ВОЕННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ 10 страница

Следует отметить, что в этом документе содержались рекомендации, с которыми нельзя не согласиться, как, например, необходимость введения в Красной Армии уставов, регламентирующих жизнь армии и определяющих права и обязанности командного состава. Действительно, отсутствие уставов приводило к бесправному положению командного состава, и никакой бывший генерал или офицер, особенно кадровый, «любящий свое дело и преданный долгу службы»²⁰⁴, на такое положение, естественно, пойти не мог. Однако рассматриваемый документ содержал и положения, которые свидетельствуют о том, что военные специалисты, стоявшие у руководства Высшим Воен-[98]ным Советом, так до конца и не разобрались в коренном отличии Красной Армии от армии старой. «Вновь создаваемая армия,— говорилось в документе,— названа Красной и Рабоче-Крестьянской», ибо ее «главное назначение — борьба с контрреволюцией». Поэтому «в создание армии и в ее основные задачи вносится в большой степени элемент узкоклассовый, партийный, и этим самым затеняется, отводится на дальний план основная и всеми приемлемая (для военных специалистов.— А. К.) идея — защиты родины от внешнего врага»²⁰⁵. Бывший кадровый офицер, далеко стоящий «как от революционных, так и от контрреволюционных стремлений», отзовется «в подавляющем своем числе» лишь на определенно выраженную идею — защиты родины, ибо эту защиту он считает не только своей обязанностью, но и правом, принадлежащим ему неотъемлемо»²⁰⁶. Отсюда, по мнению авторов, необходимо «правительственное заявление, что формируемая армия является полевой армией Российской Республики имеющей основной задачей борьбу с внешним врагом и содействие правительству в поддержании внутреннего порядка в республике во время его нарушения». В связи с этим необходимо отметить наименование армии Рабоче-Крестьянской и Красной, указав, что «защита родины от внешнего врага есть не только обязанность рабочих и крестьян, но и священное право каждого гражданина без различия партий и классов»²⁰¹. Несостоятельность этих рассуждений настолько очевидна, что не требует каких-либо доказательств. Как показали дальнейшие события, десятки тысяч бывших генералов и офицеров добросовестно служили в Рабоче-Крестьянской Красной Армии, которая на протяжении 28 лет (до 1946 г., когда она стала именоваться «Советская Армия») под этим названием служила надежной защитой Советского государства.

На цитируемом нами документе имеется резолюция Троцкого, суть которой состоит в том, что если бывшие генералы и офицеры не могут быть привлечены в строящуюся Красную Армию, то следует ускорить подготовку нового командного состава из рабочих и трудящихся крестьян. Известно, что партия и Советское правительство принимали все меры к тому, чтобы как можно скорее решить ту задачу. Однако в 1918 г., когда встал вопрос о немедленном формировании 60 дивизий, для чего требовалось не мене 55 тыс. человек командного состава, а все командные ускорение курсы к концу года смогли выпустить только 1773 красных командира²⁰⁸, было ясно, что успех формирования указанных дивизий, а следовательно, и судьба молодой Советской Республики зависели прежде всего от того, удастся ли привлечь к военному строительству командный состав (преимущественно кадровый) старой армии. Этого не мог не знать народный комиссар по военным делам и председатель Высшего Военного Совета. Не мог ему также быть неизвестен курс партии на привлечение бывших генералов и офицеров в Красную Армию, получивший подтверждение на VIII съезде [98] РКП (б): даже в том случае, если бы Красная Армия получила возможность «в течение нескольких лет планомерно формироваться и подготавливать для себя одновременно новый командный состав,— и в этом случае у нас не было бы никаких принципиальных оснований отказаться от привлечения к работе тех элементов старого командного состава, которые либо внутренне стали на точку зрения Советской власти, либо силой вещей увидели себя вынужденными добросовестно служить ей»²⁰⁹.

