ВОЕННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ 5 страница

Однако, несмотря на указанные выше приказы, командный состав в Действующей армии, представлявший основную массу бывшего офицерства, оказался в тяжелом положении, так как значительное количество офицеров не были избраны на ранее занимаемые ими должности. Так, из 45-й пехотной дивизии, расположенной в районе крепости Петра Великого (Северный фронт), сообщали, что «невыбранные офицеры или дезертируют... или же уходят по болезни... офицерский состав тает с каждым днем»{99}.

Сложное положение создалось и с офицерами Генштаба. Многие из них, занимавшие в Действующей армии как штатные должности Генерального штаба, так и командные должности (преимущественно командиров полков), оказались на эти должности не избранными. Кроме того, в связи с продолжавшейся демобилизацией армии происходило расформирование различных штабов и управлений, в которых освобождались от должностей лица Генштаба. Согласно существовавшему положению офицеры Генштаба, отставленные от занимаемых должностей, направлялись в резервы чинов при штабах Петроградского, Московского, Киевского, Одесского, Двинского и Кавказского военных округов. Однако в связи с упразднением этих резервов состоявшие в них лица Генштаба, как специалисты с высшим военным образованием, не подлежавшие принудительному увольнению в отставку, должны были быть командированы в распоряжение начальников штабов армий фронтов (Северного, Западного или Кавказского); имевшие же право и желавшие быть уволенными в отставку «могли быть уволены от службы»{100}.

Назначенные в распоряжение штабов армий фронтов лица Генштаба должны были незамедлительно назначаться на соответствующие должности Генштаба. Однако вследствие направления этих лиц из упраздненных резервов чинов при штабах военных округов в распоряжение штабов армий фронтов в последних образовался значительный резерв лиц Генштаба. Число их по мере продолжения демобилизации все увеличивалось, так как рассчитывать получить какие-либо новые назначения вследствие сокращения числа должностей Генерального штаба могло лишь незначительное число генштабистов.

Положение командного состава старой армии к началу 1918 г. видно из донесения исполняющего должность начальника штаба 39-го армейского корпуса Генштаба С. Н. Колегова генерал-квартирмейстеру Особой армии: «На фронте остается все меньше бывших офицеров, и в частности бывших офицеров Генштаба, всё стремится в тыл и устраивает свою судьбу и материальное положение. До конца оставшиеся на фронте бывшие [45] офицеры возвратятся в тыл, когда уже устроить свою личную судьбу будет трудно, так как подходящие места будут уже заняты предусмотрительно ушедшими с фронта раньше». В связи с этим Колегов просил запросить теперь же гражданские учреждении внутренних органов и прислать соответствующее количество вакансий в штаб армии для разверстки их по войскам. «Особенно желательно,— продолжал Колегов,— устройство судьбы кадровых офицеров, которых осталось (в Действующей армии.— А. К.) немного и которые имеют только специальную военную подготовку». Для переподготовки «к новым видам труда» им необходимо предоставить «право бесплатного обучения и льготного приема в высшие учебные заведения или создание для них специальных курсов» и даже выяснить вопрос «о возможности перехода кадровых офицеров на службу в одну из иностранных армий»{101}. К этому же времени относится и телеграмма начальника штаба верховного главнокомандующего М. Д. Бонч-Бруевича: после расформирования к 20 февраля 1918 г. большей части Ставки «несколько сот военнослужащих, честно и с полным напряжением сил работавших в Ставке, останутся без работы и без средств существования». В связи с этим он ходатайствовал выдать «каждому уходящему из Ставки... двухмесячный оклад содержания по новым, сильно уменьшенным против прежнего нормам», что позволит «существовать до приискания работы и выехать из Могилева», тем более что многие чины Ставки «достигли столь значительного возраста, что переход на совершенно новый род занятий для них является делом крайне затруднительным, между тем они лишены той пенсии, на которую надеялись до последних дней своей службы»{102}. На этой телеграмме имеется резолюция начальника Генерального штаба Н. М. Потапова: «Товарищ народного комиссара Склянский определенно заявил, что военнослужащим (бывшим офицерам.— А. К.) никаких пособий при увольнении от должностей (за штат и в отставку) выдаваться не будет, так как для них имеется выход — поступать в Красную Армию»{103}. Однако вопрос состоял именно в том, что командный состав Действующей армии, не избранный на ранее занимаемые им должности или оказавшийся вне штата, вследствие расформирования строевых частей (соединений), штабов и т. д. оказался в безвыходном положении. Поступить в какие-либо учреждения и заведения военного ведомства (даже не в соответствии с их прежней должностью) они не могли, так как эти места уже были заняты командным составом, который ранее оказался «не у дел». Служить же в отрядах Красной гвардии, а затем в формируемых руководителями Наркомвоена отрядах Красной Армии («красных батальонах», создававшихся для оказания сопротивления регулярным войскам империалистов) с выборными командирами, комитетами и т. д. бывшие офицеры, тем более кадровые, не могли, да их туда никто и не приглашал: так, по мнению Н. В. Крыленко, «в произведенной нами работе по формированию армии военные специа-[46]листы оказались излишними. Излишними они оказались и для другой работы»{104}.

