Феномен западнизма

⇐ ПредыдущаяСтр 39 из 39

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

До сих пор социальный строй западных стран определяется как капитализм

по его экономической основе и как демократия по его политической системе. Я

считаю, что это определение не соответствует реальности. Не соответствует не

в том смысле, будто на Западе уже нет капитализма и демократии, -- они тут

есть в изобилии, -- а в том, что реальный социальный строй западных стран не

сводится ни к капитализму, ни к демократии. Эти явления вообще приняли тут

такой вид и заняли такое место, что считать их определяющими признаками

западного общественного устройства -- значит игнорировать его реальную

сущность и ориентировать на идеологически тенденциозное и в конечном счете

ложное его понимание.

Я называю социальный строй западных стран западнизмом, вестернизмом, не

вкладывая в это слово никакого иного смысла, кроме того, что это есть

название не западных стран вообще, а лишь их социального строя. А что из

себя этот строй представляет, это должно выяснить беспристрастное научное

исследование.

В результате моего анализа западнизма я пришел к выводам, которые в

двух словах можно резюмировать так. С точки зрения социально-экономической

западнизм стремится к созданию гарантированных должностей и Доходов для

представителей тех видов деятельности, которые не являются непосредственными

производителями материальных ценностей и услуг, и к усилению частного

предпринимательства как самого эффективного средства принуждения людей к

трудовой деятельности и повышения производительности ее. При этом частное

предпринимательство не связано необходимым образом с частной собственностью.

Оно может быть таковым даже в том случае, если в деловой сфере не останется

ни одного частного собственника, являющегося юридическим субъектом

предприятия. В сфере социально-политической западнизм стремится к усилению

недемократического аспекта системы власти и управления, к усилению роли

государственности, к введению недемократических элементов в систему власти и

к превращению демократии в средство манипулирования массами и в камуфляж для

тоталитарного аспекта.

Эволюция западнизма в обеих основных сферах общественного устройства

идет в направлении, сближающем западное общество с коммунистическим. Теория

конвергенции этих социальных систем была выдвинута не коммунистами, а

западными идеологами. Разгромив коммунизм на "Востоке", Запад сам устремился

в том же направлении, хотя и своими путями, называемыми в идеологии и

пропаганде демократическими. Можно подумать, что Запад в свое время

разгневался на русских "дикарей" не за коммунизм, а за то, что они опередили

его в этом отношении и построили коммунизм по-русски, то есть неправильно,

халтурно, не по-западному.

Мюнхен, 1993

НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Когда издатель Оливье Орбан предложил мне написать книгу о Западе, я

оторопел.

О Западе уже написаны многие тысячи книг. Зачем к этому океану книг

добавлять еще и мою?! Я никогда не изучал Запад специально и систематически.

Мой личный опыт жизни на Западе был довольно ограниченным. Конечно, я

побывал во многих западных странах, встречал самых различных людей, слушал

радио, смотрел телевидение, читал газеты, журналы и книги. Но делал я все

это хаотично и спорадически, не имея никакого намерения собирать информацию

для сочинений о Западе.

Я высказал это моему собеседнику. Он сказал, что ничего иного и не

ожидал. Ему нужен от меня не путеводитель по странам Запада, не учебное

пособие и не справочник, а впечатления и мысли, какие возникли у меня за

годы жизни на Западе. ,В моих сочинениях он встречал много высказываний о

Западе1. Если их развить и систематизировать, может получиться

книга, представляющая интерес для западных читателей. К тому же как

посторонний наблюдатель я могу заметить в западном образе жизни что-нибудь

такое, что игнорируют западные наблюдатели, или дать свою интерпретацию

известным явлениям. Случаи такого рода в истории были. Алексис де

Токвилль2, например, за короткий срок пребывания в США увидел там

больше, чем сами американ-цы, и стал основоположником теории современной

демократии в Западной Европе.

