MARK MARCONEY ) 5 страница

На пороге ведущей из кухни двери сидела белая крыса и целилась подрагивающим кончиком носа Арбенину в пупок. Скользнув по Арбенину взглядом, словно спрашивая разрешения, крыса юркнула между его ног, вскочила на табуретку, с нее на стол, схватила передними лапками оставшийся кусок колбасы и принялась быстро-быстро точить его своими острыми зубками. Повернувшись к крысе Арбенин секунд тридцать наблюдал, как остатки «Докторской» исчезают в крысиной утробе, стараясь поймать моменты, когда та глотала откушенное. Ничего подобного он не заметил, только кусок в лапках крысы слегка поворачивался и стремительно уменьшался, когда та подносила его к своей мордочке. Покончив с колбасой, крыса юркнула к майонезу, понюхала и, привстав на задние лапы, уставилась на Арбенина красными шариками. Засмеявшись, он достал из пачки печенину, понюхал и протянул новоявленной сотрапезнице. Та опустила передние лапы на стол, словно собиралась схватить лакомый кусочек, но к печенью не двинулась. Лишь махнула по столу хвостом, нетерпеливо подергивая усами. Арбенин положил печенье и отошел. Белая гостья тут же метнулась к ароматной поживе, смахнула ее со стола и шмыгнула в коридор, держа добычу в зубах.

-Вот Черт, - Арбенин вышел в коридор, поискал крысу глазами, но не нашел. Войдя в шестнадцатиметровую проходную комнату, он осмотрел ее, заглянув под стол и под кресло, и, не найдя никого, двинулся в маленькую десятиметровую комнатушку, которую определил для себя как «спальню», поставив в ней широкую кровать, купленную сразу по приезде в Среднеземск. Поискав под кроватью, он заглянул в «тещину комнату» - небольшой чуланчик, расположенный за противоположной окну стенкой, выглянул на балкон, заглянул в туалет и ванную комнату, хотя двери, ведущие в них, были закрыты. Заглянул под шкаф в «большой» комнате, поискал на подоконниках, откинув занавески, - крыса исчезла.

-Вот Черт, - он вышел на кухню.

Вода для пельменей давно выкипела, и кастрюлька потрескивала, отщелкивая кусочки эмали. Чайник находился на последнем издыхании и яростно зашипел остатками воды, когда Арбенин подхватил его с огня за раскаленную ручку. Обжегшись, он бросил чайник в раковину и сунул руку под холодную воду.

-Мать твою так, - выругался он тряся обожженными пальцами, - охрененно удачно поужинал.

Он выключил газ, остудил чайник под краном и, набрав в него воды, плеснул в кастрюльку. Застрекотав как новогодняя петарда, кастрюлька выстрелила в потолок клочьями пара. Арбенин увернулся от эмалевой шрапнели, сопровождавшей паровой выброс от взорвавшейся на его плите атомной бомбы, дождался пока утихнет злобное шипение гремучей змеи, взвившейся над плитой, опустил руки, прикрывавшие голову, и оценил произведенные взрывом разрушения. Чайник был жив, хотя и немного помялся при падении, кастрюлька была навеки утрачена, улыбаясь черными пятнами на месте отстреленной эмали. Фарфоровая чашка в виде Доктора Айболита, подаренная ему коллективом психиатрического отделения и еще минуту назад чинно стоявшая на холодильнике, состояла теперь из двух половинок, лежащих на полу, и Доктор Айболит пытался выслушать сам себя, приложив слуховую трубочку одним концом к уху, а вторым к собственному отколотому животу.

-Поймаю – убью, - пообещал Арбенин крысе, поднимая с пола располовиненного доктора.

Он выбросил бесполезного теперь эскулапа в мусорный пакет под раковиной, набрал в чайник воды и поставил на газ, бросив туда пельмени. Дожидаться, пока вода закипит, ему не хотелось.

Арбенин подержал обожженную руку под струей холодной воды, достал из холодильника таблетку анальгина и проглотил. Вымыв тарелку, стоящую на столе, он взял тряпку, висевшую на краю раковины, намылил ее и протер стол. Промыв тряпку, он еще раз протер стол и бросил тряпку в раковину.

