MARK MARCONEY ) 4 страница

В кабинете Арбенин бросил осколок в верхний ящик стола, посмотрел на часы, снял халат и повесил на плечики в небольшой платяной шкафчик. Он вышел, запер кабинет, сунул ключ в карман и подошел к Танечке.

-Танечка, сегодня кто у нас на отделении работал?

-Климович приходил, обход делал. Он и сейчас, кажется, здесь. К терапевтам пошел, по-моему. Хотите кофе?

-Что?

-Я чайник вскипятила. Хотите кофе?

-Нет, спасибо. – Он посмотрел на часы. – Я ухожу, буду завтра. Как наша новенькая?

-А что ей сделается? Спит.

-Ночью Тамара дежурит?

-Нет. Тамара сегодня не дежурит. Сегодня дежурит Евгения Антоновна. – Танечка заглянула в зеленые Арбенинские глаза и облизала клецки.

-Передайте ей, пожалуйста, чтобы обратила особое внимание на новенькую. И, Танечка…

-Что? – она снова облизала пухлые губки.

«Перестаньте все время облизываться и смотреть на меня, как лиса на колобок», хотел сказать Олег Сергеевич.

-Хотите я угадаю, как зовут Вашего молодого человека? – вместо этого спросил он.

-У меня нет молодого человека. – Черт подери, она опять облизнулась. – Я предпочитаю мужчин. – Она пошуршала колготками.

«Сказать ей, что я тоже предпочитаю мужчин, что ли? – подумал Олег Сергеевич, - Может отвянет?»

Когда Арбенин выходил с территории больницы, дорогу ему перебежала черная кошка. Идти домой как-то сразу расхотелось.

«Так. Еще один труп по дороге домой мне обеспечен», - подумал Олег Сергеевич.

Он поискал глазами кого-нибудь, кто перешел бы кошачью тропу перед ним, никого не нашел, плюнул три раза через левое плечо и, сунув руки в карманы, не спеша покинул больницу. Он не был уверен в том, что обязательно что-нибудь произойдет. (Само-собой разумеется – неприятное.) Ему было просто интересно, что же еще может произойти в столь занимательно начавшийся день. Его вдруг охватило чувство, что он попал в какую-то странную историю, закрученную и начатую неизвестно кем. Все произошедшее с ним с утра, начиная с игры в «кошки-мышки» на газоне и заканчивая куском стекла с запаянными в него буквами «НИК» показалось ему не случайным набором обстоятельств, а дьявольски подстроенной кем-то схемой. Его словно нарочно вовлекли в чью-то дьявольскую игру, постепенно и незаметно (ха-ха) ограничивая ему свободу для собственного маневра. Главное для Арбенина было в том, что он не верил в случайные совпадения. То, что вчера официантка Нина обслуживала его столик, а сегодня оказалась его пациенткой, представлялось ему вполне закономерным, но вот сути этой закономерности он ухватить не мог. Связь наверняка была, но в чем именно, могла объяснить только Нина. Она же лишь просила Арбенина не ломать ей руку, пыталась спрятаться под кроватью и несла какую-то чушь про черный бумер.

Он шел по тротуару среди спешащих, возвращающихся с работы жителей Среднеземска, и ему вдруг показалось, что они как-то странно на него смотрят. Они скользили взглядами друг по другу, словно не замечая друг-друга в общей массе, а на него смотрели недоверчиво, с каким-то особым интересом и даже враждебно, словно пытаясь выяснить не это ли лицо они видели сегодня на милицейской листовке с подписью «ВНИМАНИЕ! ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК!»

-Ерунда, - уговорил сам себя Олег Сергеевич. - Просто я не похож на обычного среднестатистического жителя Среднеземска. Чувствуют во мне залетную птицу из столицы и все.

