Октябрь. Ноябрь. Декабрь. Январь. Февраль. Апрель. Сентябрь — октябрь

   Первая половина мая прошла в напряжении. Ухудшилось состояние отца, ему сделали операцию в Первой градской больнице.

Поездка в Израиль по приглашению С. М. Галая. (с 20 мая по 10 июня). Дипломатических отношений между СССР и Израилем нет, нет и прямого воздушного сообщения. Поэтому сначала надо было лететь в Ларнаку, а оттуда в Тель-Авив. Я никогда не был на Ближнем Востоке, поэтому все было очень интересно: природа, Средиземное море, язык, быт и т. д. В аэропорту им. Бен-Гуриона меня встретил Самуил Михайлович, и мы поехали в Хайфу. Поселился в гостинице на горе Кермаль, с вершины которой город виден как на ладони. Уже была глубокая ночь. Однако, несмотря на перелет и автомобильную поездку, я до утра просидел у окна и любовался панорамой морского порта. Утром отправились в университет, где принял участие в конференции. Галай познакомил меня с израильскими учеными Б. Пинчуком, Ш. Редлихом, М. Агурским, который сидел рядом и переводил мне с иврита суть докладов.

После конференции поехали в город Бер-Шеву, где я и пробыл до 4 июня. Жил в студенческом общежитие, пешком ходил в университет, работал в библиотеке, некоторые книги брал с собой (том за томом читал «Еврейскую энциклопедию). Почти каждый вечер мы были в гостях у друзей или знакомых Галая. В свободное от занятий время он показывал мне город, а в выходные дни совершали загородные экскурсии (в пустыню Негев, где посетили бедуинскую деревню и небольшой городок Омер, ездили осматривать киббуц «Нахал-Оз», где пробыли несколько часов). Посетил местечко Сде-Букер в сорока километрах от Бер-Шевы в пустыне Негев, где пробыл почти целый день, осматривал библиотеку, утопающую в зелени огромную территорию бывшей резиденции президента Израиля Бен-Гуриона; здесь он и похоронен. Однако стоит выйти за пределы мемориала, сразу же попадаешь в знойную пустыню.

Все время стояла сильная жара, но к ней в принципе можно привыкнуть, все время надо иметь под рукой воду, либо постоянно пить зеленый чай.

26, 27 мая участвовал в семинарах у Галая и Редлиха, беседовал со студентами, был на университетском приеме в связи с вручением диплома и премии одному американскому профессору. В университетах Израиля очень уважительно относятся к тем ученым, которые внесли вклад в развитие науки. Стены огромного университетского здания плотно увешаны мраморными досками, на которых выбиты имена тех, кто внес пожертвования на развитие этого учебного заведения. Студенты свободно сидят на газонах, беседуют, пьют воду, читают книги. Кругом царит порядок. Университет тщательно охраняется, все входящие на территорию университета подвергаются досмотру, повсюду камеры наблюдения. Внутренние здания оснащены сигнализацией и буквально напичканы средствами для тушения пожара. Кабинеты профессоров Галая и Редлиха небольшие, но уютные.

30 мая выступил на семинаре с докладом, а вечером с Галаем поехали в Тель-Авив в гости к профессору Минцу, где я переночевал, так как Галай поехал навестить свою мать. Утром Минц повез меня осматривать город и его окрестности с роскошными виллами, принадлежащими иностранцам, преимущественно американцам. На следующий день возвратился на автобусе в Бер-Шеву. Ужин у Познанских. 2 июня Галай повез меня осматривать местный госпиталь. Комментировать увиденное не буду. Скажу лишь одно: есть чему у них поучиться.

Вечером прощальный ужин в китайском ресторане, а рано утром на автобусе поехал в Иерусалим. В университете встретился с профессором Гецлером, а затем с гидом отправились осматривать город и его достопримечательности. Когда мы прибыли к Храму Гроба Господня, случилось невероятное событие. Он был закрыт. Гид позвонил, дверь отрылась, я не знаю, что сказал мой сопровождающий, но нас пустили в Храм, и я в течение получаса находился там в полном одиночестве. Это настоящий подарок судьбы. Ходил по Храму, все осматривал, затаив дыхание. Это было настоящее чудо.

Поселился в студенческом общежитии, вид с балкона был изумителен. Сидел до глубокой ночи и любовался чудесным пейзажем. 5 июня выступал с лекцией «История русского либерализма» в Иерусалимском университете. Было много вопросов, которые продолжались и на традиционном обеде, данном в честь лектора. Вечер провел в гостях у профессора Гецлера. Он талантливый ученый и доброжелательный человек.

6 июля на автобусе уехал из Иерусалима в Тель-Авив вместе с Михаилом Агурским. От Иерусалима до Тель-Авива 70 км, у нас было достаточно времени, чтобы обсудить массу вопросов. Агурский собирался в Москву, договорились встретиться.

В университете встретился с профессором Р. Якобом, выступил с докладом у него на кафедре.

Несколько дней жил у знакомых, которые возили меня по стране (Кесария, Хайфа), а по вечерам посещали развлекательные заведения. Время летело стремительно, и вот наступил день отъезда. Израиль мне понравился, и улетать не хотелось, но...

После возвращения выступил на телеканале «Добрый вечер, Москва» по теме «Российские политические партии» (15).

