|
|||
В прятки с Бесстрашием 75 страница
Но я смирился с ее этими «друзьями», было непросто, но я принял это. До поры. Почему бы, если она хочет, чтобы я изменился, самой не попытаться в себе что-нибудь изменить? Например, чуть больше доверия, чуть меньше ревности и все у нас было бы нормально... Но нет, я должен прямо-таки в одночасье, по щелчку, вот так вот просто взять...
Бл*, да не знаю я. Может и стоило бы. Мне так погано, что уже нихрена не помогает. Все костяшки выбиты о жесткую грушу, а я все не могу остановиться. Торс уже весь мокрый, пот заливает глаза, в груди печет... Так хочется пойти к ней, вот только... О чем говорить? Она упрямая, если уперлась, то все, считай приехали. Что она от меня хочет? Чтобы я в очередной раз пришел просить прощения? А в чем я виноват? Ну почему все так... херня какая-то...
— Мне всегда было интересно, кого ты представляешь на месте этой груши, когда так остервенело по ней еб*шишь? — раздается в зале насмешливый голос Кевина, — может, переключишься на живого партнера, глядишь и легче станет!
— Уж не себя ли ты предлагаешь в партнеры, Кев? У тебя рука еще не разработана! — с усмешкой отбиваю я подачу.
— Ну когда-то надо начинать, иначе так и не разработается.
Мы выходим на ринг, встаем в стойку. Пока примеривались, расходились на блоках, потом Кевину удалось довольно ощутимо пробить по ребрам, и я вошел в азарт. С Кевином приятно тренироваться, он очень гибкий и подвижный, и я, несмотря на свой вес, огребаю и огребаю, а достать его не могу.
— Ладно, Кев, завалить ты меня не завалишь, а вот загонять до смерти, это твой конек. Все, мне нужен перерыв, иначе я сейчас сдохну. — Друг усмехается и берет полотенце, обтирая лицо. Садится рядом со мной на ринг, косится. — Давай, начинай мне выговаривать, что с Лекс так нельзя, что полфракции ее хочет, вперед, я жду...
Но Кевин молчит, только попивает воду из своей бутылки и щурится куда-то на входную дверь. Он явно о чем-то хочет поговорить, но не знает, как начать.
— Я не буду влезать в твою личную жизнь, Алекс. Ясно, что у вас с Лекси хрень какая-то происходит, но это меня них*я не касается, в одном ты прав, мы никогда не совали носы друг другу в койки, и не будем делать этого и впредь. Я вот что хотел у тебя спросить, ты говорил с Джимми после того, как... Ну... когда...
— Я говорил с ним недавно, буквально, за пару дней до сафари. Он мне сказал, что обучается на диспетчера и хочет участвовать в войне. А что такое?
— Как думаешь, из него выйдет нормальный боец?
— Я не знаю, Кев. Мне он показался решительным. Он всегда очень переживал из-за того, что не сможет оказаться на поле боя, а вот теперь есть возможность...
— Да вы все еб*нулись, бл*дь!!! — Кевин так внезапно взорвался, что я отшатнулся. Такое случается с ним, когда он находится на пике раздражения. Что ж такое происходит? — Да как вы все не видите, он же просто суется в самое пекло, чтобы...
— Что? Кевин, — меня вдруг охватила тревога и я нахмурился, — ты что-то знаешь?
— Да видел я таких, видел, понимаешь? Они, сука, бл*, специально в пекло лезут, чтобы с собой покончить, ясно? В отместку нам всем! Чтобы мы потом всю жизнь думали, какой был классный чувак и как плохо мы с ним поступили! Ани говорит, что если с ним что-то случится, на ее руках будет эта кровь!!! И ничего не помогает!
Ну Анишка дает! Чего это на нее нашло, она так сохла по Кевину, а тут...
— Это же война, мать ее, Джимми все равно не удалось бы отсидеться. Так или иначе, все равно как-то участвовал бы, то на что он подписался не самый плохой вариант...
— Вот и я ей это говорю, но она уперлась... Мне иногда кажется, что ей просто захотелось на какой-то момент поиграться со мной, а на самом деле... Она его любит...
— Кев, я, правда, не знаю. Я бы очень хотел тебе помочь, но... Я в таких делах не очень. Мне б с Лекс разобраться, она вот тоже дуется на меня, хер знает за что.
