакан молока.

Пробираясь по вымершей штаб-квартире, я не сразу поняла дискомфорт, окутавший меня в коридоре. Столовая находится на самом нижнем этаже, близко от подсобок, и сейчас я впервые пожалела, что не ношу с собой никакого оружия. Потому что прежде чем я успела осознать всю плачевность моего положения, чьи-то грубые, наглые руки схватили меня и зажали рот.

— Вот ты и попалась, куколка! — едко проквакал чей-то противный голос, — ты чего так напугалась, милая? Не дергайся и мы не сделаем тебе ничего плохого. Ты ведь, ходят слухи, сговорчивая, а я умею быть нежным, друзья мои тоже.

Я вывернулась, насколько это возможно, но лица парня разглядеть не удалось, он был в маске. Черт, ну ясно, что это все проделки Роба, видно, он все-таки исполнил свою угрозу.

— Кто это пи*дит, интересно, что сговорчивых девушек насиловать надо? Не подскажешь?

— Просто давай будем называть вещи своими именами. Сговорчивая девушка — это и есть шлюха, ты ведь трахаешься из любви к искусству, так почему же не со мной?

— А ты личико открой, милый, — я как могу, стараюсь не поддаться панике, хотя все мое нутро сейчас кричит и воет от омерзения.

— А какая тебе разница, если ебл* нравится? Во фракции, видишь ли, проблема с новыми лицами, девок, вообще, мало, а те что есть, настопи*дели до печенок. А тут ты, такая ладненькая и не строптивая, зачем тратить время на уговоры, которого и так нет? Мы, вообще, все скоро сдохнем, так почему не взять то, что само в ручки идет? — и он стал наглаживать мою грудь, нагло забираясь под топик. Я мельком осмотревшись, вижу, что тут еще пяток парней, все они стоят и наблюдают за вожаком, и все в масках. Умные, суки, не хотят подставляться. И никто не придет в такой час на помощь, никто не знает, что я могу быть тут. Лекси, даже если не обнаружит меня в комнате, подумает, что я у Мата, Матиас уверен, что я в общаге... А больше до меня и дела никому нет. Только если вот такой же сердешный оголодавший Бесстрашный... Но надежды на это нет никакой... Придется самой отбиваться.

— А ты знаешь, что бывает за изнасилование в Бесстрашии? — все еще надеясь на чудо, пытаюсь я уговорить парня. Как же потом воевать-то с ними, если они вот так...

— Ты докажи сначала, что оно было, подстилка! А тут куча парней подтвердит, что ты не против. Да и репутация у тебя в твоей бывшей фракции такая же мокрая, как твоя пи*да. Думаешь я не в курсе, что ты любишь хороший стояк у горячего пар...

— Тебе придется убить меня, если ты хочешь что-то от меня получить, я живой тебе не дамся!

— Слышь, Дейл, она дело говорит. Это ж изнасилование, а Роб сказал, она сама будет не против...

— А ну заткнулся, слизняк! — взревел тот, кого назвали Дейлом, — Кто че докажет, а тут готовая телка! Мы ее быстро научим дядей ублажать, расслабься, крошка, это Бесстрашие, раскованная и свободная фракция...

— Свободная фракция... насильников, что ли? Ну смотри, не пожалей...

Не договорив, чтоб застать его врасплох, я, припоминая все уроки Алекса и Мата, врезаю свой локоть ему в живот, не очень-то уж ему и навредив, но зато его хватка стала сильнее, что дало мне возможность, оттолкнуться ногами и выбросить конечности, с силой вмазав прямо бросившимся на меня парням в хари. Они отлетели, а я отдавливаю ногу держащему меня Бесстрашному, и заезжаю затылком нос. Он матерится, чертыхается от боли. Я выворачиваюсь всем телом, мечу ему ногой в пах... Но на меня наваливаются его дружки и смачный удар берцем под дых вышибает весь воздух из окружающего пространства. Боже, ну что я им сделала, за что? Я ни закричать не могу, ни вдохнуть...

— Разбейте этой суке рожу, чтобы мама родная не узнала! Бл*дь, она мне нос сломала, идиотка!!! — раздается чей-то крик, я уже не разбираю чей, несколько пар ног принялись методично избивать меня, удары сыплются со всех сторон, по животу, лицу, груди, по спине, по голове... Я даже перестала соображать, куда, откуда, чувствую только боль, страшную боль и горечь. Вспомнились слова Алекса, который после нападения в Дружелюбии говорил, что нашей главной задачей является продать свою жизнь подороже... А тут...

