Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





М. К. Дитерихс 9 страница



       тому назад Царь, Царица, Наследник, все Княжны и слуги Царской

       Семьи, всего 12 человек, убиты. Подробности убийства в этот раз мой

       муж не передавал. Вечером муж мой отправил команду на вокзал, а на

       другой день мы с ним уехали домой, так как начальство уволило его в

       отпуск на два дня, для раздачи денег семьям красногвардейцев.

       Уже дома Павел Медведев рассказал мне несколько подробнее о том, как

       было совершено убийство Царя и Его Семьи. По словам Павла, ночью,

       часа в два, ему ведено было разбудить Государя, Государыню, всех

       Царских детей, приближенных и слуг; Павел послал для этого

       Константина Степановича Добрынина. Все разбуженные встали, умылись,

       оделись и были сведены в нижний этаж, где их поместили в одну

       комнату; здесь вычитали им бумагу, в которой было сказано, что

       “революция погибает, должны погибнуть и вы”. После этого в них

       начали стрелять и всех до одного убили; стрелял и мой муж; он

       говорил, что из Сысертских принимал участие в расстреле только он

       один, остальные же были не “наши”, то есть не нашего завода, а

       русские или не русские, этого мне объяснено не было. Стрелявших было

       тоже 12 человек; стреляли не из револьверов, так по крайней мере

       объяснял мне муж. Убитых увезли далеко в лес и бросили в ямы

       какие-то, но в какой местности, ничего этого муж мне не объяснил, а

       я не спросила”.

       Так просто говорила Медведева. Из тона, которым она рассказывала,

       было совершенно ясно, что она передает только то, что ей счел нужным

       рассказать муж; чего он ей не говорил, она не знает и ни о чем сама

       его не спрашивала. Так же просто предъявила она и вещи, оставленные

       ей мужем, когда он через два дня уехал в город и с тех пор о нем

       никаких сведений не было. Она знала многих из Сысертских рабочих,

       участвовавших вместе с мужем в охране “дома особого назначения”, и

       всех, кого вспомнила, так же спокойно назвала. И делала, и

       рассказывала все так откровенно и охотно не потому, что боялась за

       свою участь и выдачей других хотела облегчить свое собственное

       положение; этого совершенно не чувствовалось. Говорила так — просто

       потому, что знала; совершенно так же она себя держала и

       впоследствии, когда ее допрашивали следственные власти. Не потеряла

       она этого свойства и тогда, когда 7 месяцев спустя, после занятия

       Перми, был задержан и допрашиваем ее муж; она и тогда, ему в глаза,

       подтвердила, что он сам ей сказал, что тоже стрелял, а чего не

       говорил, того она и не знает, и никогда сама не спрашивает мужа “о

       служебных делах”.

       Рассказ Летемина, подтверждая общий характер совершившегося

       злодеяния, дает некоторые детали, которые могли иметь место и в

       действительности, но могли создаться и в разговорах о событии

       охранников между собой. Со слов Андрея Стрекотина, смотревшего, по

       словам Летемина, в окно, он, Стрекотин:

       “В ту ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего

       этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12 часов

       ночи до 4 часов утра) сверху привели вниз Царя, Царицу, всех Царских

       детей, доктора, двоих служителей и женщину, и всех их доставили в ту

       комнату, которая сообщается с кладовой; дверь, ведущая из этой

       комнаты в кладовую, всегда оставалась запечатанной, и охране строго

       было приказано не открывать этой двери, так как в ней хранились

       вещи, принадлежавшие домовладельцу Ипатьеву. В каком порядке

       следовали Царь, Его Семья, доктор и слуги, как доставлен был вниз

       Наследник — ничего этого я не знаю и никого об этом не спрашивал.

       Стрекотин мне только объяснил, что на его глазах комендант Юровский

      вычитал бумагу и сказал: “жизнь Ваша покончена”; Царь не расслышал и

       переспросил Юровского, а Царица и одна из Дочерей перекрестились. В

       это время Юровский выстрелил в Царя и убил Его на месте, а затем

       стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев...”

       “Выслушав рассказ, я сказал: столько народу перестреляли, так ведь

       крови на полу должно быть много. На это мое замечание кто-то из

       товарищей (кто именно, не помню) объяснил, что к ним в команду

       присылали за людьми и вся кровь была смыта, трупы вынесли на

       грузовой автомобиль и следы засыпали песком... Не доверяя всему

       этому, я спросил шофера грузовика Люханова, который мне подтвердил,

          что трупы он вывозил в лес и там было застряли в трясине... В какую

       сторону были увезены убитые и куда девали их трупы — ничего этого

       Люханов не объяснил, а я сам не спросил...”