Он наступил на крышку канализационного люка. Крышка повернулась вертикально, и правая нога Арбенина провалилась в Среднеземскую канализационную пустоту. Он врезался промежностью в ребро крышки и охнул, потеряв на мгновение способность видеть из-за влетевших в глаза черных блестящих тарелок. Постепенно способность видеть восстановилась, но резкая боль в паху не давала возможности шевелиться. Он висел на чугунной канализационной крышке, ловя ртом воздух, и ему вдруг показалось, что кто-то дергает его за ногу туда – вниз, пытаясь затащить в черные канализационные трубы, выбрасывающие в Среднеземский воздух густые, зловонные пары. Ему казалось, что он висит уже целую вечность, прежде чем двое мужчин, ухватив под мышки, вытащили его наружу и помогли добраться до скамейки у подъезда пятиэтажки из серого кирпича.

-Спасибо, - только и смог он выдавить из себя, хрипло и с придыханием.

-Будь осторожнее, - сказал один из них и заглянул Арбенину в лицо. Секунду он всматривался в его зеленые глаза, потом тряхнул за плечо, и они ушли, оставив Олега Сергеевича на скамейке восстанавливать дыхание и ждать, когда ослабнут тиски, сдавливающие Арбенинский пах.

Придя в себя Олег Сергеевич огляделся. Он сидел на той самой скамейке, где утром любители пива обсуждали вопрос законного права нормального мужика делать от жены заначки. Кусты, где нашел кончину их бывший кореш Толян, были рядом.

«Этого следовало ожидать», - подумал Олег Сергеевич. На секунду ему показалось, что сейчас из кустов покажется челюсть с оторванными губами, улыбнется и хитро ему подмигнет.

Пересилив тупую боль в паху, он встал и заглянул в кусты. Никакого Толяна там не было, и Олег Сергеевич медленно зашагал домой.

За четыре следующих дня Нина более-менее успокоилась и обвыклась с обстановкой. Единственным, что удалось выяснить у нее Арбенину, было то, что она совершенно не помнит, что с ней произошло. Она помнила только, что кто-то ломал ей руку, требуя провести его за границу.

Четыре дня Арбенин занимался тем, что изучал истории болезней. Материал для диссертации был, но не складывался в законченную, стройную картину. Странным было то, что у части пациентов (пожалуй, почти половины) существовали моменты, о которых они практически ничего не могли вспомнить. Словно кто-то выгрызал куски их памяти, оставляя то ли белые пятна, то ли черные дыры именно в тех местах, которые были Арбенину особенно интересны. Доходя в своих рассказах до этих «дыр», больные начинали тревожиться, в них постепенно нарастал страх, доходя иногда до приступов, близких к буйному помешательству. Иногда они резко вскакивали и начинали метаться по палате, ища выход и требуя их отпустить. Арбенин специально полностью освободил одну из палат, чтобы иметь возможность беседовать с пациентами без посторонних глаз, что почему-то не практиковалось в клинике до его появления.

Странным было и то, что у пациентов с «дырами» практически отсутствовали как врожденная склонность к психическим отклонениям, так и жизненные обстоятельства, стимулирующие развитие этих отклонений. Все в их жизни шло нормальным образом вплоть до момента, когда они вдруг резко менялись и начинали вести себя неадекватно. Всеми их поступками начинал заведовать поселившийся в них полновластный хозяин – безотчетный страх. Страх жил и хозяйничал в тех самых «дырах», оградив себя неприступной стеной, которую безуспешно пытался взломать кандидат Арбенин. Странная сходность обстоятельств убеждала Олега Сергеевича в том, что страх этот – ни что иное, как результат воздействия извне кого-то или чего-то с чем сталкивались однажды совершенно обычные люди, ставшие впоследствии пациентами его клиники. Человек жил обычной жизнью, ел, пил, смотрел телевизор, ходил на работу и вдруг, чаще всего ночью, оказавшись на улице, начинал совершать поступки, подпадавшие лишь под одно определение – «спятил». Причем поступки эти были странными именно для него – профессионального психиатра. Обычные психи так себя не вели. Эти же, с «дырками» в голове вытворяли такое, что Арбенин уже стал подумывать, не столкнулся ли он с новым видом заболевания. Они не были привычными ему шизиками, параноиками или депрессивниками, склонными к суициду. Наоборот, они пытались спасти свою жизнь, прячась неизвестно от кого (вот здесь и были «дыры») в мусорных баках, подвалах, залезая на деревья и даже в канализацию. В общем, занимались такой ерундой, что иногда Арбенину начинало казаться, что все это – просто-напросто специально организованный кем-то хреновый театр. Единственное, чего он никак не мог понять, - почему именно его выбрали участвовать в этом липовом шоу. В то же время, беседуя с «дуриками» в специально освобожденной палате, он видел, что они отнюдь не придуриваются, стараясь нарочно его запутать, «кося» под придурков. И все же он чувствовал «липу». Чувствовал, но не мог понять, кому и зачем это нужно. И еще на него продолжали как-то странно поглядывать прохожие.