Мне так больно, что уже безразлично, боль затопила все сознание, я будто бы вся состою из боли и пространство вокруг меня — это тоже все одна сплошная, непрекращающаяся боль... Одежда, раздираемая ублюдками, трещит по швам, обнажая тело, и сейчас, вероятно, случится то, чего я боялась больше всего в своей жизни... Какая же это грязь, как же противно и невыносимо... Все тело будто свело судорогой, каждую мышцу, каждую клетку, я не могу пошевелиться от омерзения, отвращения, ужаса... Никому и никогда нельзя показывать свои слабости. Однажды, только однажды расслабься, и все, на тебе клеймо до конца жизни. Чьи-то руки шарят по моему телу, я чувствую их на груди, между ног, что-то брызнуло мне на лицо... Как же гадко, ну почему я не могу двигаться, что они сделали со мной...

Закончилось все как-то внезапно. Будто выключили свет или эти ублюдки просто испарились. Не стало ни ощупывающих меня рук, ни избивающих ног и звуки изменились, стали другими. Вместо похотливых смешков, подбадриваний и гогота — , чертыхания, отборный мат, крики, хруст... Хруст? Что тут может хрустеть? И как-то все смолкло, а я лежу и молюсь, чтобы скорее сознание потерять. Что же происходит? Мне страшно, холодно, противно и очень больно... Может, это и есть ад, может, я уже умерла?

Но когда сильные, и самые любимые руки, которые я не могла не узнать, подняли меня с бетонного пола коридора, меня просто прорвало. От того, что он здесь, он держит меня, он не дал им... меня... боже, я даже подумать об этом не могу, если бы они что-то сделали со мной... я бы прыгнула в пропасть, я бы не смогла с этим жить... Я просто превратилась в один безудержный слезливый поток... Уткнулась в широченную грудь, а огромная ладонь гладит меня по голове, нежный шепот доносится как сквозь вату:

— Ну что ты, глупенькая, не плачь, все хорошо... Все будет хорошо, девочка, не плачь...

Матиас понес меня куда-то, и от облегчения, от того, что он рядом и со мной больше ничего плохого не случится, растревоженное сознание сжалилось надо мной и покинуло меня.

***

Когда я пришла в себя, я сразу пожелала, чтобы у меня не было головы. Потому что она болела так нещадно, так сильно, что впору было сжимать зубы чтобы не стонать. Я оглянулась, хотя каждое движение приносило страшные мучения и к этому добавилась еще и резь в глазах...

— У тебя сотрясение, малышка, ты лучше лежи, не вставай, — Матиас материализовался откуда-то, и я поняла, что я в его комнате.

— Что... было...

— Тебе надо бы в лазарет, вообще-то... — Мат присаживается на койку, где я лежу, и берет мою руку, — но я хотел посоветоваться с тобой сначала. Ты хочешь дать всей этой истории ход? Или будем разбираться по-тихому?

— Мат, я... Не надо в лазарет...

— Я сделал тебе регенерацию, ты сейчас почувствуешь себя получше. У тебя что-нибудь болит?

— Голова, и, кажется, ребро сломано. Не надо в лазарет, — поднимаю ладошку, протестуя, так как он вознамерился спорить, — нормально, я сейчас полежу и получше станет.

— Давно это продолжается? — Матиас смотрит на меня пристально, но в его взгляде нет ни осуждения, ни укора, только сосредоточенность и внимание. — Кто такой Роб?

Черт... Что он еще выяснил у них... Ну теперь уже все, далеко зашло слишком. Придется все рассказывать.

— Роб был эрудитом, и... моим первым парнем. С него все началось... — пока я говорила, Мат слушал очень внимательно, не перебивая и ничего не уточняя. Только растирал затылок и качал головой.

— Почему ты мне ничего не рассказала сразу, Дани, почему? Ты мне по какой-то причине не доверяешь? — в его голосе послышались отчаянные нотки.

— Не рассказала, потому что мне трудно об этом говорить. Мое прошлое... трудно назвать кристально чистым. Я убежала от этого из Эрудиции, но... оно настигло меня и здесь. Ничего с этим сделать нельзя.

— Можно. Если бы ты сразу мне рассказала обо всем. Как раз можно было избежать и попытки изнасилования и... всего остального. — Он сказал это таким тоном, что я испугалась.

— Что, Матиас... Еще что-то случилось?

— Малыш, ты же знаешь прекрасно, идет инициация. Конечно, я как инструктор, должен следить за порядком, за здоровьем и общей безопасностью неофитов. Но если бы ты не была мне так дорога, я вряд ли разозлился бы так сильно на этих подонков. В Бесстрашии в последнее время не так часты стали инциденты насилия, отец рассказывал мне, что в его время конкуренция среди неофитов была суровой, ведь оказавшись в красной линии можно было стать изгоем, а это было равносильно забвению... Сейчас все стало гораздо проще, но все равно случается, что неофиты дерутся или возникают конфликты со старшими...