В связи с подготовкой во Всероглавштабе проекта декрета Совнаркома о призыве бывших офицеров на обязательную военную службу представляется небезынтересным мнение по этому вопросу начальника Мобилизационного управления Всероглавштаба бывшего Генштаба генерала П. П. Лебедева²¹⁰. «Ясное понимание того, что без соответствующего командного состава нельзя создать сильной армии,— говорится в докладной записке Лебедева,— привело правительство к определенному решению, призвать в ряды Красной Армии бывших офицеров». Но для создания армии необходимо не только заполнить штаты формируемых частей необходимым количеством командного состава, но и обеспечить, чтобы он соответствовал своему назначению; последнее немыслимо без доверия к нему и без авторитета в среде подчиненных. Между тем в настоящее время, когда делаются первые попытки призыва офицеров, в Москве²¹¹ и Петрограде имеют место аресты бывших офицеров, причем не исключено, что аресты будут производиться и в провинции. Эти меры, являющиеся «актами даже не классовой борьбы, а борьбы с профессией», необходимой для создания сильной армии в целях защиты Советского государства, неизбежно приведу к тому, что «офицеры будут стараться уйти из страны или раствориться в ней так, чтобы вполне уберечь себя и свои семьи»²¹². В результате Советское государство лишится значительной части необходимого командного состава и останется без него на долгое время, так как для подготовки командного состава из рабочих и трудящихся крестьян потребуется весьма продолжительный срок. «С расстройством же офицерского запаса государство на долгие годы лишится возможности воссоздать свою военную мощь»²¹³. Согласно данным многочисленных регистраций бывших офицеров, «число их в стране очень велико»; это свидетельствует о том, что «призыв офицеров во враждебные (Советскому.— А. К.) правительству лагери (прокламации Алексеева и др.) не имели в их среде заметного успеха. Огромная масса офицеров оставалась доныне нейтральной, а не враждебной правительству». Но проводимые аресты, не вызванные какими-либо активными контрреволюционными действиями бывших офицеров, «не могут не толкать их на открытую вражду, на переход на сторону ведущих борьбу с правительством». При этом врагами сделается «лучшая, более энергичная... часть офицеров». Среди же прочих эти аресты «только разовьют до небывалых размеров офицерскую проституцию», т. е. «показную верность ради [99] шкурных благ с затаенной готовностью проявить истинное настроение при первой возможности»²¹⁴. Нельзя также не учитывать и того, говорилось далее в документе, что сложившаяся с бывшими офицерами ситуация не может не отразиться «крайне вредно и на положении офицеров, добровольно вступивших на службу до настоящего времени». Положение их, «и без того весьма трудное», несомненно, еще более ухудшится «обостряемым крайним недоверием» к ним. Последствия от принятых против офицеров мер особенно тяжелы и вредны в настоящее время, когда начал налаживаться приток бывших офицеров в Красную Армию, «развивающийся по мере укрепления существующего строя в стране». В связи с этим «в целях государственной пользы необходима полная отмена начатых мер, роспуск задержанных офицеров (Лебедев имел в виду прежде всего больных и неспособных к военной службе.— А. К.) и запрещение подобных репрессий в будущем»²¹⁵.

В докладе военного руководителя Высшего Военного Совета М. Д. Бонч-Бруевича от 31 мая 1918 г.²¹⁶ говорилось, что «в воззваниях правительства к народу» часто упоминается о «контрреволюционных генералах и офицерах», и, таким образом, народ, естественно, «восстанавливается огульно против всех вообще бывших генералов и офицеров». В результате, опасаясь самосудов и расправы, бывшие генералы и офицеры, причем даже те, кто вполне искренне желает служить в Красной Армии, вынуждены от этого отказываться. Между тем для всех очевидно, что «без боеспособной армии — с опытным и научно подготовленным командным составом — Российская Республика существовать не может». Поэтому вполне признавая, что упоминания о контрреволюционных генералах и офицерах в воззваниях правительства имеют свои основания, тем не менее для пользы дела формирования массовой регулярной армии Бонч-Бруевич ходатайствовал о том, чтобы правительство разъяснило народу, что наряду с контрреволюционными генералами и офицерами, изменниками вроде Скоропадского и Краснова» существуют и работают «над созданием Красной Армии генералы и офицеры другого типа, вполне преданные России и русскому народу, достойные не порицания, а всесторонней признательности и похвалы». На этом документе имеется резолюция В. А. Антонова-Овсеенко: «Для управления Совнаркома. Огульное безоговорочное упоминание о контрреволюционности офицеров, безусловно, крайне вредно для дела формирования новой армии, и разъяснение правительства было бы желательно в указанном смысле»²¹⁷.