Его привезли на пятый день после того, как Арбенин, идя утром на работу, встретил в кустах странную парочку – кошку и дико растущую крысу. Он хихикал, иногда задумывался и начинал хохотать, грозя Арбенину грязным пальцем.

-Никто не сможет залезть внутрь бутылки, - уверял он Олега Сергеевича, - нельзя пролезть сквозь стекло, а горлышко есть, оно есть это горлышко, только оно маленькое, и никто не сможет туда втиснуться. Но, уж если туда попасть, тогда да. Там сплошной кайф, - и он снова хихикал.

Это был один из тех двух пивших пиво друзей Толяна, нашедшего кончину в кустах, а, может, просто брошенного туда после того, как его зверски изуродовали.

-Я понял, тебе нужен кайф, вечный кайф, я сразу это понял. – Он хитро подмигивал и довольно надувал губы, издавая ими звук, словно пукал.

Когда его привезли, у Арбенина слегка закружилась голова, так это было неожиданно и для Олега Сергеевича жутко. Теперь Арбенин сидел в смотровой палате, как он стал называть палату, которую освободил для осмотров и бесед со своими подопечными. Он сидел перед бывшим другом бывшего Толяна и единственное, чего ему хотелось – бежать прочь от этого психа, представившегося Витяем.

-Хорошо, - прервал он излияния Витяя по поводу вечного кайфа внутри стеклотары с узкими горлышками, - хорошо. Вы можете рассказать, что с Вами произошло? – В нарушение правил он протянул Витяю сигарету.

Тот взял ее, размял в пальцах и прикурил от протянутой зажигалки.

-Со мной-то – ничего, - он пукнул губами, - я-то – нормальный, а вот ты, если лезешь в бутылку, то поищи себе место в дурдоме, братан. Тот, кто лезет за стекло, обрекает себя на вечное блаженство. За стеклом, мля, такие вещи делаются. Я знаю, ты не зря меня об этом спрашиваешь. Не ты – первый, не ты – последний. Все хотят за стекло. – Он глубоко затянулся, втянув в себя чуть не треть сигареты.

-Хорошо, так что же все-таки было?

-А то ты не знаешь? Ты же сам всю ночь спрашивал, где стекло. Только я не такой дурак, чтобы знать, где оно. Мне оно без надобности.

-Когда это я тебя спрашивал про стекло? – от неожиданных обвинений со стороны Витяя Арбенин перешел на «ты».

-Когда-когда. Всю ночь меня дербанил этим вопросом. Кто мне на спину ногой наступил, мля, так, что я мордой всю грязь на газоне обтер? Ты думаешь, я тебя не запомнил? – Он показал Арбенину средний палец, поднятый вверх. – Вот ты у меня стекло получишь. Думаешь, если ты мне на спине узоры вырезал, так я сразу и расколюсь? Витяя, мля, не купишь за рупь, за двадцать. – Он выбросил вверх средний палец другой руки.

-Какие узоры? Снимите халат. – Арбенина начал злить этот придурок, наезжающий на него с нелепыми обвинениями.

-А на, смотри. – Витяй сбросил халат с плеч, оставив руки в рукавах, и повернулся к Арбенину спиной.

