|
|||
Благодарности 11 страница— Может, здесь тебе и остаться? Жил бы как обычный человек... — сказала я с внезапной надеждой, однако сразу осеклась, сообразив, что мои слова звучат глупо. Как ни странно, Люциус ответил: — Если повезёт, я останусь еще на несколько недель. — Или дольше? — Нет, не могу. Я обязан вернуться на родину. Антаназия, запомни, ты свободна от пакта. Это очень важно! Ты вправе... — В голосе Люциуса прозвучала легкая насмешка. — Делай со своей жизнью всё что угодно: поступи в колледж, заведи ферму, рожай светловолосых детишек-вегетарианцев. Твоя судьба в твоих руках. Это я тебе обещаю. — Но мне больше не нужно все это! — Поверь, Антаназия... Джессика... Когда-нибудь ты вспомнишь о произошедшем как о дурном сне. О кошмаре. И будешь счастлива, что этот кошмар не стал твоей жизнью. Люциус поцеловал меня в макушку, и я поняла, что тяжесть нашего общего долга всегда будет давить на его плечи. Он изображает из себя обычного подростка, но эта передышка — лишь временная отсрочка. Судьба Люциуса Владеску записана на скрижалях, высечена в его сердце, и он встретит ее во всеоружии. Мне стало страшно. В темноте он подошел к двери и остановился. — Сегодня ты была самой прекрасной женщиной в мире, — тихо сказал он. — Когда ты со мной танцевала... Когда уходила от меня с гордо поднятой головой, не оглядываясь, а перед тобой расступилась толпа... Не важно, какую жизнь и какого мужа ты выберешь, Антаназия, ты навсегда останешься принцессой! И я буду вспоминать и этот вечер, и ту ночь, когда ты плакала над моим искалеченным телом. Эти два дара останутся со мной навечно. Люциус закрыл за собой дверь, и, несмотря на теплоту и нежность его слов, я содрогнулась в темноте.
Глава 42
Целую неделю после того, как Люциус отправил письмо в Румынию, он наслаждался жизнью обычного американского подростка: часами играл в баскетбол, прогуливал школу и даже закатил в гараже вечеринку, которая закончилась приездом полиции. Рядом с Люциусом, будто приклеенная, торчала Фейт. А потом началось... Люциуса, маму, папу и меня призвали на совет Старейших, которые сочли нужным, ввиду критической ситуации, собраться в Лебаноне. Выбора у нас не было — пришлось идти. — Какая наглость — назначить встречу в стейк-хаусе, — пожаловалась мама, в назначенное время неохотно входя в ресторан. — Знают ведь, что мы вегетарианцы. — Нам демонстрируют, кто здесь главный, — согласился отец. — Пожалуйста, не делайте из этого трагедию, — попросила я. У меня было предчувствие, что все сложится достаточно плохо и без жалоб родителей на меню. — Тут есть салат-бар. — Сплошные сульфиты и консерванты, — фыркнул отец. Иногда он упускал, что важно, а что нет. — Мы пришли на встречу, — сказала мама официантке. — Нас ждут... пожилые люди, — добавила я. — Нам зарезервирован отдельный кабинет. Хотя на лице официантки отразился животный страх, она сумела улыбнуться: — Сюда, пожалуйста. — Обалдеть! — вырвалось у меня, когда мы вошли в комнату. Мама взяла меня за руку: — Джессика, не волнуйся. Легко сказать! В середине комнаты, украшенной фигурками Санта Клауса, эльфов и северных оленей с блестящими рогами, стоял стол, за которым собралось тринадцать жутких старцев, которым самое место было на кладбище. Они брали с блюда куски сырого, сочащегося кровью мяса и не ели, а сосали их, вытягивая соки. В ресторане хорошо топили, однако от вида этих стариков пробирал озноб. Я всеми порами чувствовала запах крови, он щекотал мне ноздри, возбуждал голод. Родители схватились за животы, папу чуть не стошнило. Самый старый и пугающий вампир неохотно оторвался от пиршества и указал на три пустых стула: — Прошу, садитесь. Простите, что начали без вас. С дороги