В заключение приведем точку зрения по рассматриваемому вопросу видного военного специалиста бывшего Генштаба полковника Н. В. Соллогуба, высказанную им в беседе с Н. И. Подвойским 14 августа 1918 г.²¹⁸ «Я надеюсь,— говорил он,— что нам удастся найти кадр (т. е. бывших кадровых офицеров.— А. К.) с достаточным образованием и достаточно широким взглядом на вещи». Многие бывшие кадровые офицеры станут на государст-[100]венную точку зрения и поймут, что «нам невыгодно никакое объединение ни с той, ни с другой из враждебных коалиций (Антантой или Четверным союзом.— А. К.)», так как у Советского правительства «представление о России одинаково с моим. Как этому правительству нужна армия, так и России, по моему представлению, нужна армия». Если бы я думал иначе, говорил Соллогуб, я был бы у французов, или на Мурмане, или у чехословаков. С такой, как моя, точкой зрения можно найти достаточно большое число бывших генералов и офицеров, которые понимают необходимость создания армии в России, чтобы защитить ее от «вторжения со всех сторон». Но чтобы найти такой командный состав старой армии, необходимо предоставить ему соответствующие условия службы в Красной Армии.

Кроме перечисленных выше обстоятельств, послуживших причиной нежелания бывших кадровых офицеров добровольно вступать в Красную Армию, следует указать еще на одно — так и не решенный, по сути дела, за время гражданской войны вопрос социального, и прежде всего пенсионного, обеспечения бывших генералов и офицеров²¹⁹.

Между тем, как отмечалось выше, в результате слома старой армии из нее было уволено четверть миллиона бывших офицеров в том числе тысячи бывших генералов и кадровых офицеров, без выслуженных ими пенсий. В особенно тяжелом положении оказались бывшие офицеры, потерявшие работоспособность «вледствии ранений, контузий», которых советские органы государственного призрения были еще «не в состоянии принять»²²⁰. Эти обстоятельства оказали отрицательное влияние на поступление в Красную Армию бывших генералов и офицеров как в период строительства ее на добровольных началах, так и с переходом к их мобилизации.

Отсутствие нового закона о пенсиях, неясность с пенсионным обеспечением бывших офицеров, уволенных из армии и заслуживших право на получение пенсии по закону от 25 июля 1912 г., вызвали многочисленные запросы в военное ведомство, в частности в Главный штаб (который до Октябрьской революции, а затем до мая 1918 г. ведал пенсионными вопросами), из Действующей армии и внутренних округов, а также отбывших генералов и офицеров, излагавших в частных письмах свое бедственное материальное положение и просивших ускорить решение вопроса. Так, например, Генштаба генерал Н. М. Истомин, бывший командир 46-го армейского корпуса, уволенный от службы 23 октября 1917 г., писал в Главный штаб 7 апреля 1918 г.: «Со дня отбытия моего в отпуск, т. е. с 9 августа 1917 года, я не получаю никакого содержания, ни пособия, ни пенсии. За это время существовал с семьей на некоторые сбережения от содержания по службе. Теперь эти сбережения пришли к концу, и я более не имею никаких средств к жизни. Не имею также надежды на какой-либо заработок, так как к физическому труду по возрасту и по болезни не способен, а на интеллгент-[101]ный труд нет спроса при массовом предложении. Находясь в безвыходно-критическом положении, прошу о назначении мне за 40-летнно службу пенсии»²²¹. Подобных писем можно было бы привести сотни.

О том, что пенсионный вопрос волновал все инстанции военного ведомства, подтверждает письмо от 24 июля 1918 г. в Наркомвоен Орловского окружного комиссара Н. А. Семашко²²², который просил сообщить возможно скорее, в каком положении сейчас находится дело выдачи военнослужащим пенсий, назначенных до Октябрьской революции: «Кто сейчас ведает и будет впредь ведать выдачей, в каких размерах и случаях, есть ли соответствующий отдел во Всероглавштабе. На обязанности кого лежат выдачи пособий бывшим военнослужащим, утратившим трудоспособность на войне, и их семьям, производятся ли таковые выдачи в настоящее время, какими органами в таком случае эти лица удовлетворяются, местными ли органами Народного комиссариата социального обеспечения или военными комиссариатами. Семашко просил также сообщить, выдается ли в настоящее время или может ли быть выдаваема пенсия «по закону 25 июля 1912 г.»²²³.