— Ну, если ты не перестанешь Сани тискать, я тебе тоже пропишу, мало не покажется, — насуплено цедит Кев, а я закатываю глаза.
— Когда мы в прошлом году на игре затеяли кучу-малу, ты тоже ни в чем себе не отказывал, таскал Эшли на плече, я разве тебе говорил чего-то?
— Так, то игра! А ты мою мать кадришь! Ты смотри, она с тобой флиртует, а потом зажмет где-нибудь... — Кевин хмурится, но я то знаю его этот насмешливый тон.
— Да нееее, она Ворона любит, что я не вижу, что ли, кому можно подкатить, а с кем не прокатит? А Нишка перебесится и все будет нормально, вот увидишь. У Джимми вполне безопасная специальность, она увидит, что он справляется, что все у него хорошо и успокоится. Ты ее не трогай пока, дай ей время.
Кевин только качает головой и поджимает губы. Знаю, как ему непросто, вытерпеть Анишку, это надо иметь железобетонную нервную систему. Кто бы мне вот только подсказал, что мне самому-то делать? Очень хочется помириться с Лекс, но вот... А она не идет и не идет, хотя уже два дня прошло. Вот, на что можно было так сильно обижаться, я же не сказал ей ничего такого... Чччерт.
— Алекс, слушай. Может ты поговоришь с Джимом, а? Меня то он точно не будет слушать, а к тебе прислушается. Отговори его соваться на фронт, прошу. Он упрямый до ох*ения, он обязательно попрется туда, окочурится, и нам всем тогда паскудно будет донельзя. А нам с Нишкой тогда вообще одна дорога... Пусть он и дальше во фракции сидит, кому-то все равно надо тут молодняк воспитывать, вот пусть и вложит так сказать... свою лепту...
— Нет, Кев, ничего не выйдет. Он твердо намерен пойти воевать, он даже стал как-то увереннее в себе, вряд ли получится его отговорить. Тем более, что это помогает ему справится со всем этим... Не знаю... Могу попытаться поговорить с Сандером, может, сестра на него как-то повлияет. Но мне кажется он все равно туда пойдет, вспомни его мелким, он всегда упрямый был.
Кевин отворачивается, морщится. Как же я тебя понимаю, брат, вот вы замутили тут хрен чего... И никому покоя нет, ни Джиму, ни Кеву с Нишкой...
— Подмени меня сегодня на пейзажах? — резко меняет тему Кевин. — Не могу я больше наблюдать за чужими страхами, своей головной боли хватает. А я тебя на финальных тестах подхвачу, что скажешь?
— Ладно. Подменю тебя, ок.
Кевин поднимается и, кивнув мне на прощание, выходит из зала, а мне надо привести себя в порядок перед пейзажами. Бл*. сказал бы пораньше, я не измотался бы так на тренировке, а теперь мне что, с ног свалиться... Черт, ладно. Зато Лекси увижу, пусть даже и издалека...
***
Перед залом пейзажей сидит моя группа, Мат занимается своей. Обычно они все вместе, но сегодня мы решили разделить их. Я скользнул взглядом по Алексис и в сердце опять кольнуло. Как же обнять ее хочется, почему мне без нее так плохо? Неофиты пошли калейдоскопом, а Лекс все не заходит. Боится? Что же у нее был за пятый страх то за такой, с которым она не могла так долго справиться. Если это переходящий страх, то за два пейзажа мы этого не узнаем, хотя если попробовать сложить все ее страхи...
Наблюдать за чужими пейзажами можно только полностью отключив эмоции. Как человек мучается в кошмаре, как они бьются, плачут колотятся... Даже Громли приутих как-то, выглядит пришибленным. Его страхи поразили меня... Оказывается, этот придурок крови боится, почти все страхи, которых у него десять, так или иначе, связаны с кровью или болью. Надо же, а на первый взгляд так и не скажешь.
Лекс зашла последняя. Вошла, встала возле двери, покусывает нижнюю губу.
— Будь храброй, Лекси, — как можно мягче говорю я ей, — проходи.
Она, сцепив руки в замок спереди, подходит, останавливается возле меня. Рассматривает мое лицо, будто видит меня в последний раз. Мне становится не по себе под ее таким взглядом. И очень хочется к ней прикоснуться. Во взгляде ее нет ни осуждения, ни обиды, только печаль, и море упрямства.
— Не волнуйся и ничего не бойся. Ты будешь в кресло садиться или останешься в свободной форме?