— Просто я думаю, Роб хотел отомстить мне, за то, что я не ответила... на его ухаживания, — я не хотела этого говорить, но боялась, что Матиас неправильно истолкует нападение на меня. Когда он сжал огромные, разбитые кулачищи, мне стало не по себе. Ну вот, теперь из-за меня у него будут проблемы...

— Если бы ты сразу мне сказала, я просто разобрался бы с этим... Робом, и не было бы всего этого.

— Матиас, ты меня пугаешь, — боль отступила совсем, я встала на колени и обняла его за шею сзади, — ты боишься, что у тебя будут проблемы из-за этой драки?

— Нет, малыш, из-за драки нет, я ведь защищал своего неофита, а они покушались на тебя, — он погладил меня по рукам и сжал ладошку, — беда в том, что я, кажется... убил одного из них, — вздыхая, отвечает парень — я не смог обуздать свою ярость, не в этот раз. Я слишком сильно разозлился...

Мне становится страшно. Что же я наделала, вот всегда так, только-только стало все налаживаться.

— Мат, что же теперь будет?

— Не знаю, Дани. Но я ни о чем не жалею. Повторись такая ситуация, я бы сделал то же самое. Я никому не позволю тебя обидеть.

— О, Матиас... прости, что не сказала тебе сразу, но я... Думала, что сама могу с этим справиться, я не думала, что дойдет до такого, пожалуйста прости, прости меня...

— Дань, ну ты чего, опять слезы лить надумала? — устало спрашивает меня он, и поднимает мое лицо к себе, — я люблю тебя, Дани. Остальное не важно.

Я смотрю на него и не могу поверить в то, что я слышу. Так просто не бывает. Вместо того, чтобы разозлиться на меня, наорать, а то и послать на все четыре стороны, он говорит мне, что любит меня... Это все просто нереально, это сон какой-то. Я чувствую, как он целует меня, отвечаю ему, шепчу прямо ему в губы, что люблю его больше жизни. И не верю, не верю, не верю...

_____________________________________

Алексис

Сердце начинает разгоняться, подобно мощному мотору, аж ладони все взмокли. Снова этот коридор, перед кабинетами симуляций, чтоб его... Ребята все размазались по лавочкам и терпеливо ждут, когда появятся командиры. Сижу, ковыряя носками кедов кусок линолеума на полу, попутно закусив костяшку указательного пальца, пытаясь успокоиться. Всю неделю — как на пороховой бочке! Панически ожидаю каждый пейзаж страха увидеть то, чего больше всего не только сама боюсь, но и не хочу, чтобы увидел Алекс. Матиас ему не проболтался, фуу-у-ух, как же замечательно, что обсуждать страхи, не положено у Бесстрашных. Наверное, это страшно увидеть свою смерть, пусть и в чужой симуляции. Мне бы было жутко... Да еще, форс-мажор устроенный в клубе на музбитве, не оставляет никаких сомнений, что за него нам еще, ух как влетит... Вот и ожидаю я, это самое «влетит», почти каждую минуту.

— Такими темпами, Алексис, когда-нибудь ты свой палец совсем отгрызешь и нажимать на курок, тебе придется своим языком. — подсаживается ко мне младшенький и легонько пихает локтем в бок. — Или решила нам устроить вместо эротического шоу, сеанс каннибализма? Чего же тогда братец целовать будет, прилюдно? — с хрустом разминая затекшую шею, хохмит этот паршивец, припомнив выступление Алекса, подмигивает и корчит всяческие пошлые рожи.

– Ну и фантазия у тебя, знаешь ли. Да и вообще, я поражаюсь, чего, больше пообсуждать всем нечего, кроме целования моих пальчиков? — свредничала я, скосив на него глаза. Виктор, демонстрируя чудеса непроницаемого вида, пожимает плечами, а потом хитро ухмыляется.

— Можем обсудить другое, устроенное вами шоу в Искренности? Хочешь? — А, ну да, конечно. Только страсти поутихли, и на меня, наконец-то, перестали все пялится и шушукаться за спиной. Такое ощущение, что на музбитве присутствовала вся фракция скопом.

— Нет уж, хватит с меня. Даже не начинай.

— Ну ла-а-адно, — покладисто тянет младшенький, скребя свой затылок. — Значит, у тебя всего пять страхов. Хм, Лекс, а ты в курсе, что многим количество их страхов, приносит новые прозвища? Как тебе Пятерочка? Или Файфовая, а? — и ржет во всю глотку, над моей перекошенной мурзилкой так, что на нас все оглядываются и начинают невольно прислушиваться к нашему разговору.

⇐ Предыдущая 73 74 75 76 777879 80 81 82 Следующая ⇒