мы проголодались. Судя по всему, это был дядя Люциуса, Василе. Властными манерами он походил на своего племянника, но старшему Владеску недоставало изящества, обаяния и лукавого огонька в глазах. Василе казался извращенной копией Люциуса. Люциус притягивал, а от Василе исходили отталкивающие волны. Меня замутило от мысли, что чудесный, очаровательный Люциус находится во власти этого человека, боится удара его кулака. — Сядьте, — снова приказал Василе. Мы повиновались. Официантка протянула нам меню и с жалостью посмотрела на нас, словно мы были заложниками. — Вы будете это? — Она показала на блюдо с мясом, не зная, как его назвать. — Или возьмете что-то еще? — Три салат-бара. — Мама заказала за нас всех и вернула меню официантке, пытаясь сохранить самообладание. За столом оставался один пустой стул. Дверь открылась, и в зал вошел Люциус. Я ожидала, что он, как прежде, наденет бархатный плащ и черные бриджи, но он выбрал футболку и джинсы. В его внешнем виде чувствовался вызов. Люциус медленно обошел вокруг стола, вежливо пожимая всем руки: — Дядя Василе. Дядя Теодор... Вампиры неохотно отрывались от кровавого пиршества и отвечали на рукопожатие. Люциус сел и подмигнул нам. Было заметно, что он нервничает. — Он напуган, — прошептала мама мне на ухо. — Я тоже, — сказала я. — Ты с кем-нибудь из них в Румынии встречалась? Мама еле заметно кивнула: — Мне знакомы два-три лица... но это было так давно… — Ешьте, — приказал Василе, указав на нас вилкой. — Потом поговорим. Мои родители направились за салатами, и я последовала за ними. Хотя я не смотрела на мясо, стейки манили меня. Запах крови... его нельзя было не почувствовать. Несмотря на страх за Люциуса и за всех нас, запах крови манил. Меня охватило раскаяние — слишком уж неподходящим был момент. Когда мы вернулись, стало понятно, что наш приход прервал жаркий, хотя и приглушенный спор. На блюде оставалась гора мяса, однако тарелки унесли. Все смотрели на Люциуса, который словно окаменел. — Обязательно ли Пэквудам присутствовать? Мы стояли, крепко сжав тарелки с салатом, ожидая вынесения приговора. Я не знаю, что бы мы сделали, прикажи нам Василе уйти. — Да. Они должны остаться, — произнес он. Мы сели и поставили на стол тарелки, которые громко стукнули о столешницу во внезапно наступившей тишине. — Ешьте, — снова приказал Василе. Я проглотила лист салата и отодвинула тарелку — кусок застревал у меня в горле. Вампир по правую руку от меня наклонился ко мне. Если бы не окровавленный стейк, его можно было принять за бизнесмена. Впрочем, в нем чувствовалось что-то особенное — казалось, от него исходила угроза. Так вот какие они, Старейшие... — Ты не голодна? — спросил он с сильным акцентом. — Нет, — ответила я, храбро встретив его взгляд. Я не вздрогну и не покажу страх. Неужели это мой народ? Моя родня? Мои родители тоже отодвинули тарелки, и встали. — Они закончили, — объявил Василе. — Позвольте представить вас друг другу. Он обошел вокруг стола, называя каждого из присутствующих; впрочем, имена сразу же вылетели у меня из головы. Люциус напоминал приговоренного, который в компании своих палачей ожидал казни на электрическом стуле. Опустив свое длинное тело в кресло, Василе сложил тонкие узловатые пальцы: — Так что же нам делать с этими молодыми людьми? — Не с молодыми людьми, — перебил Люциус. — Только со мной. Во всем виноват я. — Молчать! — прошипел Василе, резко обернувшись к племяннику. — Слушаюсь, сэр, — уступил Люциус. Василе посмотрел на моих родителей: — Знаете, Люциус, опьяненный воздухом свободы, заявил нам, что больше не намерен следовать пакту. Мы кивнули. — Он сообщил нам о своем решении, — сказал отец. — И мы поддерживаем его