Положение офицерства усугублялось тем, что в органах, руководивших выборами командного состава в армии, было много лиц с левацкими взглядами. Кроме того, сам процесс демократизации и проведения выборного начала в Действующей армии проводился чрезвычайно быстро, ибо всякая задержка приводила «к резкому обострению отношений между солдатами и офицерами, к усилению развала дисциплины, к самосудам (над командным составом.— А. К.) и дезорганизации»{105}. Это вело к тому, что процесс демократизации нередко проходил в «нежелательных» и «самочинных формах». Так, в частности, приказ № 4 по Западному фронту, подписанный бывшим подполковником В. В. Каменщиковым, «ставя фактически весь командный состав вне закона, ни с правовой, ни с юридической стороны не выдерживает... элементарной критики»{106}; в отношении наказа, принятого делегатами 3-й армии на съезде Западного фронта, отмечалось, что проведение его в жизнь «грозит поголовным бегством всех оставшихся бывших офицеров, врачей, инженеров и других специалистов»{107}.

Поэтому, в частности, процесс демократизации старой армии, порядок и форма его проведения, особенно выборное начало, вызвали резкую критику командного состава всех степеней, ибо он считал, что демократизация, наносившая «решительный и сокрушительный удар по всему строю жизни старой армии»{108}, в условиях продолжавшейся войны со странами Четверного союза приведет лишь к краху армии, а вместе с ним и к гибели России. Так думала не только та часть генералов и офицеров, которая выступила против Советской власти, но и те, кто впоследствии в числе первых добровольно поступил на службу в Красную Армию. В качестве примера можно привести телеграмму командующего 7-й армии генерала Я. К. Циховича, который в ответ на телеграмму Н. В. Крыленко № 8577 от 1(14) декабря 1917 г. с требованием руководствоваться положением о демократизации, разосланным ВРК при Ставке, писал, что «армия уже демократизирована до такой степени, что на мировой чаше весов она исчезла и никто с ней не считается». Проводя переустройство армии «на образец невиданный и неслыханный ни в одной из армий», при котором не может быть не затронута «масса правовых вопросов», руководство Наркомвоена пока «совершенно технически» их не разработало. Уничтожение резерва при штабах военных округов «заставляет массу офицеров, покинувших строй не по своей воле, а вследствие полной разрухи армии (неизбрания на соответствующие должности.— А. К.), пойти на улицу просить подаяния». Снятие погон — единственного знака, по которому «можно хоть приблизительно отличить полки многомиллионной армии, превращает ее в серое скопище человеческих тел». В заключение говорилось: считаю эти реформы «гибельными для тех остатков, которые называются армией»{109}. [47]