17 июня выступал на собрании трудового коллектива, на котором уже во весь голос говорилось, что ИМЛ доживает последние дни, началась подготовка к его реорганизации в Институт теории и истории социализма ЦК КПСС. Парадокс заключался в том, что ИМЛ был при ЦК КПСС, сейчас же, когда кризис достиг критической точки, новый Институт решили сделать структурой ЦК. Думаю, что Политбюро полностью и окончательно утратило контроль в стране. Достаточно вспомнить о визите в Институт члена Политбюро В. А. Ивашко. Коллектив собрали в зале на четвертом этаже, долго никто из руководства не появлялся, все терпеливо ждали. Наконец, в зал в окружении членов дирекции вошел В. А. Ивашко. Когда Г. Л. Смирнов объявил о его выступлении, то Владимир Антонович встал, долго смотрел в потолок, а затем произнес загадочную фразу: «Все в руках Божьих», а затем стал рассказывать о своем детстве, как он мальчишкой попал под сильную грозу и ливень. Спрятался он под раскидистым дубом, в который вскоре попала молния. Все были в полном недоуменье, никто ничего не мог понять. После этого загадочного рассказа Ивашко стал говорить о необходимости реформирования Института, который по преимуществу должен заняться изучением теории и практики социализма, а не только историей КПСС. В общем, собрание было пустым, более того, оно сыграло, на мой взгляд, негативную роль. Тем не менее, Институт и отдел должны были активно включиться в процесс реорганизации ИМЛ.

Разумеется, еще задолго до встречи с В. А. Ивашко обсуждался вопрос о будущем названии Института, был негласно объявлен конкурс на лучшее название. По-моему, Институт должен называться подобно институту такого же профиля в Амстердаме — Институт социальных исследований. Можно расширить — Институт социальных и политических исследований. Однако окончательное решение оставалось за Политбюро ЦК КПСС, которое и предложило свое название — Институт теории и истории социализма ЦК КПСС. Видимо, членам Политбюро казалось, заменив «марксизм-ленинизм» на словосочетание «теория и история социализма», можно спасти Институт, придать ему новое качество. Все это смешно, потому что речь уже нужно вести не о спасении КПСС, а СССР.

Еще в 1990 г. я стал замечать, что в Институте начали происходить странные явления: в столовой приборы ресторанного уровня были заменены на общепитовские, стали исчезать ковровые дорожки, срезали телефонные аппараты, которые приходилось, уходя с работы, запирать в сейф. Дальше — больше: в туалетах исчезли туалетная бумага, мыло, отвинчивали дверные ручки. Стало ясно, что дело добром не кончится. Каким чутьем обладает наш народ, который стал растаскивать партийную собственность?

В секторах между сотрудниками начались политические дискуссии, люди стали разделяться по политическим партиям и движениям, а некоторые прямо заявляли, что Коммунистическая партия Российской Федерации должна стать самостоятельной. Складывалось впечатление, что люди не понимали, что КПСС и есть тот стержень, на котором держится СССР, убери его и страна распадется. Все это проявилось на нашем отдельском июньском партийном собрании, которое мне пришлось вести. В общем, коллектив ИМЛ переживал не простые времена. Будущее Института и страны было туманным.

Отец возвратился из санатория, уехал в Кузнецк. Ситуация сложная, эту коварную болезнь искоренить невозможно.

Самый главный итог июня — выпускной вечер Стаса в школе № 49. Получил уведомительную записку, что вечер начинается в 17 часов и заканчивается в 23 часа. «По окончании вечера Вы обязаны забрать своего ребенка домой, так как с 23 часов ответственность за жизнь, здоровье и поведение ребенка возлагается на Вас». Вот и закончились школьные годы Стаса, будет поступать в Историко-архивный институт. Выпускной следует посетить, тем более в этой школе не раз бывал и выступал с лекциями.

Отпуск провели в санатории «Загорские дали». Много гуляли, катались на лодках, смотрели фильмы. В последние дни пребывания в санатории разразились события 19-20 августа, вызвавшие переполох среди отдыхающих, все прилипли к телевизору, спорили до одурения.

По возвращении в Москву узнал, что ряд сотрудников «сбежали» из Института, с некоторыми из них вместе работали над «Очерками» (Бордюгов, Козлов). В это время обязанности директора исполнял Журавлев, к которому эти ребята ранним утром прибежали за трудовыми книжками, видимо, желая своевременно «разорвать» связи с цековской структурой. Парадокс заключался в том, что они в последнее время стали приверженцами горбачевского политического курса, активно сотрудничали с идеологическим отделом ЦК КПСС. Ими были подготовлены интересные публикации в ведущих партийных изданиях. История повторяется, с корабля бегут самые чуткие его обитатели. Умные ребята, одними из первых поняли, что с «корабля» под названием «ИТИС» надо бежать, ибо его возможное крушение может утянуть их на дно.

Я решил отгулять отпуск на полную катушку; с сыном поехали в Кузнецк.

После августовских событий ИТИС приказал долго жить, директору М. К. Горшкову удалось преобразовать его в Российский независимый институт социальных и национальных проблем, сохранив прежнюю структуру.

МВПШ тоже приказала долго жить, на ее базе был создан Российский государственный гуманитарный университет во главе с Ю. Н. Афанасьевым, который, будучи ректором Историко-архивного института, послал студентов «брать штурмом» здание МВПШ на Миуссах.

Был ликвидирован и Московский научный центр.

В РНИСиНП был создан новый отдел, который возглавил Валерий Журавлев.