-Желтуху еще мне занеси, - сказал он и поискал крысу глазами. – Куда она подевалась? Вот не было у бабы заботы, так купила порося. – Арбенин вспомнил Краснолицего Торговца Крысами и вымыл руки. – Не знаю, кто из вас и что от кого подцепил, а только мне это на хрен не надо. – Он сплюнул три раза через левое плечо.

Выключив газ под кипящим чайником, он осторожно снял его с плиты, подхватив за ручку вафельным полотенцем, слил воду и вытряхнул содержимое на тарелку. Разрезав ножом слипшийся комок с торчащими в разные стороны пельменными ушками, Олег Сергеевич полил обрезки майонезом, отрезал кусок хлеба, хлебнул из носика заварочного чайника и стал ждать, пока ошметки остынут.

Закончив кое-как ужин, он убрал в шкафчик остатки печенья и сахара, сунул в холодильник недоеденный хлеб и майонез, собирался отправить туда же тарелку с недоеденным пельменным месивом, но передумал и поставил тарелку на пол рядом с раковиной.

-Завтра поймаю ее и выброшу вон, - подумал он о крысе, - пусть пожрет напоследок.

Особенной ненависти и даже нелюбви к крысам он никогда не испытывал. Они даже нравились ему. Учась в академии, он, к своему стыду, даже жалел их, снующих по тесным клеткам вивария, обреченных на безвременную кончину под дрожащим ланцетом какой-нибудь отчаявшейся «скинуть» зачет юной вивисекторши. Или под вываливающимся из рук скальпелем прыщавого будущего Херурга. Сам он ни ХЕ, ни ХИ рургом становиться не собирался и поэтому крыс жалел.

Убрав на кухне, он прошел в «спальню», высматривая по дороге свое Белокурое Приобретение, стянул с себя рубашку и брюки и повалился спать.

-Не вздумай еще навалить где-нибудь, - предупредил он и погасил лампу, висевшую у изголовья кровати.

За все свое пребывание в Среднеземске он впервые разговаривал с кем-то в своей квартире. Пружины скрипнули, и Олег Сергеевич провалился в сон.

Он проснулся оттого, что почувствовал в комнате чье-то чужое присутствие. Спал он всегда головой в сторону противоположную окну, чтобы ранние солнечные лучи не падали на глаза, заставляя вставать раньше времени. На фоне полупрозрачной тюлевой занавески стояла женщина. В призрачном, косом лунном свете, освещавшем занавеску с внешней стороны, рассмотреть женщину не удавалось. Арбенин видел ее четкий контур на фоне занавески, сама же она оставалась недосягаемой для его взгляда. Она стояла лицом к окну, опустив руки вдоль тела. Легкие потоки ночного воздуха, струящиеся сквозь приоткрытую форточку, слегка задевали края просвечивающихся волос, рассыпанных по плечам. Женщина повернулась чуть вправо, по направлению лунного света, обхватила плечи руками, словно стараясь согреться, и медленно выдохнула в сторону форточки. Завитки пара закружились и исчезли, превратившись в лунный свет, рассеянный по кружевной занавеске. Не слезая с кровати Арбенин сел, подтянув к себе ноги, и обхватил их руками. Женщина опустила руки, и на фоне занавески обозначился профиль ее груди. Закругленный, слегка вздернутый вверх профиль соска соприкоснулся с профилем оконного переплета, и Арбенин увидел, как напряглась ее грудь, поднимаясь чуть выше, словно скользя соском по оконной раме, слегка вздрагивая от этого виртуального прикосновения. Женщина вытянула руки вверх и повернулась к Арбенину спиной. Закинув руки за голову, она собрала льющиеся по спине волосы в толстый, тугой пучок и, то ли вздохнув, то ли издав легкий стон, перекинула его себе на грудь. Всю ее одежду составляли сережки в виде отлитых из золота миниатюрных слоников, подаренных ей Олегом в день их свадьбы, и черная, бархатная ленточка-ошейник, стягивающая стройную шею.