Я возразил на это, что открытая Токвиллем в Америке демократия давно

торжествует во многих странах мира. Знатоков ее -- миллионы. Соблазнять ею

моих соотечественников нет надобности. Они сами превратились в яростных

"токвиллей", представляя себе Запад как тот самый земной рай всеобщего

благополучия и изобилия, какой им обещали коммунистические идеологи и вожди.

И всякую попытку рассказать о Западе с точки зрения здравого смысла они

воспринимают как прокоммунистическую пропаганду или вообще игнорируют.

Я попросил дать мне срок обдумать предложение. Чем больше я думал о

нем, тем грандиознее казалась задача и тем мизернее мои возможности ее

решения. И я решил было отказаться. Но положение в России к этому времени

сложилось такое, что все упомянутые выше соображения отпали как

второстепенные. Стало очевидно, что моя Родина потерпела поражение в

"холодной войне" с Западом, встала на путь позорной капитуляции перед ним и

бездумного заимствования западных образцов. Передо мною все настойчивее

вставали мучительные проблемы. Что из себя представляет этот феномен по

имени Запад, который нанес такой сокрушительный удар могучей сверхдержаве,

причем без единого выстрела? В чем источник его силы? Каковы перспективы

эволюции человечества на основе такого исхода исторической битвы Запада

против коммунизма? Является ли эта победа на самом деле окончательной?

Является ли Запад на самом деле таким, каким его теперь изображает

самодовольная западная и прозападная пропаганда в России? Что на самом деле

несет мировая гегемония Запада остальному человечеству? Уклониться от такого

рода проблем я уже не мог. И я принял предложение.

Садиться за систематическое изучение Запада, как я это сделал бы лет

тридцать или сорок назад, было немыслимо. Мне надо было за короткий срок,

отпущенный на написание книги, среди массы других неотложных дел и с малыми

силами сделать что-то такое, от чего мне не было бы стыдно в оставшиеся годы

жизни. Я вспомнил об эвристических принципах, которые открыл для себя еще в

юности, начав изучать советское общество тайно, в одиночку и в условиях,

которые никак не располагали к серьезной науке.

Приведу для примера два из этих принципов. Согласно первому из них

любая произвольно взятая и достаточно обширная сумма информации, относящаяся

к некоторому социальному объекту, содержит в себе все то, что необходимо и

достаточно для понимания сущности этого объекта. Согласно другому принципу

самые глубокие тайны основных социальных явлений не спрятаны где-то в

подвалах общественного здания, за кулисами политической сцены, в секретных

учреждениях и кабинетах сильных мира сего, а открыты для всеобщего обозрения

в очевидных фактах повседневной жизни. Люди не видят их главным образом

потому, что не хотят их видеть или признать их за нечто достойное внимания.

Во всех сенсационных сочинениях, разоблачающих некие тайные и скрытые

пружины общественной жизни и человеческой истории, не было сделано ни одного

серьезного научного открытия. В них вообще содержится истины не больше, чем

способен заметить здравомыслящий ум в самых заурядных житейских делах.

Руководствуясь такого рода принципами, я решил продолжать знакомиться с

Западом так же хаотично, как делал это раньше, и сосредоточить свои усилия

на обдумывании общеизвестных и доступных для обычного наблюдения явлений. Те

упоминания имен, источников информации и фактов, которые читатель найдет в

книге, это то, что всплыло в моей памяти из прошлого образования или

попалось под руку во время работы над книгой, а не какой-то годами

накопленный профессиональный научный аппарат. В конце концов, читатель не

должен воспринимать эту книгу как законченную теорию западного общества. Это

будет лишь изложение тех принципов и идей, какими я стал бы

руководствоваться, если бы имел силы, время и намерение строить такую

теорию, иными словами -- изложение того, как я понимаю Запад.

ЗНАТЬ И ПОНИМАТЬ

Знать что-то об обществе и понимать его -- далеко не одно и то же.