выбор. Люциус может остаться с нами, если захочет. — Вы поддерживаете ею выбор?! — с недоверием переспросил Василе. — Вы поддерживаете его бунт? — Послушай, Василе... — Папин голос дрожал, но я гордилась своим приемным отцом. — Они всего лишь дети. — Не знаю такого слова! — Дети. Молодые люди. Подростки. Оставьте их в покое! Василе стукнул кулаком по столу, и стейки подпрыгнули на блюде. — Оставить их в покое?! Мама сжала мне руку. — Да, — храбро сказала она. — Если Люциус решил, что не хочет следовать договору... Ваш пакт составляли давно, Люциус был совсем ребенком. Глупо надеяться, что двое подростков влюбятся и заключат брак в угоду пакту. Люциус не отрывал взгляда от дяди. — Любовь? — рявкнул Василе. — При чем здесь любовь? Мы говорим о власти. — Мы говорим о наших детях, — возразил отец. — Люциус встречается с девушкой, а Джесс готовится к поступлению в колледж. Отец нечаянно выдал страшную тайну. При словах «встречается с девушкой» Василе вскочил и занес руку над Люциусом, будто хотел ударить его невидимым хлыстом. Люциус вздрогнул, как от пощечины. — Встречается с девушкой? — прорычал Василе. — В нарушение пакта?! — По собственному выбору, — сказал Люциус, используя слово, которое так полюбил. — Джессика была согласна следовать договору, но я решил по-другому. Хотя я и знала, что он пытается меня защитить, от его слов мне стало больно. Люциус даже не взглянул на меня. Повинуясь знаку, которого я не заметила, четыре старших вампира встали с мест, схватили Люциуса и куда-то поволокли. Один из вампиров приобнял Люциуса за плечи, но я догадывалась, что племянника ожидают не просто добродушные упреки доброго дядюшки. — Куда вы его ведете? — требовательно спросила мама. — Не волнуйтесь, доктор Пэквуд, все в порядке, — уверил Люциус. Он высвободился из-под руки Старейшего, как будто бы хотел идти навстречу судьбе, сохраняя достоинство. — Пожалуйста, не вмешивайтесь в семейные дела. — Люциус, постой! — Я вскочила со стула. Он на секунду повернулся ко мне: — Джессика, не смей... Его снова схватили и потащили к двери. У меня сжалось сердце: четверо на одного... Подлецы! Я хотела броситься за ними, но меня удержала мама: — Джессика, успокойся! — Пожалуйста, сядьте, — произнес Василе вкрадчивым голосом. — Даже если бы вы захотели пойти за ним... вы бы его не нашли. Со своей семьей он в безопасности. — Что ж, нам пора, — сказал отец, поднимаясь. Мы с мамой пошли за ним. — Это еще не конец, — заявил Василе, указав на нас тонким, как у скелета, пальцем. — Люциус вернется в другом настроении. И вы не откажетесь выполнить договор. — Моя дочь не станет ничего делать против своей воли, — возразила мама. — В ее воле — выйти замуж за того, кому она предназначена. Она это знает. Выражаясь вашим языком, она его любит. Папа взглянул на меня: — Джессика, о чем он? — Понятия не имею, — заикаясь, ответила я. — Я наблюдал за ней, когда уводили Люциуса, — засмеялся Василе. — Она воспитана среди людей и совсем не умеет скрывать своих чувств. Отец схватил меня за руку: — Мы уходим. — Доброй ночи, — сказал Василе и отвесил мне легкий поклон. Когда мы проходили мимо стола, за которым собрался клан вампиров, я почувствовала, как мне в руку что-то сунули — быстро, словно показали фокус. Мне хватило ума не вскрикнуть от неожиданности. Обернувшись, я увидела вампира, потолще и пониже остальных, с более розоватой кожей. Прежде я его не замечала. В глазах вампира играли искорки веселья. Наши взгляды встретились, он прижал палец к губам, будто намекая что теперь у нас есть общий секрет, и подмигнул мне. Я не стала подмигивать в ответ. Сгорая от нетерпения, я добралась до своей спальни и дрожащими руками развернула записку.