-Холодно, - сказала она. – Вот и зима пришла.

Тонкая талия, переходящая в округлые бедра, изогнулась, когда женщина повернулась в профиль и, откинувшись назад, закинула руки за голову. Она тряхнула головой, отчего длинные, шелковистые волосы разлетелись по сторонам, сверкая пушистым веером в заливающем окно голубоватом лунном свечении. Провела ладонями по упругим полуокружьям, словно хотела стереть опаловые приливы, набухшие на концах чуть раскосой, торчащей вперед груди. Кончиком языка она провела по чуть припухлой верхней губе и заскользила руками вниз, очерчивая линию талии, опуская их все ниже и ниже к упругому, плоскому животу, чуть выпирающему вперед в нижней своей части. Едва касаясь живота, она провела кончиками ногтей по его шелковистой поверхности. Сначала вниз, поглаживая кожу тыльной отполированной частью, а затем вверх, заставляя живот втягиваться легкими толчками от прикосновения острых коготков. Дыхание ее участилось, когда, проведя по вискам, она дотронулась пальцами до поблескивающих в мочках ушей слоников. Она повернулась к Арбенину так, что он смог увидеть темнеющий внизу живота небольшой треугольничек, и сделала шаг в его сторону.

-Тебе было плохо без меня? – Она стояла, безвольно свесив руки вдоль тела, в ожидании приговора. Тело ее слегка вздрагивало от возбуждения. И сквозь горячие волны желания, исходящие из каждой клеточки ее трепещущей плоти, Олег ощутил тянущиеся от нее тонкие холодные ниточки страха. Нити сплетались в прочную металлическую сетку, которая росла, поднимаясь все выше, готовая разделить их навсегда.

-Я ждал тебя. – Олег ответил чуть хрипло. – Я всегда знал, что рано или поздно ты без меня не выдержишь.

Он старался, чтобы голос не выдал охватившей его лихорадки. Его трясло от желания обладать ею.

Прямо сейчас.

Сию же секунду.

Немедленно.

Мозг обещал взорваться.

-Иди сюда. – Он постарался расслабить онемевший живот и вытянуть ноги.

Она постояла, прижав кисти рук к груди, прикрывая стремящиеся проскользнуть сквозь пальцы опалы. Словно девушка, решившая переступить черту, отделявшую ее от мира взрослых, она шагнула к нему и прижала к лицу его руки.

-Все будет очень хорошо, вот увидишь. – Она вытянулась под одеялом, прижимаясь к нему разгоряченным телом. – Ты только не бойся.

-Надеюсь, я не разучился это делать, пока тебя не было. – Он задохнулся, глотнув запах ее волос и полетел, ощутив под своей рукой ее упругую грудь.

Испытанное им в эту ночь он бы не смог описать ни одним из известных ему способов. Фейерверки, вспыхивающие в мозгу, сменялись стремительными полетами в черные дыры, состояния горячечной эйфории переходили в мягкие ласкающие накаты густых, теплых волн неизвестной природы, видения Апокалипсиса трансформировались в созерцание незамутненной, девственно чистой природы. Невиданные звери вылизывали его языками, заставляя дрожать и терять сознание от возбуждения. Все это наплывало раз за разом, вызывая невообразимое, неведомое раньше… (чувство?.. ощущение?.. что?..)…

Это был не Экстаз и не Катарсис. Это было БОЛЬШЕНИХВМЕСТЕВЗЯТЫХ.

И во всех этих ощущениях жила ОНА. Она проникала в каждую его клетку, предвосхищая и удовлетворяя любое желание. Она словно учила его заново чувствовать, открывая недоступные ранее двери, высвечивая и даря ему миры, о которых он и не знал.

Когда она отпустила его, утомленного и обессиленного, не в силах пошевелиться лежащего на спине, восток уже светлел тонкой полоской зарождающегося утра. Она отвернулась к стене и чуть вздрагивала, стараясь подавить рвущиеся наружу рыдания.

-Ну что ты, что ты? – Он нежно дотронулся до ее плеча. – Перестань, ладно? Я так рад, что ты приехала. Если бы ты знала, если бы ты только знала, КАК мне не хватало тебя.