Эта телеграмма была направлена начальнику штаба верховного главнокомандующего М. Д. Бонч-Бруевичу, который спустя дне недели писал, что декреты Совнаркома от 16(29) декабря 1917 г. «ошеломили меня. Я не понимал, что все это делалось только для того, чтобы вырвать армию из рук реакционного генералитета и офицерства и помешать ей, как это было в пятом году, снова превратиться в орудие подавления революции»{110}. А то, что такая опасность существовала, подтвердили последующие события: там, где контрреволюционному генералитету и офицерству удалось не допустить демократизации, и в частности выборности командного состава, воинские части и соединения становились опорой контрреволюции. Так было с 1-м польским корпусом легионеров под командованием генерала Р. И. Довбор-Мусницкого, чешско-словацким корпусом во главе с генералом И. Н. Шокоровым и др. Поддержка эсеро-меньшевистскими комитетами помощника главнокомандующего армиями Румынского фронта генерала Д. Г. Щербачева позволила ему, подавив силой оружия солдатские выступления, не только сохранить свою класть в армии, но и способствовать формированию с помощью Антанты отрядов для усиления Добровольческой армии на Северном Кавказе (например, формированию в Яссах 3-тысячного отряда Генштаба полковника М. Г. Дроздовского). Поэтому логика подавления классового сопротивления, в первую очередь командных «верхов» армии, логика слома старого буржуазного аппарата, в том числе и военного, заставляла делать «неразумное» с точки зрения старого офицерства, но вполне разумное и необходимое с позиций Советской власти{111}.

Как отмечалось выше, слом старой армии поставил русское офицерство в трудное положение. Десятки тысяч бывших офицеров, от генерала до прапорщика, снятых с должностей и не избранных на них солдатами (к тому же поставленных во всех отношениях в равное с ними положение), а также имевших возраст свыше 39 лет, вынуждены были уходить в отставку, или, как тогда говорили, «обращаться в первобытное состояние» (т. е. л то состояние, в котором офицер находился до поступления на военную службу). Кадровые офицеры, как правило, уезжали в места дислокации частей (штабов, учреждений и заведений), в которых они служили и имели казенные квартиры в мирное время и где находились их семьи.

Часть генералов и кадровых офицеров, служивших на высших военных и административных должностях и в привилегированных полках гвардии (особенно в кавалерии), эмигрировали за границу, но в первое время после Октябрьской революции эта часть офицерства по отношению к общей его численности составляла ничтожный процент (в дальнейшем, по мере расширения масштабов гражданской войны, процент эмигрантов значительно возрос).

Что же касается офицеров военного времени, то одни уезжали туда, где работали до призыва в армию и где находились их [48] семьи, а другие, пришедшие в армию со школьной скамьи и окончившие ускоренный курс обучения в военных училищах или школах прапорщиков (не имевшие ни гражданской специальности, пи, как правило, семьи), либо уезжали в места, где жили их родители, и поступали на любую работу в гражданские учреждения, либо вступали в отряды Красной гвардии (меньшая часть), либо, наконец, пополняли ряды белых, буржуазно-националистических и других армий.

Одним из самых сложных и болезненных вопросов в судьбах бывшего кадрового офицерства было пенсионное обеспечение (лишение при увольнении бывших генералов и офицеров выслуженных ими пенсий, эмеритальная часть которой, как отмечалось выше, представляла собой сбережения, вычитавшиеся из денежного содержания офицера). Важно отметить, что в декретах Совнаркома от 16(29) декабря 1917 г. не содержалось указаний на увольнение командного состава старой армии без пенсий. Но эти декреты и не отменяли положения о лишении пенсий командного состава, содержавшиеся в приказах Н. В. Крыленко, которые получили в силу этого как бы юридическое основание.

Отметим, что для подавляющего большинства офицеров русской армии, не имевших ни гражданской специальности, ни каких-либо источников дохода, кроме жалованья, пенсия была единственным средством существования. По мнению крупного военного специалиста А. А. Свечина, в период слома старой армии и ее офицерского корпуса была «допущена большая ошибка», в результате которой многие тысячи бывших офицеров пополнили армии Алексеева, Деникина, Врангеля и др.,— демобилизация «бывших генералов и офицеров без всякого обеспечения». Разумнее было бы создание, как в апреле 1919 г., «резервов чинов при комиссариатах»{112}.

А пока вопросы социального обеспечения уволенных из армии без пенсии генералов и офицеров оставались нерешенными, офицерство рассеивалось по всей территории бывшей Российской империи. Наибольшее число офицеров (до 70 тыс.) оказалось в Петрограде и Москве, губернских городах (Киеве, Одессе, Хабаровске, Ташкенте), где были расположены штабы военных округов, а также в местах дислокации в мирное время штабов корпусов, дивизий и т. д. Вопросами трудоустройства этих многих десятков тысяч офицеров никто не занимался, и они готовы были поступить, если позволял возраст, а главное — состояние здоровья, буквально на любую, в том числе и связанную с физическим трудом, работу.