       По поводу найденных у него Царских вещей Летемин показал:

       “В течение 18, 19, 20 и 21 чисел июля, как из помещений, занимаемых

       Царской Семьей, так и из кладовых и амбаров, увозили на автомобилях

       Царские вещи. Увозом вещей распоряжались два молодых человека,

       помощники Юровского; вещи увозили на вокзал, так как уже советское

       начальство решило покинуть Екатеринбург ввиду приближения

       чехословаков. Часть вещей, представлявших небольшую ценность, просто

       валялась в разных местах без всякого призора на дворе, на полу в

       комнатах и в амбаре. Из вещей, найденных у меня, часть мною

       подобрана, как брошенная, а часть мне разрешил взять комиссар

       Жилинский, приехавший в дом Ипатьева 23 июля (в этот день дом был

       возвращен владельцу), белье мне выдал из кладовой один из помощников

       коменданта-Собачку, принадлежавшую Царской Семье, по кличке “Джек”,

       я взял к себе, потому что она уже ранее привыкла ко мне и я просто

       пожалел ее, что она пропадет с голода”.

       Летемин — это не простой охранник-рабочий; это бывший каторжник,

       каторжник гнусный: в 1911 году приговором Екатеринбургского

       Окружного Суда был присужден к лишению всех особенных прав и

       преимуществ с отдачей на 4 года в исправительные арестантские

       отделения за покушение на растление. От военной службы освобожден по

       болезни. Живет, после отбытия наказания, на родине, на Сысертском

       заводе.

       В мае приезжает на завод комиссар Мрачковский, для найма людей “на

       охрану бывшего Царя”. Летемин узнает, что за эту службу будут

       платить 400 рублей в месяц жалованья. Он идет к Мрачковскому и

       предлагает ему свои услуги. “Мрачковский тут же справился о моем

       поведении и зачислил меня на службу с 20 мая 1918 года, вместе с 30

       другими рабочими завода”.

       Летемин — характерный тип сотрудников, которые нужны были советским

       главарям и которыми они пользовались не только для совершения

       изуверского преступления над бывшим Царем и Его Семьей, но и во всей

       остальной их деятельности по водворению в России якобы народной

       власти. Летемин — яркий представитель именно советской народной

       власти. Собаку пожалеть он может, потому что по существу, по натуре

       он сам зверь. И комиссар Мрачковский, выбиравший добровольцев, а не

       бравший всех желавших, тут же, наведя справку об его поведении,

       которая, конечно, не дала о Летемине положительных моральных

       качеств, немедленно признал его таким, какие нужны были советской

       власти.

        Летемина не интересует, ни как вели людей на убийство, ни как и кто

       совершал самое убийство, ни куда увезли убитых... Его интересует

       кровь, много, верно, было крови. Человеческие понятия, человеческие

       чувства в нем не находят себе места. Не потому, что он туп, туп до

       предела тупости — собрав у себя дома массу вещественных улик и

       приведя туда еще и собаку, но потому, что случайно в нем сохранилось

       только физическое подобие человека, тогда как в юности это был уже

       только кровожадный зверь.

       Если бы Летемин был немного лучше, вероятно, Мрачковский не взял бы

       его в охранную команду, ибо, высшим начальникам ее, Исааку

       Голощекину и Янкелю Юровскому, способным, по характеристике

       Саковича, совершить какую угодно гнусность, нужны были именно

       Летемины — звери-охранники, а не охранники безопасности заключенной

       Царской Семьи. Семья охранялась не от попыток похищения

       белогвардейскими бандами, а дабы не избежать участи, предначертанной

       Ей еще при перевозке из Тобольска в Екатеринбург, о чем поведал

       уголовному розыску тот же доктор Сакович.

            

       Летемин, со слов Стрекотина и Люханова, указывает, что трупы были

       вывезены из Ипатьевского дома на автомобиле, и Старков рассказывал

       матери, что видел из дома Попова, как в эту ночь вышли из ворот два

       больших автомобиля и пошли куда-то по Вознесенскому проспекту. Таким

       образом, военно-уголовный розыск уже от двух лиц из состава охранной

       команды имел сведения об использовании для вывоза тел автомобиля или

       автомобилей.