-Ты ошибся. – Голос ее прозвучал резко и незнакомо. – Я не она. – Она повернулась к нему.

В ее ушах качнулись сережки. Но это были не слоники, которых он подарил Марине в день свадьбы. Не золотые. Сережки были другие. Серебряные. Белые.

-Ты ошибся, Ловец. – Она словно извинялась или оправдывала себя. – Я ХОТЕЛА обмануть тебя, но не смогла. ТЫ САМ сделал выбор. И теперь уже поздно, Ловец. – Слезы стояли у нее в глазах. В ярко-зеленых, как у него, а не в серых, как у Марины.

-А теперь спи, осталось недолго. – Она прикоснулась губами к его губам, сбросив горячие капли слез на его щеку, и он не смог, не сумел не ответить на ее поцелуй.

Прозвонивший будильник вырвал его из ночного кошмара. Задыхающегося, липкого от пота, со вздыбленным до потолка членом.

На груди у него, уютно устроившись, спала безмятежным сном белоснежная крыса.

-Пошла вон! – заорал Олег Сергеевич.

Он схватил пустое место, где еще мгновение назад лежала крыса, и швырнул его в стену.

Олег Сергеевич сел на кровати, стараясь удержать выскакивающее из груди сердце внутри своего бренного тела. Руки лишь слегка вздрагивали, и это был хороший признак. Он отыскал сигареты, лежавшие на ночном столике, и выкурил две, стряхивая пепел на пол.

-Так не долго и кони бросить, - подумал он, прощупывая пульс.

Никогда не задумывавшийся о своем здоровье, Арбенин испугался. Сердечный приступ никак не входил в его планы. Совсем молодой, достаточно честолюбивый и, надо отдать должное, преуспевающий психиатр, он не собирался отдать концы в Богом забытом Среднеземске. Он вообще не думал о смерти и представлял ее себе (чисто теоретически) в уютной постели, окруженной учениками, где он диктует им последние откровения всемирноизвестного академика Арбенина О.С.

Стоя под душем и постепенно смывая с себя ночные видения, он начал привычно отфыркиваться от падающих на лицо горячих, упругих струй. Ему нравилось, сдвинув в сторону прикрывающую душ занавеску, разбрызгивать капли по сторонам или, набрав воды в рот, выстреливать ее струйкой, стараясь написать на стене какое-нибудь неприличное слово. Он уже собирался приступить к этому занятию, решая прописными или печатными буквами он изобразит вертевшееся на языке ругательство, когда услышал звонок стоящего на кухне телефона. Он произнес вслух приготовленный к струйному воплощению термин, подхватил полотенце и, шагнув через край ванны, вышел на кухню.

Солнце уже било в окно, простреливая лучами подмороженный воздух, и он остановился на мгновение на середине кухни, давая глазам привыкнуть к обстановке. Занавеска на окне была отдернута, и ему вдруг захотелось, чтобы его увидел кто-нибудь из окна стоящего напротив дома.

Он представил себе, как молоденькая девушка, может быть даже еще школьница, выйдя на кухню, чтобы поставить чайник, случайно бросает взгляд на дом напротив и замирает, не в силах оторвать его от желанного, запретного еще зрелища.

Телефон опять звякнул, и Олежка Арбенин, стараясь не портить школьнице впечатления внезапным исчезновением с экрана, поднял трубку.

Звонили Арбенину крайне редко и только с работы по служебной необходимости. На противоположной стороне трубку держала Тамара.

-Олег Сергеевич, я Вас не разбудила?

-Нет-нет, Тамара Петровна, я уже встал. Что-нибудь срочное? – Он посмотрел на часы. Часовая стрелка остановилась на пяти часах, секундная не двигалась.

«Что там еще стряслось?» - подумал Арбенин и, забыв про наблюдавшую за ним школьницу, сел на табурет.

-Вы только не волнуйтесь, ничего серьезного, - Тамара словно успокаивала сама себя. – Просто больные, они … ведут себя несколько странно.