На его левой лопатке чем-то острым была то ли выцарапана, то ли вырезана буква П, выделявшаяся запекшейся, засохшей кровью.

-Почему Вы решили, что это сделал я? – спросил Олег Сергеевич, которому совсем не хотелось, чтобы об этих обвинениях в его адрес узнал персонал больницы.

Витяй повернулся к Арбенину, накинул халат и самодовольно пукнул губами.

-А больше некому. Ты че, думаешь, если ты выглядел не так, так я тебя не узнаю? – Он докурил сигарету и затушил окурок о подошву больничного тапка.

При сообщении, что он выглядел «не так» у Арбенина слегка отлегло от сердца.

-А как я выглядел? – спросил он.

-Сам знаешь, как. Только то, что ты внешность свою, мля, и голос поменял – ничего не значит. Я тебя все равно признал. Я твое отражение в стекле видел. Ты же, пала, из бутылки на меня смотрел и отражался.

Арбенин подумал, не отправить ли Витяя в палату, подождать, пока тот успокоится, и побеседовать с ним позже, но передумал. То, что Витяй видел его, проходящим мимо кустов, в которых лежало то, что когда-то было Толяном, нервировало, раздражало и злило, требуя, чтобы все это оказалось просто дурацким сном или видением. Официантка, Толян, крысы, а теперь еще и этот Витяй сплетались во что-то общее, окружали и стягивали вокруг Арбенина странное, давящее Арбенина кольцо. Не давало покоя и то обстоятельство, что забрали Витяя и привезли в психушку в тот момент, когда он с хохотом, словно пращу, раскрутил над головой, ухватив за хвост, дико орущего кота и запустил его в проезжавшую мимо патрульную милицейскую машину.

-Вы можете рассказать подробно, что с Вами произошло ночью? – спросил Олег Сергеевич.

-Вот, что я тебе скажу, - изрек Витяй, запахивая на себе халат, словно ему было холодно. – Я могу бутылку, если надо, задницей выпить, и ты меня не остановишь, но тебе это даром не пройдет. Мне все равно, какое стекло: хоть круглое, хоть квадратное, хоть треугольное. Это сути не меняет. Главное – что внутри и как действует. Я тебе не какой-нибудь шестерка, который чай по вагонам разносит. Хоть тыщу раз меня им назови, все равно ничего не добьешься, понял, пала?

-Ладно, - Арбенин понял, что дальнейшая беседа не имеет никакого смысла, - сейчас мы с Вами пойдем в палату, и Вы отдохнете.

Он вывел Витяя из смотровой, проводил в палату, прошел на сестринский пост, отдав Тамаре распоряжение давать новому пациенту пока только феназепам и отправился к себе в кабинет.

В кабинете он сделал себе кофе и попытался мысленно соединить вместе всю ерунду, произошедшую с ним со дня приезда в Среднеземск. Ощущение, что кто-то нарочно затягивает его в круговорот дурацких событий было настолько сильным, что Арбенин почти физически ощущал чьи-то пальцы, дотрагивающиеся сзади, пробираясь сквозь белый халат, рубашку и майку до его плеч, лопаток и шеи.

Психи, лежавшие на его отделении (по крайней мере – половина из них), не были нормальными психами. То, что у Витяя белая горячка, не оставляло сомнений, но помимо горячки было еще что-то. Было то, что Арбенин чуть ли не присутствовал при всех обстоятельствах, чуть ли не был виновником того, что с Витяем произошло.

«Хорошенькие дела, - думал Олег Сергеевич, - первая же поступившая в клинику после моего заступления на новую должность обвинила меня в том, что я сломал ей руку, второй, что я вырезал у него на спине какие-то футбольные ворота, наступив на него ногой и изваляв в грязи. Кто следующий?»

Почему-то ему вспомнился Мух с его странной фразой о решении каких-то проблем. И то, что Мух быстренько слился из Среднеземска, стоило ему сдать дела, тоже не успокаивало Арбенина, наводя на неприятные размышления.

«Интересно, доводилось ли Муху выслушивать обвинения в свой адрес?» - думал Олег Сергеевич.