Можно много знать, но при этом мало понимать. Однако число людей, считающих

себя специ-

алистами в понимании своего общества только на том основании, что они

что-то знают о нем, больше, чем в любой другой сфере познания. Каждый, кто

имеет какой-то опыт жизни в данном обществе, считает себя его знатоком. Он

воображает, будто нет ничего проще, чем понимание явлений, которые они видят

своими глазами, среди которых живут, в которых принимают участие и которые

сами творят. А те из них, кто занимает какое-то высокое положение в обществе

и имеет возможность публично высказываться на социальные темы, считают себя

и считаются другими высшими экспертами в них. Даже актеры и спортсмены

высказываются на социальные темы с таким апломбом, будто изучали их

профессионально.

Понимание общества не дается автоматически опытом жизни в этом

обществе, наблюдением его отдельных явлений, накоплением конкретных сведений

о нем. Подавляющее большинство людей проживает жизнь, не понимая и даже не

пытаясь понимать общество, в котором они живут. Так было всегда. И так

будет, пока будет существовать человечество. Сотни миллионов людей живут в

западных странах, умеют в них жить, могут многое рассказать о них. Но если

устроить проверку того, как они понимают свое общество, то можно будет

установить, что подавляющее большинство из них в этом отношении мало чем

отличается от дикарей далекого прошлого.

Миллиарды людей обучаются и умеют жить в своем обществе. Но умение жить

в обществе и умение понимать его не только не совпадают, но являются в

какой-то мере взаимоисключающими. Виртуозы по умению жить в обществе

(карьеристы, предприниматели, ловкачи, мошенники) обычно являются полными

кретинами в понимании его, а те, кто понимает свое общество (что встречается

чрезвычайно редко), как правило, бывают плохо приспособленными к

практической жизни в нем.

Понимание того или иного конкретного общества зависит от многих

факторов, в том числе от того, какими методологическими принципами

руководствуется исследователь. Эти принципы предопределяют то, что именно

исследователь заметит в изучаемом обществе и как истолкует замеченное. На

Западе не было недостат-

ка как в общефилософских, так и в общесоциологических концепциях и

теориях. Но во всем том, что мне довелось узнать на эту тему, я могу

согласиться лишь с отдельными утверждениями отдельных авторов, но не могу

принять ни одну из их концепций и теорий целиком.

В области логики и методологии науки я работал профессионально в

течение многих лет. Я разработал свою логико-философскую концепцию.

Заинтересованный читатель может познакомиться с ней в моих опубликованных

работах3.

В области социологии мне приходилось когда-то знакомиться с работами

таких авторов, как О. Конт, Ф. Теннис, Г. Зиммель, Э. Дюркгейм, Г. Спенсер,

В. Парето, М. Вебер, Т. Веблен и многие другие. Само собой разумеется, я

досконально изучал марксистскую концепцию общества. Я отдавал и отдаю

должное всем им, но не настолько, чтобы стать их последователем. Я выработал

для себя свою "общую социологию", многочисленные идеи и принципы которой

заинтересованный читатель может заметить в моих социологических и

литературных работах о коммунистическом обществе4.

Многие мыслители рассматривали человеческое общество как организм.

Такую идею можно найти уже у Вико. В России сходную идею развивал Н.Я.

Данилевский и В.О. Ключевский. В XX веке Шпенглер и вслед за ним Тойнби

рассматривали историю человечества как ряд гигантских сверхорганизмов,

переживающих периоды возникновения, детства, юности, зрелости, расцвета,

упадка, старости и умирания. Идею рассматривать общество как живой организм

высказывали О. Бальзак, Н. Винер и другие. Еще дальше в этом направлении

пошел социальный дарвинизм и социобиология, которые распространили

биологические законы на явления социальные (например, Эдвард Уилсон).

Человеческое общество действительно по многим признакам сходно с такими

биологическими организмами, как животные и люди. Но достаточно ли этого

сходства, чтобы считать общество организмом? Это вопрос терминологический.