Но в Наркомвоен поступали и письма иного содержания. Так, в письме из Полтавы от 17 февраля 1918 г.²²⁴ сообщалось, что в военно-революционный комитет ежедневно являются массы голодных и оборванных рабочих, солдат, крестьян с семьями и требуют оказать им хотя незначительную материальную помощь, чтобы не дать им и их детям умереть с голода и холода, а между тем по полученным комитетом сведениям управлениями воинских начальников производится выдача бывшим офицерам, чиновникам и их семействам содержания, всякого рода пособий на прислугу, на квартиру и т. д., установленных старым правительством лицам, пользовавшимся тогда особыми привилегиями и преимуществами. «Сумма этих несправедливо выдаваемых народных денег достигает колоссальных размеров». Поэтому, сообщалось в письме, ВРК «предписал начальнику Полтавской местной бригады прекратить с первого февраля впредь до проведения в законодательном порядке» выдачу аттестатов на получение из казначейства содержания и разного рода пособий семьям офицеров и чиновников, всем эвакуированным офицерам и чиновникам, получавших довольствие по чинам и должностям, наконец, бывшим офицерам, «которые не состоят на службе... находятся и отпусках, уволены от службы в запас, остались без должностей за расформированием частей и другим случаям»; производить выдачу довольствия офицерам и их семьям по нормам, положенным солдатам и их семьям, только в тех случаях, когда это довольствие выдается солдатам и их семьям. Письмо заканчивалось словами: если эта мера будет признана Советом Народных Комиссаров «целесообразной и своевременной, прошу провести ее спешно в законодательном порядке»²²⁵. [102]

Первоначально предполагалось вопрос о пенсиях для бывших офицеров передать из пенсионного отдела Главного штаба в Народный комиссариат призрения, возглавляемый А. М. Коллонтай²²⁶. Однако в марте 1918 г. «учет и регулирование всех вопросов о пенсиях и пособиях» для военнослужащих Красной Армии были переданы Народному комиссариату социального обеспечения (Наркомсобес)²²⁷. Пенсионный отдел последнего просил Наркомвоен «в срочном порядке» сообщить о всех выдаваемых пенсиях, так как многие пенсии до сих пор выдаются бывшим царским ставленникам за «услуги», «ордена» и т. п., а также «сделать распоряжение о том, что о всех назначаемых пенсиях должно сообщаться в центральные и местные комиссариаты социального обеспечения»²²⁸.

Следует отметить, что еще в феврале 1918 г. Наркомсобес разъяснил всем народным комиссариатам, что «до выработки нового закона о социальном обеспечении всех трудящихся категорий он находит необходимым оставить в силе действующие до настоящего времени (т. е. существовавшие при самодержавии и Временном правительстве.— А. К.) пенсионные уставы с предоставлением права лицам, состоящим во главе ведомств, разрешать во всех случаях назначение пенсий»²²⁹. Между тем местный комиссар Московской казенной палаты и казначейства 4 июля 1918 г. прекратил выдачу пенсий из казны всем бывшим офицерам в размерах, назначенных декретом Совнаркома от 11(24) декабря 1917 г. (т. е. не более 3600 рублей в год)²³⁰. А 8 июля 1918 г. наркомсобес А. Н. Винокуров сообщил в Наркомвоен, что основанием для назначения пенсий бывшим офицерам и их семьям может считаться только нетрудоспособность и отсутствие других источников существования²³¹. Что же касается назначения пенсий за выслугу лет, так называемые «заслуги» разного рода ставленникам царского режима, равно и выдачи пенсий «всем б. офицерам, независимо от их работоспособности и наличности источников существования (заработка, дохода и имущества и т. д.)», то Народный комиссариат считал их не только не правильными и нарушающими пролетарские принципы, так как они ведут «к развитию паразитизма и тунеядства», но и вообще недопустимыми в Российской Советской Республике²³². На возражения же Всероглавштаба, что «невыдача пенсий б. офицерам отрицательно влияет на положении командного состава», Наркомсобес сослался на разработанный в Наркомвоене под руководством Н. В. Крыленко (и одобренный Наркомсобесом) проект положения о пенсионном обеспечении красноармейцев и их семей, который также был построен на «вышеуказанных началах потери трудоспособности (п.п. 1 и 2) и отсутствия источнике и существования (п. 6)»²³³.