Он еще раз пролистал истории болезней, опять нашел их странными и, выйдя из кабинета, прошел на сестринский пост поговорить с Тамарой, которая становилась ему все более и более симпатична.

Тамара не находила в больных ничего особенно странного, а, может, привыкла уже к «таким» психам. Наоборот, все в их городе казались ей «странными», и то, что они периодически попадали на отделение, где она стала работать сразу после окончания медучилища, казалось ей вполне закономерным.

Всю следующую неделю Арбенин регулярно встречал стаю собак, штук пятнадцать, то провожающую его на работу, то встречающую на подступах к больнице, если он ехал на работу в транспорте. Он ждал. И, когда на отделение поступил очередной шизик, забравшийся со всей этой собачьей сворой в универсам, расположенный недалеко от дома, где проживал Олег Сергеевич, почти не удивился.

Загнав в магазин всю стаю, шизик разогнал продавцов, кассиров и покупателей, накормил собак колбасой и прочими мясными изделиями, вышел на улицу и с криком «доберманы, вперед» принялся гулять по городу, оттягивая пальцами вверх длинные волосы, пока не вышел к реке, где бросился в воду с криком «вот так преодолевают барьеры».

Это был молодой парень, лет двадцати двух, приехавший в Среднеземск на каникулы к бабушке из Москвы, подышать воздухом перед последним курсом института. Арбенину он сообщил, что не умеет ходить там, где никого нет и совершенно не знает, как туда попасть, а ему бы очень хотелось. Он попросил «доктора», как он называл Олега Сергеевича, взять его с собой, если тому удастся найти это место. При этом он заглядывал Арбенину в глаза, пытался целовать ему руки и плакал, обещая быть очень послушным. Парень был худенький и Арбенину было неприятно думать, что, наверное, он просто гомик, свихнувшийся от неразделенной любви.

Через несколько дней привезли таксиста, оглохшего на правое ухо. Таксист утверждал, что ночью его остановил то ли падре, то ли кюре, то ли монах и потребовал открыть секрет, где он взял такой замечательный триплекс – лобовое стекло его автомобиля. Потом монах ударом кулака разбил это самое лобовое стекло, а самого таксиста втянул в какой-то то ли водоворот, то ли воронку, высосал у него через правое ухо половину мозга, выплюнул и пообещал, что, если тот об этом кому-нибудь расскажет, то найдет его и познакомит с черной птицей, живущей у него в кармане.

-Я ни за что не узнаю его и не вспомню, - пообещал таксист Арбенину. – Ни за что не узнаю его. – Он поковырял пальцем в ухе и осмотрел ноготь, словно под ним скрывались кусочки высосанного монахом мозга. – Ни за что не узнаю его.

Еще через несколько дней привезли женщину, мойщицу окон. Наряд милиции вытащил ее из торгового зала универмага, когда она размахивала длинным, острым осколком стекла, не подпуская к себе сначала неизвестно кого, а потом подъехавших по сработавшему в магазине сигналу тревоги милиционеров.

Арбенину удалось выяснить, что она нанималась мыть окна по ночам с внешней стороны. Это было ее подработкой к основному заработку в прачечной. Изнутри она протирала их во время обеденного перерыва в магазине, подгадывая по времени для этого дела и свой перерыв. Она подробно рассказала Арбенину как мыла окно, какие применяла при этом средства, и где окно было наиболее грязным. Потом она увидела в окне отражение, точнее силуэт какого-то мужчины, и в следующее мгновение влетела в окно от резкого толчка сзади. Лицо и руки ее были в мелких порезах, и Арбенин подивился, что она так легко отделалась, разбив толстое, восьмимиллиметровое стекло.

-Оно пыталось схватить меня щупальцами, и я схватила осколок стекла и стала тыкать в эти щупальца, но они все равно доставали до меня и старались выпить мою кровь. Они думали, что моя кровь поможет поставить стекло обратно, - сообщила она Арбенину на вопрос о том, что ее больше всего напугало.