Не бегство «подавляющего большинства» бывших генералов и офицеров на Юг и Восток страны, чтобы начать вооруженную борьбу с Советской властью, и не «репрессии ЧК» по отношению к бывшим офицерам, якобы вынудившие последних покидать Центральную Россию для образования антибольшевистских фронтов, как это писали белоэмигрантские авторы, и в частности [49] бывший Генштаба генерал П. И. Залесский{113}, а прежде всего дислокация русской армии в мирное время и изменения ее, происшедшие в годы первой мировой войны, стали первопричиной того, как сложилась судьба того или иного генерала или офицера. В самом деле, начиная с февраля 1918 г., когда Украина и западная часть России оказались оккупированы кайзеровскими и австро-венгерскими войсками, и с лета того же года, когда вследствие мятежа Чехословацкого корпуса возникли в Сибири власть Комуча, а на Юге — деникинщина и т. д., многие бывшие генералы и офицеры, проживавшие на этой территории, оказались в деникинской и позднее колчаковской армиях, в буржуазно-националистических формированиях на Украине, в Прибалтике и т. д. Только часть из них при этом делала сознательный классовый выбор, большинство же поступало на службу, испытывая материальные затруднения или по принуждению. Так, в приказе коменданта города Ельца генерала И. И. Мельникова в августе 1919 г. было сказано: «Приказываю всем офицерам русской армии и добровольцам, не поступившим еще в войска, с необходимым снаряжением явиться не позднее семи часов вечера сего 20-го августа (в здание Русско-Азиатского банка) в мое распоряжение. Неисполнение сего приказа влечет за собой строжайшую ответственность»{114}.

Была еще одна группа генералов и офицеров, которая добровольно поступила в Красную Армию, но затем осталась на территории, захваченной противником. Так было, в частности, с управлением Приволжского военного округа, которое во главе с военным руководителем, бывшим генералом В. В. Нотбеком, осталось в Самаре после ее захвата 8 июня 1918 г. белочехами (кроме начальника штаба округа, бывшего полковника Н. В. Пневского, возвратившегося в Советскую Россию). Аналогичное положение имело место и на Украине, когда почти вся ее территория осенью 1919 г. была захвачена деникинскими войсками. Тысячи военных специалистов, служивших в Красной Армии на строевых должностях, а также в Наркомвоене УССР, пропали без вести, «растворились» среди гражданского населения, оказались в деникинской, петлюровской, «галицийской» и других армиях, эмигрировали и т. д. О численности этих военных специалистов может свидетельствовать, в частности, и такой факт: из 70 бывших офицеров Генерального штаба, значившихся в «Дополнительном списке Генерального штаба», по сведениям бывшего Наркомвоена УССР, к 1 сентября 1919 г. лишь пятеро (Н. Н. Десино, Д. П. Кадомский, К. А. Мартынов, И. Н. Поярков и М. В. Фастыковский) вернулись в Советскую Россию и продолжали службу в Красной Армии.

Из всего сказанного можно сделать вывод, что к Октябрю 1917 г. офицерский корпус русской армии (и даже ее генералитет) не представлял собой какой-то единой, монолитной массы, прочно стоявшей на контрреволюционных позициях. Поскольку российское офицерство являлось частью общества, правда с при-[50]сущими командному составу специфическими особенностями, в нем отражались все те социальные, политические, духовные и иные процессы, которые происходили в России после свержения самодержавия и в период перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую. Существенное значение имело также и то обстоятельство, что за указанный период коренным образом изменился социальный состав офицерства: в результате тяжелых потерь кадрового строевого состава и производства в офицеры военного времени — прапорщики сотен тысяч человек, подавляющее большинство которых происходили из демократических слоев русского общества, офицерский корпус претерпел серьезные изменения, что, в свою очередь, вызвало «полевение» его политических взглядов. Это проявилось прежде всего в том, что из 250 тыс. офицеров менее 3% сразу же с оружием в руках выступили против Октябрьской революции.