       Охранная команда занимала в доме Попова верхний этаж, а в нижнем

       продолжали жить частные жильцы. Усадьба Попова — угловая, и по

       Вознесенскому проспекту дежурил всегда ночной сторож Петр Цецегов.

       Как этот сторож, так и один из жителей нижнего этажа дома Попова

       подтвердили уголовному розыску, что действительно в эту ночь из дома

       Ипатьева проходил грузовой автомобиль, причем упомянутый житель,

       Виктор Буйвид, рассказал, что в эту ночь он не спал и, выйдя во двор

       после 2 часов, услышал из дома Ипатьева глухие, рваные залпы, их

       было около 15, а затем отдельных 3 или 4 выстрела; стреляли, по его

       мнению, не из винтовок и как бы в подвале. Вот после этих выстрелов,

       минут 20 спустя, отворились ворота загородки Ипатьевского дома и

       тихо, мало шумя, ушел на улицу автомобиль, свернув на Вознесенский

       проспект. Кроме того, он показал, что дня за два до этого из дома

         Ипатьева был выведен мальчик-поваренок; поселили его наверху у

       красноармейцев, и он часто плакал.

       Бывший начальник советского гаража в Екатеринбурге, военный чиновник

       Петр Алексеевич Леонов, не ушел с красной армией, а продолжал

       служить у нас. Он был разыскан уголовным розыском, допрошен и

       рассказал, что 17 июля комиссаром снабжения фронта Горбуновым было

       вообще потребовано 5 грузовых автомобилей, причем с одним, большим,

       произошла такая история: автомобиль этот, по указанию Горбунова, был

       подан к Американской гостинице, где квартировала чрезвычайная

       следственная комиссия. Там шофера этого грузовика сняли и заменили

       его своим, из чрезвычайки, а шоферу советского гаража приказали идти

       домой. Где побывал этот грузовик в ночь с 16 на 17 — неизвестно, но

       19 июля, около б часов утра, грузовик был возвращен обратно тем

       шофером, что заменил возле Американской гостиницы советского шофера.

       Грузовик этот был в крови и грязи, но заметно было, что его мыли;

       пол платформы грузовика был в трех местах пробит.

       Эти данные, конечно, не устанавливали еще окончательно факта, но

       давали определенную, естественную мысль уголовному сыску, при

       нормальных условиях работы лиц, призванных к нему, искать

       сопоставления всех полученных сведений, в отношении использования в

       эту ночь советскими деятелями автомобилей. Смена шофера, следы крови

       на автомобиле, поломка его — все это указания на то, что какой-то

       автомобиль был использован для совершенно особых и секретных целей,

       каковыми могли быть тайный вывоз из дома Ипатьева тел убитых Членов

       Царской Семьи.

       Две женщины от профессионального строительного союза, Мария

       Стародумова и Васса Дрогина, 15 июля мыли полы и окна в доме

       Ипатьева. Они рассказывали уголовному розыску, что видели в этот

       день в столовой комнате всю Царскую Семью. Наследник Цесаревич был

       болен, сидел в кресле-каталке и не ходил; с Ними же в столовой был и

       комендант Янкель Юровский, который запретил женщинам разговаривать с

       кем-либо из Царской Семьи. Люди внутренней охраны были какие-то

       нерусские и жили в комнатах нижнего этажа, сообщавшегося с верхним

       этажом, где жила Семья, внутренней лестницей. Денег за работу в этот

       день не заплатили, а когда они пришли за платой в субботу, 21 июля,

       то видели, как начальник охраны, Павел Медведев, приехал откуда-то

       на тройке пьяный. Все красноармейцы очень торопились, собирали вещи

       и отправлялись на Пермь. Медведев хотел идти в дом к Янкелю

       Юровскому за деньгами, но красноармейцы ему заявили, что дом

       закупорен и там никого нет. “А они?” — спросил Медведев. “Они все

       уехали в Пермь”, — ответили охранники. Женщинам Медведев сказал, что

       деньги получат, когда вернутся обратно.

       Наконец уголовный розыск задержал бывших сторожей совдепа Петра

       Лылова и Назара Новоселова и служившую там же при буфете Федосью

       Балмышеву. Эти предъявили набранные ими при уходе из помещения

       совдепа вещи, из числа принадлежавших Гендриковой, Шнейдер, Татищеву

       и Долгорукову, и рассказали, что взять вещи им разрешили “сам

       Белобородов, товарищ его еврей Сафаров, два брата Толмачевых и

       секретарь прапорщик Мутных”, которые сами выбрали из сундуков и

       ящиков все самое ценное, а в опорожненные чемоданы напихали

       драгоценности, принадлежавшие названным придворным, и деньги из

       своей кассы, и все это тоже увезли.