«Не пугайся, еще не все потеряно. Ты показалась мне хорошей девочкой. Василе слишком авторитарен и полон чувства собственного величия. Встретимся завтра в вашем чудесном парке, у реки, около десяти. Буду ждать в беседке. Держи все в тайне. Дорин».
Глава 43
Около полуночи ко мне в спальню пришла мама: — В комнате Люциуса все еще темно. — Ты тоже его из окна выглядываешь? — Конечно. — С ним все будет в порядке? — Если честно, не знаю. — Мам, они его били! Мама отодвинула штору и села рядом со мной: — Я, в общем-то, догадывалась... — Люциус рассказывал, что били его часто, — заметила я, с трудом сдерживая панику. Мама села на кровать и поцеловала меня в лоб, как маленькую: — Помнишь, я говорила, что у Владеску репутация безжалостных вампиров? Люциуса воспитывали как наследника престола, и его детство нельзя назвать безоблачным. Однако Люциус очень сильный, — напомнила она. — Не поддавайся страхам. Я понимала, что мама тоже боится. — А если он не вернется? — Вернется. — Она замялась. — Джесс... ты и вправду его любишь? От необходимости отвечать меня избавил свет, загоревшийся в гараже. Я резко выдохнула, словно до этого не дышала. Я не стала ждать маму, выскочила из комнаты и босиком помчалась по двору — плевать, что холодно. Люциус, скинув рубашку, стоял возле умывальника. Он услышал, как я вошла, но не обернулся: — Уходи. — Что случилось? Он продолжал стоять, склонившись над раковиной: — Оставь меня в покое. Я подошла поближе: — Обернись. — Не буду. Послышались шаги. В комнату вошла мама, похлопала меня по руке и двинулась к Люциусу, осторожно, как я подходила к Чертовке в тот ужасный день. — Люциус... — ласково начала она, положив руку ему на спину. Она всегда так делала, когда я была маленькой и меня тошнило. Люциуса затрясло. Только сейчас я сообразила, что он изо всех сил сдерживает слезы. Мама склонилась над Люциусом и убрала с его лба черную прядь: — Джесс, сходи за аптечкой. Она в кухне, под раковиной. — Мам, что с ним? — Джесс, иди. Я хотела остаться с Люциусом. — Немедленно, — повторила она уже жестче. — Иду, — ответила я и направилась к выходу. Мама обняла Люциуса. Его плечи мелко вздрагивали. Она гладила его по голове и что-то тихо говорила. Так вот почему она меня отослала! Люциус не захотел бы, чтобы я видела, как он расплачется, не выдержав первой в своей жизни материнской ласки. Я тихо закрыла дверь и побежала на кухню. Я вернулась с аптечкой. За мной на дрожащих ногах шел отец, на ходу завязывая пояс халата. Люциус лежал на кровати, мама сидела рядом с ним. Я протянула ей аптечку, она включила ночник, и Люциус отвернулся к стене. Я успела заметить, что его жестоко избили: губы распухли, под глазами и на скулах наливались багрянцем синяки, нос был сломан. — Я принесу мокрое полотенце, — предложил отец. Ему хотелось быть хоть чем-то полезным. — Ничего страшного, — прошептал Люциус. Мама смочила его разбитые губы спиртом, и Люциус скривился от боли. — Не спорь со мной, — пожурила мама. — Не самый лучший выдался год, — горько пошутил Люциус. — Чертовка, по крайней мере, не знала, что творит. Папа сел в изножье кровати и растерянно сжал в руках полотенце: — Что случилось? Люциус не ответил. — Расскажи нам, — настаивал отец. — Пусть Джессика идет спать, — устало произнес Люциус, все еще лежа лицом к стене. — Уже поздно. — Я хочу остаться. — Ты еще ребенок, — непререкаемым тоном заявил Люциус. — Тебе не стоит этого знать. Мои родители переглянулись. Я поняла, что они решают, ребенок я или нет. — Пусть Джессика остается, — сказал отец. — Ее это тоже касается. — Утром я