-Что значит «странно»? Кто именно? – Арбенин прокрутил в голове пленку с видеозаписью лежащих на отделении пациентов. Он вдруг сразу озяб и принялся обтираться полотенцем, не отрывая трубку от уха.

-Вам лучше приехать, - Тамара явно не хотела его пугать. – Ничего страшного, просто они несколько более возбужденные, чем обычно.

-А Вы?.. Вы дежурили ночью? Когда это началось?

-Не могу сказать точно. Я задремала, а когда открыла глаза… это было примерно в шесть… мне показалось, что они не спят. Я пошла по палатам, и они… ну, в общем, они действительно не спали.

-Все?.. Что, все не спали? – Арбенину вдруг перестало нравиться сидеть голым на освещаемой утренним солнцем эстраде, радуя взгляд живущей напротив юной извращенки. Он перегнулся через стол и дернул занавеску.

Вместо того, чтобы закрыть окно, та с треском вырвалась из зажимов удерживающего ее карниза и смахнула стоящую на столе пепельницу.

-Я дала им успокоительное. Просто феназепам, ничего больше. – Тамара пыталась представить, как внимательно слушает ее зав. отделением, помешивая ложечкой утренний кофе в тонкой фарфоровой чашечке. Молодой кандидат наук, знающий, что делать в подобной ситуации.

Голый Арбенин стоял посреди кухни с трубкой в руках.

-Вот что, Тамара Петровна, я сейчас выезжаю, а Вы позвоните, пожалуйста, и попросите приехать Гельперна из областной больницы. Его телефон есть в справочнике. Кто сегодня дежурит из наших? – Он сел.

-Дежурит Климович, но он подойдет к обходу, в двенадцать. Я сначала хотела позвонить ему, но потом подумала, что прежде всего должна сообщить Вам.

-Вы все сделали правильно. Вызовите, кстати, и его тоже. – Арбенин поерзал, отклеиваясь от табуретки. – Я скоро буду. – Он повесил трубку.

Сунув в рот печенье и хлебнув из заварочного чайника, он залез под оставленный включенным душ и постарался сосредоточиться. Что-то не склеивалось в его рассуждениях. Точнее наоборот – склеивалось, но не так, как хотелось бы ему. Больные не спали ночью. Он тоже (казалось) не спал. Точнее спал, но уж лучше бы не спал вовсе. Арбенин старался найти не связь между этими событиями, а ОТСУТСТВИЕ СВЯЗИ. Тем не менее, вопреки всем его логическим доводам, он просто чувствовал, что связь есть.

Арбенин оделся, взяв с полки шкафа новую рубашку, повязал галстук, чего не делал почти никогда, исключая торжественные случаи, надел белый пуловер с тонкой синей отделкой и спрыснул его туалетной водой. Зачем он все это делает, объяснить он не мог. Обычно он довольствовался простым шерстяным костюмом-двойкой, меняя в отделении пиджак на белый халат.

Отголоски сна, который он бы полностью смыл, не будь этого треклятого звонка, вселяли тревогу. Практически он уже почти полностью его забыл. Была женщина, с которой он занимался любовью. (А с кем этого не бывает?) Он даже забыл, как она выглядела. По-моему, это была его собственная жена. А, если и нет, то что такого? Заниматься с ней любовью или, если хотите, сексом было приятно, даже здорово. В этом он тоже не находил ничего странного. Любой мужчина, приснись ему ночью обнаженная красотка, не стал бы вести с ней душеспасительные беседы о нормах этики и морали, а, пардон, «отодрал» бы ее по всем правилам, да еще так, как не сделал бы этого в жизни.

Казалось бы, сон, как сон. Ничего запретного. Нормальный сон для мужчины, не имевшего общения с женщиной вот уже Черт-те сколько времени. (Элегантный и стройный, привлекающий внимание многих женщин, он даже гордился втайне своей стойкостью и недоступностью, в которых был отнюдь не уверен, отправляясь в Среднеземск.) Так что сон в какой-то степени даже удовлетворил его мужские желания. Но было в нем и другое. Была непонятно откуда взявшаяся тревога. Что-то она сказала в конце. Что-то бессмысленное, оборвавшее волшебный полет, превратившее сказочный замок в груду обломков. Арбенину хотелось вернуться обратно в сон и разобраться в ее словах. Но больше всего ему хотелось опять почувствовать ее горячее тело, ее дыхание, увидеть, какая она … А, Черт …

И еще его не оставляло ощущение существования связи всего этого с тем, что творилось в больнице.