       Таковы были данные, добытые уголовным розыском в порядке дознания,

       обысков и выемок. Но, кроме того, уголовному розыску было известно о

       находках крестьян деревни Коптяков в лесу, у шахты и в кострищах,

       обгорелых вещей, принадлежавших Царской Семье, и о находках,

       сделанных офицерами при посещении ими с Наметкиным района “Ганиной

       ямы”; к этому добавилось еще показание жены бывшего казначея

       исполнительного комитета Екатеринбургского городского совета С. Р.

       Д., Евдокии Тимофеевны Лобановой, в котором она рассказала:

       Числа 18 июля, вечером, она хотела проехать из города к себе на дачу

       в деревню Коптяки. Едва миновав железнодорожную будку у переезда на

       горнозаводской линии при выезде в Коптяковский лес, она была

       остановлена двумя красноармейцами, заявившими ей, что дальше ехать

       нельзя; хотя у ее кучера был советский пропуск, но ее все же не

       пропустили. Тут же она заметила стоявший большой грузовой

       автомобиль. Она вернулась к будке, где и осталась ожидать.

       Ночью со стороны города проехал в лес легковой автомобиль с 6-7

       мужчинами, из коих один походил на еврея. Автомобиль, видимо,

       доезжал тоже только до красноармейской заставы, где его пассажиры

       слезли и ушли куда-то пешком, а автомобиль с двумя людьми вернулся к

       будке. Очень поздно ночью с той стороны, где была красноармейская

       застава, проехало 5-6 телег в направлении на город, и за ними шел

       грузовик, а вслед затем вернулись к легковому автомобилю его

       пассажиры, но без того, который был похож на еврея. Уезжая, они

       сказали, что теперь путь на деревню Коптяки свободен.

       Казалось, что все эти перечисленные материалы, которые были добыты

       военно-уголовным розыском в первые две недели его работы, давали

       достаточно ясное и определенное указание на то, каких путей

       надлежало придерживаться розыску в дальнейшей работе его, дабы

       всемерно помочь следствию раскрыть истину. Возможно, что уголовный

       розыск и продолжал бы идти по уже наметившейся естественно дороге,

       если бы, с одной стороны, он не страдал указанными в начале общими

       свойствами военно-уголовных розысков, и во-вторых, если бы не имела

       места неудача, постигшая офицеров в районе “Ганиной ямы”. Если эта

       последняя, в отношении офицеров, сказалась, главным образом, в

       упадке духа, то для уголовного розыска она открыла широкое поле

       развитию сыска во всех допустимых и совершенно недопустимых

       предположениях и просто фантазиях.

       Оставляя в стороне случайности благоприятного характера, которые

       всегда могут иметь место при стремлении раскрыть любое преступление,

       нормальный путь выяснения истины розыском или следствием требует

       прежде всего установления дознанием фактов и логических из них

       выводов. Это создает почву для первоначальных, допустимых фактами,

       предположений о возможности наличия тех или других обстоятельств и

       условий, из которых складывалось данное преступление, или вообще

       событие.

       Если бы военно-уголовный розыск следовал этому нормальному пути

       розыскной работы, то из добытых им в краткий двухнедельный срок

       сведений он мог бы прийти к следующим выводам, как исходным этапам

       для своей дальнейшей работы:

       Деревенько, Чемадуров, Летемин, Стародумова и Дрогина дали точный

       перечень лиц, содержавшихся в доме Ипатьева, а последние две, кроме

       того, указали, что 15 июля все Члены Царской Семьи, доктор Боткин,

       девушка Демидова и два служителя были налицо в доме. 17 июля, рано

       утром, Летемин уже не находит в доме Ипатьева никого из

       перечисленных выше лиц. Следовательно, первым логическим этапом для

       дальнейшего розыска должно было бы послужить, во-первых,

       установление фактов, приводимых Стародумовой, Дрогиной и Летеминым,

       и, во-вторых, выяснение того, что делалось в Ипатьевском доме в

       промежуток времени между днем 15 и ранним утром 17 июля.