уеду, — пообещал Люциус. — Не буду больше обременять вас своими проблемами. — Никуда ты не поедешь! Мама забрала у отца полотенце и вытерла кровь со щеки Люциуса. Она осторожно развернула Люциуса к себе, и я впервые смогла оценить тяжесть его увечий. Даже в темной комнате было заметно, что Чертовка сильно проигрывала в сравнении с родственниками Люциуса. Меня охватил гнев. — То, что происходит, касается меня и моей семьи, — сказал Люциус. Он немного приподнялся, не глядя на меня: — Я поеду домой и со всем разберусь. Мы знали, что это означает: еще больше боли, еще больше шрамов. — Теперь это и твой дом, — отчеканил отец. — Ты останешься здесь. Я посмотрела на родителей и впервые по — настоящему увидела тех, кто с риском для жизни вывез обреченного ребенка из Румынии. Как эгоистично с моей стороны, что я никогда раньше не понимала, какую жертву они принесли. Конечно же они всегда недоговаривали, скрывали, какой опасности подвергались. — Дом, — с презрением произнес Люциус. — Да, дом, — ответила мама. — Знаешь, ты слишком загостился в гараже, — сказал папа, коснувшись руки Люциуса. — Завтра же ты переедешь к нам. Мы подготовим комнату. — Я и без того злоупотребил вашим гостеприимством, — ответил Люциус. — Не волнуйтесь за меня. Старейшие здесь не останутся. Они считают, что я урок усвоил, и ждут повиновения. — Нет, ты переедешь к нам, — настойчиво продолжил отец. — Встать можешь? У Люциуса не осталось сил возражать. Он медленно свесил с кровати ноги и сел, потирая ребра: — Старейшие помнят все мои переломы и наносят удары по тем же местам. Мама обняла Люциуса за плечи. Как мне хотелось оказаться на ее месте!.. Люциус припал к ней, как беззащитное дитя. Мама печально взглянула на нас с отцом. — Попытайся встать, — сказал отец, взяв Люциуса за руку. — Спасибо, — ответил Люциус. Даже искалеченный, он сохранял величественный вид. — Я благодарен вам за все. Простите, что доставил столько неудобств. — Сынок, не за что, — ответил папа, помогая ему устоять на ногах. Мама поддерживала Люциуса за талию, и они втроем медленно двинулись к двери. Через несколько шагов Люциус остановился: — Доктор Пэквуд... Мистер Пэквуд... В прошлом я не всегда хорошо о вас отзывался. Боюсь, что я считал вас... слабыми. Вы слишком непохожи на мою семью. — Люциус, все в порядке, — сказала мама, потянув его за собой. — Не нужно больше ничего говорить. — Нет, нужно, — возразил он. — Я был неправ, когда оскорблял вас. И не только потому, что вы проявили ко мне гостеприимство. Я счел вашу доброту слабостью. Примите мои искренние извинения. С вашей помощью я осознал свою ошибку. — Извинения приняты. — Папа похлопал Люциуса по спине. — Теперь давай доберемся до твоей кровати. Наша печальная процессия проследовала по глубокому снегу через двор. Мама постелила Люциусу в кабинете, маленькой уютной комнатке между нашими спальнями, и сделала вид, что сама тоже идет спать. Я знала, что родители будут начеку всю ночь. Они не верили, что жестокие родственники Люциуса разъехались по домам. Мама с папой боялись, что Люциус исчезнет во тьме. Я тоже этого боялась. Наконец я услышала его глубокое ровное дыхание: должно быть, он заснул. Завернувшись в одеяло, я вспомнила, что сегодня — новогодний вечер. Новый год уже начался. Скоро мне исполнится восемнадцать. Значит, я буду иметь право выйти замуж. В соседней комнате стонал от боли мужчина, с которым я обручена с самого рождения. Сколько раз его избивали и он кричал, страдая даже во сне? Что за боль терзала его изнутри? Может, эта боль была хуже переломов, порезов и синяков?