Можно термин "организм" определить так, что только пространственно

локализованные индивидуальные живые существа попадут в

число организмов. Но этот термин можно определить и более широко,

включив в число организмов и объединения организмов в узком смысле, например

-- стаи и стада животных, муравейники. Очевидно, в первом случае общество не

попадет в число организмов, во втором -- попадет.

Во избежание терминологической путаницы я буду употреблять выражение

"базисный организм" для обозначения организмов в приведенном выше узком

смысле слова и выражение "социальный организм" -- в широком. Так что

человеческое общество в таком словоупотреблении есть социальный организм,

состоящий из базисных биологических организмов -- людей.

Имеются определенные законы, касающиеся взаимоотношения социального

организма как целого и его базисных организмов, -- законы органичности. Так,

имеет силу закон адекватности базисных организмов и построенного из них

социального организма. Из клопов или тараканов не построишь общество такого

вида и масштаба, какими являются западные страны. Более того, не любой

человеческий материал способен на это5.

Надо различать то, как структурируется социальный организм сам по себе,

в силу своих законов структурирования, и то, как его расчленяет и как

классифицирует его части исследователь в целях удобства описания этого

организма. Совпадение тут далеко не всегда имеет место. Мясник расчленяет

животное и классифицирует его части иначе, чем ученый анатом, хотя отчасти

их позиция и может совпадать. В большинстве социологических,

политологических и экономических сочинений западных авторов, которые

попадались мне на глаза, западное общество расчленяется по "принципам

мясника", а не анатома. В этом обществе, например, нет таких эмпирических

частей, как высшие, средние и низшие слои, определяемые величиной доходов.

Можно предложить различные способы измерения доходов, вследствие чего

изменится и разделение людей на слои. А между тем до сих пор население

западных стран делится прежде всего на слои именно по этому принципу

"научных" мясников. И при этом высмеивается марксистский "классовый" подход,

который ничуть не хуже упомянутого "слоевого".

Социальный организм, в отличие от биологического, одновременно

структурируется во многих измерениях, -- он многомерен. При этом его

"органы" и "ткани" не имеют таких четких форм, как в биологическом

организме. Границы между ними подвижны и неопределенны. Причем они проникают

друг в друга по самым различным каналам. Это делает невозможной одномерную

классификацию его элементов. Многие недоразумения, трудности и споры в

социальных исследованиях возникают в значительной мере из-за того, что

структурно подвижное и многомерное образование пытаются рассматривать как

четко фиксированное структурно и одномерное. Например, к какой социальной

сфере отнести государственную власть? Относят, разумеется, к политической. И

это верно. Но государство есть одновременно и элемент

социально-экономической сферы. И дело тут не просто в том, что оно выполняет

какие-то экономические функции, "вмешивается в экономику", вызывая гнев

апологетов свободной конкуренции. Дело в том, что экономика просто немыслима

без государства как ее составного элемента. Или к какой сфере отнести

производство духовных ценностей? Оно одновременно относится и к сфере

экономики, и к сфере культуры, и к сфере идеологии. И опять-таки тут имеет

место не просто вмешательство экономики в культуру. Сама культура есть

составная часть экономики. Аналогично идеология есть часть культуры,

культура -- сфера и средство идеологии. Еще более разительный пример

многомерности западного социального организма дает ситуация со сферой

средств массовой информации, в которой перекрещиваются сферы бизнеса,

государственности, идеологии, пропаганды, гражданского общества.

Исторически человек сформировался в разумное существо как член

объединения людей -- семьи, стада или стаи, рода, племени. Одновременно с

этим происходил процесс воздействия интеллекта человека на сам харак-тер

объединения людей. Последнее постепенно превратилось в организованное, то

есть упорядоченное с участием человеческого интеллекта скопление людей. Это

более высокий уровень объединения однородных базисных организмов в целое по

сравнению с муравейником, ульем, стаей волков или обезьян. Так что

человеческое общество представляется скорее как организация, а не

как организм, поскольку первое слово ориентирует на некую стихийность

("природность"), а второе -- на сознательность процесса формирования

общества.