Как видно из этого документа, Наркомсобес, которому Совнарком поручил назначение пенсий бывшему офицерскому со ставу старой армии, ориентировался лишь на бывших офицером, либо служивших в Красной Армии, либо потерявших трудоспо-[103]способность либо, наконец, не имевших каких-либо источников доходе. Однако на территории Советской России проживали десятки тысяч офицеров, которые выслужили пенсии, но в Красной Армии в период ее комплектования по добровольческому принципу по различным причинам, в том числе по возрасту, не служили, а также множество семей офицеров, для подавляющего большинства которых пенсия после смерти главы семьи являлась единственным средством существования. Поэтому указанная точка зрения Наркомсобеса вызвала справедливые возражения; руководства Высшего Военного Совета.

При обсуждении 16 июля 1918 г. вопроса о комплектовании Красной Армии командным составом за счет бывших генералов и офицеров Высший Военный Совет постановил «сохранить впредь до разработки новых положений о пенсионном обеспечении служащих (бывших офицеров.— А. К.) действующий порядок выдачи пенсий по преподанным Народным комиссариатом финансов указаниям», т. е. назначать бывшим офицерам пенсии в размере не более 3600 руб. в год, установленные Декретом Совнаркома от 11(24) декабря 1917 г.²³⁴; всем же представления, одержанным вследствие возникшего предложения об установлении нового порядка выдачи пенсий, дать немедленное движение». Подобное решение объяснялось тем, что «неясность и неопределенность этого вопроса в данное время... отрицательно влияет на пополнение командного состава армии, что задерживает формирование таковой...»²³⁵.

Однако распоряжение Наркомсобеса от 31 июля 1918 r.²³⁶всем местным комиссариатам социального обеспечения было предложено пересмотреть старые пенсии бывшим офицерам и назначать новые лишь нетрудоспособным и «не имеющим источников существования», отменить выдачу пенсий «за ордена, выслугу лет слугам царского и соглашательского режима, духовенству и т. п. лицам». Этим же распоряжением местным комиссариатам социального обеспечения предписывалось «запросить от всех ведомств, казенных палат, пенсионных сберегательно-вспомогательных, эмеритальных и т. п. касс сведения о выдаваемых: ими пенсиях» и предложить им представить пенсионные дела на рассмотрение местных комиссариатов социального обеспечения.

7 августа и 10 октября 1918 г. были изданы декреты Совнаркома о пенсионном обеспечении солдат Красной Армии и их семйств²³⁷. Однако в отношении пенсионного обеспечения бывших офицеров осталось по-прежнему много неясных вопросов, подтверждением чему служит докладная записка начальника Полевого штаба Реввоеновета Республики бывшего Генштаба генерала А. В. Костяева во Всероглавштаб от 28 ноября 1918 г.²³⁸. В этом документе было сказано, что в Полевой штаб поступают «запросы с фронтов и представления с ходатайствами об оказании лицам, пострадавшим на военной службе, единовременной материальной помощи и о назначении пенсий». Пострадавшие безуспешно обращались уже в различные инстанции, но [104] нигде не могли получить точного ответа и определенного указания, куда и каким порядком надлежит обратиться. Такое положение недопустимо, так как «беспомощность пострадавших не может не вызвать в массах нарекания на власть и нежелательные разговоры»²³⁹. Для устранения подобного положения и в целях упорядочения вопроса о выдаче единовременных пособий и о назначении пенсий Костяев предлагал созвать межведомственную комиссию «для срочного составления положения о пособиях и пенсиях военнослужащим применительно к вновь установленному строю»²⁴⁰.