Глава 44
К десяти я подошла к парковой беседке, как и предписывала записка. Оттуда мне помахал вампир, придерживая воротник пальто возле горла. Стоял жуткий холод. Собирались снеговые тучи. — Я боялся, что ты не придешь, — с улыбкой произнес он. Несмотря на его улыбку, я была начеку. — Люциус сказал, что все разъехались по домам. — Да, Старейшие вернулись в Румынию. Я надеялся, что смогу чем-то помочь, потому и не уехал. Я немного расслабилась. Чем дальше от нас были Старейшие, тем лучше. — Меня зовут Дорин, — представился вампир, протянув руку в желто-оранжевой полосатой перчатке без пальцев. Он заметил, как я пялюсь на яркую шерсть, и добавил: — Стильные, правда? Купил в торговом центре. Я пожала ему руку: — Вы ходили в торговый центр? — Ну конечно! Это же американская культура. Здесь нужно развлекаться. Я так завидовал, когда Люциус сюда уехал... Здорово, что парень ненадолго вырвался из-под влияния старика. — Он втянул щеки, изображая дядю Василе. — Люциусу это только на пользу. Я изучающе посмотрела на Дорина. Его щеки порозовели на морозе, глаза были черными, как у всех вампиров, но вокруг них виднелись веселые морщинки. — Садись, — пригласил он, смахивая снег со скамейки. Садиться на холодный камень не хотелось. — Может, зайдем в кафе? — предложила я, растирая замерзшие руки. Его варежки мне показались невероятно уютными. Дорин задумчиво покачал головой: — Прекрасная мысль! Я, пожалуй, немного погорячился, выбрав для встречи пустой парк. Начитался шпионских романов. — Я тоже их люблю, — улыбнулась я. — Ничего удивительного, — ответил он и помог мне выбраться из беседки. — Мы же родственники. Наверное, у нас много общего. — Родственники?! — Ох, я не догадался написать об этом в записке! — По какой линии? — Я твой дядя, брат твоей мамы. Я замерла и вгляделась в лицо собеседника, пытаясь найти в его чертах что-то знакомое, сходство со мной или с мамой. — Вы на нее совсем непохожи... И на меня тоже. Бледные щеки Дорина слегка покраснели. — На самом деле я сводный брат. У твоего деда был роман на стороне... — Он застенчиво улыбнулся. — Я — плод запретной любви. — Но вы знали моих родителей? — Разумеется. Я тебе все расскажу, только сначала давай куда-нибудь зайдем. Ты вся дрожишь. Я дрожала не только от холода, но и от любопытства. Вампир рядом со мной оказался моим дядей, он знал моих кровных родителей. После моего рождения прошло целых восемнадцать лет, и я наконец узнаю, какими были мои родные мать с отцом. Я была готова слушать. — Пойдем, Антаназия, нам нужно многое обсудить, — сказал Дорин, галантно предлагая мне руку. Мы вместе дошли по заснеженной дорожке парка до ближайшего кафе, сделали заказ (кофе без кофеина для меня и двойной латте со взбитыми сливками и шоколадной крошкой для Дорина) и сели за дальний столик. Дорин смаковал сливки, словно кровавый стейк. — Прежде чем мы перейдем к семейным историям... — начал он, утирая губы салфеткой. — Тот еще вечерок выдался! В этом — весь Василе. Он любит драму больше, чем любой простолюдин. Все сделает, чтобы произвести впечатление. Мои теплые чувства к новообретенному дяде испарились. — По-вашему, то, что случилось с Люциусом, веселое представление? Между прочим, нос ему