Я не вижу между двумя подходами противоречия. И тот и другой

правомерны, но в ограниченных пределах и с оговорками. Социальная

организация есть то в обществе, что как-то осознано и закреплено в каких-то

правилах, высшей формой которых является законодательство. Человеческое

общество сравнительно высокого уровня развития есть организованный с помощью

разума социальный организм или сложившаяся по законам органичности

организация.

Тип общества образует устойчивая совокупность признаков, сохраняющаяся

в течение всей жизни общества. Самым значительным, на мой взгляд, учением о

типе общества является учение Маркса об общественно-экономической формации.

Я не разделяю это учение с точки зрения его конкретного содержания. Но сама

методологическая идея типизации общественных организмов вполне научна.

В истории человечества никогда не было и не будет "чистых" обществ, то

есть таких, которые точно совпадают с каким-то типом общества. Реально

существовавшие, существующие и будущие общества являются, как справедливо

заметил М. Фридман, смешанными. Это означает, что в них можно заметить

элементы и свойства обществ различных типов. Это, я думаю, очевидно.

Наследственная монархия, например, является признаком общества феодального,

а ее между тем можно увидеть во многих демократических (капиталистических)

странах в XX веке. Товарно-денежные отношения характерны для общества

капиталистического, но их можно видеть и в обществе феодальном. В этой книге

я излагаю мое понимание общества западного типа, отвлекаясь от всякого рода

посторонних "примесей", то есть в "чистом виде".

ЗАПАД

Запад. Что это такое? Чтобы ответить на этот вопрос, надо прежде всего

выделить Запад как особый объект из множества прочих объектов. Это делается

дву-

мя различными способами. Первый способ -- перечисление конкретных

стран, включаемых в Запад или считаемых западными. Эти страны суть Франция,

Италия, Англия, Германия, Бельгия, Швейцария, США, Канада, Австралия и

многие другие, список которых можно найти в любом справочнике и учебном

пособии соответствующего профиля. Второй способ -- дефиниция, в которой

указываются характерные свойства стран, считаемых западными, -- демократия,

частная инициатива и собственность, рыночная экономика, плюрализм и другие

признаки.

Эти два способа, как правило, смешиваются, во всяком случае -- четко не

различаются. Причем чем дальше, тем больше. Этому есть объяснение. После

Первой мировой войны и Октябрьской революции 1917 года в России мир

раскололся на два враждебных лагеря -- на лагерь капитализма и лагерь

коммунизма (по принятому словоупотреблению). Первый стали часто называть

Западом, ассоциируя это слово с социально-политическими условиями в странах

Западной Европы, а второй -- Востоком, акцентируя внимание на

социально-политическом строе Советского Союза, то есть бывшей Российской

империи. После Второй мировой войны коммунистический лагерь угрожающе

расширился и укрепился, и борьба двух лагерей стала на много десятилетий

основой мировой истории. Слово "Запад" приобрело еще более абстрактный смысл

и расширилось по объему. Оно стало обозначением стран с определенным

социально-политическим строем, так называемых демократических стран. В число

таких стран вошли США, Канада, Австралия и другие, подобные им и

западноевропейским странам с точки зрения социального строя, экономики и

политической системы. В это множество стали включать Японию, Южную Корею,

Тайвань и другие американизированные страны. А после разгрома советского

блока и самого Советского Союза в "холодной войне" в'Запад стали включать

даже страны Восточной Европы, вставшие на путь подражания странам Запада, --

на путь западнизации. Словоупотребление стало еще более смутным и

двусмысленным.

Я считаю, что выделение Запада посредством абстрактной дефиниции,

фиксирующей какие-то стороны

или свойства этого феномена, является методологически несостоятельным и

несоответствующим фактическому положению вещей. Запад есть эмпирическое

явление. И выделен он как таковое может быть лишь путем предварительного

описания его тела в определенных пространственно-временных границах, а

именно -- путем перечисления вполне конкретных стран и народов. А какими

являются свойства этого эмпирически данного объекта, это должно выяснить

последующее исследование по правилам анализа именно эмпирических объектов.