Щупальца были тонкие, так что в них было очень трудно попасть. А заканчивались они либо раструбами, похожими на воронки, либо острыми костяными крючками. Раструбы присасывались к ее телу и держали, как на присосках, а крючья протыкали тело и пили кровь.

-Вы можете показать те места, куда втыкались эти крючья? – спросил Арбенин.

Женщина осмотрела руки. Следов от крючьев не было.

-Они не оставляли следов, - сказала она. – Такие вещи никогда не оставляют следов.

-А откуда взялись эти щупальца?

-Из воздуха. Они шли прямо из воздуха, а он стоял и смеялся.

-Кто?

-Тот, кто вошел вслед за мной в витрину.

-Так кто же вошел?

Она пошарила глазами по стенам и зарешеченным окнам.

-Вы знаете, - сказала она.

В течение месяца поступило еще шесть человек, не менее странных, чем предыдущие. Четверо «старых», поступивших еще до Арбенина, выписались. Никто из «новеньких» ничего толкового рассказать не мог. Их родственники тоже. Они только как-то странно смотрели на Арбенина. И все.

Промучившись месяц и так и не сумев добиться хоть мало-мальски положительных результатов (не сумев даже поставить диагноз, ха-ха), Арбенин взял у пациентов пробы крови, спинного мозга, сделал им томограммы головного мозга, оформил командировку и отправился в Питер к своему другу и однокашнику, работавшему в отделе криминалистической диагностики ГУВД Петербурга. В своих пациентах он ничего не понимал. Только чувствовал, что все они как-то странно завязаны на него, заведующего психиатрическим отделением. Порой ему казалось, что когда он выходил из палаты, больные тыкали ему в спину пальцами и хитро перемигивались.

Из местной газеты Арбенин узнал, что за время его пребывания в Среднеземске было убито двенадцать человек.

Анализы, сделанные Арбениным В лаборатории ГУВД Питера ничего не дали. Не радовало даже то, что Олегу Сергеевичу удалось повидаться с семьей. Отношения с женой Мариной были натянутыми. Она все время бегала на репетиции и возвращалась оттуда с больной головой. Арбенину стало казаться, что у нее появился кто-то кроме него. Через неделю он оставил ей вторые ключи от своей Среднеземской квартиры и вернулся в Среднеземск. Пока Арбенин был в Питере, на отделение никто не поступил, и новых трупов в городе не было. Или Арбенин о них не узнал.

В следующую ночь после приезда Арбенина в Среднеземск в городе было убито сразу два человека. Один из них скончался в больнице и, как рассказал Арбенину дежуривший врач, болтал перед смертью абсолютную чушь. Точнее не болтал, а еле-еле выдавливал из себя по одному слову. Слова были безсвязны, но для Арбенина составили неприятный набор. Крыса… в стекле… и то ли живот, то ли живет, как рассказал ему дежуривший ночью врач. Самым неприятным для Олега Сергеевича оказалось то, что в истории болезни покойник значился как Петренко Олег Сергеевич. Не верящему в совпадения Арбенину очень захотелось верить в них как… как… как… Он не смог подобрать определения.

На следующий день Олег Сергеевич, уйдя из клиники в обеденный перерыв, отправился на местный рынок, попросту – толкучку, располагавшуюся на окраине Среднеземска. Подъехав к толкучке на автобусе, он принялся неторопливо прогуливаться среди столов, заставленных дешевой обувью и прочими шмотками. Ходил он недолго и вскоре заметил здорового парня, «качка», как называли таких на приблатненном жаргоне. «Качок» стоял, опершись о будку, на которой висела табличка «Дирекция рынка», и в упор смотрел на Арбенина. Скорее всего он числился в штате рынка охранником, а фактически являлся «крышей» этого рынка, собирал ежемесячные взносы «черным налом», минуя налоговую инспекцию. Он и его «бригада» следили за тем, чтобы торговцев не обижал никто другой, а те исправно «отстегивали» за обеспеченное спокойствие.