Все так же ни слова не говоря мне, она садится в кресло, и сама убирает волосы со своей шеи. Смотрит мне в глаза, взгляда не отводит.
— Я с тобой, детка, я буду рядом. Ок? — она кивает, и я ввожу ей сыворотку.
Сначала ничего удивительного, уже ставшее привычным неподвижность, яма с тараканами. Собака дается сложнее. Потом стихия, на этот раз наводнение. Как-то странно, с собакой Лекс справляется медленнее, чем со стихией, хотя, наверное, это потому, что сначала идут постоянные страхи, а потом переходящие. А вот дальше началась херня какая-то.
На экране Лекси ведет за руку ребенка. Звука нет, поэтому о том, что произошло что-то тревожное я могу понять потому, что девушка обернулась и посмотрела прямо на меня с экрана. Как будто это я причина ее страха. Она сжимает руку ребенка крепче и бежит, полное ощущение, что от меня. Мне самому становится жутковато, чего только не увидишь в чужих страхах. На ее лице такая неподдельная паника, что совсем становится не по себе. Ну же Лекс, что бы там ни было, ты же знаешь, что ты в симуляции. Давай, выход ищи, не надо «меня»так бояться...
Я не понял в какой момент ребенок пропал. Просто Лекс смотрит на свою руку, смотрит вокруг, а ребенка нет. На нее начинают налетать какие-то то ли птицы, то ли летучие мыши... Она отмахивается от них, как от назойливых мух и беззвучно кричит, зовет, предположу, что малыша. Ребенку, вот бы вспомнить, но на вид он маленький, вряд ли больше Кнопы... Или больше? Вообще, ребенок был размытый, непонятно даже пацан или девица. Она мечется по экрану, а потом вдруг бросается на землю, начинает раскапывать ее руками. Птицы все налетают и налетают на нее, царапают когтями лицо, но она не обращает на это внимание, только работает руками и плачет, плачет... Вот и разбери, чего она боится? Ребенка потерять? А при чем тогда похороны матери... И убийства... И тот страх, когда она одна бродит по лесу? Это ведь пятый страх, последний...
Тем временем на экране, Лекс откопала ребенка, держит его бездыханное тельце на руках, гладит его личико. Я перевожу взгляд на кресло, слезы прямо ручьем текут. Вот же... Ставлю на автозапись, и подхожу к ней. Как же тебе помочь, детка маленькая. Чего же ты так отчаянно боишься... В самом первом страхе ее мать потеряла, потом пошла чехарда с убийствами родителей, похоронами, потом она терялась в городе, потом одна была... Теперь вот ребенка потеряла... Сама терялась, родителей теряла, ребенка... Потерь ты боишься, сладкая. Я зажимаю ее ручку, она вцепляется в мою ладонь непроизвольно. Я глажу ее щеку, вытираю слезы. Я знаю, что не должен так делать, но сил нет смотреть как она мучается, плачет. Малявку потеряла... Что же это за ребенок? Ее? Может, у нее братик или сестренка были?
Пульс на мониторе стал выравниваться, сейчас придет в себя. Она открывает глаза и первым делом, привычно утыкается мне в грудь, а я обнимаю ее, поглаживая по плечу. Все хорошо, девочка, все закончилось.
— Алекс, я не могу так больше... Мне так тебя не хватает. Очень.
— Детка, все хорошо, не плачь, все уже закончилось. Не будем вспоминать, что было, ладно? Нет ничего такого, с чем Бесстрашные не могли бы справиться. Иди ко мне, — я беру ее за руку и усаживаюсь вместе с ней на кресло оператора. Кладу ее голову себе на плечо. — Не уходи от меня, Лекс... Не делай этого со мной...
— Алекс... — она глубоко вздохнула и замолчала. Ну что тут еще можно сказать, и так все понятно. Нас тянет друг к другу, как бы мы ни ссорились. Как бы мы не бегали друг от друга. Я отрываю Лекси от своего плеча и целую ее в губы, прямо в соленые, нежные и мягкие... Она отвечает мне, гладя меня по щеке, и я чувствую, что я нужен ей, именно я. Как и она нужна мне. Меня не уносит привычное желание, а рождается что-то другое, то, что я раньше не испытывал ни с кем. Мне хорошо от этого чувства, тепло и немного тревожно...