Перед уходом он позвонил Марине в Питер. Дома все было нормально.

Когда он вошел на отделение, ни Гельперна, ни Климовича еще не было. Он прошел на сестринский пост и посмотрел на Тамару.

-Ой, здравствуйте, Олег Сергеевич, - та явно обрадовалась его приходу. – Доброе утро.

-Доброе утро (ха-ха), Тамара Петровна. – Арбенин старался говорить спокойно, в своей обычной манере. – Ну, что у нас здесь происходит? – Он улыбнулся немного фальшиво, но в целом - удачно.

-Олег Сергеевич, я даже не знаю, как сказать, может, я зря Вас потревожила. Вы, наверное, не рассчитывали приходить так рано. – Тамара явно мялась, не зная, как приступить к сути дела.

-Тамара Петровна, давайте перейдем сразу к существу. Начнем с того, как Вы проснулись и что увидели.

-Я не спала. – Отличавшаяся среди остального медперсонала особой ответственностью и пунктуальностью, Тамара покраснела, уличенная в столь тяжком «должностном преступлении». – Я только задремала.

-Именно это я и имел ввиду, - Арбенин улыбнулся, снимая тяжкое обвинение. – И что же Вы увидели?

-Понимаете, мне показалось, что они не спят, и я пошла проверить. Я подошла к шестой палате, ну, она ведь ближе всех ко мне, и сначала прислушалась. Думаю: «Войду – кто-нибудь проснется, зачем мешать?»

-Понятно, - Арбенин нетерпеливо прервал Тамару. – Дальше что?

-Так я же рассказываю. Вот… ну и… мне показалось, что я услышала какой-то шорох, какое-то движение. Сначала я не хотела заходить: мало ли, кто-то шевелится во сне, или просто повернется на другой бок…

-Тамара Петровна, что произошло, когда Вы вошли в палату? – Арбенин посмотрел на нее в упор. – Оставим, наконец, предисловия. Вас кто-то обидел из больных? Кто-то в палате был посторонний? Вы – медицинский работник, а ведете себя как… - Не подобрав нужного сравнения, которое не обидело бы Тамару, он остановился и только всплеснул руками.

И тут он каким-то чутьем понял, что она собирается ему рассказать. Это было дико, и он сам не понимал, как такое могло прийти ему в голову.

-Ну? – ему показалось, что он дружески подбадривает Тамару.

-Что ну? Баранки гну! – вспыхнула внезапно Тамара. – Они занимались онанизмом! Хотели Вы такое услышать?

Она покраснела, но не от смущения, а от внезапного приступа гнева.

-Я не знаю, что я хотел услышать, - Арбенин растерялся, не зная, как успокоить Тамару. – Давайте все по порядку.

-Что по порядку? Кто именно как это делал? – Тамару несло. – Я не стала наблюдать. Я не собираю материал для диссертации на тему «Психический онанизм психов. Подробности и особенности.» Мне достаточно было самого факта. Я вышла и стала решать, что делать.

-Так, ну хорошо…

-Ничего хорошего, - отрубила Тамара. – Я пошла в другую палату, и там было тоже самое. Они все занимались этим. Понимаете? Во всех палатах. ВСЕ!

-Ну, что ж… это медицинский факт, который… - Арбенин явно смутился.

-Никакой это не медицинский факт! Это – дурдом, в котором мы все работаем. А если это – медицинский факт, то Вам и карты в руки. Вы врач, а не я, Вы и разбирайтесь. А мое дело – пилюльки раздавать. – Она злилась на него, именно на него, и не собиралась успокаиваться.