Когда Олег Сергеевич подошел ближе и остановился, якобы рассматривая приглянувшиеся ему кроссовки, Качок в упор посмотрел на него и цикнул слюной сквозь зубы. Арбенин поднял глаза на цикальщика, чуть нагловато подмигнул и двинул на выход. Не оборачиваясь он дошел до последнего ряда и, покинув рынок, отошел еще метров на двадцать. Обернувшись, он подождал пока (надо сказать толстоватый) Качок подошел и остановился перед ним, засунув большие пальцы за ремень, поддерживающий синие джинсы.

-Н-н-н-у? - изрек обладатель торса повышенной плотности и опять цикнул сквозь зубы.

-Хотелось бы кое-что приобрести, - приступил к делу Арбенин.

-Бабки есть, вопросов не будет, - многозначительно изрекла рыночная «крыша» и снова цикнула.

-Выкидной нож, кастет, ну и баллончик с черемухой, а лучше – паралитический, - перечислил Олег Сергеевич.

Футболка, плотно обтягивающая торс защитника свободной рыночной экономики, слегка напряглась, и ее обладатель посмотрел в небо, наклонив голову набок.

«Что он там у Господа Бога что ли разрешения спрашивает на отпуск товаров подпольного ассортимента?» - подумал Олег Сергеевич.

-Сотка «зеленью» и затрепали вопрос, - подытожил «базар» Качок, посмотрев в зеленые Арбенинские глаза.

-Когда?

-Приходи завтра в это же время. Найдешь меня там же. – Он развернулся и пошел досматривать свою вотчину, дабы кто ее не обидел. На спине его футболки был изображен Арнольд Шварцнеггер, с которым Качок, видимо, себя отождествлял.

На следующий день Олег Сергеевич приобрел то, что ему было нужно, а ночью, когда транспорт уже перестал ходить, вышел на улицу и не спеша зашагал по Среднеземску. Он решил совершать регулярные ночные прогулки, в надежде, что рано или поздно наткнется на то, что приводило его пациентов в состояние неправдоподобной придурковатости.

Он не считал себя трусом.

Арбенин гулял ночами по Среднеземску. Он часто затаивался в подъездах или просто в кустах, в тех местах, которые казались ему наиболее перспективными. Незаметно провожал случайных ночных прохожих, купив специально для этой цели кроссовки с мягкими подошвами, чтобы не стучать по асфальту. Дважды он специально разгуливал по открытым местам, притворяясь чуть пьяным, в надежде спровоцировать таинственное «нечто» или таинственного «некто», надев на правую руку кастет и держа левую в кармане с большим пальцем на кнопке выкидного ножа. Все было тщетно. Даже проезжавшие мимо него патрульные машины милиции (а это было три раза) лишь притормаживали и двигались дальше, и Арбенину приходилось возвращаться к тому месту в кустах, где он бросал свое оружие, завидев приближающуюся милицейскую «синеглазку». Все было тщетно, не считая того, что за те две недели (а, может, и три?) на отделение психиатрии поступили еще три «странных» пациента, и в Среднеземске появилось еще четыре трупа.

Арбенин плохо спал, а иногда не спал вовсе. Постепенно он втянулся в состояние странной, двойной жизни. Первая была на работе, которая не двигалась никак, вторая – в заключенном где-то внутри его черепа замкнутом пространстве. Он часто отмечал у себя головокружения и стал бояться «слететь с катушек», заставляя себя все чаще делать передышки, из которых тоже ничего не выходило. На работе и дома он все чаще стал впадать в состояние какой-то задумчивости и вдруг почувствовал, что как-то быстро «устал». Ему начало казаться, что с момента его приезда в Среднеземск прошло уже несколько лет.

Однажды, когда уже выпал первый снег, он вдруг задумался и сумел провертеть всю картину своего пребывания в Среднеземске от начала до конца. Выводы, которые он сделал, заставили его залезть под холодную воду и простоять там, пока зубы отчетливо не застучали друг о друга.

Арбенин не верил в Бога, но в тот день пошел в одну из двух небольших Среднеземских церквей и, как мог, помолился.