Я не знаю, как я буду дальше справляться, но пока, здесь и сейчас у меня просто камень свалился с плеч. Я чувствую тяжесть ее тела на своих коленях, впитываю ее аромат, зарываюсь в ее волосы... Под моей ладонью ее тело... Нет, не могу я бросить ее или оставить, какие бы я там теории не выстраивал и какие бы правила не устанавливал, я не могу. Я никогда не задумывался о своих отношениях с девицами, а сейчас я уже два дня непрерывно думаю об этом. И черт возьми, я уже готов был согласится бегать от своих бывших подружек, лишь бы только Лекси вернулась ко мне и не уходила больше никогда...
_____________________________
Дани
Жизнь изменилась просто кардинально, вместе с симуляцией и пейзажами страха в жизнь вошли кошмары и бессонные ночи. Как ни уговаривает Матиас, как ни пытается смягчить симуляцию, я не могу избавиться от гнетущего чувства, одно дело абстрактно чего-то боятся, и совсем другое увидеть свой страх вполне конкретно, больше того, запомнить его. Самый первым страхом, который я прошла, был страх темноты. На меня из темноты нападали всякие твари, гнались за мной, мне виделось, что я иду по длинному освещенному тоннелю и свет начинает гаснуть, и темнота наступает на меня, все ближе и ближе... А потом начинается ад...
Потом я оказалась в какой-то комнате, из которой я не могу выбраться, и понимаю, что дом горит. Мне надо вырваться, а я не могу, я слышу крики моих родных, они тоже заперты, а дверь не открывается... Мне стало все это сниться, я просыпаюсь от своих криков. У меня пропал аппетит... Особенно когда я прихожу в столовую, в которой уже в привычку вошло натыкаться на Роба... Он ничего не говорит, даже не здоровается, только ухмыляется и недобро на меня посматривает. Не хватало его еще в симуляции увидеть, вот тогда будет, вообще, полный набор...
Об был на сафари, следил за мной, теперь я в том уверена. Его эта ухмылочка, у меня от нее мороз по коже. А потом случилось то, чего я так опасалась. Роб все-таки зажал меня в одном из коридоров. Просто перегородил мне путь, оттеснил к стене и опираясь о нее рукой, навис надо мной всем своим весом.
— А все-таки, Дани, что с тобой произошло? Отчего ты так прохладно встречаешь старых друзей? Неужели дело в нашем блистательном лидерском отпрыске? Неужто он обратил на тебя свое неземное внимание? А он уже знает, какая ты шлюшка? Может ему поведать? — я почувствовала исходящий от него запах алкоголя, ну ясно, на подвиги потянуло.
— Послушай меня внимательно, Роб. Ты как, способен адекватно воспринимать информацию? — я пощелкала у него перед носом пальцами, а он схватил меня за руку, которую я немедленно вырвала, — я уже не та Даниэль Клейтон, что была три года назад, ясно? Я не та робкая эрудитка, что купилась на самовлюбленного болвана и его сладкие речи. Я почти Бесстрашная, и если ты откроешь свой хавальник и протянешь ко мне еще свой грабли, я не постесняюсь применить все то, чему научили меня мои командиры!
— Зря ты так, Дани, — дыша на меня перегаром, шипит Роб, — Я ведь многое могу рассказать о тебе. Ты можешь перейти в другую фракцию, но ведь пи*да то с тобой осталась, я уверен, все такая же ненасытная, — его рука прошлась у меня между ног, а меня передернуло от отвращения. Колено само собой, независимо от меня врезалось ему в пах и он согнулся, скрипя зубами от боли.
— Ты поаккуратнее, Роби, а то у меня пи*да, может, и осталась, а вот ты свой х*й можешь потерять, после того, как всех зубов лишишься.
— Сука ты, *бливая! — все еще не оправившись, стонет Роб, — встретила бы меня поласковее, мои знания так со мной и остались бы. А теперь... ходи и оглядывайся, сучка.
Я развернулась и побежала в общагу. Впервые за все это время мои страхи в симуляции показались мне обычной страшилкой.
***
— Дани, что с тобой происходит? — чуть скашивая на меня глаза спрашивает Матиас, а я лишь утыкаюсь ему в подмышку носом. В темноте комнаты видны лишь наши сплетенные силуэты, моя рука покоится на его животе, он обнимает меня, тесно к себе прижимая, и мне так хорошо, так... уютно и прекрасно, что лучше и быть не может. И не хочется вспоминать о том, что завтра опять пейзажи, что Роби провожает меня недобрыми взглядами... Не могу я Мату сознаться, что у меня на душе кошки скребут, я же Бесстрашная... А ему другие не нужны...