Слом старой армии и упразднение ее офицерского корпуса нанесли тяжелый удар по всем категориям офицерства. Оказавшаяся фактически не у дел почти четвертьмиллионная его масса рассеялась по всей территории бывшей Российской империи. Поэтому при рассмотрении судеб российского офицерства после Октябрьской революции не следует огульно зачислять его в лагерь контрреволюции, не учитывая всей совокупности объективных (в частности, местожительства после увольнения из армии) и субъективных (политические взгляды, прежнее занимаемое положение, происхождение, имущественное и семейное положение, возраст, состояние здоровья) факторов, которые часто играли решающую роль в том, по какую сторону баррикад оказался тот или иной генерал или офицер.

* * *

{1} Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров // Воен.-ист. журн. 1965. № 4. С. 10; Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX—XX столетий. М., 1973. С. 203; Он же. Офицерский корпус русской армии перед первой мировой войной // Вопр. истории. 1981. № 4. С. 22; Протасов Л. Г. Солдаты гарнизонов Центральной России в борьбе за власть Советов. Воронеж, 1978. С. 27—30; Корелин А. П. Дворянство в пореформенной России, 1861—1904 гг. М., 1979. С. 86; Буравченков А. А. Офицерский корпус русской армии накануне Октябрьской революции // Интеллигенция и революция, XX век. М., 1985. С. 145—150; и др.

{2} Военно-статистический ежегодник русской армии на 1912 год. СПб., 1914. С. 32—33.

{3} Л. М. Спирин в своей статье указанную в ежегоднике категорию «потомственных дворян» показал как просто «дворян».

{4} Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия... С. 203.

{5} Корелин А. П. Указ. соч. С. 86.

{6} За основу взят «Список по старшинству в чинах генералам, штаб- и обер-офицерам, служащим и прежде служившим в Генеральном штабе» (см: Список Генерального штаба. Пг., 1914. С. 755—770), так как в корпусе офицеров Генерального штаба были представлены генералы и офицеры всех чинов (от полного генерала до капитана включительно), возрастов, имущественного и социального положения (происхождения) [51] и т. д. Данные о социальном положении (происхождении) взяты из послужных списков. См.: ЦГВИА. Ф. 409.

{7} Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия... С. 211.

{8} Корелин А. П. Указ. соч. С. 87.

{9} Зайончковский П. А. Офицерский корпус русской армии. С. 26.

{10} Зайончковский П. А. Самодержавие и русская армия... С. 207.

{11} Шатагин Н. И. Организация и строительство Советской Армии в 1918—1920 гг. М., 1954. С. 47; Ерыкалов Е. Ф. Роль Красной гвардии Петрограда в разгроме первых очагов внутренней контрреволюции на окраинах страны (ноябрь 1917 г. — февраль 1918 г.) // Из истории борьбы советского народа против иностранной военной интервенции и внутренней контрреволюции в 1918 г.: Сб. статей. М., 1956. С. 31; Кузьмин Н. Ф. В. И. Ленин и создание командных и политических кадров Советских Вооруженных Сил (1918—1920 гг.) // Вопр. истории. 1958. № 4. С. 23; Данилевский А. Ф. В. И. Ленин и вопросы военного строительства на VIII съезде РКП(б). М., 1964. С. 24; Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1977. С. 270; и др.

{12} ЦГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2883. Л. 0017.

{13} Там же. Л. 00132.

{14} Там же.

{15} За время войны пехотные полки потеряли по нескольку комплектов рядового и офицерского состава: лишь в немногих полках потери убитыми и ранеными составляли 300%, обычно они достигали 400—500% и более. Что касается потерь офицеров-артиллеристов, то они составляли в полевой артиллерии 15—40%, а в тяжелой артиллерии еще меньше; потери офицеров в кавалерии были неравномерными: в одних частях высокие (однако по сравнению с потерями пехоты ничтожные), в других — незначительные (как в тяжелой артиллерии).

{16} Так, с началом мобилизации 18 июля 1914 г. из пехотных дивизий 1-й очереди были развернуты дивизии 2-й очереди (с 53-й по 84-ю); весной 1915 г. из ополчения были развернуты пехотные дивизии 3-й очереди (с 100-й по 127-ю) и, наконец, к февралю 1917 г. были сформированы пехотные дивизии 4-й очереди (128-138-я, 151-я, 153-157-я, 159-194-я) за счет изъятия из пехотных полков четвертых батальонов, в результате чего в армейских корпусах стало 3 дивизии по 12 батальонов каждая (вместо 2 дивизий по 16 батальонов).