сломали по-настоящему. Дорин опустил кружку: — Ему сломали нос?! — Да. — Ничего себе. Я думал, они не посмеют его тронуть. Это дурной знак. Я и предположить не мог, что к Люциусу применят физические методы воздействия. Глупо рисковать, бросая ему вызов. — Их было четверо против одного, — напомнила я. Казалось, Дорин взвешивает все «за» и «против». — Нет, я бы все равно не рискнул. Как он себя чувствует? Я задумалась, старательно подбирая слова. — Неужели так серьезно? — огорчился Дорин. — Василе никогда не умел обращаться с детьми, тем не менее Люциус вырос в отличного парня. Он — выдающийся вампир, им заслуженно гордится весь клан Владеску. Неудивительно, что Люциус взбунтовался, особенно если учесть, что Василе постоянно держит его на коротком поводке. Я провела пальцем по ободку кружки: — Что будет с Люциусом? — Его письмо удивило Старейших. Мы думали, это тебя будет трудно убедить. Американцы не слишком любят договоры, подписанные кровью, это европейцы к таким вещам привычны. Я пытался объяснить, но меня никто не слушал — все считали, что ты согласишься, станешь легкой добычей. — Легкой добычей?! — Да ты посмотри на Люциуса! Ни одна девчонка перед ним не устоит. В Бухаресте отбою не было от богатых красавиц, которых привлекает темная сторона... Мне не хотелось слушать о любовных победах Люциуса. — Значит, вы решили, что я на него западу, а он безропотно смирится с тем, что ему суждено? Дорин наклонил голову набок, размышляя. — Точнее и не скажешь. Как ни странно, мы оказались правы. Ты ведь в него влюбилась? Я вспыхнула: — Не знаю, уместно ли говорить о любви... — Мы видели, какими глазами ты смотришь на Люциуса. А Василе, при всех своих недостатках, отлично читает мысли других вампиров. Он очень стар и долго совершенствовал телепатические способности. — Я еще не вампир, — поправила я. — Но ты же чувствуешь жажду? — с надеждой спросил Дорин. Я опасливо огляделась. — Да, — шепотом призналась я, стараясь, чтобы бариста за стойкой меня не услышал. — Иногда. Дорин одобрительно кивнул: — Антаназия, поверь, тебе есть что предвкушать. Первый глоток «Сибирской красной», особенно первой группы, закупоренной в тысяча девятьсот семьдесят втором году... — Его взгляд затуманился, он облизнул губы. — Это нечто. Поверь. — Если меня никто не укусит, я так и не стану вампиром — и всего этого не узнаю. Дорин вернулся к действительности: — Ах да, пакт. И наш своевольный мальчишка, Люциус. Мы... то есть ты... должна воззвать к его разуму и сделать так, чтобы он выполнил пакт. — Как я его заставлю? — Ты любишь его, а значит, сумеешь убедить. Все довольно просто. — Не так уж и просто. Люциус решил покончить с пактом и завел себе подружку. — Не обращай внимания, это обычный подростковый бунт. Люциус к тебе вернется, вот увидишь! Я допила кофе: — Вы ошибаетесь. Люциус стал относиться ко мне совершенно иначе, при встречах вел себя отстраненно. Он изменился, словно побои лишили его чего-то очень важного. Смех, сарказм, легкость — все исчезло. В нем чувствовалось напряжение, и это пугало. — Нужно попробовать, — сказал Дорин. Интересно, может ли он читать мысли, как Василе. — Ты справишься. Ты дочь Микаэлы Драгомир. Твоя мать добивалась всего, чего