Поднимаюсь на локте и рассматриваю его лицо. В который раз посещает мысль, мать моя, какой же он красавчик... Огромный, даже выше Алекса, темные глаза смотрят внимательно и строго, я когда его первый раз увидела, думала это кто-то из старших. Он смотрится взрослее Алекса и Кевина, у меня даже и мысли не могло возникнуть, что у него может не быть девушки, я, вообще, думала, что он женат. Эта мысль отчего-то вдруг показалась забавной, и я тихо хихикнула, утыкаясь ему в грудь.
— А чего смешного ты во мне разглядела, — когда он улыбается, у него становятся совершенно беззащитный вид, поэтому-то на людях он позволяет себе только ухмылки. Матиас поднимается на локте, заставляя меня откинуться, на спину и сам пристально на меня смотрит, нависая надо мной. Как же он хорош, мне просто не вериться, что это я, вот тут, лежу у него в постели, а его темные, внимательные глаза рассматривают меня чуть ли не тревожно. А эти по девчачьи пухлые губы я только что исступленно целовала, когда он дарил мне самые незабываемые ощущения... Это, наверное, не со мной происходит... — Может, расскажешь мне? Это все из-за пейзажей? Никак не справишься со своими страхами?
— Да все нормально, Мат, чего ты всполошился? Мне вот идти надо, — тяну я, лениво потягиваясь, выставляя из-под одеяла грудь. Мат немедленно на это реагирует, прикасаясь к ней губами и срывая мой чуть слышный, игривый стон.
— Да не пущу я тебя никуда, — говорит он мне куда-то в солнечные сплетение, — рано еще. Время детское.
— Ночевать все равно надо в общаге... Иначе... — его губы спускаются все ниже, и тело неизменно откликается на ласку, выгибается, прося, требуя, забирая...
— Ну что иначе? — недовольно бурчит парень, не прекращая свою сладкую пытку, — у вас, кажется, из переходников все девицы пристроены, кому за вашей добродетелью следить...
Я уже ничего ему не отвечаю, всецело отдаваясь наслаждению. Никогда и ничего подобного я не испытывала и наверное... не испытаю. Как быстро надоест этому красавчику играть благородного принца, как скоро он бросит меня, как это обычно бывает Мне так хочется раствориться в нем полностью, отдать всю себя ему, сказать, как сильно я... успела к нему привязаться за это время... Но я не буду этого всего делать. Скоро конец инициации и конец сказки. Поэтому я просто буду наслаждаться мгновением. Здесь и сейчас... Мат резко поднимается и переворачивает меня на живот, приминая сверху своим телом, обводит языком ушко и мое тело изгибается, открываясь ему навстречу...
... Матиас нежно целует мою щеку, спускаясь ниже, на плечо, проводит по нему губами и изо всех сил старается сдерживать загнанное дыхание. А я не стараюсь. Мне так хорошо, что даже думать ни о чем не хочется, кроме того, что этот парень просто ох*ителен. Он переворачивается на спину, утягивая меня за собой, я кладу опять голову ему на грудь и слышу, как его сердце выстукивает разогнанный ритм удовольствия. Матиас, если бы ты только на минуточку мог представить себе, как мне хорошо с тобой! Ты просто как наркотик, когда ты меня бросишь, у меня, наверное, настоящая ломка будет...
— Блин, Дани, да что это такое? Ты меня начинаешь пугаешь уже! То избегаешь меня, прячешься, то приходишь и дрожащими руками срываешь с меня одежду, отдаваясь как в последний раз, то смотришь на меня, будто прощаешься! Может, скажешь, что с тобой все-таки происходит? Поверь, я могу найти выход почти из любого дерьма!
— Да все нормально, правда. Не волнуйся, просто... Инициация сложная, и вообще... Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня были проблемы. А если мы будем прилюдно обниматься, то они точно будут, ты же знаешь. Так что... Мне просто очень хорошо с тобой. И совсем не хочется уходить, но надо.
Я чмокаю его в щеку и начинаю собираться под его настороженным взглядом. Вот интересно, если он дивергент, это распространяется на его проницательность? А вдруг дивергенты мысли читают, просто никому об этом не говорят? Или будущее видят... Блин, надо срочно о чем-нибудь другому подумать. Но я не могу...