31 октября 1918 г. было издано «Положение о социальное обеспечении трудящихся», в статье 2 которого было сказано «Обеспечению подлежат все без исключения лица, источниками существования которых является только собственный труд, без эксплуатации чужого»²⁴¹. Как отмечалось выше, бывшее офицерство не относилось к категории тех, кто эксплуатировав чужой труд, и, следовательно, статьи положения должны были полностью относиться и к нему. Однако на практике при разрешении этих вопросов возникало множество проблем. Это было связано, прежде всего, с тем, что в Народном комиссариате труда оказалось сосредоточено множество пенсионных дел лиц различных общественных категорий, в том числе и командного состава старой армии, который еще не получал пенсий или, утратив трудоспособность в обычных условиях жизни, не относился к категории инвалидов войны.

19 марта 1919 г. наркомсобес А. Н. Винокуров направил в Наркомвоен отношение, в котором были изложены основные положения пенсионного обеспечения бывшего командного состава старой армии: пенсии для этой категории лиц «должны быть назначаемы местными отделами социального обеспечения, причем увечные должны получать пенсию наравне с солдатами прежней армии, а не относящиеся к категории увечных, потерявшие общую трудоспособность по прежней государственной службе должны получить пенсию наравне со всеми государственными службами» (т. е. по нормам, получаемым последними) и «лишь при условии материальной необеспеченности и в зависимости о степени утраты трудоспособности, но не за чины и не за выслугу лет»²⁴².

Поскольку в этом документе содержался упрек в адрес Управления по командному составу Всероглавштаба, что оно «продолжает назначать бывшему командному составу прежней армии пенсии за чины и за выслугу лет и помимо местных отделов социального обеспечения»²⁴³, начальник этого управления С. А. Сухомлин в докладной записке начальнику Всероглавштаба от 10 апреля 1919 г. указал, что при назначении пенсий бывшим офицерам управление руководствовалось пенсионным уставом 1912 г., в котором основные условия размеров пенсии для уходящих в отставку лиц определялись «не по чинам, а в процентномотношении к содержанию, получаемому на службе в зависимости [105] от выслуги лет». При этом учитывалось, что право на пенсию «не только лиц командного состава прежней армии, но и вообще лиц, состоящих на государственной службе, является следствием не каких-либо особых преимуществ, присвоенных этим лицам, одним из видов гражданского права вообще», тем более что еще в июле 1918 г. управление по этому вопросу встало на «социальную точку зрения, обусловив выдачу назначенных пособий материальною необеспеченностью пенсионеров и потерею ими трудоспособности»²⁴⁴.

Декретом Совнаркома от 26 апреля 1919 г. были отменены все старые пенсии²⁴⁵, в связи с чем должны были быть ликвидированы пенсионные отделы народных комиссариатов, а также эмеритальные, пенсионные и прочие кассы²⁴⁶. Поэтому было принято решение раскассировать пенсионный отдел Управления по командному составу Всероглавштаба (оставив временно «ячейку» в 6—7 человек) и направить его материалы по принадлежности: в местные отделы Наркомсобеса (дела о бывших офицерах-инвалидах для назначения им пенсий наравне с солдатами старой армии и дела командного состава, получавшего пенсию «на основании прежних законоположений»²⁴⁷) и в ведение Народного комиссариата труда (дела бывших офицеров, которые либо еще не получали пенсий, либо утратили трудоспособность в «обыденных условиях жизни» и не относились к категории инвалидов войны)²⁴⁸.

Против ликвидации пенсионного отдела Управления по командному составу Всероглавштаба «сейчас же и притом без проведения установленным порядком через военно-законодательный совет» высказался в докладной записке на имя начальника Всероглавштаба начальник этого отдела Н. Н. Перетерский, который ранее занимал должность помощника начальника отдела пенсионного и по службе нижних чинов Главного штаба и являлся крупным авторитетом по вопросам пенсионного обеспечения военнослужащих. Свое мнение Перетерский обосновывал тем, что нет «категорических указаний о разграничении сферы деятельности по специальному обеспечению между народными комиссариатами социального обеспечения и труда и каким порядком и на каких основаниях предполагается ликвидировать дела пенсиях в отдельных комиссариатах». Кроме того, вопросы о внеслужебном обеспечении военнослужащих и в будущем не тли быть окончательно изъяты из ведения военного комиссариата, ибо военная служба «и по своему характеру, и по ее условиям представляет столько существенных особенностей, что надлежащее разрешение всех могущих возникнуть принципиальных вопросов в указанной области может быть гарантировано только при условии сосредоточения их, хотя бы в некоторой основной части, в военном комиссариате, для чего в составе его (в командном управлении) должен быть оставлен соответствующий орган»²⁴⁹. [106]