{17} Чин прапорщика как первый (младший) офицерский чин в пехоте и кавалерии был введен Петром I в 1712 г. (в артиллерии — в 1811 г.). В 1884 г. чин прапорщика был сохранен лишь для офицеров запаса и оставлен только для военного времени.

{18} Пехотные: Горийская, Душетская, 1—3-я Иркутские, 1—2-я Казанские, 1—5-я Киевские, 1—6-я Московские, 1—2-я Одесские, 1—2-я Омские, 1—2-я Ораниенбаумские, Оренбургская, 1—4-я Петергофские, 1—3-я Саратовские, Ташкентская, Телавская, 1—4-я Тифлисские, Чистопольская; Екатеринодарская казачья и Петроградская инженерная.

{19} В мае 1916 г. были открыты временные школы для подготовки одного выпуска прапорщиков при четырех Петроградских, трех Московских, Киевском, Одесском и Тифлисском кадетских корпусах.

{20} Приказ по военному ведомству № 496 от 7 августа 1917 г.

{21} ЦГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 2186. Л. 15 об.

{22} Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров. С. 11. Примерно такой же цифры (215 тыс. человек) придерживается и Л. Г. Протасов (Указ. соч. С. 27) со ссылкой на ЦГВИА (Ф. 366. Оп. 2. Д. 214. Л. 79).

{23} В эту группу входили кадровые офицеры, которые со своими полками выступили на фронт, а также офицеры, переведенные во время войны в строевые части из различных учреждений военного-ведомства.

{24} Чернавин В. В. К вопросу об офицерском составе старой русской армии к концу ее существования // Военный сб. Белград, 1924. № 5. [52] Взяв за основу данные об офицерском составе семи полков (по одному из каждой дивизии 6-й армии Румынского фронта), Чернавин пришел к выводу, что из 725 офицеров этих полков лишь 27 были кадровыми (не считая командиров полков), т. е. неполные 4% от общего количества, остальные являлись офицерами военного времени.

{25} Для производства в следующий чин прапорщиков и подпоручиков требовалось восемь месяцев.

{26} В частности, сразу же после Февральской революции стал «разрабатываться» в спешном порядке вопрос об отмене национальных, вероисповедных и политических ограничений при производстве нижних чинов в офицеры. См.: Журнал заседания Временного правительства от 4 марта 1917 года // ЦГВИА. Ф. 366. Оп. 1. Д. 253.

{27} Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров. С. 11.

{28} Головин Н. Н. Военные усилия России в мировой войне. Париж, 1939. Т. 2. С. 212.

{29} ЦГВИА. Ф. 7690. Оп. 2. Д. 35. Ч. 1. Л. 5.

{30} Петров Ю П. Военные комиссары в годы гражданской войны (1918—1920 гг.). М., 1956. С. 6.

{31} Спирин Л. М. В. И. Ленин и создание советских командных кадров. С. 11.

{32} Там же.

{33} Буравченков А. А. Указ. соч. С. 147.

{34} Зиновьев Г. Е. Армия и народ: Советская власть и офицерство. Пг., 1920. С. 12.

{35} Россия в мировой войне 1914—1918 гг.: В цифрах. М., 1925. С. 31. Эти потери распределялись следующим образом: генералов — 208, штаб-офицеров — 3368, обер-офицеров — 67 722 (в том числе 37 392 прапорщика).

{36} К 1 января 1917 г. после излечения в строй вернулись 16 126 офицеров (ЦГВИА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 179. Л. 11), следовательно, можно полагать, что к осени в строй вернулись до 20 тыс. офицеров.

{37} Даты, относящиеся к истории дореволюционной России, приводятся по старому календарному стилю; в период от Февральской революции и до 31 января 1918 г. включительно по двум стилям; с 1(14) февраля 1918 г. — по новому стилю.

{38} Городецкий Е. И. Рождение Советского государства. М. 1965. С. 355.

{39} В плане издания «Истории гражданской войны» (М., 1932. С. 31) так был озаглавлен целый раздел.

{40} Хасанов И. З. Борьба партии за привлечение военных специалистов (1918—1920 гг.) // Вести. ЛГУ. 1971. № 2. История. Яз. Лит. Вып. 1. С. 34, 35.