— Так, а ну-ка, иди сюда, — он перехватывает мою руку, и тянет меня обратно на кровать. — Я тебя никуда не отпущу, пока ты мне не скажешь причину своего беспокойства. Любую, как бы глупо или плохо она ни выглядела, я должен знать, Дани. Иначе я не смогу помочь ни тебе, ни себе.
Я глажу его по щеке и тяжело вздыхаю. Ну что я могу ему сказать? Что мне каждую секундочку, когда он рядом, хочется прижиматься к нему, вдыхать его запах? Что самые лучшие минуты своей жизни я провожу только когда он меня обнимает, ласкает, затягивает еще больше в пучину чувств?.. Что я безудержно, совершенно безнадежно и неотвратимо влюбляюсь, просто, как в пропасть падаю? Если ты умеешь читать мысли, прочти эти, пожалуйста, не заставляй меня все это произносить! Что я больше всего на свете боюсь, что Роб откроет свой поганый рот и тогда все начнут показывать на меня пальцем и говорить, что я шлюха... Хотя... Кого этим удивишь в Бесстрашии? Но все равно, противно, что ни говори... Пока все эти мысли проносились в моей голове, во взгляде парня промелькнуло что-то таинственное, он наклонился и поцеловал меня. Прижимая так, будто я... Не знаю как сказать, будто я... драгоценность... И черт возьми, *бтвою мать, мне приятно, до чертиков приятно...
— Мы со всем справимся, Дань, даже и не думай переживать. Пока мы вместе, мы со всем справимся, ведь так?
— Да, так, — я целую его в ответ, а на душе и хорошо и тяжко. Остановись мгновение, ты прекрасно. — Мат, а что у тебя написано вокруг знаков фракций, на спине?
Если парень и удивился, то вида не подал, даже бровью не повел. Только посмотрел на меня еще внимательнее, если это возможно. У Матиаса между лопаток все знаки фракций сплетены в круг, и каждый круг, в который заключен знак, не просто линия, а надпись. И язык какой-то непонятный. А выше сплетенных знаков, еще одна надпись. Издалека это выглядит как просто знаки фракций в круге, но если присмотреться, то можно различить слова и буквы.
— Это латынь, мертвый язык, им никто не пользуется уже давно. Но он есть... Как и мы на этой земле. Человечество почти вымерло, но мы существуем, живем... Мне показалось это символично. Хочешь узнать что означают надписи?
Я киваю, а он садится ко мне спиной. Я вновь вижу черную вязь, трогаю ее пальцами...
— Там, где знак Бесстрашия написано Aetate fruere, mobili cursu fugit. Это означает «Пользуйся жизнью, она так быстротечна», неудивительно, правда? Отречение опоясывает надпись Amicos res secundae parant, adversae probant. — «Друзей создаeт счастье, несчастье испытывает их.» Эрудиция — Aut viam inveniam, aut faciam. — «Или найду дорогу, или проложу ее сам.» Это, наверное, не надо объяснять? Esse quam videri. — «Быть, а не казаться.» — это для Дружелюбия. Искренность: Etiam innocentes cogit mentiri dolor. — «Боль заставляет лгать даже невинных.»Это постулаты, которые мы не должны забывать, общаясь с членами разных фракций.
— А большой круг? Который вокруг всего рисунка идет? Там что написано?
Он поворачивается ко мне, заключает меня в объятия и глядя мне прямо в глаза, говорит тихим, низким, чарующим голосом:
— А там написана квинтэссенция дивергенции. Beatitudo nоn est virtutis praemium, sed ipsa virtus — «Счастье не награда за доблесть, но само является доблестью» Счастье — это не то, что можно контролировать, оно просто есть и для того, чтобы его испытывать не нужно быть чем-то или кем-то особенным, нужно просто впустить его в себя и не боятся его. Никогда не бойся приблизиться к счастью, Дани.
Я целую его и думаю, правильно я из Эрудиции ушла. Мне там совершенно делать нечего. Однако... Все это прекрасно, но уходить все равно надо. Матиас хотел было идти меня провожать, но я насилу его от этого отговорила. Уж как-нибудь до общаги с жилого этажа я спущусь без приключений.