Лишь на этой основе могут быть использованы дефиниции в качестве кратких

итогов исследования.

Сказанное касается не только Запада в целом, но и его составных

элементов, сторон, подразделений. Для западных сочинений, относящихся к

социальным объектам, характерным является стремление давать этим объектам

абстрактные дефиниции уже в исходном пункте их описания, можно сказать, что

им характерен справочно-бю-рократический стиль мышления. Это имеет

следствием запутывание банальных проблем и превращение действительно сложных

проблем в банальности. Ложное начало предопределяет последующее описание,

которое, как правило, выглядит как более или менее упорядоченный набор

привычных словесных клише.

УНИКАЛЬНОСТЬ ЗАПАДА

Следствием смешения упомянутых двух способов выделения Запада как

особого объекта внимания является то, что в Запад включаются какие-то страны

и народы только на том основании, что они в чем-то похожи на Францию,

Англию, Италию, США и другие страны, действительно образующие тело Запада,

или стремятся уподобиться им под их влиянием. Эти страны суть всего лишь

сфера господства, влияния и интересов Запада, как бы далеко они ни зашли в

своем уподоблении Западу.

Запад есть вполне определенное социобиологическое образование. Японцы,

корейцы, китайцы, поляки, чехи, русские и представители других народов могут

стать и становятся элементами тела Запада не в качестве граж-

дан своих стран, тяготеющих к западным образцам, но лишь покинув их и

внедрившись в страны Запада. Да и то это не так-то просто. Десятки миллионов

иностранцев живут в странах Запада, оставаясь здесь все равно чужеродным

явлением. Не исключено, что когда-нибудь пришельцы из незападных стран

станут подавляющим большинством в западных странах и будут тут задавать тон.

Как говорил один из моих литературных персонажей: "И вопить будет "Алла!" с

башни Эйфеля мулла". Но тогда тут будет уже не тот Запад, о котором я здесь

намерен говорить, а нечто иное. Отношение этого гипотетического Запада (если

за ним сохранится это название) к нынешнему будет подобно отношению Турецкой

империи к Византии или заполоненного варварами и бывшими рабами Рима к

Римской империи в период ее расцвета.

Запад есть явление уникальное, то есть единственное в своем роде и

неповторимое в истории человечества. Повторяю и подчеркиваю, социального

феномена, аналогичного Западу в его самых существенных чертах (о них речь

пойдет ниже), никогда не было ранее на планете, нет и не будет в будущем,

если этот Запад разрушится и сойдет со сцены истории. Почему я это утверждаю

с такой категоричностью? Во-первых, потому, что планета наша не так уж

велика, Запад уже существует, он занимает свое место на планете, в обозримом

будущем он способен это место удержать за собой и не допустить другой

"Запад" рядом с собой. Во-вторых, само стечение обстоятельств, благодаря

которым Запад сложился исторически, является уникальным и неповторимым.

Конечно, рассуждая абстрактно-математически, можно "доказать" возможность

другого точно такого же стечения бесчисленных условий где-то во Вселенной.

Но я в такие "доказательства" не верю. Они основываются на целой серии

логических ошибок, анализ которых здесь был бы неуместным. Но если даже

допустить, что где-то нечто подобное существует, это будет все равно явление

иной социобиологической природы, чем наш Реальный, земной Запад.

Когда народы стран Восточной Европы и Советского Союза вознамерились

уподобиться Западу, они полностью игнорировали то обстоятельство, что

западни-

19.

зация их стран не может стать превращением их в части Запада или в

западные страны по двум основным причинам. Первая причина -- навязывание

этим народам и странам отдельных свойств Запада (демократия, рынок,

приватизация и т. д.) не есть превращение их в части Запада, ибо Запад

вообще не сводится к этим свойствам. Запад есть огромный и многосторонний

феномен, сложившийся по бесчисленным каналам в течение многих столетий.