       Далее Медведева, Летемин и Якубцов говорят, что в ночь с 16 на 17

       июля все Члены Августейшей Семьи и состоявшие при них придворные и

       слуги были расстреляны, а Буйвид, один из окрестных жителей дома

       Ипатьева, свидетельствует, что слышал глухие залпы и отдельные

       выстрелы, происходившие как бы из подвального этажа этого дома. Это

       может составить второй этап дальнейшей сыскной работы, но

       установление фактов требовало серьезного, настойчивого подтверждения

       их путем опроса других окрестных жителей, которых было немало, ибо с

       трех сторон Ипатьевский дом окружен частно-владельческими усадьбами.

       Затем Летемин, Цецегов и Буйвид указывают на грузовой автомобиль,

       вышедший этой ночью со двора дома Ипатьева; Старкова, со слов сына,

       говорит, что было два автомобиля, а Леонов рассказывает историю о

       долгом и таинственном отсутствии одного из грузовых автомобилей,

       потребованного к чрезвычайке, и возвращении его только утром 19 июля

       окровавленным и поломанным. Вот третья данная для дальнейшей

       разработки: автомобиль пошел на Вознесенский проспект, его могли

       если не видеть, то слышать другие жители этой улицы и улиц

       дальнейшего пути следования грузовика. Уголовный розыск мог получить

       не только установление факта выхода этой ночью грузовика из дома

       Ипатьева, но и путь его следования.

       Медведева, Летемин, Люханов говорят, что тела убитых увезли на

       грузовике куда-то в лес; крестьяне деревни Коптяков отмечают, что

       проезд по дороге в город мимо “Ганиной ямы” и урочища “Четырех

       братьев” был закрыт большевиками рано утром 17 июля, Позже эти же

       крестьяне находят в кострищах в районе “Ганиной ямы” пожженные вещи,

       принадлежавшие лицам, можно даже сказать, телам Царской Семьи.

       Лобанова видит поздно ночью 19 июля грузовик, идущий из

       Коптяковского леса в город, после чего путь на Коптяки был объявлен

       свободным. Вот, наконец, четвертый, достаточно реальный этап для

       дальнейшего розыскного дела, вытекавший из первоначально собранных

       материалов по деятельности Исаака Голощекина и Янкеля Юровского в

       связи с исчезновением из дома Ипатьева всей Царской Семьи и

       состоявших при Ней придворных и слуг.

       Но уголовный розыск со второй половины августа, то есть когда

       офицеры не нашли в шахте тел Царской Семьи, стал на совершенно

       обратный и исключительный путь работы. В разные периоды своей

       последующей деятельности за основание работы он брал какую-нибудь из

       циркулировавших и создававшихся версий и затем искал разными

       агентурными путями фактов, которые могли бы служить подтверждением

       данной версии. Он отказался от фактов, уже намечавшихся материалами

       и жизненными событиями, и стал подыскивать материалы для предвзятых,

       заранее оформленных идей.

       Таким путем, конечно, можно наткнуться на истину, но только

       случайно; это путь слишком шаткий, не специальный, не технический и

       не научный. Чаще всего на таком пути работающий попадает в сети,

        расставляемые противной стороной для маскировки своего преступления.

       Эта участь и постигла военно-уголовный розыск: он пошел по дороге,

       подсказанной самой советской властью — убит только бывший Царь, а

       вся Его Семья жива.

       Между тем уже с первых шагов розыска стало известно, что в деле

       охраны Царской Семьи, условиях Ее содержания и, наконец, в

       таинственном исчезновении Их всех из дома Ипатьева — главная роль

       принадлежала Исааку Голощекину и Янкелю Юровскому, что одно уже

       должно было бы служить предупреждением уголовному розыску в

       сомнительности такого заявления советской власти, тем более что в

       самих официальных объявлениях центральной власти в Москве и

       Уральского облсовета в Екатеринбурге имелись странные

       несоответствия: Москва упоминает об отправлении в надежное место

       только “Жены и Сына”, а Екатеринбург заявляет в объявлении, что в

       интересах обеспечения общественного спокойствия эвакуирована “Семья

       Романова”, содержавшаяся вместе с Ним.