-Послушайте, что Вы на меня так злитесь? Не надо переходить границ. – Он старался говорить мягко. – Кстати, мы с Вами именно в дурдоме и работаем, коллега. Не забывайте об этом.

Он отошел от ее стола и прошел в свой кабинет. Надев белый халат, он быстро вернулся к Тамаре.

-Тамара Петровна, а что конкретно произошло? Что заставило Вас проснуться?

Тамара посмотрела на него, и ему показалось, что она собирается его ударить.

-Послушайте, Олег Сергеевич, Вам не надоело надо мной издеваться? Я все-таки – девушка… во всяком случае – женщина, и мне не очень удобно обсуждать с Вами подобные вопросы, хоть я и медицинский работник. Может быть, мы оставим эту тему?

-Тамара Петровна, это не праздное любопытство, - Арбенин сам не понимал, какая сила заставила его так упереться. – Может быть, Вы услышали какой-то посторонний шум, или просто почувствовали что-то?

-Да, я почувствовала, - губы ее побелели. – Мне приснилось, что Вы ко мне пристаете, и я собираюсь заняться с Вами любовью, или, если Вам так больше нравится, собираюсь с Вами потрахаться. – Слова били фонтаном, грозя затопить все отделение. – Мы хотели заняться с Вами этим прямо здесь, на полу. Но, когда Вы разделись, и я увидела Вас голым, я проснулась. От ужаса.

Тамара оттолкнула стул, на котором сидела, и выбежала из-за стола.

-Слава Богу, Вы хоть покраснели, - она побежала вдоль коридора на выход.

Не найдя ничего лучшего, Арбенин закурил и пошел в свой кабинет.

-Не такой уж я страшный, - крикнул он в пустой коридор, вслед выбежавшей Тамаре.

Войдя в кабинет он глупо хихикнул, представив себе сразивший Тамару сон. Щупленькая и невзрачная, она была прекрасна в своем гневе, и ему стало приятно от того, что она работает с НИМ, на ЕГО отделении. Втайне от всех он гордился ею и считал ее своей собственностью.

Дверь открылась без стука, и в кабинет вошел Виталий Климович – один из двух психиатров, работавших на отделении вместе с Арбениным. Виталий был молод, недавно закончил институт и работал старательно. Арбенин доверял ему больше, чем пожилому Ивану Ивановичу, дотягивающему до пенсии, хотя опыта у того было больше.

-Доброе утро, - Виталий зевнул, прикрыв рот рукой.

-Привет, Виталий, - Олег Сергеевич протянул ему ладонь – поздороваться.

-Так хотелось поспать сегодня подольше, - Виталий крепко пожал протянутую руку. – Вы позволите? – он пододвинул к себе стул и сел, не дожидаясь ответа.

-Сегодня что, какая-нибудь комиссия? Звонит Тамара, говорит надо прийти. А, кстати, где она? Я ее что-то не видел.

-Она себя неважно сегодня чувствует, - соврал Арбенин. А, может, не соврал. – Я разрешил ей уйти пораньше.

-А-а-а. Ну так что там? Какие проблемы?

Виталий старался вести себя с Арбениным уверенно, наверное для самоутверждения, хотя бравада его была показная, и Олег Сергеевич прощал ему это, зная, что это скоро пройдет. Кстати, и по возрасту он не так уж сильно отставал от Арбенина. Что же касается служебного положения, то здесь Виталий черту не переступал, но, если имел собственное мнение по какому-либо вопросу, то никогда не стеснялся его высказывать. К работе же своей он относился добросовестно, и Арбенин это ценил.

-Слушай, Виталий, ты в последнее время ничего странного не замечал? – Арбенин протянул сигарету, но Виталий достал и положил на стол свой «Беломор». Достав папиросу, он дунул в мундштук, смял его и прикурил.

-Что Вы имеете ввиду? Здесь, в клинике, или вообще? – Виталий не любил ни слово «больница», ни «отделение» и всегда называл место своей работы «клиникой». Хотя точного места своей работы в их отделении не знал никто. На входных дверях значилось: «Психоневрологическое отделение. Клиника психоневрологических заболеваний».

-Конечно в клинике. Где же еще?