Вторая причина -- место и роль Запада (скажем, "мировой престол") уже

заняты, и самое большее, на что эти западнизируемые народы могут

рассчитывать, это оказаться в сфере власти, слияния и колонизации Запада,

причем на тех ролях, какие им может позволить сам единственный и

неповторимый Запад.

Как бы русские ни оплевывали коммунистический период своей истории, как

бы ни усердствовали в разрушении всего того, что было достигнуто за этот

период, как бы ни ползали на коленках и ни холуйствовали перед Западом, как

бы ни подражали всему западному и как бы ни перенимали все пороки Запада,

Россия все равно никогда не станет частью Запада. Какая судьба ожидает ее в

сфере западнизации, об этом в свое время откровенно сказал и показал Гитлер.

Сейчас, разумеется, об этом не говорят вслух, но стремятся делать по сути

дела то же самое. Нужно быть круглым идиотом, чтобы воображать, будто на

Западе стали бы млеть от восторга, если бы на мировых рынках появились

мощные конкуренты из России и стали бы вытеснять американских и

западноевропейских предпринимателей.

Об уникальности Запада писали и другие авторы6. Но они имели

в виду уникальность Запада как экономического, социально-политического,

идеологического и культурного явления. Я считаю, что говорить об

уникальности Запада в этом смысле логически ошибочно. Если бы в мире

существовала всего одна страна с такими признаками, все равно было бы

бессмысленно считать ее социальный строй и его атрибуты явлениями

уникальными. В том смысле, в каком "уникален", например, западный

капитализм, "уникален" и феодализм, и коммунизм, и вообще любой социальный

строй. Тут логически правильно говорить не об уникальности, а об

универсальности капитализма, коммунизма и т. д., поскольку законы этих

социальных феноменов одни и те же везде, где они существуют. Запад уникален

лишь как конкретное социобиологическое образование, каким бы ни был его

социальный строй.

ЗАПАДНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Выделение всякого человеческого объединения из окружающей социальной

среды предполагает то, что определенное множество людей осознает себя в

качестве членов этого объединения и отличает себя в этом качестве от других

людей (внутренняя идентификация), а какое-то множество из этих других людей

осознает себя в качестве чужих для этого объединения людей, отличает их от

себя именно как от представителей этого объединения (внешняя идентификация).

Внешняя идентификация Запада началась раньше, чем внутренняя. В России это

произошло уже в XIX веке. Внутренняя идентификация началась лишь после

Второй мировой войны, когда народы Запада оказались перед лицом угрозы со

стороны мирового коммунизма, возглавлявшегося Советским Союзом. Но она до

сих пор не стала настолько сильной, чтобы французы, англичане, немцы,

итальянцы, американцы и прочие народы западных стран осознавали себя в

первую очередь в качестве западных людей и лишь во вторую очередь гражданами

своих стран. И трудно сказать, произойдет ли это вообще когда-нибудь. Глядя

на американцев, впадающих в экстаз от одной мысли, что они суть именно

американцы, несущие человечеству американские ценности и американский

мировой порядок, или глядя на немцев, ведущих весьма угрожающую для других

стран Западной Европы борьбу за гегемонию в Европе, я никак не могу

вообразить себе французов, итальянцев, англичан, испанцев и прочих западных

людей, гордящихся мировыми претензиями и успехами американцев и немцев как

своими собственными, общезападными. Ведь и Гитлер когда-то был уверен в том,

что американцы, англичане и Французы помогут ему раздавить русских,

поскольку они суть тоже западные люди, как и немцы.

Для единства такого гигантского образования, каким является Запад,

внутренняя идентификация как постоянно действующий фактор вообще не

требуется. Она может возникать на короткое время как политический и

идеологически-пропагандистский фактор, когда западные страны совершают

какие-то совместные действия вроде карательных акций в отношении Ливии,

Ирака или Сербии. Ведь и в гигантской Римской империи далеко не все народы и

слои населения идентифицировали себя в качестве римлян. Аналогично немногие

осознавали себя в первую очередь россиянами, причем самыми рьяными из них

были обрусевшие или хорошо устроившиеся чужеземцы.