       Кроме того, когда главарями какого-либо преступного деяния являются

       российские, по натуре и профессии, уголовники, вроде Медведева,

       Летемина, Лылова и т. п., или российские лицедеи, как Саковичи, то

       раскрыть их работу, их поступки, их роль, установить даже их цели и

       причины, руководившие ими в совершенных преступлениях, не составляет

       особо сложного труда, и зачастую они сами помогают интересующимся

       добраться скорее до истины. Один не удержится и все поведает своей

       глупой, ограниченной и слишком простой подруге жизни и подкрепит еще

       оставлением на памяти ни к чему не нужных вещественных

       доказательств; другой — похвастается перед своим приятелем; третий,

       участвуя косвенно в преступлении своего “начальства”, не скрывает

       награбленного у убитых имущества, убежденный, что все, что от

       “начальства”, то можно; четвертый — убьет, зарежет, задушит

       человека, это ему безразлично, все равно, что вшу раздавить, и

       уводит собаку своей жертвы к себе же в дом, думая... да вернее

       ничего не думая, ибо думать он вообще не способен; пятый — он в

       одной компании с главарями, он среди них при обсуждении плана

       преступления, он не принимает мер к предупреждению преступления, но

          потом рассказывает о нем, в пределах допустимого для себя, лицедейно

       полагая, что он может убедить других в своей непричастности, по

       специальности, к творившемуся злодеянию.

       Но когда главарями являются изуверы вроде указанных выше, или когда

       хотя бы один из них был причастен к преступлению против христианской

       веры, то истина не дается так легко людям. Здесь будет пущено в ход

       и золото, и нож, и искусство, и провокация, и честь нации, и

       фальшивый патриотизм. Все можно, все допустимо, все оправдывается

       миром... если надо скрыть истинное лицо и цели Янкеля Юровского,

       Исаака Голощекина, Янкеля Свердлова, Сафарова и Войкова,

       Кронштейна-Троцкого, Нахамкес-Стеклова, Розенфельд-Каменева,

       Апфельбаум-Зиновьева, Гиммер-Суханова, Цедербаум-Мартова,

       Крохмаль-Загорского, Гольдман-Горева, Сабельсон-Радека,

       Гельвант-Парвуса, Гольденберг-Мешковского; Лурье-Ларина,

       Бебензон-Харитонова, Блейхман-Солнцева, Щупак-Владимирова,

       Тобельсон-Краснощекова и многих прочих вершителей советской власти.

       И тогда уже они, “собравшись со старейшинами и сделавши совещание,

       довольно денег дали воинам и сказали: скажите, что ученики Его,

       пришедши ночью, украли Его, когда мы спали...”

       В деле убийства бывшего Государя Императора и всей Его Семьи надо

       было ожидать такой же лжи.

       Ухватившись за идею, подсказанную самими главарями советской власти

       и преступления, уголовный розыск настолько ею увлекся, что довольно

       скоро и легко отказался от живых следов, предоставлявшихся ему

       материалами первых дней розыска. Его работа направилась

       исключительно на бесплодную разработку различных появлявшихся

       вариантов основной большевистской идеи и только запутывала и очень

       серьезно осложняла следственное производство Екатеринбургского

       прокурорского надзора. С другой стороны, указанная в общих

       положениях обособленность военно-уголовного розыска дала возможность

       через представителей военного начальства проникнуть в общество и

       даже в высшие правительственные сферы массе разнообразных слухов,

       версий и предположений, опиравшихся якобы на какие-то официальные

       розыскные данные, которые поддерживали определенно сомненья в самих

       фактах убийства в Екатеринбурге Царской Семьи и в Перми Великого

       Князя Михаила Александровича, а порой давали пищу для умышленного

       продолжения дискредитирования бывшей) Государя Императора,

       Государыни Императрицы и Их Детей в германофильских тенденциях.

       Оставление уголовным розыском без разработки следов преступления,

       устанавливавшихся первоначальными фактическими данными, повело за

       собой, ко времени принятия следственного производства Соколовым,

       исчезновение от времени почти всех вещественных следов преступников

       и особенно их деятельности в районе “Ганиной ямы”. С другой стороны,

       слишком сильное увлечение уголовного розыска различными версиями и

       слухами страшно увеличило работу следователя Соколова, так как, для

       полноты и точности основного следственного производства, ему

       приходилось считаться и разбираться со всем розыскным материалом по

       этим версиям и слухам, дабы покончить с ними, доводя их или до

       стены, или до первоисточника появления слуха или версии, или до

       установления полной абсурдности положения, принимавшегося уголовным

       розыском за основание своей разработки. В большинстве случаев это

       вызывало совершенно непроизводительную трату времени.

       Став на новый путь работы, военно-уголовный розыск прежде всего



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.