__________________________________________
========== «Глава 92» ========== ________________________
Алекс
Светлая головка Лекси лежит на моей груди и мне так классно, что больше ничего не надо. А, хотя нет, надо. Я нащупываю на тумбочке сигареты и вставляю одну в рот. Лекси почувствовала движение и подняла голову. Лукаво улыбнувшись, она, ни слова не говоря, вытащила у меня изо рта сигарету и вместо нее поцеловала меня.
— Может, лучше так? — оторвавшись, спрашивает она меня. Смешно. Все девицы пытаются меня воспитывать и это невероятно, бесконечно раздражает. И только она делает это так заботливо и нежно, что даже злиться не хочется. Никто и никогда не смел влиять на мои привычки и увлечения, тот, кто пытался делать это изгонялся немедленно. А с ней все не так...
— Определенно... — я прижимаю ее к себе и отвечаю на ее поцелуй. Рука ползет по спине, ниже и ниже, пока, наконец, не сжимает сладкую упругую ягодицу. Она придвигается ближе, прижимаясь ко мне оголенным телом, я чувствую, что желание снова утягивает меня в свой водоворот... Ну как так? Что происходит, я не устаю поражаться... Эта девица... Она совершенно необычная, я не могу ее понять до конца, она не перестает удивлять меня, чем дальше, тем больше я открываю в ней грани, которых я не видел или не замечал в других... Она отвечает мне всегда, всегда... Эта ее природная искренность... она меня сметает... Я всегда считал именно искренних самыми лживыми, потому что только те, кто больше всего кричит о своей правдивости, умеют врать так, что им веришь, даже если они беспардонно врут. Но она совершенно не такая. Она не правдива, она может чего-то не сказать, о чем-то умолчать, но она живет искренностью, это у нее в крови... Все что она делает, она делает не для выгоды или игры по правилам, она делает это потому, что так чувствует. Я до сих пор знал только одного человека, который живет так же — Эшли.
Я перекатываюсь на кровати и накрываю ее собой. Как всегда, совершенно безотчетно и до конца, она вся моя и только моя. Я никогда не устану упиваться этой ее открытостью. Как можно было даже в мыслях держать, чтобы отказаться от такого? Как она может думать, что я променяю ее еще на кого-то? Она только моя, и мне это нравится...
...Я целую ее, теплую, мягкую, нежную, разнежившуюся после оргазма, она смотрит на меня потрясающими огромными влажными глазами, перебирает пальчиками ежик на затылке и мне хочется, чтобы этот вечер никогда не кончался. Вот еще... еще минуточку или две, ну, пожалуйста... Я приподнимаюсь и смотрю на нее... Хотел бы я видеть ее рядом с собой всю жизнь?.. Я не знаю, правда... Но сейчас... Я не хочу ее отпускать...
— Надо, Алекс. Мне надо идти в общагу.
— Бросаешь меня?
Она смотрит укоризненно, застегивая крючки на белье. Глубоко вздыхает.
— Инициация. Законы. Это не я придумала. Была бы моя воля, я бы осталась и ты это знаешь. И тем не менее, говоришь так, будто я виновата.
— Не обижайся, детка, мне просто нравится спать с тобой. Когда ты рядом, я, как ни странно, всегда отлично высыпаюсь...
Она улыбается, так открыто и задорно, что не улыбаться в ответ не получается, никак.
— Даже, несмотря на то, что я спихиваю тебя с кровати?
— Ну и что, я способен спать в любом положении, даже на потолке... И мне безумно нравится, что ты закидываешь на меня ноги, когда спишь и заворачиваешься вместе со мной в простыню...
— На меня и так косо смотрят. Как бы я ни хотела остаться, мне надо идти к девчонкам.
— Мы выступаем завтра, ты помнишь? На музбитве...
— Помню, конечно... Мы вместе едем? Во сколько?
— Тебя отвезут Кевин с Анишей, я с Джимми поеду туда вперед, надо подтвердить заявку и подготовить оборудование. Я надеюсь у Кевина получится выцепить внедорожник, так что покатает вас...
— Это хорошо, не хотелось бы в концертном платье в поезде разъезжать... Да и не май месяц вообще-то... Слушай, а где это все-таки? Скажи мне, я помираю от любопытства!
— Это в одной из восстановленных многоэтажек, рядом с Морг-центром. Не волнуйся, там классно все, огромное помещение, светомузыка, все дела... Народу много будет! Не боишься?
|
|||
|