-А что конкретно? Пациенты у нас вообще все странные. – Виталий пожал плечами.

-Ну, может быть, что-нибудь особенное, еще более странное?

-Да куда уж страннее-то? Вон они лежат. – Виталий кивнул в сторону двери. – Им руки ломают, по башке долбают, а они не помнят ни хрена.

-Да я не об этом.

В дверь постучали, и в кабинет протиснулся Гельперн – заведующий областным отделением психушки – пожилой еврей, с растущими в носу и ушах седыми кустами. Пиджак, слегка мешковато висящий на его плечах, он не менял уже лет пятнадцать. Наверное, когда-то давно забыл это сделать, да так и не вспомнил. Плечи пиджака были сплошь посыпаны перхотью, наверное, вместо нафталина. Несмотря на свой внешний вид, специалист он был прекрасный, и, казалось, нет вопроса о котором он не имел бы представления, отчего Арбенин звал его про себя Гиппократом.

-Здравствуйте, молодые люди, - он помахал перед носом сухонькой ладошкой, разгоняя дым.

-Здравствуйте, Самуил Исаакович, я сейчас проветрю, - Арбенин приоткрыл форточку.

-Садитесь, пожалуйста, - Виталий встал и придвинул свой стул к столу, приглашая Гельперна сесть.

-Садитесь на мое место, там удобнее, - Арбенин хотел взять из рук седовласого Гиппократа старенький, черный портфель, но тот его не выпустил и на место Арбенина не сел.

-Это, знаете ли, плохая примета, молодой человек. У меня свое место есть.

Он сел на предложенный ему Виталием стул и с неодобрением отодвинул подальше пепельницу.

-Молодость, молодость, - покачал он головой. – Ну, зайцы мои, судя по тому, что не явились к старику сами, хотите показать пациентов? – Он поставил портфель на колени. – Какие возникли препятствия?

-Видите ли, Самуил Исаакович, - Арбенин сел на свое место, - сегодня ночью все больные на отделении занимались онанизмом.

Гельперн вскинул на него глаза, и кусты в его носу зашевелились.

-Все? То есть как?

-Не знаю, как. Я там не был, а Тамара Петровна, наша медсестра, рассказать отказалась.

-А сколько их у вас? – Гиппократ смотрел недоверчиво.

-Кого?

-Пациентов, разумеется.

-Двадцать два.

-О-о-о-о. Впечатляет.

Виталий прыснул, и Самуил Исаакович посмотрел на него с осуждением.

-Я имел в виду количество больных на отделении, молодой человек, а не то, чем они занимались в таком количестве. – Он отвернулся, выражая неодобрение.

-Так. А Вы уверены в этом? – вопрос он адресовал только Арбенину.

-Думаю, да. Тамара Петровна у нас работник крайне ответственный, и я не думаю, чтобы она принялась вдруг шутить подобным образом.

-А, может, она ошиблась? – Гельперн явно отказывался верить услышанному.

-Ошибиться она не могла. Она явно это видела.

-Ну, тогда ее надо поместить к вам на отделение, - Гельперн откинулся на спинку стула и засопел.

-Набираться опыта, - словно в раздумье буркнул себе под нос Виталий.

-Ваше остроумие неуместно, - повернувшись к Виталию, Самуил Исаакович сердито хлопнул ладошкой по столу. – Это чушь собачья. Этого не может быть. Ваша медсестра спятила. – Он слегка брызгал слюной. – Как она могла это определить? Она что, стояла и рассматривала? Свечку что ли держала? – Он стал по очереди гневно смотреть то на Виталия, то на Олега Сергеевича, словно это они были виноваты в случившемся безобразии.

-Нет. Она от всего сердца хотела им помочь, - с самым серьезным видом вставил Виталий. Арбенин тут же отвернулся к окну, а Гельперн, слава Аллаху, не понял юмора.

-Мы тоже считаем, что это невозможно, поэтому и пригласили Вас сюда, - Арбенин понял, что ничего путного Гиппократ сегодня не выдаст, и лишь хотел успокоить разбушевавшегося обладателя кустов.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