ЗАПАДНОЕ ОБЩЕСТВО

Человеческим обществом или, короче, просто обществом я здесь буду

называть объединение людей, занимающее или использующее определенную

территорию, обладающее сравнительной замкнутостью, воспроизводящееся как

целое из поколения в поколение в течение более или менее длительного

времени. Современные западные страны ("национальные государства") суть

наглядный пример человеческих обществ. Употребляя выражение "западное

общество", я буду иметь в виду именно эти страны в качестве частных случаев.

Каждое западное общество, за исключением "вырожденных" случаев вроде

Монако и Лихтенштейна, разделяется внутри на более мелкие территориальные

единицы -- штаты, департаменты, провинции, земли, кантоны. Последние

разделяются на еще более мелкие части вплоть до самых маленьких местных

общин. С другой стороны, западные общества объединяются в группы и в целом

образуют некоторое единство. Имеет место сильная тенденция к объединению их

в целостное общество. Но пока западными обществами в строгом смысле слова

остаются общеизвестные западные суверенные страны, а не их части и не их

объединения. Именно в них свойства этого социального феномена выражены

наиболее полно и четко. Поэтому исследование именно их должно стать исходным

пунктом исследования Запада.

ФЕНОМЕН ЗАПАДНИЗМА

Слово "Запад" употребляется не только как обозначение индивидуального

явления, то есть совокупности вполне конкретных стран и народов, но и как

абстрактное понятие, то есть как обозначение совокупности явлений, которые

не связаны необходимым образом с особенностями отдельных западных стран и

являются для них общими. В таких случаях употребляют также слова

"демократия", "капитализм", "плюрализм", "открытое общество" и т. п. Я

считаю, что эти слова превратились в идеологически-пропагандистские фетиши,

не столько поясняющие, сколько затемняющие суть дела. Я буду употреблять

термин "западнизм" для обозначения социального типа западных стран, то есть

того общего в западных странах, что так или иначе отражается в упомянутом

выше абстрактном употреблении слова "Запад" и в упомянутой совокупности слов

политического, идеологического и пропагандистского лексикона. Слово же

"Запад" я оставляю как обозначение совокупности конкретных стран и народов,

о которой идет речь, но сделав к этому один корректив.

Западнизм есть сложный и целостный социальный феномен, в котором можно

увидеть и капитализм, и демократию, и социализм (коммунизм), и прочие

общеизвестные явления, но который как специфическое целое не есть ни

капитализм, ни демократия, ни социализм (коммунизм), ни любое из прочих его

свойств по отдельности. С другой стороны, западнизм в целом есть лишь

свойство и часть более обширных объединений -- конкретных западных стран. Он

зародился в этих странах, достиг в них зрелости, стал неотъемлемым качеством

их натуры. Он стал в этих странах играть настолько важную роль, что они уже

не мыслятся без за-паднизма. Из этих стран западнизм распространился по

планете именно как западнизация других стран и народов.

Западнизм не есть всего лишь множество отдельных общих свойств западных

стран. Это есть особое целостное образование в теле западных стран. Это,

грубо говоря, есть общество второго уровня по отношению к тому обществу,

которое существует в этих странах ис-

покон веков. Трудность понимания этого соотношения различных социальных

феноменов состоит в том, что западнизм существует в том же

пространственно-временном объеме, что и народы конкретных стран, и с тем же

человеческим материалом. Одни и те же граждане этих стран одновременно

участвуют как в жизни своей человеческой общности вообще, так и в жизни

западнизма. Полного совпадения тут нет. Народ данной конкретной страны имеет

свою историю, которая не св<

⇐ Предыдущая 30 31 32 33 34 35 36 37 3839