хотела. Иногда мне кажется, что ты очень на нее похожа. Точная копия. — Он покачал головой и вздохнул: — Красивая женщина. Очень красивая... Какая нелепая потеря! — Дорин, а почему вы не можете возглавить наш клан? — спросила я. — Вы один из Старейших. Может, вы сами все уладите, как-нибудь измените пакт? — Ты — последняя чистокровная наследница престола из рода Драгомиров. Мы все рассчитываем на тебя, на голос крови, той, которая бежит в твоих венах. Микаэла была прирожденным лидером, и твой отец — тоже. Он излучал величие. Ты — их единственная дочь. — Если договор будет нарушен, разразится война? — Драгомиры и Владеску уже готовы броситься в схватку. Мы друг другу не доверяем. Ваш брак должен обеспечить стабильность, поровну разделить власть, за которую кланы бились поколение за поколением. Если пакт будет нарушен, вражда вспыхнет с новой силой. Мы стоим на грани конфликта. — А вампиры могут умереть по-настоящему? — Вампиры не умирают, — поправил Дорин. — Зато их можно уничтожить, и это хуже, чем смерть. А если возобновится война, которую остановило твое обручение с Люциусом, то уничтожение вампиров неизбежно. Вспыхнет настоящая война... Из-за меня. — Ваши родители первыми смогли установить мир, — сказал Дорин. — Вам с Люциусом предстоит сделать так, чтобы мир длился вечно. — Он широко улыбнулся и сделал знак баристе: — Повторите заказ, пожалуйста. — Дорин взглянул на меня: — Мне нужно много рассказать будущей принцессе.
Глава 45
— Что ты здесь делаешь? — раздраженно спросил Джейк, набирая код на замке своего шкафчика. Я вспомнила, как он сражался с замком в первый день учебы. Как давно все это было и сколько всего с тех пор произошло! — Хочу поговорить о том, что случилось на рождественском балу. — То и случилось, что ты выставила меня полным идиотом. — Джейк с силой распахнул дверцу шкафчика, едва не сорвав ее с петель. — Нет, я себя выставила идиоткой. Это же я... — Не надо. — Джейк засунул учебники на полку. — Я видел тебя и Люка. Я там был... если ты забыла. — Твои упреки справедливы. Прости меня, пожалуйста. — Зачем ты вообще согласилась со мной пойти? — сердито поинтересовался Джейк. — Я что, утешительный приз, раз Люк встречается с Фейт? Может, он и лапал тебя во время танца, но у него есть девушка. Джейк хотел сделать мне больно, и это ему удалось. — Никакой ты не утешительный приз, — возразила я. — Ты прекрасный парень, и мне очень стыдно за свое поведение. — Мне тоже. — Джейк захлопнул дверцу. — Только не жалей меня, Джесс. Это тебя надо пожалеть. Пусть Люциус и королевских кровей, но он никогда не будет относиться к тебе так, как я. Джейк был прав. «Хороший» — это не о Люциусе Владеску. Настойчивый, галантный, забавный, самовлюбленный, опасный, честный, страстный — это все Люциус. Но «хорошим» его не назовешь. — Я видел, как ты на него смотришь, — добавил Джейк. — Я знал, что мы расстанемся, с того самого дня, когда ты пришла в спортзал. Ты смотрела не на меня, а на Люка. Глаз с него не сводила. — Мне нечего было сказать в свое оправдание. — Джессика, он разобьет тебе сердце. Он уничтожит тебя. С этими словами мой первый парень повернулся и ушел из моей жизни с достоинством, отнюдь не свойственным крестьянам.
|
|||
|