{41} Кораблев Ю. И. В. И. Ленин и защита завоеваний Великого Октября. 2-е изд. М., 1979. С. 137.

{42} Шатагин Н. И. Указ. соч. С. 49.

{43} Миллер В. И. Из истории Приказа № 1 Петроградского Совета // Воен.-ист. журн. 1986. № 5. С. 109-113.

{44} Там же. № 11. С. 111.

{45} Революционное движение в русской армии (27 февраля — 24 октября 1917). М. 1968. С. 26, 27.

{46} ЦГВИА. Ф. 336. Оп. 1. Д. 583. Л. 16, 131. Ознакомившись с этим документом, из Ставки сообщали военному министру: «Проект направлен к разрушению армии» (Там же).

{47} Там же. Ф. 2286. Оп. 1. Д. 284. Л. 5; Ф. 366. Оп. 1. Д. 3. Л. 98—100, 101—102.

{48} Герасимов М. Н. Пробуждение. М., 1965. С. 250. Воспоминания Герасимова, впоследствии генерала Советской Армии, о службе в Действующей армии в 1915—1917 гг. представляют значительный интерес.

{49} Там же. С. 251.

{50} Народ и армия. Пг., 1918. Вып. 1. С. 67.

{51} Война и революция. 1925. Кн. 7/8. С. 324.

{52} Деникин А. И. Очерки русской смуты. Париж, 1921. Т. 1. вып. 2. С. 181.

{53} Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 32. С. 256.

{54} Свод штатов военно-сухопутного ведомства. СПб., 1910. Кн. 3. С. 4. 33—35, 507—508.

{55} Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. М., 1977. С. 284. Сам П. Н. Краснов пишет, что 30 октября под [53] его началом было девять сотен по 70 казаков в сотне. См.: Краснов П. Н. На внутреннем фронте. Л., 1925. С. 91.

{56} После отступления от Пулково в Гатчине были арестованы (вместе с П. Н. Красновым) 100 офицеров, затем их отпустили.

{57} Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. С. 697.

{58} Лутовинов И. С. Ликвидация мятежа Керенского — Краснова. М., 1965. С. 53.

{59} Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. С. 697.

{60} В том числе 71 человек был убит (среди них вставший во главе мятежа полковник Н. Н. Куропаткин); в здании городской думы были вывешены списки убитых и арестованных.

{61} Вооруженное выступление юнкеров в Москве // Воен.-ист. вести. Париж, 1973. № 41. С. 15.

{62} Там же.

{63} Свод штатов военно-сухопутного ведомства. Кн. 3. С. 77, 81, 85, 89—91, 95, 97, 337, 338, 469, 473.

{64} Кириенко Ю. К. Крах калединщины. М., 1976. С. 58.

{65} Декреты Советской власти. М., 1957. Т. 1. С, 7-8.

{66} Учрежденный в память «1-го Кубанского похода» знак с номером получили 3519 человек (в том числе 1-й степени — 3459, 2-й степени — 60) и без номера — 170. Этот знак был положен только тем участникам похода, которые 9 февраля вышли из станицы Ольгинской и вернулись на Дон 25 апреля 1918 г. в станицу Мечетинскую (исключение было сделано только для вышедших из Ольгинской, но убитых и раненных в походе).

{67} Герасимов М. Н. Указ. соч. С. 62.

{68} Там же. С. 64—65.

{69} Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне в России. М., 1968. С. 109.

{70} Так, в Иркутске в юнкерском мятеже участвовало до 200 офицеров.

{71} В связи с этим мы не можем согласиться с точкой зрения Н. И. Шатагина (Указ. соч. С. 49), который считает, что выжидательную позицию заняли лишь «некоторые из старых генералов и офицеров». Такая позиция, причем для большинства, а не для некоторых офицеров, была, на наш взгляд, более характерна для периода слома старой армии и добровольческого периода формирования Красной Армии, до начала мобилизации в нее бывших генералов и офицеров.

{72} Городецкий Е. Н. Указ. соч.; Кляцкин С. М. На защиту Октября. М., 1965; Голуб П. А. Партия, армия и революция. М., 1967; Минц И. И. История Великого Октября. М., 1979. Т. 3; Нораблев Ю. И. Указ. соч.; и др.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