Выйдя из церкви, Олег Сергеевич надел шапку. Снег выпадал все чаще и чаще, извещая о ранней зиме. Обернулся на церковь, перекрестился еще раз, поднял воротник, сунул руки в карманы и хотел было идти к остановке шестого автобуса, ехать домой.

-Подайте, Христа ради, на лечение, - за рукав его тянул краснолицый, бородатый мужик с признаками цирроза печени на лице.

-У меня нет мелочи, - хотел отмахнуться Арбенин, но Краснолицый рукав не отпускал.

-Тогда купи, - сказал он и достал из-за пазухи белую крысу. – Истинный Бог – породистая. – Краснолицый перекрестился крысой. – Сам за десятку купил, тебе за трешник отдам.

При виде крысы Арбенин отпрянул, но мужик сделал к нему шаг и сунул крысу ему в руки. Арбенин автоматически подставил ладони, словно кто-то, помимо его воли, выдвинул его руки вперед. Крыса прыгнула ему на руки, пробежала по рукаву и скрылась у Арбенина за пазухой.

-Видишь, как к тебе сиганула, - обрадовался Краснолицый. – Понравился ты ей. – Он хлюпнул носом. – Сам понимаешь, зверь к плохому человеку не пойдет. Пятерочку бы. – Краснолицый начал канючить.

Арбенин сунул торговцу пятерку и пошел прочь. Обернулся.

-А где она? – крикнул он вслед убегающему циррознику. Ощупав пальто он не мог понять, куда она делась.

-Найдет себе место, не боись. Дома вылезет. Она – умная. – Печеночник уже спешил к магазину.

«Вот Черт, - подумал Арбенин и еще раз поискал крысу. – На кой хрен она мне? – У него не было приятных воспоминаний о Среднеземских крысах.

Не найдя ее, он посмотрел на золоченые купола, перекрестился на всякий случай, прыгнул в подкативший автобус и поехал домой.

Вернувшись домой, он скинул пальто, снял ботинки, надел домашние тапочки, прошел в комнату и закурил, сев в продавленное кресло, доставшееся ему от прежнего хозяина. Думать ни о чем не хотелось, хотелось жрать. Докурив сигарету, он затушил окурок в пепельнице, стоящей на столе, который он купил через неделю после приезда в Среднеземск, и двинул на кухню – проверить нет ли там чего-нибудь съедобного. К своему удивлению он обнаружил в холодильнике пол пачки пельменей «Русские», кусок колбасы, четвертинку хлеба и майонез, а заглянув в чайник, нашел там пол чайника заварки. В подвесном шкафчике, который он купил вместе со столом, а неделю назад заставил себя повесить, чтобы заняться хоть чем-нибудь помимо Среднеземских идиотов, лежащих у него в клинике, Арбенин выкопал из-под газет и пустых полиэтиленовых пакетов большую железную банку с заначкой сахара и целую пачку печенья «Мария». Он вспомнил, как вешал этот шкафчик, проклиная изготовителей сверхгнущихся гвоздей, желая их родственникам почаще жить нетрадиционной интимной жизнью в том числе друг с другом и с самими гвоздоделами. Вспоминая об этом, он даже улыбнулся.

В поисках щепотки кофе он вытряхнул содержимое шкафчика на пол, перетряхнул каждую бумажку и каждый пакет, но ничего не нашел. Затолкав образовавшуюся на полу кучу в один из пакетов, он засунул его под раковину, поставил на плиту кастрюльку с водой для пельменей и чайник. Откусив кусок колбасы, он запил его водой из-под крана, с наслаждением выдохнул и сунул палец в кастрюльку – проверить греется ли вода. Вода была теплой, но не настолько, чтобы закладывать туда пельмени. В холодной воде пельмени слипались и варились дольше, превращаясь в бесформенный, липкий комок. В ожидании пока закипит вода, Арбенин еще раз куснул колбасу, хлебнул майонеза и повернулся в сторону двери, ведущей из кухни в узкий коридор, собираясь пойти в комнату за сигаретами.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