Ликвидация пенсионного отдела Управления по командному составу Всероглавштаба и передача пенсионных дел бывших офицеров в два гражданских комиссариата (Наркомсобес и Наркомтруд) привели, как это и предвидел Н. Н. Перетерский в своей докладной записке, к ухудшению пенсионного обеспечении командного состава старой армии.

Начиная с весны 1919 г. Советская власть усилила внимание к правовому регулированию материального обеспечения красноармейцев и их семейств. Так, 28 апреля 1919 г. Совнарком утвердил положение о социальном обеспечении инвалидов-красноармейцев и их семейств²⁵⁰; вопросы материального обеспечения семейств красноармейцев получили дальнейшее развитие в декретах Совнаркома от 27 мая и 11 сентября 1919 г.²⁵¹

Что же касается тысяч бывших генералов и офицеров, которые служили в Красной Армии, в том числе и на строевых должностях в Действующей армии, то их правовое положение по-прежнему узаконено не было. Это можно объяснить тем, что в то трудное для Советского государства время вопросы социального обеспечения решались, прежде всего, в интересах рядового состава Красной Армии — рабочих и трудящихся крестьян. Причина подобного положения, по мнению некоторых авторов, состояла в том, что военные специалисты «еще должны были честным и добросовестным несением службы доказать свое право на соответствующие льготы»²⁵².

К октябрю 1919 г. социальный состав командиров Красной Армии, особенно в младшем и среднем звеньях, претерпел значительные изменения: появилось значительное число окончивших краткосрочные командные курсы («красные офицеры»), а также не имевших никакого военного образования, но выдвинутых на командные должности за боевые заслуги. Что же касается военных специалистов, прослуживших в Красной Армии более полутора лет, то подавляющее большинство из них своим честным отношением к исполнению служебных обязанностей заслужили уважение сослуживцев и подчиненных. Одним из таких военных специалистов был бывший Генштаба полковник Владимир Николаевич Зарубаев (1880—1972). Зарубаев родился в семье известного генерала, закончил привилегированный Александровский лицей, сдал офицерский экзамен при Николаевском кавалерийском училище и в 1903 г. был произведен в корнеты с назначением лейб-гвардии в Уланский его величества полк. Участвовал в русско-японской войне, за боевые заслуги был награжден) четырьмя орденами; в 1911 г. закончил Николаевскую военную академию. Последняя занимаемая им должность в старой армии — помощник начальника отдела управления генерал-квартйрмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта; с 26 октября 1917 г. до демобилизации он был начальником штаба Свеаборгской крепости. Добровольно вступив в Красную Армию в марте 1918 г., Зарубаев занимал должность помощника заведующего и заведующего учебной частью Тамбов-[107]ских пехотных курсов, а летом 1919 г., после захвата белыми Борисоглебска, принял должность начальника штаба Тамбовского укрепленного района. Когда Тамбов подвергся нападению казачьих частей Мамонтова, Зарубаев пытался убедить членов Совета использовать все средства для обороны, «погибнуть на последней из баррикад в городе, но не отходить»²⁵³. Однако это мнение поддержано не было, и город оставлен без боя. Казаки получили приказ захватить Зарубаева и повесить, его квартира была разгромлена. Виновники сдачи Тамбова были привлечены к суду, и в одном из пунктов обвинения говорилось, что они не поддержали «героического предложения начштаба Зарубаева»²⁵⁴. С января по сентябрь 1920 г. Зарубаев был начальником штаба, а затем командующим 7-й армией; в 1921 г. занимал должность помощника командующего войсками Петроградского военного-округа, после чего служил в военно-учебных заведениях и штабах. Таких военных специалистов, как Зарубаев, в Красной Армии было много.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